Волонтёры и «Мемориал»

Есть на свете два способа прожить свою жизнь.

Первый – так, будто никаких чудес не бывает.

Второй – так, будто всё является чудом.

Альберт Энштейн

О том, какой путь прошли волонтёры Пермского «Мемориала», ведут разговор бывший и нынешний его председатели Александр Калих и Роберт Латыпов. Беседу записал журналист Михаил Черепанов.

М.Ч.: Александр Михайлович, пожалуйста, несколько слов об истории волонтёрского движения в Пермском «Мемориале».

А.К.: Началось оно у нас в 1995 году с организации первого в Прикамье волонтёрского лагеря на базе бывшей колонии для политзаключенных «Пермь-36», то есть уже 17 лет назад. Через год достигнет совершеннолетия. Конечно, семнадцать лет назад мы имели очень слабое представление о безвозмездном добровольном труде на благо ближнего. Оно не простиралось, пожалуй, далее «Тимура и его команды». Тем не менее, в «Мемориале» волонтёрство возникло не случайно. Его востребовала сама жизнь, потребности нашей большой организации, основу которой составляли и составляют репрессированные. Эти пожилые люди страдают не только от недостатка материальной, физической помощи, но, в первую очередь, от одиночества.

Я хочу сказать, что волонтёрское движение в «Мемориале» рождалось не столько из потребностей молодёжи, сколько из потребностей нашей общественной организации. В первую очередь, нам нужны были молодые помощники. Но было и другое. «Мемориал» с каждым годом «старел». Мы мучительно думали, как приобщить к делам организации молодых людей. Нет, никто не собирался агитировать, затягивать к себе. Только силы затратили бы напрасно: в то время молодёжь игнорировала любые попытки «привлечь к участию».

Тот международный волонтёрский лагерь, который мы организовали в 1995 году, стал для нас первым и вполне удавшимся опытом. «Мемориал» разворачивал работы по созданию музея истории политических репрессий на территории бывшей политзоны «Пермь-36». В то лето на строительстве музея рядом с пермскими студентами работали и «задавали тон» бывалые волонтеры из США, Германии, Франции, Англии и Австралии. И мы все, в том числе и организаторы лагеря, получили наглядный урок, каким, оказывается, вдохновенным и производительным может быть безвозмездный добровольный труд, если в основание его положена большая благородная цель. Люди приехали ради идеи, а не деньги зарабатывать. А идея была – сохранение исторической памяти в виде реального объекта «Пермь-36», памяти, к которой многие из волонтёров прикоснулись впервые. И этот лагерь навсегда стал для нас своеобразным мощным аккумулятором романтики, одухотворенности и преданности начатому делу.

М.Ч.: Я думаю, что в основу нашего волонтёрского движения были положены идеи, цели и задачи, сформулированные в Уставе «Мемориала». Здесь ядро всего остального. Сохранение памяти о жертвах репрессий, борьба с тоталитаризмом, развитие демократии. Потом уже было строительство памятника, мемориального музея и создание волонтёрской социальной службы.

А.К.: Да, да. В волонтёрских лагерях и экспедициях приняли участие тысячи ребят. Причем, если вначале это были только пермские и зарубежные волонтёры, то в конце 1990-х годов лагеря стали всероссийскими. И всё больше ребят приезжало из разных-разных городов страны.

Когда говорят, что молодёжь не хочет идти в волонтёры, что нет стимулов, то мне кажется, что вот эти организаторы, эти жалобщики просто зачастую не понимают, насколько отзывчива молодежь на настоящее дело. Нужна сильная мотивация: поучаствовать в создании совершенно уникального музея, узнать, что здесь было, встретиться с теми, кто «сидел» в этой политзоне, – живыми свидетелями ушедшей эпохи, расспросить их о многом. Это очень сильный мотив.

Часто лидеры НКО (некоммерческих организаций) осознают себя формальными работодателями: «я приглашаю ребят выполнить такие-то работы». При этом мало кто думает, а что у молодого человека на душе, привлекает ли его эта работа, привлекает ли его сама организация, её идеи. А потом эти организаторы недоумевают, почему к ним ребята не идут, или придут и тут же исчезают.

Такое вот формально взрослое, суконное понимание молодёжи, как будто она винтик какой-то: подкрутил – и вставил на место. Это просто или наивно, или глупо. И я хотел бы обратиться ко всем организаторам волонтёрского движения: не заставляйте 15 – 17-летних ребят выполнять, пусть и полезную с точки зрения общества, но скучную с точки зрения подростка работу, которую ему трудно признать в качестве своей потребности. В противном случае придется говорить, что да, волонтёрство не развивается, молодёжь не идёт. Ну, так виноваты, в первую очередь, мы сами: нет идей, привлекательных идей, которые бы молодого человека притягивали.

Идея имеет вполне материальную силу. В ней должен быть заложен притягательный заряд для молодого парня или девушки, который, возможно, сначала даже и не осознается ими. Они испытывают какие-то простые потребности: в общении, в том, чтобы испытать и утвердить себя, увидеть что-то новое, новых людей, новые места и т.д. В общем, идея – это пятьдесят процентов успеха. В конце концов, хорошая идея делает и организацию известной, привлекательной для молодежи и, извините, для спонсоров.

М.Ч.: Мне кажется, что абстрактная, умозрительная идея вряд ли может оказать сильное влияние на молодого человека. Но когда он приобщился к практическому воплощению этой идеи в жизнь, да ещё не один, а вместе с другими людьми, тогда появляется какая-то аура, находясь в которой, он начинает ценить и эту идею, и свою работу, и себя, и новых друзей.

А.К.: И деньги, странное дело, в нашей, якобы капиталистической стране, отходят на задний план. Вот, не главное уже для него эти деньги, не главное! И этот волонтёрский период, этот момент своей жизни он проживает сполна. Там мало тех, кто «сачкует», мало, кто живёт в полдуши. Вот эту ауру, о которой ты говоришь, всякий не тупой душевно человек очень чувствует в лагере. Как ребята расстаются после смены? Это и рыдания, и обещания встречи... А как они там влюбляются, как они там дружат! И они не фальшивят, зачем им фальшивить?

Кстати, нежелание расставаться пермских ребят, сдружившихся в первом, 1995 года, лагере, привело их к созданию волонтёрской социальной службы. Они продлили своё «волонтёрское лето» в Перми, ухаживая за одинокими немощными стариками из многотысячного отряда репрессированных. Эта служба работает и по сей день. Между прочим, работа эта даже более трудная, чем в лагере. Да ещё и продлена на долгие-долгие месяцы.

Но и здесь ребята очень скоро почувствовали, что их труд не сводится к простым будничным заботам о старом человеке – сделать уборку, помыть окна, сходить за продуктами... Они поняли, что делают нечто большее, – они преодолевают одиночество больного, измученного, неоднократно обманутого и обворованного, униженного и оскорбленного человека. А кто-то из ребят преодолевает и собственное одиночество. Потому что молодёжь сегодня тоже часто обделена общением. Прикоснувшись к чужой судьбе, ребята переживают её, как свою. И рушится стена, которая вечно разделяет поколения старых и молодых. И восстанавливается связь времен. Оживает, становится объёмной история. Молодые люди ощущают и осмысливают себя как часть этой истории, живым связующим звеном между прошлым и будущим. И, между прочим, ответственными за это будущее. Можно сказать, что наши волонтёры проходят своеобразный курс социализации, а порой и реабилитации.

Р.Л.: Мне кажется, что желание творить добро, помогать ближнему своему, присуще большей части людей. Но часто человек не знает, куда придти, к кому обратиться, чтобы реализовать это желание, эту свою замечательную человеческую способность и потребность. А иногда он опасается, что его обманут, что его безвозмездным добровольным трудом просто воспользуются морально нечистоплотные люди. А кто-то просто стесняется придти в волонтерскую организацию, сделать «шаг к добру», и ему очень важно, чтобы к нему пришли и его позвали.

А.К.: Добрые желания есть у всех. И зачастую человек, как гоголевский Манилов, строит воздушные замки, мосты и всю жизнь живет в таких мечтаниях. Для русского человека всегда проблема – перейти от бесплотных желаний к практическому действию. Поэтому Роберт совершенно правильно говорит, что надо позвать. Надо человека стронуть. Вот этот лежачий камень сдвинуть с места, чтобы потекла чистая вода. А это очень непросто. В наше циничное время говорить о каких-то чистых чувствах, о желании добра даже как-то стесняешься. Не случайно, когда приезжают западные ребята, они кажутся нам такими наивными, какими-то даже инфантильными.

М.Ч.: И открытыми.

А.К.: Да, и открытыми. Потому что они жили нормальной жизнью, где добро есть добро, зло есть зло. У нас же часто все это перемолото-перепутано. Мы предложили молодым людям альтернативу: оставьте политику и всё, что с ней связано, давайте жить не по политическим лозунгам, и не «по понятиям», а просто по совести. Поживи хотя бы вот две недели «волонтёрства» простой чистой жизнью, без политики, без расчета, без интриги, без злого умысла. Просто сделай доброе дело.

Результат, как правило, просто поразительный. Всё пережитое в лагере, в экспедиции остается с молодым человеком, остается каким-то ориентиром на всю жизнь. Он может быть всяким: сложным, противоречивым, делать ошибки, но подлецом не станет. Он никогда не пойдет по преступному пути, никогда не станет стукачом, не предаст добрых людей. Вот что такое две недели, проведённые в этом лагере.

М.Ч.: О философии «мемориальского» волонтёрства мы сказали достаточно. Пора поговорить о конкретных волонтёрских программах?

Р.Л.: Я пришел в «Мемориал» и в волонтёрское движение в 1999 году. За год до этого был создан Центр поддержки демократических молодёжных инициатив (Молодёжный «Мемориал»). Он и создавался с целью реализации молодёжной программы «Мемориала». К тому времени назрела необходимость сделать организацию волонтёрской работы профессиональной, выходящей на качественно новый уровень. Уже был накоплен опыт, уже были накоплены примеры, уже были связи...

М.Ч.: А потом была дискуссия: что будет дальше с «Мемориалом»? Старики уходят, и что, всё это начатое дело умрет вместе с ними? А как передать этот опыт, эту историю, эту память молодому поколению?

Р.Л.: Идеи иногда приходят совершенно неожиданно. Однажды мы с Александром Михайловичем ехали в машине, возвращались из Кучино. Я рассказывал о последнем походе, в который мы ходили с друзьями. И тогда он сказал: а почему бы туристские походы не связать с нашей молодёжной программой?

А.К.: То есть сделать эти походы волонтёрскими. Чтобы в них принимали участие и волонтёры, а не только группы друзей.

Р.Л.: А потом эта идея была «додумана»: надо туризм совместить с поисковыми исследованиями. Так возникло новое направление: волонтёрские поисковые экспедиции. Потом ещё одно направление – волонтёрские лагеря, которые мы проводим уже не только в музее «Пермь-36», но и в малых городах и поселках Пермской области.

Возникли разные варианты деятельности. Если ты, например, очень городской человек, и для тебя уход от цивилизации сложен, тогда ты можешь поработать в нашем лагере по ремонту квартир пожилых людей из числа репрессированных. Если тебя зовет романтика походов и путешествий, – пожалуйста,– можешь участвовать в экспедиции. Если тебе интересно и то, и другое одновременно, то можешь участвовать в лагере «Пермь-36», который сейчас стал полустационарным. То есть половину смены ребята проводят в экспедиции и половину в «Перми-36». Если никуда не хочешь уезжать, но хочешь сделать что-то хорошее, вот тебе волонтёрская социальная служба, вот тебе участие в акциях.

И заметьте: всё это увязано с миссией «Мемориала». Варианты самые разные, но идеи организации всегда сохраняются, работают. Всё очень логично и небанально, вот что самое главное.

В Чёрмозе, например, мы бабушкам и дедушкам заготавливали дрова на зиму. Помогали в ремонте православного храма – памятника федерального значения. Привели в порядок все мемориальные зоны – и героям гражданской войны, и героям Великой отечественной войны. Создали мемориальную зону на территории бывшего спецпосёлка и вместо временного установили постоянный памятный знак, посвященный жертвам репрессий. Мы собирали и записывали на диктофон устную историю, в походах обследовали места расположения двух лагерей. И всё это – в течение двух недель. Ребята, конечно, уставали. И жили, конечно, не так комфортно, как в стационарном лагере «Пермь-36». Но зато у них надолго осталось ощущение двухнедельного непрекращающегося приключения.

М.Ч.: Роберт, за многие годы волонтёрского движения в «Мемориале», наверное, сложились и какие-то свои традиции?

Р.Л.: Если говорить о лагере «Пермь-36», то там главной традицией является «Посвящение в волонтёры». Этот ритуал я провожу в каждой смене с 1999 года. Традиционным ритуалом стало прощание с друзьями, которые уезжают из лагеря: мы не присаживаемся «на дорожку», а садимся на корточки. И ещё мы всегда поём песню «Это всё, что останется после меня...» Юрия Шевчука. Очень хорошая добрая песня, и она очень в тему. Традиционны вечерние костры, русская баня.

А.К.: Традиционными стали встречи с бывшими заключенными пермских политлагерей, встречи с лидерами российского и международного «Мемориала». К традициям лагеря можно отнести и культурные программы: например, каждую смену к нам приезжают барды. А экскурсии по музею – это старт каждой новой смены. А тут ещё возникла совсем уж замечательная традиция – рождаются волонтёрские семьи. И есть уже маленькие наследники, волонтерята.

М.Ч.: А такая традиция может зародиться только там, где есть любовь, хорошие, добрые и искренние отношения друг к другу.

А.К.: И ещё одна традиция. Из года в год мы берем с собой беспризорников, ребят, которые не находят себе места в жизни. И с ними не было никаких проблем. Ребята приживались у нас, что говорит о многом.

М.Ч.: Одной из задач «Мемориала» является защита прав человека. И мне кажется, что мемориальские волонтёры прекрасно это делают.

Р.Л.: Альтернативная гражданская служба, кратко – АГС... Целое направление работы родилось из волонтёрства. Наши волонтёры стали первыми АГС-никами, именно они участвовали в первых наших экспериментах по отработке модели альтернативной службы. С пермяков начиналось движение, ставшее всероссийским, «За демократическую АГС!». Многие ребята, участники эксперимента, стали, по сути, правозащитниками. Отстаивая себя, свои права на альтернативную службу, они отстаивали будущее.

М.Ч.: Скажите, что необходимо сделать, чтобы безвозмездный добровольный труд приобрёл в нашей стране такие же масштабы, какие он имеет в США и в странах западной Европы?

Р.Л.: Думаю, чтобы достигнуть таких результатов, эти страны должны были пройти десятилетия по пути развития и становления гражданского общества. Когда потребность в бескорыстном труде у каждого гражданина становится нормой. А у нас волонтёрский труд существует пока лишь как некий протест, альтернатива ханжеству, цинизму, накопительству, капитализации. Большая часть россиян, которых всю жизнь обманывали и пользовали, не готовы сегодня к такому труду. А для того, чтобы ситуация изменилась, нам необходимо, прежде всего, не прекращать свою деятельность. И надо настроиться на то, что такие изменения – очень длительный процесс. Чтобы стало нормой, когда человек 2-3 часа в неделю занимается волонтерским трудом. Как, например, в Америке, где 70-80 процентов населения участвует в волонтерской деятельности.

А.К.: То, о чем говорит Роберт, что эти изменения будут проходить десятилетиями, в этом правда есть. Она касается, прежде всего, внутреннего строя души россиянина. А вот что касается того, что можно сделать для развития добровольческого движения, то здесь как раз не нужны десятилетия. Надо просто изучать то, что уже пройдено другими, и попытаться применить это к российским условиям. Чтобы волонтёрство как-то укрепилось, устоялось в России, думаю, главная задача власти – нужно ему создать благоприятные условия и не мешать. Нужно придать ему статус – юридический, моральный, финансовый...

Р.Л.: Общественно значимый.

А.К.: Да, должен быть статус у этого движения. И это может сделать только власть. Мы не настаиваем, чтобы был принят закон о волонтёрстве. Больше того, считаем активное вмешательство государства в наши дела опасным. Но считаем, что волонтёрский труд должен адекватно оцениваться обществом. Как, например, в Германии. Там человек, который участвовал в волонтёрском труде, для предпринимателя, для государственного учреждения представляет особую ценность. Ему отдают предпочтение при приёме на работу и т.д.

И вот ещё что. Вечно жить на альтруизме волонтёра, на его желании делать добро, – нельзя. Это даже цинично. Надо, чтобы молодой человек что-то получал в ответ. И не обязательно это должны быть деньги. Хотя в США и в Германии есть разные формы поощрения волонтёров, в том числе и денежные. Еще очень важно, чтобы волонтёрский труд стал частью рабочего стажа этого человека. Чтобы была введена официально книжка добровольца, не трудовая, а, может, и трудовая, – это зависит от решения законодателя. И чтобы работа волонтёра, серьёзная стабильная работа, как, например, наших волонтёров социальной службы, учитывалась работодателями.

Добровольчество растёт в нашей стране, набирает авторитет. Но, несмотря на положительные изменения последних лет, оно по-настоящему еще не оценено и не замечено всерьёз. С другой стороны, может быть, и хорошо, что не замечено. А то обратят внимание, и будет ещё хуже – заорганизуют, заидеологизируют. А нам не нужны департаменты волонтёрского движения. Власть должна только создать условия для развития волонтёрства и не мешать.