«Мемориал – это то, что душу будит…»
Выступление почетного председателя Пермской краевой организации общества «Мемориал», члена Правления Международного «Мемориала» А.М. Калиха на встрече с членами Свято-Сергиевского малого православного братства.
Мемориальцы сегодня - это в основном дети репрессированных. Их отцы, узники ГУЛАГа, уже почти все ушли. Дети репрессированных по закону тоже являются жертвами репрессий. Их судьбе не позавидуешь: после ареста родителей они остались сиротами, изгоями, «враженятами», как их часто обзывали в школе. Большинству из них закрыли путь к высшему образованию. Если советский чиновник узнавал, что ты сын или дочь «врага народа», тебе наглухо закрывают путь в институт, не говоря уж о карьере, интересной работе. На фронт - да, это можно. Причем всегда получалось так: сын секретаря райкома остается дома, а вместо него посылают сына репрессированного.
Последние 25 лет моя жизнь была посвящена тому, чтобы как-то помогать жертвам репрессий. И наша дружба с братством, с Молодежным кругом на этом стоит. Мое родное братство – «Мемориал» - занимается сохранением памяти о периоде репрессий, как и вы. Мы стараемся помогать старым людям, делать все, чтобы облегчить их последние годы на земле. Они так одиноки! Правда, с годами мы поняли, что одиноки и бесправны не только старые люди, но и молодежь. Она остро ощущает несправедливость, буквально разлитую в обществе. Хочешь получить образование, - плати, причем непомерные деньги. А если все-таки закончил вуз, устроиться по профессии практически невозможно. Под страхом наказания тебя заставляют идти в армию, но превращают службу в цепь унижений. От вас требуют любви к Родине, но само государство равнодушно к вашей судьбе.
И потому вторая наша программа – защита молодежи, защита ее прав. На протяжении многих лет у нас действует общественная правозащитная приемная. Помогаем ребятам, рассказываем о прошлом и пытаемся сказать о настоящем. Тоталитарная прививка, которую сделали старшему поколению, еще не излечена, не ушла в прошлое. Но, хуже того, этой болезнью пытаются заразить и молодых. Подозрительность, нетерпимость к любому «не нашему» мнению, поиск внешнего и внутреннего врага, податливость к политическим манипуляциям разного рода – все это напоминает прошлое, но это и сегодняшний день.
«Мемориал» пытается уберечь души молодых людей, но не столько назиданиями, сколько делом, конкретным поручением добра, действием, продиктованным чувством ответственности за судьбу большого проекта, за судьбу старого человека, пережившего страшные годы репрессий. Таким общим проектом стал музей истории политических репрессий Пермь-36. На протяжении почти двадцати лет ответственность за этот музей делила с нами молодежь, волонтеры «Мемориала». Они на равных участвовали в создании этого памятника истории и культуры. Проводили экскурсии для посетителей, ремонтировали объекты бывшей политической зоны, благоустраивали территорию музея, помогали в проведении грандиозного форума «Пилорама». И они же, наши волонтеры, создали волонтерскую социальную службу, чтобы ухаживать за одинокими и больными людьми, ставшими жертвами политических репрессий. Каждый год в поле их внимания были не менее 50-60 ветеранов. Эта помощь на дому, может быть, самая простая – вымыть полы, принести продукты из магазина, лекарство из аптеки – полна смысла не только для старого человека, но, не меньше, и для самого волонтера. Нет на свете большего наслаждения, чем чувствовать, что ты делаешь доброе дело.
Самый замечательный проект - это международные волонтерские лагеря, которые ремонтируют квартиры для репрессированных. Эту работу мы вели в Перми, в Березниках, в Добрянке, в Нытве – во многих городах Пермского края. Ребята, съехавшиеся со всех концов света, берутся в короткий срок провести косметический ремонт четырех-пяти квартир репрессированных, причем сделать это безвозмездно, но при этом максимально качественно. Бедные наши старики, они уже вообще не мечтают о ремонте своих квартир. У них нет средств, нет сил на то, чтобы хоть как-то обновить свое жилье. И тут вдруг приходят ребята, молодежь и говорят: «А мы вам бесплатно все сделаем - наши материалы, отремонтируем за две недели». Не так-то просто пожилому человеку решиться на такой поступок: мало ли что они наделают, ведь молодые, неопытные. Ребята и сами понимают свою ответственность, понимают настолько остро, что готовы работать день и ночь, осваивают вчера еще неведомые профессии в считанные дни. Им помогает мастер, обучает, работает с ними - специально приглашаем, оплачиваем его работу.
Пока идет работа, ребята расспрашивают стариков: «А как это получилось, что ваши родные пострадали? Почему творились такие страшные вещи?» И люди рассказывают, вспоминают пережитое. Рассказывают и плачут. Многие из них по-настоящему одиноки – взрослые дети заняты своей жизнью. Никого не хочу судить, да и права не имею. Но так хочется сказать – очнитесь, вы жестоки и сами не замечаете это.
Для меня самый большой праздник – день окончания ремонта и сцена прощания хозяина квартиры и волонтеров. Старый человек поражен в самое сердце, он осматривает добротно отремонтированные комнаты и не может поверить, что все это сделали совсем молодые ребята. За короткие две недели люди совершенно разных поколений и эпох становятся по-настоящему родными, им больно расставаться друг с другом. В этот момент не только репрессированные, но и сами молодые люди осознают, что нет, есть еще на свете бескорыстие и доброта! Это ощущение, не сомневаюсь, ребята запоминают навсегда.
За 15 лет почти 60 квартир отремонтировали. Капля в море. Ведь членов Мемориала у нас почти 4 тысячи, а тут всего 60 квартир. Это к вопросу о том, все ли мы в силах сделать. Сколько ни рви душу, а всегда мало. Каждое лето, когда приходит сезон и поступают заявки от репрессированных, мы слышим: «Жду уже несколько лет, я не доживу до времени, когда вы возьметесь за мою квартиру…» Но когда им сделают, это настоящий праздник: «Боже мой, я дождался!» Или, наоборот, печаль - потому что расставание.
Волонтерский проект заметно меняет ребят. Это визуально просто видно. Человек, который у себя дома не мог и гвоздя забить, вдруг такое сделал... Я когда-то на казахстанской целине, еще в советские годы, был такой же. Мы построили три дома. Так многие студенты не верили, на следующее лето ездили в Казахстан, чтобы убедиться, что в поселке Джамбул стоят еще наши дома. Но, учтите, мы за ту работу получили неплохие деньги. А здесь – безвозмездный труд, нечто более высокое, в корне другая мотивация. Хотя, скажу в скобках, среди волонтеров Мемориала я не замечал детей из богатых семей. И потребность подзаработать в летние месяцы у них самая серьезная, иногда даже острая. Однако же ребята выбирают нас и наш совсем нелегкий волонтерский проект. И сколько я замечал, совсем не жалеют об этом.
Одним словом, я этим проектом горжусь, потому что он полезен по-настоящему как старому, так и молодому. Жизнь мемориальская – это, прежде всего, доброе дело. Это то, что душу будит и руки на всякий случай тренирует.
О музее Пермь-36
Когда-то, в конце 80-х годов, сын Андрей, еще школьник, вернувшись из археологической разведки, рассказал мне, что в Чусовском районе они с командой друзей обнаружили совершенно пустую зону, бывшую колонию. По всем признакам ее закрыли совсем недавно. Видимо, очень торопились. В пустых бараках громоздились кровати, на которых спали заключенные. Высоченные заборы, колючка, решетки в контрольно-пропускных пунктах, гора кирзовых сапог на дворе.
Ту давнюю экспедицию (как и многие другие) организовал кабинет археологии Пермского госуниверситета, а руководил ею известный в Перми историк-археолог Сергей Коренюк. Надо сказать, Сергея Николаевича и сегодня искренне почитают многие поколения бывших школьников, с которыми он на равных трудился на разных раскопах. Недавно я позвонил ему и попросил уточнить, действительно ли был такой случай, когда школьники обнаружили целый лагерный комплекс. Конечно, Сергей Николаевич помнит ту экспедицию. Это было в июле или августе 1988 года. Он с ребятами тогда вели раскопки на берегу реки Чусовой рядом с селом Вереино.
Археологическая разведка проходила так: ребята сплавлялись по Чусовой на катамаране - обследовали берега, открывали и описывали новые археологические памятники. В районе Кучино пристали к берегу, чтобы купить в деревне продукты. За картошкой отправились одни школьники – Коренюк остался на катамаране. На обратном пути началась сильнейшая гроза, и ребята забежали в одно из зданий брошенной зоны. Ходили по комнатам, освещая себе путь спичками. На следующий день пошли на зону все вместе. Тогда и обнаружили развалы кирзовых сапог, которые еще не «приватизировали» местные жители.
Впервые увидеть советский концлагерь во всей его первозданной «красе», это и для взрослого сильное впечатление. Но Сергей Николаевич честно признает, что тогда не сразу оценил значение находки. Только позже понял масштаб события, узнал о том, что здесь было и что за люди отбывали здесь свои сроки.
Брошенная зона? Даже для тех бурных времен - факт необычный. Я как раз в те дни был полностью погружен в идею создания общества «Мемориал», собирал материалы об истории репрессий в нашем регионе. Почему вдруг кучинскую зону решили закрыть?
Тут позволю себе маленький экскурс в историю. У нас тогда на памяти был конфуз, в который загнал сам себя последний генсек, автор перестройки Михаил Горбачев. В 1986 году, будучи в Париже, он громогласно заявил, что в СССР нет политических заключенных. Запад аплодировал, но все-таки не очень поверил. Возникла идея послать к нам группу журналистов из самых разных изданий и стран. Пусть побывают в политзонах и на месте удостоверятся, действительно ли все оппозиционеры-диссиденты отпущены на свободу.
В отличие от нас Запад знал, где искать политических заключенных. Об этом писали СМИ всего мира, кроме, конечно, советских. Всех узников к тому времени сосредоточили в трех чусовских зонах, которые на гражданском языке называли Пермь-35 (станция Всесвятская), Пермь-36 (деревня Кучино), Пермь-37 (поселок Скальный). План такой инспекции казался вполне исполнимым – ведь страна объявила политику гласности. Это слово тогда не нужно было даже переводить на иностранный язык, так и говорили на русском – гласность.
В 1987 году в Пермь приехала большая группа зарубежных журналистов. Совершенно в духе перестройки и гласности им разрешили побывать в Перми-35. Не знаю, краснел ли Михаил Сергеевич за свою «дезу», но они-таки встретились с реальными политзаключенными. Рассказы о последних узниках ГУЛАГа разошлись по всему миру. Газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала целую серию статей под общим названием «Уроки пермского треугольника». Среди других печальных уроков в публикации упоминалась и поразительная легкость, с которой последний генсек дезинформировал мировую общественность.
В бывшую колонию Пермь-36 журналистов не повезли, потому что, от греха подальше, ее накануне срочно закрыли.
Между прочим, сотрудники МВД-КГБ-ФСБ вместе с местным населением, не откладывая, принялись растаскивать зону, развозить по окрестностям, по своим дачам имущество 36-й колонии, прятать в болоте лагерные ворота, механизмы котельной и другие неудобные для перевозки металлические части.
Но я не об этом. То, что от российского обывателя прятали, что скрывали на протяжении многих лет, стало явным. Рядом с нами, в Чусовском районе Пермской области, завершалась страшная «биография» последних в СССР политических лагерей ГУЛАГа. Повезло Пермской области, ничего не скажешь! Я бы даже сказал: повезло вдвойне – последний политический узник коммунистического режима вышел на свободу тоже у нас, из колонии Пермь-35. Правда, это произошло не сразу, а только зимой 1991-1992 годов. Мы считали этот момент историческим, поворотным, рубежным. Верили, что прошлое не вернется. Сейчас я бы не стал утверждать это так уверенно, как тогда…
Помню, еще до освобождения, в 1990-1991 годах, мне поручили шефствовать над несколькими «политиками» в колонии Пермь-35. Им присылали со всего мира посылки, письма поддержки. На некоторое время «система» под воздействием обстановки отпустила вожжи, ослабила режим в лагерях. Я привозил в зону почту, посылки, газеты и продукты. Даже угощал заключенных арбузами, о чем они и мечтать не смели. И еще один удивительный факт. В 35-й зоне последних политзаключенных изолировали в здании бывшей больнички. Их выводили на прогулки в заросший зеленой травкой тюремный двор. Не знаю уж как, но почти что на глазах у охраны они там тайком посадили маленький огород. Идут, - бросят зернышко. У них даже росла клубника. А вертухаи не замечали. Или не хотели, видно, замечать, боялись ссориться с этими опасными узниками. Мало ли, завтра выйдут на свободу, пойдут во власть, сведут счеты. Тогда шла всемирная кампания за освобождение советских политзаключеных, был подъем, общество поверило в новую Россию... К сожалению, ненадолго.
Открытие юных археологов натолкнуло нас, отцов, на идею создания мемориального музея истории политических репрессий на базе бывшей зоны. Скоро стало ясно, что наиболее подходящей площадкой для музея является брошенная колония Пермь-36. Обратились к губернатору, и власть передала в распоряжение «Мемориала» всю территорию, все строения. Предстояло восстановить разрушенную и разворованную к тому времени зону. Уточняю: не восстановить, а воссоздать, сохранить ее в том виде, в каком она действовала в советские времена. Колония состояла из двух частей: зоны строгого и зоны особого режимов. Строгий режим построен в 1947-м, это целиком сталинский лагерь: деревянные бараки, нары, страшный штрафной изолятор, где на подвесных нарах в диком холоде держали людей, наказанных за какие-то проступки. Особый режим был создан уже в андроповские времена специально для рецидивистов. Здесь содержали особо опасных преступников - тех, кто не раскаялся после первого «срока», кто продолжал выступать, критиковать власть.
С тех пор прошло ни много, ни мало 27 лет. Сотни людей, молодых и старых, связали свою судьбу с бывшей политической колонией, которая со временем стала знаком надежды, местом памяти о жертвах тоталитаризма. Сюда приезжали, чтобы лицом к лицу встретиться с прошлым, поучаствовать в восстановительных работах, в семинарах и дискуссиях.
Самому не верится, но это факт - та давняя школьная экспедиция полностью изменила мою жизнь и жизнь моих друзей, основателей музея. Хочу назвать их имена - филолог Михаил Черепанов, фотограф Виктор Зыков, социальный работник Вячеслав Ворошкин, писатель Владимир Винниченко, историк Виктор Шмыров, ну и я тоже, Александр Калих, журналист. Все мы бросили тогда свои профессии, должности и звания ради идеи создания уникального памятника истории. На многие годы пришлось стать грузчиками, снабженцами, плотниками, ремонтниками, монтажниками – делали то, что от нас требовала ситуация. 13 июля 1992 года отметили особую дату – 20 лет со дня прибытия в чусовские колонии первого этапа с «политическими». Организовали встречу всех оставшихся в живых недавних сидельцев. На стене бывшей больнички в 35-й зоне вывесили мемориальную доску, на которой написано: «Отсюда уходили на волю последние политические заключенные коммунистического режима».
Находка в деревне Кучино так или иначе определила и судьбу моего сына Андрея. В 1995 году он стал одним из организаторов первого в истории «Мемориала» международного волонтерского лагеря, участники которого помогали нам музеефицировать бывшую зону, восстанавливать обрушенные заборы, благоустраивать территорию. С тех пор почти каждый год ездил в наши лагеря. Работал волонтером в хосписе, записывал воспоминания репрессированных, стал правозащитником.
Мемориальный музей в деревне Кучино сегодня известен в стране и мире. К сожалению, его известность еще более возросла после скандального финала наших дней – захвата общественного учреждения краевой администрацией. Официальные объяснения этой многоступенчатой операции были абсолютно невнятными. Чиновники лишь повторяли шаблонные измышления местных необольшевиков о том, что якобы на бюджетные деньги музей ведет враждебную деятельность против государства. Сначала запретили международный фестиваль «Пилорама», который прославился как одна из немногих территорий свободы, где каждый мог высказать свое мнение о событиях, происходящих в стране. В лучшие свои годы фестиваль собирал в Перми-36 десятки тысяч людей.
Затем без ведома и согласия общественников провели комбинацию по «национализации» неугодного властям учреждения. Передали все права собственности на имущество музея некоей бюджетной организации, специально созданной, чтобы вытеснить гражданских активистов. И все это происходило под заверения о том, что сложившиеся направления деятельности не изменятся, курс музея останется прежним. Особенно «искренне» выступал на эту тему губернатор Басаргин, который, можно не сомневаться, и стал фактическим организатором рейдерского захвата.
Пермский «Мемориал» обратился к гражданам России с просьбой защитить музей Пермь-36. Больше 70 тысяч человек подписали петицию, обращенную к губернатору Пермского края. Не помогло! Мы даже не получили хотя бы формальный ответ на это обращение. Более того, стало ясно, что власти приняли решение сменить курс музея. Первая же выставка, выпущенная новой администрацией, была посвящена именно этому: средства охраны, технические способы содержания подлых националистов, фашистов, изменников Родины. И ни слова о жертвах политических репрессий, об узниках совести.
Теперь Пермь-36 – это музей, в котором рассказывается о тяжелом и благородном труде доблестных сотрудников ГУЛАГа, о том, какие технологии применялись, чтобы оградить великий народ от пятой колонны и разных нацистов с Украины. Вообразите – это серьезно!
Ситуация вокруг Перми-36, к сожалению, подошла к логическому концу. Давление на гражданское общество, травля правозащитных организаций – все то, что сейчас происходит в стране, отражается в этой вроде бы провинциальной истории, как в зеркале. Основателей музея, руководителей АНО Пермь-36 довели до той ситуации, в которой они не могли принять иное решение, кроме самоликвидации.
Но борьба за музей не закончилась. Группа гражданских активистов поставила перед собой задачу возродить международный фестиваль «Пилораму». Многие известные люди готовы приехать в Пермь, чтобы принять участие в этой акции.
Пермский «Мемориал» считает, что «новый» курс государственного музея не дает ему морального права считаться, как прежде, местом памяти о жертвах политических репрессий. Известно, что еще до описываемых событий была начата процедура включения музея в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Кроме того, Пермь-36 была включена в проект федеральной целевой программы «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима» число трех Музейно-мемориальных комплексов общенационального значения, посвященных истории террора тоталитарного режима.
«Мемориал» сделает все возможное, чтобы музей с его теперешним курсом не попал ни в программу увековечения жертв репрессий, ни в список ЮНЕСКО. Компромисс, как мы считаем, возможен только при условии возвращения к первоначальному варианту, к нормальному сотрудничеству общественности и государства.
Об истории
Дымовая завеса последних событий уже почти скрыла от народа реальную историю страшных 1920-40-х годов. Да и более раннюю историю тоже. А ведь аналогии напрашиваются, только, пожалуй, с обратным знаком. Вспомним: сотни тысяч людей участвовали тогда в разрушении церкви, причем и верующие тоже принимали в этом участие. Более того, многие православные даже не заметили перехода из одной веры в другую, потому что все ритуалы в большевистской вере практически были сохранены. У коммунизма были свои святые, свои святцы и ритуалы. Для меня остается загадкой – как мог недавний православный верующий срывать и разбивать иконы, сокрушать кресты с храмов. Как это назвать? Эта моральное падение не имеет предела. Товарищ Сталин был действительно «эффективный менеджер», точнее искусный разрушитель народных традиций и человеческих душ.
Этому явлению вообще не найдешь начала. Самосознание накапливается веками. Свобода - это целая культура, хранящиеся в душе глубинные залежи, благодаря которым человек, никак этого себе не объясняя и даже не осознавая, действует соответствующим образом. Вот есть, скажем, заповедь "Не укради"... Я никогда не украду просто потому, что это так глубоко сидит в сознании, что я уже не могу даже объяснить. Рука не поднимется.
Но бывают и другие представления о духовных заповедях. Вот, например, я часто задумываюсь: как сегодня живут люди в печально знаменитом московском «Доме на набережной», где из каждой квартиры по 3-4 семьи уводили на расстрел? А ведь спокойно живут. Потому что не помнят, не хотят знать. Мы в Перми много лет боролись против столовой администрации Ленинского района. Красное такое кирпичное здание, напротив музея, где проходила выставка «Неперемолотые». Там внизу, в подвале - столовая. А раньше в здании был отдел НКВД, в подвале камеры, где сидели заключенные, где их пытали. И ничего, люди обедают, и никто не подавился.
Многие годы мы писали, кричали об этом на всех перекрестках. Добились все-таки - там сейчас столовой нет. Но это лет 10 продолжалось. Как это назвать? Равнодушием не назовешь. Апатия? Беспамятство? Цинизм? Хоть как называй.
Причем, среди чиновников, которые обедали здесь, тоже немало было людей, чьи родители пострадали в годы репрессий. Но каждый чиновник (такая у них внутренняя этика, что ли) думает про себя: вот я-то сам считаю, что это постыдное дело. Но с чего это я вылезу? Глава района молчит, другие тоже молчат. Значит, если высунусь, мне здесь не работать… Такая логика приспособленчества на каждом этаже власти.
Значит, речь идет не столько о других представлениях о духовных заповедях, сколько просто об их отсутствии. Раньше люди молчали из страха, они знали, что происходит в стране. Их страх имел под собой реальные основания. Была угроза жизни, причем не только своей, но и детей, жены, всех родных. А здесь… Срабатывает то, о чем основатель Преображенского братства отец Георгий говорит, - души разрушены этим прошлым, которое так стараются забыть.
«Мемориал» и братство
Перед конференцией «Перспективы социально ответственной инициативы в нашем обществе» братство провело для гостей экскурсию по местам Москвы, связанным с историей политических репрессий. Особенное впечатление произвел на меня известный Варсонофьевский переулок – знаменитый гараж, из которого в 30-е годы ночами выезжали «воронки», или черные «Маруси», которые забирали тысячи людей ночами. И весь мрачный район вокруг – это по-прежнему те же здания, занимаемые кагебешными структурами. Идешь, смотришь – и как будто возвращаешься в давние годы. Мне уже много лет, я помню те времена, КГБ и воспитательные проработки, стукачей… Дошли до памятного камня, что напротив Лубянки. Огромное здание, где в подвалах пытали многих наших близких, отцов и дедов.
Для меня это не ушедшее прошлое, я вижу въяве его проявления сегодня. И все же согласен с отцом Георгием, который верит, что вернется тот народ, который несет в себе духовное начало. Для того отец Георгий и трудится, для того мы трудимся все вместе – братство и «Мемориал».
Совместно с братством мы проводили выставку «Неперемолотые» - замечательная выставка! Люди шли к нам, слушали, вникали. На этой выставке я открыл для себя в Перми новых людей, с которыми теперь дружу. Надо вам еще приезжать.
На мой взгляд, братство умеет говорить с людьми лучше, чем «Мемориал». Наш язык усложнен, мы немножко отстранены, иногда непонятны простому человеку. А братство говорит с ним о жизни, о душе, о таких вещах, которые помогают достучаться, добиться ответной реакции… Возьмите ту же выставку «Неперемолотые». Она о некрикливом, тихом, но твердом сопротивлении насилию, запугиванию, унижениям. И самое главное, о беспредельной жажде сохранить свою веру, церковь, именно ту церковь, в которой есть истинная вера...
Выставка была потрясающая. Надо продолжать работать и напоминать, напоминать. Иначе сознание людей забивает пропаганда. Я думаю, что сейчас единение между людьми возникает не только внутри вашего братства, с его замечательным о. Георгием, которого я считаю своим духовным наставником. Например, та же Светлана Ганнушкина, которая участвовала в этой конференции. Не так легко жить, не так легко сохранить ту бодрость, которую сохраняет Светлана Алексеевна. Она уже дважды номинировалась на звание нобелевского лауреата, ее знают в мире. Она неверующая, но она служит добру. Я тоже себя называю неверующим, но это уже, кажется, неправда...
Братские паломники приезжают к нам в гости на протяжении уже многих лет, с 2009 года. Мы рассказываем об истории репрессий на территории Пермского края, они слушают наших старичков и любят их. И братчан у нас тоже любят. Кстати, Ангелина Бушуева передает вам привет. Она бывшая учительница, сидела в знаменитом Карлаге: ей не было и двух лет, когда она стала заключенной.
Знаю, что молодежное братство помогает, как и мы, старым людям. Это, по-моему, героическая работа. Особенно если она не разовая, а рассчитана на длительное время. Мы на опыте проверили: старому человеку нас тяжело встречать, но провожать еще труднее. Ведь сроднились они с волонтером, и оба чувствуют, что нельзя вот так расстаться, надо отложить прощание.
Я с наслаждением узнавал историю создания братства. Судьба отца Георгия Кочеткова: какое мужество и какую независимость он проявил... Воистину реабилитировать надо это слово - "братство" - это единение близких людей, родных по духу и, главное, по делам. Значит, может все-таки даже один человек что-то сделать в этом не самом приветливом мире. Конечно, он был не один, со временем, постепенно обрастал друзьями, сторонниками, единомышленниками и врагами - это уж обязательно!
Нас в «Мемориале» сначала тоже было два человека, да еще, к счастью меня жена и дети поддержали. Ничего невозможно создать или изменить, пока не появится человек, который всем покоя не дает. И не сразу понятно, зачем не дает покоя, это только через какое-то время начинают люди понимать. Вообще, плыть по течению приятно и комфортно, но некоторые все-таки берут на себя смелость повернуть против течения.
Правда, течение все-таки безлично, оно давит тебя, но если физических сил хватает - я плыву, и все.
…Совсем недавно мы проводили пресс-конференцию по поводу Перми-36, и пришли двое, бывшие охранники этой колонии. Пришли, чтобы сорвать пресс-конференцию. Оба в звании полковника, пенсионеры, персональные, их пенсии и не снились простому человеку. Им платят «за вредность», за особую вредность. Они считают – пришло их время, они взялись писать другую историю ГУЛАГа, полезного родине и предельно гуманного.
Я так устроен, что людей вообще-то люблю. Но когда на пресс-конференции ко мне подошел один из них и закричал на весь зал: «А Вам будем морду бить!», то тут я почувствовал себя… зеком, а его - вертухаем. Он снова при исполнении, вот так он обращался с узниками.
Бывают моменты, когда трудно верить, работать, когда руки опускаются. У нас более 4000 членов «Мемориала» по Пермскому краю. Но их все меньше и меньше остается. Долгие годы похороны были моей второй профессией. Но мы не можем говорить нашим дорогим старикам, что нам тяжело. Они должны знать и верить, что у них есть защита. И мы стараемся изо всех сил.
Но знаете, с того времени, как мы подружились с братством, стало легче. И это не комплимент. Хорошо, когда ты не один. Меня лично, когда было особенно трудно, братчане просто отогрели, вернули веру в наше общее дело.
Поделиться:
Рекомендуем:
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
19.11.2024 | Шаламоведение в 2023 году: Обзор монографий
•7 мест в Перми, от которых пойдут мурашки по коже
•О Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
•Мартиролог репрессированных
КНИГА ПАМЯТИ | Мой папа простой труженик…
КНИГА ПАМЯТИ | Меня спас Вагнер
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus
На повестке дня
Возвращение имён - Пермь - 2024. Несколько слов об итогах
29 октября "Пермский Мемориал - Европа" и телеграм-канал "Пермь 36,6" провели акцию "Возвращение имён". В этом году акция прошла в формате онлай-трансляции на YouTube-каналах организаторов. Ведущими эфира были наши давние друзья и члены "Мемориала" Юлия Балабанова и Владимир Соколов. Вот несколько фактов о прошедшем "Возвращении имён - Пермь - 2024".
Наши ссылки
