Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Отторгнутые институты

Институты, писал Дуглас Норт, устанавливают общие рамки взаимодействий людей, т. е. правила игры (Institutions, Institutional Change and Economic Performance). Игра может восприниматься нами как «своя» (правила которой понятны) или как «чужая», участие в которой вынужденно. Все зависит от соотношения формальных институтов и повседневных практик - сродственны ли они или противоречат друг другу. Будучи непонятыми, формальные институты рано или поздно отторгаются. Никто не любит играть в «чужую» игру. По-видимому, в современной России происходит отторжение правил как внутренней (демократия), так и внешней (международные договоры и нормы права) политики.

Принципы выборности и разделения властей, верховенства закона остались оторванными от повседневных практик и опыта россиян (см. книгу Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia?). Но где им, собственно, было научиться демократии? В пронизанных авторитарными элементами семье, школе, институте, на работе или в политических партиях? НКО и добровольные ассоциации слабы. Отсюда попытки адаптировать демократию к российским реалиям («суверенная демократия»), а затем и вовсе отказаться от нее в пользу более привычной централизации власти на всех уровнях, от семьи до Кремля.

Во внешней политике отторжение формальных институтов связано с неготовностью населения и элит смириться с постимперским статусом страны. В этих условиях нормы международного права, написанные для неимперских образований, стали не помогать, а препятствовать в реализации внешней политики. А препятствие либо обходят, либо пытаются разрушить. В итоге формальные институты внешней и внутренней политики оказались отторгнутыми ввиду их несоответствия привычным практикам и представлениям политиков и обычных людей о том, как все должно быть «по справедливости».

Неприятие правил игры приводит либо к уходу с поля (отказ играть), либо к попыткам навязать другим игрокам свои правила. С этой альтернативой и связаны основные риски развития ситуации в России. Всем, кто согласился с первоначально установленными правилами (оппозиция внутри страны и ее ближайшие соседи), фактически предлагается начать другую игру. Отсюда вероятность развития событий по веймарскому сценарию: насаждение альтернативных правил игры с помощью насилия.

Тень Веймара

Веймарская республика просуществовала относительно недолго - с 1919 по 1933 г. Она стала альтернативой проекту социалистической революции к западу от российских границ. После неудачных попыток образования рабоче-крестьянских государств в Европе социал-демократия Веймара рассматривалась как «разумный компромисс» между революцией и сохранением статус-кво. Веймарская республика была первым опытом существования объединенной Германии. После распада Австро-Венгрии на карте Европы появилась новая империя. Закончила она свое существование приходом к власти Гитлера. Начавшись мощно и красиво, запомнившись расцветом искусств (Веймар стал родиной дадаизма) и СМИ (первый опыт развлекательного радиовещания), закончился Веймар весьма плохо - фашизмом.

В России интерес к веймарскому периоду особенно велик из-за некоторых аналогий между веймарской Германией и постсоветской Россией. Последняя тоже стала продуктом отказа от революционного варианта развития (в конце 1980-х - начале 1990-х гг. ситуация в стране была революционной). Но настоящей революции в 1991 г. не произошло. На месте исчезнувшей советской империи постепенно восстанавливается другая империя, новороссийская. Ее масштабы несопоставимы с советскими, но принцип тот же.

Об опасности веймарского сценария для России одним из первых заговорил Александр Янов (см. После Ельцина: «Веймарская» Россия, 1995): внутренняя слабость империи, помноженная на слабость демократических институтов, представлялась ключевым компонентом взрывоопасной смеси. В период «тучных» нулевых, однако, разговоры о веймарском сценарии подзабылись. Империя становилась на ноги. Укреплялась суверенная демократия. Расцвели искусства и спорт.

Насильственная смена игры

Не поспешил ли Янов со своим предупреждением? Не уместнее ли оно звучит именно сегодня, 20 лет спустя? Постсоветская Россия просуществовала уже дольше Веймарской республики. Благоприятная для фашистского переворота политическая ситуация может сложиться за несколько лет, а вот для вызревания более фундаментальных условий возникновения фашизма требуются десятилетия.

Веймарская республика образовалась после поражения Пруссии в Первой мировой войне. Условия Версальского договора были неблагоприятными для страны, а ведь она пошла на капитуляцию в расчете на «сохранение лица». Поражение СССР в холодной войне играет аналогичную роль в истории современной России. Формально никакой капитуляции не было, но статус сверхдержавы был потерян. Изменилось и отношение других стран, и формальный статус на международной арене: не империя, а обычная страна.

К разочарованию условиями «послевоенного» мира следует добавить разочарование демократией. Как и в веймарской Германии, у нас она «не сработала». В Германии демократия ассоциировалась с инфляцией, чехардой в правительстве и неожиданными политическими альянсами (социал-демократы + консерваторы). В России - с прелестями «лихих 90-х». Внимательные наблюдатели сегодняшней России могут согласиться с наблюдением Питера Слотердайка о веймарской Германии: «Повсюду горькое чувство обманутости сочеталось с ощущением, что все придется начинать сначала» (см. Критика цинического разума).

Именно в противоречии между формальными институтами и повседневными практиками и представлениями Слотердайк видит наиболее глубокий корень фашизма. В таких условиях власть не может быть обоснована с помощью зафиксированных в конституции и международных договорах средств. Ведь эти формальные институты так и не были поняты и восприняты! Ни властью, ни населением. Фашизм, пишет Слотердайк, «прямо отказывается от стараний как-то легитимировать себя, открыто провозглашая жестокость и «священный эгоизм» как политическую необходимость и историко-биологический закон». Национализм в таких условиях становится одним из способов отторжения формальных институтов (демократии, международных договоров), расцениваемых как чуждые и навязанные извне.

Фашизм как социальное явление означает неспособность отстаивать свои интересы в отношениях с окружающими иначе, нежели при помощи насилия. Он распространяется параллельно с отрицанием существующих во внутренней и внешней политике формальных институтов. Фашизм - это прекращение дискуссии на самом важном месте и предоставление заключительного слова «товарищу маузеру». Ставка на силу, сделанная Россией во внешней политике, проявила себя сначала во время конфликта в Южной Осетии, а теперь на Украине. Россия заявила о своих интересах и готовности их отстаивать силой сначала робко, пряча опознавательные знаки на форме солдат и бронетехнике, а затем все более открыто.

Ставка на силу во внутренней политике пока находится на стадии попыток стыдливого прикрытия фиговым листком очевидной готовности к репрессиям. В случае роста общественного недовольства - более чем вероятного в условиях экономического кризиса - фиговый листок будет отброшен. Открыто используя репрессивный аппарат (полиция, суды), власть будет жестоко мстить, как писал Слотердайк, тому, кто, как она точно знает, никогда не будет уважать ее, но всегда готов крикнуть: «Легитимируй себя или будешь повергнута!»

Если эта гипотеза верна, фашизм в Россию могут принести на своих плечах не крайне правые. Его могут возродить своими действиями обычные граждане и представители власти, лишенные опоры на понятные и воспринятые как «свои» формальные институты внешней и внутренней политики. По этой причине, как и в веймарской Германии, фашистский проект в России имеет шансы на поддержку большинства. Едва ли в его названии будет упомянуто слово «фашизм». Но ведь и Гитлер не называл себя фашистом.