БОЛЬШОЙ ТЕРРОР
- В течение 1937–1938 гг. в СССР по политическим обвинениям было арестовано более 1,7 миллиона человек. Вместе с жертвами депортаций и осужденными «социально вредными элементами» число репрессированных переваливает за 2 миллиона человек.
- За неполных два года «большого террора» 1937–1938 гг. более 700 тысяч арестованных были казнены.
- В Пермской (Молотовской) области за годы советской власти жертвами политических репрессий стали около 38 тысяч человек.
- В 1937-1938 гг. 7474 жителя Пермской (Молотовской) области были подвергнуты высшей мере наказания – расстрелу. Все они реабилитированы за отсутствием состава преступления.
Свидание с бедой
Из следственных дел
Бушуев Владимир Георгиевич
1906 года рождения; место рожд. – пос. Очер, Очерский р-н, Пермской обл.; русский; бывш. член ВКП(Б); служащий; среднее специальное; техник-механик, Пермский судозавод; жена, две дочери; арест 17.07.1937 г.; арестован по обвинению – вредительство, диверсии, КРПО; осужден 17.01.1938 г.; приговор ВМН, конфискация имущества; дата смерти 17.01.1938 г.; реабилитирован посмертно.
Бушуева Зинаида Максимовна
1908 года рождения; место рожд. – с.Касиб, Соликамский р-н, Пермской обл.; русская; беспартийная; служащая; н/среднее; счетовод; муж, две дочери; арестована по обвинению – жена троцкиста, недонесение о КРД; осуждена 10.04.1938 г. Особым Совещанием НКВД СССР; осужд. по обвинению – ЧСИР, 5 лет лишения свободы; реабилитирована.
Из воспоминаний Ангелины Владимировны Бушуевой, дочери:
…Около
полудня мама вернулась домой, заглянула в окно и ахнула: такой там был ералаш.
Подошла соседка и сказала: «Владимира арестовали». На следующий день на работе
маме объявили, что она как жена врага народа также является врагом народа.
Организовали собрание, на котором ее исключили из профсоюза и уволили с работы.
Мало того - обязали в 24 часа освободить квартиру.
Мама была беременна. Вещи, какие смогла, упаковала в сундуки и поставила их в дровяник (сарай, в котором держали дрова). Нас, дочек, увезла к бабушке на ул. Пушкина.
…Мама пошла искать отца, но его нигде не было. Кто-то сказал, что он, наверное, во временной тюрьме, которое в здании железнодорожного техникума возле станции Пермь-I. Мама побежала туда. Папа, действительно, был там. Один раз в месяц им разрешали свидания. И каждый месяц с июля по январь она к нему приходила. На свиданиях всегда рядом сидел следователь. За руки браться не разрешалось, ни о чем, кроме семьи, разговаривать не разрешалось.
Как-то мама сфотографировала нас с сестрой Нелей специально для отца. Видимо, сделала два экземпляра - один отдала папе, а другой сохранился у нас. Мы на этой фотокарточке стоим в летних платьях и в валенках. Я, помню, еще смеялась: в летних платьях и в валенках! Только потом узнала, что не было у нас с сестрой другой обуви.
Последний раз мама видела отца 14 января 1938 года. Через три дня его расстреляли.
14 февраля 1938 года мама родила младшего брата - Владислава. А уже в июле ее арестовали. Ночью пришла машина. Мама еще кормила ребенка - Славке всего полгода. Надела красное шерстяное платье, нас одела в летние платьица, а Славку завернула в пеленку. Даже кофты с собой не взяла. Она рассказывала, что мы с Нелей держались за ее подол и плакали.
Допроса никакого не было. Сразу предъявили обвинение: жена врага народа. Заполнили анкету. Спросили: «Ваш муж арестован?» Она ответила: «Да. А меня за что?» «Вы знали, что он враг народа, а не донесли». Ей дали 5 лет лагерей. Она отбывала срок в АЛЖИРе (Акмолинский лагерь жен изменников родины), на 26-й точке в пятидесяти километрах от Акмолинска.
Подписи под снимками:
1. Сёстры Неля и Ангелина Бушуевы. Снимок сделан в декабре 1937 года. Этот снимок их мама – Зинаида Максимовна – передала арестованному мужу во время свидания в тюрьме.
2. Мемориальный комплекс на месте массовых захоронений жертв репрессий в 12 километрах от Екатеринбурга. Ангелина Владимировна у мемориальной плиты, где выведено имя отца - Владимира Георгиевича Бушуева.
Из следственного дела Наны Кирилловны Кашлявик
1909 г. рождения; полька (так записано в документах следствия, на самом деле – русская); беспартийная; образов. – среднее; место работы – радиоузел, диктор; две дочери; арестована 17.12.1937 г. городским отделом НКВД г. Перми; осуждена 21.02.1938 г. Особым Совещанием при НКВД СССР; приговор – КРД (контр-революционная деятельность), 10 лет ИТЛ; реабилитирована.
А.М.Калих: «В 90-е годы мне
довелось встретиться с бывшей заключенной тюрьмы НКВД №2 Наной Кирилловной Кашлявик, репрессированной в 1937 году. Наны
Кирилловны давно нет на свете. Она была известным в Перми человеком, первым
диктором пермского радио. В 1937-м ее арестовали и приговорили к 10 годам
лагерей за участие в шпионской
террористической организации, а также за
то, что якобы «планировала» взорвать радиоузел.
Сюда, в одну из этих камер тюрьмы НКВД №2 привели Нану. Все камеры переполнены, людей в них не вводили, а вдавливали. Заключенные сутками стояли прижатые друг к другу, многие не выдерживали, теряли сознание, погибали.
Нане Кирилловне удалось выжить. Основной срок заключения она отбыла в лагерных зонах Архангельской области, в тех местах, где позже снимался кинофильм «А зори здесь тихие»…
Я осталась одна
Из воспоминаний преподавателя Пермского госуниверситета Нонны Петровны Потаповой
Я тогда поступила уже в школу. Меня очень любили. И я очень любила родителей. Помню очень хорошо папу – высокого, стройного. Тогда все ходили в белых костюмах, у него тоже был белый костюм, белая сорочка. В Камском речном пароходстве, где папа работал с 1933 года, отпуск ему дали только летом 1937 года. А 20 августа у папы был день рождения. Вот, видимо, он и решил поехать в Нижний Новгород с мамой и со мной. А накануне отъезда папа сказал, что его отпуск задерживается. Говорит, вы поезжайте, а я догоню вас поездом или пароходом.
Когда мы
приехали в Нижний Новгород, там папы не было. Мама волновалась. Она мне
говорила: ничего, все будет хорошо, папа приедет. Всю обратную дорогу мама
плакала. Мы приехали обратно. Мама стала наводить справки. Узнала, что папу
арестовали и держали в НКВД Камского речного и железнодорожного транспорта. А
оно помещалось там, где сейчас железнодорожный техникум на Перми I.
Мама добилась, чтобы ей дали свидание с отцом. Мы пришли на свидание вместе. Я очень хорошо помню комнату, в которой свидание происходило. Папа вышел, подхватил меня на руки. Он очень изменился.
Это было в начале сентября 1937 года, а 27 сентября арестовали маму. Ее взяли из квартиры. Я спала, и меня спящую перенесли к соседям. По всем канонам, меня должны были забрать вместе с мамой, но этого не случилось.
Мама сказала тете Маше на одном из свиданий: по тюрьме прошел слух, что папа подписал все, что от него требовали. В январе 1938 года его расстреляли. Увезли в Свердловск, где его судила “тройка”, суд длился 15 минут. Папу обвиняли в том, что он шпион в пользу Польши. В итоге - 58-я статья. А маму не расстреляли. Благодаря письмам, что писала тетя Маша, дело мамино пересмотрели. Приговор – ЧСИР (“член семьи изменника родины”). Дали восемь лет лагерей. Просидела десять.
Теперь я работаю в здании, где сидел мой дед…
Вспоминает актер Пермского театра кукол Валерий Панасенко:
…Конец 20-х годов. На селе новая напасть – коллективизация. Деда, как потомственного батрака и крепкого хозяина, сделали председателем колхоза, но вскоре он не выдержал, решительно отказался руководить колхозом. И тут грянул 31 год! Деда арестовали где-то в поселке, посадили в каталажку, как настоящего преступника.
А на другой день пришли за остальными – пришли «раскулачивать» семью. Дед и старшая 16-тилетняя дочь Ольга с первого же дня оказались на лесоповале. А в 1937-м в жизни деда случился еще один эпизод – в январе, в разгар арестов, в спецпоселок нагрянули чекисты – тут ведь все, кого ни возьми, враги народа… Ну и загребли прямо в лесу, столько народа, на сколько хватило собственных аппетитов…
Потом их всех этапировали в Пермь и, не предъявляя никаких обвинений, бросили по камерам в тюрьме № 2 Пермского НКВД. Целый год без единого допроса, суда и следствия его продержали в этой тюрьме. Моя мама весь этот год ездила в Пермь и ночами возле глухой тюремной стены стояла в очереди, чтобы передать отцу весточку с воли и кусочек хлебца, которого и на воле никогда не бывало лишка.
Последняя весточка
Из следственных дел
Вишневецкий
Павел Михайлович
Год рождения 1904; беспартийный; служащий; образование – незаконченное среднее; электромонтер; жена, два сына; арестован 26.09.1937 г. Пермским ГО НКВД; шпионаж; осужден 12.10 1937 г. тройка при УНКВД Свердловской обл.; приговор – ВМН; дата смерти 23.10.1937 г.; реабилитирован.
Вишневецкая Алевтина Николаевна
Год рождения. 1899; родилась в с. Слудки Ильинского р-на Пермской обл.; беспартийная; служащая; машинистка редакции г-ты «Звезда»; муж, два сына; арестована 16.10.1937 г. Пермским ГО НКВД; недонесение, шпионаж; осуждена 12.10 1937 г. тройкой при УНКВД Свердловской обл.; приговор – ВМН; дата смерти 07.02.1938 г.; реабилитирована.
Последняя весточка от Алевтины Вишневецкой, отправленная из тюрьмы НКВД, г. Свердловск:
«3.12.1937. Привет
из Свердловска милые, родные мои Миша, Женя, бабушка. Я здорова. Приеду на
место, сообщу адрес и тогда вы мне пошлете валенки, пальто и все, что мне
необходимо. До моего письма ничего мне не пишите. Прошу и умоляю, поддержите
ребят, помогите им сообща до моего приезда. Возьмите к себе мою маму с сестрой
и Левой, также Костю и помогите моим детям встать на правильный честный путь.
Знаю, родная, что тебе тяжело… (пропуск) за всю тяжесть, что свалилась на твою
седую голову. Береги свое здоровье, не оставь ребят, живите дружно все вместе,
не забывайте меня. Передай мою просьбу Нат. Мих., чтобы она помогла моим детям.
Не отдавай ребят, они не оставят тебя в трудную минуту, да и вам вместе легче
перенести разлуку и тяжесть. Милые Миша и Женя, не забывайте свою маму, она вас
любит и думает о вас в надежде встретить вас хорошими ребятами. Учитесь,
слушайтесь бабушку. Скучаю. Крепко целую вас всех и бабушку (неразб.)…
Продавай все, что можно, корми ребят, не
бросай их. Ваша мама».
Примечание. Видимо, Алевтина Вишневецкая надеялась на то, что её выпустят на свободу или в худшем случае приговорят к лагерному сроку. Поэтому писала родным «приеду на место, сообщу адрес…». Случилось другое. Через два месяца её расстреляли. Почтовая открытка стала последним словом матери, завещанием близким и родным.
Помню и преклоняюсь
Воспоминания Анатолия Павловича Кузнецова
28 сентября 1937 года папу арестовали. Конечно, никто даже в страшном сне не мог предположить такое. Я помню этот день. Ввалились трое, начался обыск. Папу усадили в угол. Я хотел подбежать к нему, чтобы, как всегда, забраться на колени, но меня отшвырнули. Запретили разговаривать. Мы сидели напротив друг друга, я смотрел на него, он на меня. У меня в чулане была фотолаборатория. Один из военных полез туда. Я зубами вцепился в него, закричал: «Не трогайте фотобумагу!» Начальник махнул рукой: «Ладно, не трогай».
В конце разрешили попрощаться. Он
целует меня и маму. Я не могу сказать ни слова, слезы душат. Папа говорит:
«Прощайте!». Не «до свидания», а именно «прощайте». Наверное, чувствовал.
Ходили слухи, что папу приговорили к 10 годам без права переписки (эта формулировка применялась многие годы, чтобы обмануть родственников репрессированных. На самом деле она означала высшую меру наказания – расстрел. - Авт.). Посылки не принимали. Мы ведь тогда не представляли, что все это значит. Надеялись и ждали.
Мама с трудом устроилась счетоводом на мизерную зарплату. В те времена жене «врага народа» найти работу, средства на пропитание было не так просто. Так что и мизерную зарплату за счастье считали.
После ареста папы я почувствовал, как изменилось отношение ко мне. В школе некоторые ребята, особенно из зажиточных, номенклатурных семей, стали сторониться, избегали общения со мной. В 1941 году, к началу войны, я окончил 8 классов. Мама посоветовала поступать в техникум, жить вдвоем на ее зарплату невозможно. Я подал заявление в авиационный техникум, но, увы, получил отказ. Там и не скрывали причину – анкета не та, отец у тебя «враг народа». Это был первый удар, я, мальчишка, и представить не мог, что такое возможно. Потом их было много, этих ударов.
Я старался не загружать маму своими проблемами, ей и так тяжело. В 1944 году стало немного полегче, появились какие-то продукты. Дожили мы до Победы, праздновали ее, радовались, что дожили, что выжили.
Во многих семьях Победу отмечали, как сейчас поется, со слезами на глазах. Но в слезах моей мамы был иной, скрытый от посторонних смысл. Кому расскажешь о своем горе, кому оно понятно было в те годы, кроме сына и самых близких людей? Нашим матерям приходилось молча глотать слезы, терпеть и из последних сил биться за своих детей, за их будущее.
Преклоняюсь перед этими женщинами, перед мамой. Она до последних своих дней так и прожила вдовой, у нее и мыслей не было, чтобы выйти замуж. Ждала папу…
«БЕРЕГИ СЫНА…»
Из воспоминаний врача, профессора Вадима Александровича Орлова.
Мой отец, Александр Григорьевич Орлов, работал в одной из больниц Перми. Он окончил медицинский факультет Пермского университета в 1925 году. Семья состояла из 5 человек: папа, мама, я и две бабушки. Мама, Людмила Николаевна, работала клиническим лаборантом в областной больнице. Мы жили в общей коммунальной квартире жактовского дома на улице Орджоникидзе.
В детстве,
вплоть до школы, я часто болел. Из-за этого папа привёл меня в школу только в
конце сентября 1937 года. Привел в
первый и последний раз. На другой день, 28 сентября, накануне именин мамы папу
арестовали. Тёмной сентябрьской ночью в дом пришли чекисты. Начали обыск,
перерыли всё. Подняли даже подушки и матрац детской кроватки, но я так и не
проснулся. Мама уговорила не будить ребенка, не пугать.
Детство оборвалось неожиданно и навсегда.
Мать бросилась на поиски отца, ходила по тюрьмам, но ответ везде один: «Не поступал…» Наконец, нашла его в первой тюрьме (ныне СИЗО). Успела сделать всего две передачи. Папа сумел передать из тюрьмы маленькую записочку на обрывке бумаги. Он успокаивал маму: произошло недоразумение, скоро все выяснится. «Береги сына», писал он.
Часто по улицам Большевистской и Луначарского в окружении вооруженных конвоиров и собак проходили большие колонны арестованных. Их вели на станцию Пермь II, где загоняли в товарные вагоны и отправляли неизвестно куда. Следом по тротуарам за колоннами «крались» женщины, выкрикивая фамилии арестованных мужей. Конвоиры орали на женщин, пугали. Арестованные в переговоры не вступали. Мама тоже ходила за этими колоннами в надежде увидеть отца и даже несколько раз брала меня с собой. Отца мы так и не увидели. Мама очень страдала. За несколько месяцев неузнаваемо постарела.
В разгар репрессий 1937 года люди заболели манией подозрительности. Страна сходила с ума, все искали «врагов народа», вредителей. Я учился, кажется, во втором или третьем классе и запомнил такой случай.
Мы тогда писали в тетрадях в косую линеечку. На обложке тетрадей печатались таблицы умножения или рисунки из сказок А.С. Пушкина. Приходит учительница и объясняет: в стране разоблачена банда врагов народа – троцкистов, зиновьевцев и всяких других. В рисунках на обложке тетрадей эти предатели народа зашифровали свои портреты и разные политические лозунги. Задание - надо найти их слова и портреты и вырвать из всех тетрадей.
40 школьников крутили тетради и так и сяк, напрягали зрение до боли в глазах. Тщательно разглядывали на рисунке листву, кота, который ходит по цепи кругом. Наконец, один мальчишка закричал: «вот, вот, здесь! и здесь..!» Все сбежались к нему: «где, где эти лозунги?» Никто ничего не видел. Учительница скомандовала – вырывайте листы! Вот до чего доводит человеческая дурь.
После школы я поступил в медицинский институт, стал хирургом. Этого очень хотела мама.
…В 70-е годы мне позвонили из областного УВД, попросили оказать консультативную помощь одному больному заключенному. Неожиданный вызов вызвал бурю эмоций. Я могу оказаться в СИЗО, где в 30-40-е годы была тюрьма НКВД №1. Именно сюда привезли когда-то моего отца.
Тяжелые каменные своды, массивные железные решетки, тамбуры в коридорах, глухие двери камер. Мне казалось, он видел все это когда-то, он шел по тем же коридорам. И так же, как сейчас за мной, так и за ним лязгали замки – впереди, а потом за спиной. Несколько вежливых сотрудников вели меня к больному. Разве расскажешь им, что я испытываю, как тяжело на душе?
На второй этаж ведет широкая лестница из массивных каменных ступеней. На ступенях справа и слева – гладко отполированные углубления, следы тысяч ног заключенных. По этим ступеням ходил и отец…
Где я? В своей ли стране?
Прокурору области по надзору
От гражданина Лаищева Василия Ивановича
рож. 1902 г. б/п, русского, уроженца дер. Б. Осиновки
с/с Оханского р-на, Пермской обл.,
бывшего осужденного по статье 58; 10-11 к 10 годам ИТЛ
и п/п на 5 лет 10/I - 1946 г.
Узнав, что
Советское правительство встало на путь исправления ошибок и злоупотреблений
прошлых следственных органов в вынесении приговоров, я обращаюсь к Вам с
просьбой о пересмотре моего дела. Считаю необходимым изложить в данной просьбе
все обстоятельства дела так, как они были в действительности.
…Допросы производились только ночью – с 12 часов до 4-5 часов утра, спать давали 2-3 часа в сутки. Хлеба давали 400-450 гр. Примерно дней через 10-12 на допросе ночью следователь Иванов грубо приказывает мне рассказывать о своих действиях. Я отвечаю, что ничего не знаю и ничего предосудительного не делал за всю свою жизнь. После 3-4 недель он стал составлять протоколы не с моих слов, а с доносов и принуждал меня их подписывать. Но я не подписывал. Без сна, недоедая, я похудел и поседел от нравственных и физических страданий.
Затем мое дело передали другому следователю, лейтенанту Чекалдину, который считался самым жестоким из всех. С этого дня началась настоящая пытка. По три раза за ночь, он вызывал меня к себе, иногда не спросит ни слова, а лишь смотрит, чтобы я не спал и не дремал. А если я забывался, то громким окриком, сопровождавшимся злобной руганью, заставлял меня бодрствовать. Затем отпускал в камеру. Только я засыпал, меня опять поднимали и вели к нему, и так почти до самого утра.
Я молчал, страшно было осознавать, где я? В своей ли стране? Отчего и почему такая жестокость? Жутко мне было, больно и обидно…
Много прошло таких ночей, я нервно заболел, голова горела, я почти сходил с ума. Затем в одну из ночей он стал писать новый протокол допроса и давал мне подписывать. Нагромождал на меня неслыханные преступления, вплоть до шпионства – я крепился и не подписывал, сохраняя еще разум.
Наконец, ему это надоело.
Меня повели куда-то по коридорам, затем вниз по ступенькам. Охранник открыл железную дверцу кабинки и ударом в спину загнал меня туда. Я чуть не потерял сознание. Было темно. Я мог только стоять. Сверху капала холодная вода. В углу, в крайней кабине, стонала и причитала какая-то женщина.
Прошли долгие годы, я остался жив, но и теперь без содрогания не могу вспомнить об этом. Так продолжалось длительное время, следователь выматывал мои последние силы. В кабинку он меня садил раз 6-7. Иногда меня оттуда вытаскивали без памяти. Но я так и не подписал протоколы допроса, без моего ведома составленные.
Читать полную версию письма В.И. Лаищева с в Прокуратуру Пермской области с просьбой о пересмотре его дела и реабилитации
Поделиться:
Рекомендуем:
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
19.11.2024 | Шаламоведение в 2023 году: Обзор монографий
•7 мест в Перми, от которых пойдут мурашки по коже
•ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ПРИКАМЬЕ 1918-1980е гг.
•Воспоминания узников ГУЛАГа
КНИГА ПАМЯТИ | Без права переписки
КНИГА ПАМЯТИ | Там были разные люди
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus
На повестке дня
Возвращение имён - Пермь - 2024. Несколько слов об итогах
29 октября "Пермский Мемориал - Европа" и телеграм-канал "Пермь 36,6" провели акцию "Возвращение имён". В этом году акция прошла в формате онлай-трансляции на YouTube-каналах организаторов. Ведущими эфира были наши давние друзья и члены "Мемориала" Юлия Балабанова и Владимир Соколов. Вот несколько фактов о прошедшем "Возвращении имён - Пермь - 2024".
Наши ссылки
