Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Музей истории политических репрессий «Пермь-36», единственный сохранившийся лагерь для политзаключенных в деревне Кучино, снова попал в федеральную медиаповестку. Поводом стала остановка работы музея – минкульт Пермского края остановил его финансирование, в лагере отключили воду и электричество. Директор госмузея Татьяна Курсина уволена с занимаемой должности, а на ее место назначена бывший замминистра культуры Наталья Семакова. Основатели «Перми-36», члены одноименного автономного некоммерческого общества, фактически отстранены от управления музеем, в нарушение, как они считают, всех предыдущих договоренностей с краевыми властями.

На этом фоне возникают разговоры о «неблагонадежности» музея, «порочащего историю нашей страны»; помощник депутата краевого парламента, а по совместительству активист организации «Суть времени» «науськивает» на музей журналистов федерального телеканала и радостно потирает руки: «Конец вам всем, сволочи» (прямая цитата из блога активиста). Другие на полном серьезе говорят, что «закрытие «Перми-36» – вот реальная, а не на словах помощь борющимся против украинских неофашистов жителям юго-востока Украины в их героической борьбе». Наверняка бойцы ополчения ДНР и ЛНР радостно выдохнули: ну, теперь точно все будет хорошо.

Все громче говорят о том, что музей доживает последние дни и вот-вот отправится вслед за остальными культурными проектами, прочно ассоциирующимися с эпохой Чиркунова, на свалку истории. Музею, правда, обещают восстановить финансирование, но с учетом того, как свои обещания министр культуры Игорь Гладнев исполнял до сих пор, верится в это с трудом. Взять хотя бы фестиваль «Пилорама», который проходил в том же музее «Пермь-36»: невзирая на обещания возобновить финансирование фестиваля, никаких подвижек в этом направлении не наблюдается.

О своем видении происходящего «ФедералПресс.Приволжье» рассказала член попечительского совета музея, уполномоченный по правам человека в Пермском крае Татьяна Марголина.

Татьяна Ивановна, как получилось, что музей «Пермь-36» стал центром политического конфликта?

Хочу сразу уточнить, что «Пермь-36» – не политическая площадка. Это музей, обычное учреждение культуры с необычными функциями, которое работает на базе историко-архивных материалов и популяризирует эти материалы в публичном пространстве. Как и любой другой музей.

Взять, например, мемориальный комплекс «Вышка» (диорама «Декабрьское вооруженное восстание 1905 г. в Мотовилихе» в Перми – прим. «ФедералПресс.Приволжье»). Это музей, который дает информацию о революционных событиях, происходивших на территории Прикамья. Я вспоминаю 90-е годы прошлого века: тоже были горячие головы, заявляли, что все эти музеи, которые якобы восхваляли и романтизировали все революционные события в Пермском крае, должны исчезнуть. Мудрости хватило отнестись к музейным комплексам, в том числе показывающим революционные события, прежде всего с научной и государственной точки зрения, понимая, что эти музеи действуют именно на базе историко-архивных и научных материалов и исследований.

Сейчас тоже такой период времени, когда политические события заставляют по-разному смотреть в историческое прошлое. Люди даже разделяются по отношению к прошлому. Но тем более важно сейчас, и прежде всего учредителям этого музея – министерству культуры, относиться к имеющимся у них учреждениям культуры только с научной точки зрения, исключая различного рода политические подходы и инсинуации. Не превращать музей в поле политических столкновений.

Вы говорите о том, что «Пермь-36» – не политическая площадка, но проблема-то в том, что все эти движения вокруг музея начались именно потому, что он воспринимается как политическая площадка.

Я думаю, что сам замысел музея «Пермь-36» – выставить в публичное пространство архивные материалы, то есть уйти из академической сферы в публичное пространство – в чем-то явился катализатором формирования позиций разных людей по отношению и к этим экспонатам, и, на самом деле, в целом к истории. Музей заявил, что он предоставляет свою площадку для коммуникаций всем желающим, независимо от того, какие у них взгляды, уровень образования, для гражданских дискуссий. Музейная площадка для объединения людей разных взглядов – в общих устремлениях будущего нашей страны. Своеобразным принципом этих дискуссий было следующее: «Я могу быть не согласен с вами, но мы все должны понимать нашу общую ответственность за будущее района, города, страны».

Уроки истории очень важны, чтобы не приходить сегодня к «боевым» отношениям друг с другом, не допускать неправовых действий власти по отношению к конкретному человеку. Казалось бы, Конституция нашей страны, вся система организации нашей жизни уже предусматривает эти гарантии. Но есть разногласное общество. И подобные дискуссионные форматы позволяют людям услышать другого человека, но не относиться к нему в результате обсуждения с ненавистью и враждой, а начинать понимать, что разногласия по каким-то вопросам не есть основание для дальнейшей жизни в ненависти. В этом был и есть гуманитарный смысл гражданских дискуссий.

Однако обсуждения на «Пилораме» частенько заканчивались фактически срывом из-за того, что, может быть, одна из сторон не умеет вести дискуссию и превращает ее в митинг…

Я не согласилась бы с вами в том, что это происходило часто. Единичные случаи были, особенно года три назад. Это заставило по-другому подойти к выбору ведущих дискуссий. На последних двух «Пилорамах» особое внимание уделялось отбору опытных модераторов и экспертов, референтных для обеих сторон дискуссии. Сама подготовка дискуссионной части была уже более серьезной, что позволяло людям выходить не в ненависти друг к другу, а все-таки в какой-то общей озабоченности.

Как бы то ни было, сейчас развернута общественная кампания против музея, против «Пилорамы» – или против музея, потому что в нем проводится «Пилорама». И большую роль в этой общественной, казалось бы, кампании играют органы исполнительной власти в лице министерства культуры. Как вы думаете, связаны ли действия минкульта с этой общественной кампанией, и если связаны, то какую роль в ней играет министерство?

Это нарушение некоторых традиций в государственном управлении Пермского края. У нас не первый раз проходят процессы, когда из частного или некоммерческого варианта деятельности коллектив переходит в государственный. Я вспоминаю ситуацию, как переходил в государственный статус частный коллектив – балет Евгения Панфилова. Это было сделано по инициативе управления культуры с одной только целью – дать возможность проявить себя и сохраниться уникальному новому явлению. Причем в регионе, где были очень мощные традиции классического балета. Это был своеобразный вызов, и в театральном сообществе он был воспринят неоднозначно. Можно было сказать «это не пермское, не наше», но именно управление культуры было инициатором того, чтобы это новое явление, этот талант был интегрирован в общее поле культуры. Решение было поддержано губернатором, тогда еще Геннадием Игумновым. В этой ситуации я понимаю заботу руководства нашего региона о культурном многообразии – не только о сохранении традиций того же классического, академического балета, но и о поддержке нового, того, чего раньше никогда не было.

И с историей музея «Пермь-36» были такие же государственные подходы… Как можно было еще в 90-е годы усмотреть в чисто общественных инициативах, по сути, в чистом поле с полуразрушенными зданиями, усмотреть самое важное и главное? Это, наверное, и есть пермская культура управления. Не продавливание своей властной точки зрения, а видение перспектив и уважение творческих и гражданских инициатив. Это, мне кажется, очень характерная черта пермской власти во все времена.

Даже в военное время, в сталинские времена художественным руководителем пермского хореографического училища поставили человека, сосланного в Соликамсклаг, – Екатерину Гейденрейх. Сейчас трудно представить себе такого смелого первого секретаря обкома партии, как Николай Гусаров. И я очень жалею, что музей училища не записывает досконально воспоминания еще, слава богу, живущих бывших преподавателей училища, которые помнят, как ее привезли, как они ее в тазике отмывали от всей этой лагерной грязи. Сама забота о будущем и поиск людей, которые могут в силу своего таланта привнести в Пермь новое, лучшее, не просто сохранять, но продолжать и развивать традиции, создавать это многообразие, – это всегда было особенностью пермской власти.

И потому когда вы задаете мне сегодня этот вопрос, я не могу не говорить с тревогой о процессах сужения культурного пространства.

В конце прошлого года родилась интереснейшая идея государственно-общественного партнерства. Мы могли опять создать нечто, что могло не разъединить, а соединить людей и вместе продвигать идеи непринятия подавления властью человека. Это, по сути, утверждение конституционных ценностей. Наличие нашего музея – это залог невозврата в прошлое, невозможность произвольных действий государства по отношению к человеку. Скажите мне, кто сегодня из власти может не поддерживать эти конституционные ценности? И мне очень жаль, что это правовое и гуманитарное содержание работы музея обрастает политическими смыслами вчерашнего дня.

Самостоятельные это действия учредителя или они ангажированы – меня не очень интересует. Ответственность за сохранение и развитие культурного пространства или выполнение чьих-то подзаконных указаний, которые сегодня могут быть одни, завтра другие, – это выбор не только нравственный, но и правовой, и если начинаются нарушения свободы деятельности общественной организации, вмешательство в ее деятельность, это уже нарушение конституционных прав.

Каким вы видите выход из сложившейся ситуации? Многие то, что сейчас происходит, характеризуют очень просто – желаниями получить контроль над крупными финансовыми потоками из федерального бюджета.

Финансовые интересы исключаю точно. По стилю действий по отношению к НКО такая аналогия может возникнуть, например, после категоричного письма нового директора госучреждения к руководству АНО «Пермь-36»: «…Предлагаем вам в течение 15 рабочих дней с даты расторжения договоров освободить все помещения недвижимого имущества от движимых вещей и иного движимого имущества, принадлежащего АНО «Мемориальный центр истории политических репрессий «Пермь-36». Директор, видимо, не понимает, что движимое имущество – это экспонаты и коллекции музея. Либо она наивно предполагает, что в одностороннем порядке может эту собственность АНО забрать, либо просто не знает, что это собственность АНО, либо, наоборот, расчищает помещения от содержания музея. И все-таки пока это не рейдерский захват. В основе этого – фундаментальное непринятие субъектности некоммерческой организации, нежелание признавать АНО как равноправного партнера.

И эта странная избирательность: для съемок одиозного сюжета НТВ двери музея открыты, а для съемочной группы канала «Культура» – закрыты. В содержательном плане это просто невежество, непонимание ни концепции музея, ни обязанности добросовестных историков отражать все этапы истории репрессий.

Пермь-36 – это явление общественное, и мы должны пожелать новому руководству музея свои действия регулярно представлять общественности. И обязательно выстроить деловые отношения с АНО. Не получится в одиночку. Проект федеральной программы по увековечиванию памяти жертв политических репрессий – дело общественно-государственное, вышедшее на федеральный уровень. Эта программа вышла из недр общественности, была услышана федеральной властью и лично президентом Владимиром Путиным, была поддержана, и вся работа идет в рамках объединенной рабочей группы.

В худшем случае, к радости малой части политических сил в Пермском крае, музей «Пермь-36» просто не войдет в национальную программу, и тогда сохранение музея станет очень большой заботой и краевой власти, и общественности.

Если будущее уникального музея волнует не только общественность, то пермская власть обречена на необходимость соглашения с некоммерческой организацией «Пермь-36». Сегодня содержание, смыслы – у АНО. Те, кто сейчас пришли в государственный музей «Пермь-36», извините, содержательными специалистами – историками не являются. Для того чтобы привлечь экспертов, потребуется время. Не надо его терять.

Публичными противниками музея являются члены кургиняновского движения «Суть времени», которое, по слухам, финансируется из бюджета. С другой стороны, «Пермь-36» тоже финансируется из бюджета. По сути, это столкновение двух полярных мировоззрений происходит за счет налогоплательщиков, и в результате мы имеем такие локальные «войнушки». Как вы к этому относитесь?

Я не могу утверждать, что это финансирование идет за счет бюджета, но очевидно, что ресурсы эта организация имеет существенные – согласитесь, не каждый может выпускать газеты, например. Это дорогостоящее удовольствие. Я вполне допускаю, что они могут иметь идеологическую поддержку в лице конкретных должностных лиц. Даже в нашем информационном пространстве мелькают заявления против «Перми-36» или о возможностях предоставления трибуны этой организации на мероприятиях явно государственных со ссылками на «источники из администрации губернатора». Причем мы понимаем, что это не руководитель администрации.

Понятно, что некоторая поддержка отдельными должностными лицами в силу, я думаю, своих собственных мировоззренческих установок присутствует. С другой стороны, у организаций подобного рода есть еще и отдельные проекты патриотического плана. Формально они вполне могут получать и бюджетное финансирование в форме грантов под эту деятельность.

Я хотела бы сказать о другом. Это общественная организация, которая достаточно радикальна и даже, может быть, реакционна в оценках того, что не укладывается в их идеологическую концепцию. При этом важно понимать, что их взгляды часть населения поддерживает. И в этой ситуации действовать какими-то запретительными и ограничительными методами точно не получится.

Очень важно, чтоб любые мировоззренческие и идеологические установки развивались в парадигме «за»: «Мы – за. Мы имеем право взглянуть на историю таким-то образом. У нас есть для этого свои собственные аргументы». Но нельзя переступать при этом некие барьеры. Сама стилистика выступлений с идеологической установкой «против», если она заточена не просто на неприятие, а именно на вражду и ненависть, – это очень опасная тенденция, которая грозит межгражданскими столкновениями по базовым мировоззренческим установкам.

В обстановке этой агрессии и ненависти есть главный для всех без исключения барьер. Это наша Конституция. Если, раскрывая свое видение мира и истории (это право любого человека быть свободным в высказываниях, право мыслить, право выступать), мы переступаем такое же право других, здесь уже должен действовать ограничитель конституционный.

Очень важна ответственность государственных институтов и по пресечению языка вражды и ненависти, и по урегулированию конфликтов, в том числе мировоззренческих, политических.

В истории с пермским музеем ресурс переговоров не исчерпан. Это единственная возможность для разрешения конфликта.

Неловкие движения, которые начинают переворачивать с трудом достигнутый баланс интересов, недопустимы. Надо идти к согласию. Что-то может не устраивать власть – но только надо это артикулировать. Не должно быть это недовольство где-то там, подспудно. Что конкретно сегодня является предметом недовольства и раздражителем для органов власти? Давайте посмотрим – это ошибочное мнение, или там действительно есть основания, к которым следует прислушаться другой стороне?

Но были же договоренности, которые устраивали всех, а в результате что?

Вы знаете, это очень обидно. Видимо, надо сажать со стороны власти за стол переговоров тех, кто принимает решения, и все будет понятно. Если же за стол переговоров посадили министерство, которое не вправе принимать самостоятельное решение, – может быть, в этом ошибка? Чтобы договоренности соблюдались, надо, чтобы они в этом переговорном процессе согласовывались теми, кто реально принимает решения или берет ответственность на себя.

Не хочу никого обидеть, но речь-то ведь идет, грубо говоря, о паре бараков – так вокруг чего война-то? Музей как будто стал неким «местом силы», за которое все борются, или он воспринимается как крайне эффективная трибуна. И каждый с этой трибуны хочет вещать свое. Одни – про права человека, а другие – про бандеровцев, которые сидели там за дело.

Ну, это если огрублять, – пара бараков. В 2004 году эксперты ЮНЕСКО включили музей в список 100 всемирно известных памятников и рекомендовали обратиться в Комитет Всемирного наследия ЮНЕСКО для включения в список всемирного наследия. Музей признан отечественным музейным сообществом, является одним из инициаторов и учредителем Международной коалиции музеев Совести, включающей в себя более 200 музеев в разных странах мира.

Если музей стал местом, которое, как вы считаете, можно раскачивать то в одну, то в другую сторону, то тогда это политическое учреждение, а я именно с этого начала – это не политическое учреждение. И не может быть таковым.

Если бы на сегодня была внятная позиция учредителя о том, что надо снять риски политизации деятельности музея, я бы это понимала, но этого же не происходит.

То есть в переговорах с минкультом по поводу управления музеем вопрос о политической составляющей его деятельности не поднимался?

Не стоял вообще. Обсуждался вопрос функционирования музея с участием общественности, вопрос сохранности музея, возможности продолжения экскурсионной и туристической деятельности – только как учреждения. Отдельно не обсуждался вопрос «Пилорамы», хотя и говорили о том, надо или не надо эту площадку продолжать, а если продолжать, то в каком формате. До этого просто не дошли. Потому что нужно было решить вопросы функционирования и развития музея.

По сути переговоров: вот имущественный комплекс, вот экскурсионная работа, и вот серьезная работа по созданию фрагмента национальной программы. Пермский музей будет собирать материалы со всего бывшего союза, чтобы представить ГУЛАГ советского периода. Может быть, вот это само содержание начинает раздражать людей, которые считают, что все «сидели за дело», «враги власти должны сидеть», и так далее. Но у музея «Пермь-36» опора – новая Конституция, а в основе установок оппонентов музея – ценности явно другой страны.

А вам не кажется, что договоренности в итоге нарушены именно потому, что откровенного разговора не состоялось, потому что минкульт, или власть, по какой-то причине не обозначил все свои претензии?

Я как конфликтолог и переговорщик вижу – мы договорились до чего-то, но решения тормозятся или изменяются, а значит, вторая сторона не уполномочена принимать решения. На сегодня сохранность музея и его развитие в его новом варианте может быть, если переговоры состоятся с теми, кто уполномочен принимать решения без оглядки на кого-либо. То, что какая-то сила политическая в это вмешалась, мы можем предполагать, но не могу определить, из какого именно источника пошли установки.

Сейчас важно одно – сохранение музея в диалоговом взаимодействии государственных и общественных институтов. Запросы по этому поводу от общественности сделаны. Ждем ответов.

Беседовал Алексей Бурков

Источник: http://fedpress.ru/news/polit_vlast/reviews/1402307995-tatyana-margolina-perm-36-eto-muzei-ne-politicheskaya-ploshchadka-kak-komu-ni-khotelos

Музей истории политических репрессий «Пермь-36», единственный сохранившийся лагерь для политзаключенных в деревне Кучино, снова попал в федеральную медиаповестку. Поводом стала остановка работы музея – минкульт Пермского края остановил его финансирование, в лагере отключили воду и электричество. Директор госмузея Татьяна Курсина уволена с занимаемой должности, а на ее место назначена бывший замминистра культуры Наталья Семакова. Основатели «Перми-36», члены одноименного автономного некоммерческого общества, фактически отстранены от управления музеем, в нарушение, как они считают, всех предыдущих договоренностей с краевыми властями.

На этом фоне возникают разговоры о «неблагонадежности» музея, «порочащего историю нашей страны»; помощник депутата краевого парламента, а по совместительству активист организации «Суть времени» «науськивает» на музей журналистов федерального телеканала и радостно потирает руки: «Конец вам всем, сволочи» (прямая цитата из блога активиста). Другие на полном серьезе говорят, что «закрытие «Перми-36» – вот реальная, а не на словах помощь борющимся против украинских неофашистов жителям юго-востока Украины в их героической борьбе». Наверняка бойцы ополчения ДНР и ЛНР радостно выдохнули: ну, теперь точно все будет хорошо.

Все громче говорят о том, что музей доживает последние дни и вот-вот отправится вслед за остальными культурными проектами, прочно ассоциирующимися с эпохой Чиркунова, на свалку истории. Музею, правда, обещают восстановить финансирование, но с учетом того, как свои обещания министр культуры Игорь Гладнев исполнял до сих пор, верится в это с трудом. Взять хотя бы фестиваль «Пилорама», который проходил в том же музее «Пермь-36»: невзирая на обещания возобновить финансирование фестиваля, никаких подвижек в этом направлении не наблюдается.

О своем видении происходящего «ФедералПресс.Приволжье» рассказала член попечительского совета музея, уполномоченный по правам человека в Пермском крае Татьяна Марголина.

Татьяна Ивановна, как получилось, что музей «Пермь-36» стал центром политического конфликта?

Хочу сразу уточнить, что «Пермь-36» – не политическая площадка. Это музей, обычное учреждение культуры с необычными функциями, которое работает на базе историко-архивных материалов и популяризирует эти материалы в публичном пространстве. Как и любой другой музей.

Взять, например, мемориальный комплекс «Вышка» (диорама «Декабрьское вооруженное восстание 1905 г. в Мотовилихе» в Перми – прим. «ФедералПресс.Приволжье»). Это музей, который дает информацию о революционных событиях, происходивших на территории Прикамья. Я вспоминаю 90-е годы прошлого века: тоже были горячие головы, заявляли, что все эти музеи, которые якобы восхваляли и романтизировали все революционные события в Пермском крае, должны исчезнуть. Мудрости хватило отнестись к музейным комплексам, в том числе показывающим революционные события, прежде всего с научной и государственной точки зрения, понимая, что эти музеи действуют именно на базе историко-архивных и научных материалов и исследований.

Сейчас тоже такой период времени, когда политические события заставляют по-разному смотреть в историческое прошлое. Люди даже разделяются по отношению к прошлому. Но тем более важно сейчас, и прежде всего учредителям этого музея – министерству культуры, относиться к имеющимся у них учреждениям культуры только с научной точки зрения, исключая различного рода политические подходы и инсинуации. Не превращать музей в поле политических столкновений.

Вы говорите о том, что «Пермь-36» – не политическая площадка, но проблема-то в том, что все эти движения вокруг музея начались именно потому, что он воспринимается как политическая площадка.

Я думаю, что сам замысел музея «Пермь-36» – выставить в публичное пространство архивные материалы, то есть уйти из академической сферы в публичное пространство – в чем-то явился катализатором формирования позиций разных людей по отношению и к этим экспонатам, и, на самом деле, в целом к истории. Музей заявил, что он предоставляет свою площадку для коммуникаций всем желающим, независимо от того, какие у них взгляды, уровень образования, для гражданских дискуссий. Музейная площадка для объединения людей разных взглядов – в общих устремлениях будущего нашей страны. Своеобразным принципом этих дискуссий было следующее: «Я могу быть не согласен с вами, но мы все должны понимать нашу общую ответственность за будущее района, города, страны».

Уроки истории очень важны, чтобы не приходить сегодня к «боевым» отношениям друг с другом, не допускать неправовых действий власти по отношению к конкретному человеку. Казалось бы, Конституция нашей страны, вся система организации нашей жизни уже предусматривает эти гарантии. Но есть разногласное общество. И подобные дискуссионные форматы позволяют людям услышать другого человека, но не относиться к нему в результате обсуждения с ненавистью и враждой, а начинать понимать, что разногласия по каким-то вопросам не есть основание для дальнейшей жизни в ненависти. В этом был и есть гуманитарный смысл гражданских дискуссий.

Однако обсуждения на «Пилораме» частенько заканчивались фактически срывом из-за того, что, может быть, одна из сторон не умеет вести дискуссию и превращает ее в митинг…

Я не согласилась бы с вами в том, что это происходило часто. Единичные случаи были, особенно года три назад. Это заставило по-другому подойти к выбору ведущих дискуссий. На последних двух «Пилорамах» особое внимание уделялось отбору опытных модераторов и экспертов, референтных для обеих сторон дискуссии. Сама подготовка дискуссионной части была уже более серьезной, что позволяло людям выходить не в ненависти друг к другу, а все-таки в какой-то общей озабоченности.

Как бы то ни было, сейчас развернута общественная кампания против музея, против «Пилорамы» – или против музея, потому что в нем проводится «Пилорама». И большую роль в этой общественной, казалось бы, кампании играют органы исполнительной власти в лице министерства культуры. Как вы думаете, связаны ли действия минкульта с этой общественной кампанией, и если связаны, то какую роль в ней играет министерство?

Это нарушение некоторых традиций в государственном управлении Пермского края. У нас не первый раз проходят процессы, когда из частного или некоммерческого варианта деятельности коллектив переходит в государственный. Я вспоминаю ситуацию, как переходил в государственный статус частный коллектив – балет Евгения Панфилова. Это было сделано по инициативе управления культуры с одной только целью – дать возможность проявить себя и сохраниться уникальному новому явлению. Причем в регионе, где были очень мощные традиции классического балета. Это был своеобразный вызов, и в театральном сообществе он был воспринят неоднозначно. Можно было сказать «это не пермское, не наше», но именно управление культуры было инициатором того, чтобы это новое явление, этот талант был интегрирован в общее поле культуры. Решение было поддержано губернатором, тогда еще Геннадием Игумновым. В этой ситуации я понимаю заботу руководства нашего региона о культурном многообразии – не только о сохранении традиций того же классического, академического балета, но и о поддержке нового, того, чего раньше никогда не было.

И с историей музея «Пермь-36» были такие же государственные подходы… Как можно было еще в 90-е годы усмотреть в чисто общественных инициативах, по сути, в чистом поле с полуразрушенными зданиями, усмотреть самое важное и главное? Это, наверное, и есть пермская культура управления. Не продавливание своей властной точки зрения, а видение перспектив и уважение творческих и гражданских инициатив. Это, мне кажется, очень характерная черта пермской власти во все времена.

Даже в военное время, в сталинские времена художественным руководителем пермского хореографического училища поставили человека, сосланного в Соликамсклаг, – Екатерину Гейденрейх. Сейчас трудно представить себе такого смелого первого секретаря обкома партии, как Николай Гусаров. И я очень жалею, что музей училища не записывает досконально воспоминания еще, слава богу, живущих бывших преподавателей училища, которые помнят, как ее привезли, как они ее в тазике отмывали от всей этой лагерной грязи. Сама забота о будущем и поиск людей, которые могут в силу своего таланта привнести в Пермь новое, лучшее, не просто сохранять, но продолжать и развивать традиции, создавать это многообразие, – это всегда было особенностью пермской власти.

И потому когда вы задаете мне сегодня этот вопрос, я не могу не говорить с тревогой о процессах сужения культурного пространства.

В конце прошлого года родилась интереснейшая идея государственно-общественного партнерства. Мы могли опять создать нечто, что могло не разъединить, а соединить людей и вместе продвигать идеи непринятия подавления властью человека. Это, по сути, утверждение конституционных ценностей. Наличие нашего музея – это залог невозврата в прошлое, невозможность произвольных действий государства по отношению к человеку. Скажите мне, кто сегодня из власти может не поддерживать эти конституционные ценности? И мне очень жаль, что это правовое и гуманитарное содержание работы музея обрастает политическими смыслами вчерашнего дня.

Самостоятельные это действия учредителя или они ангажированы – меня не очень интересует. Ответственность за сохранение и развитие культурного пространства или выполнение чьих-то подзаконных указаний, которые сегодня могут быть одни, завтра другие, – это выбор не только нравственный, но и правовой, и если начинаются нарушения свободы деятельности общественной организации, вмешательство в ее деятельность, это уже нарушение конституционных прав.

Каким вы видите выход из сложившейся ситуации? Многие то, что сейчас происходит, характеризуют очень просто – желаниями получить контроль над крупными финансовыми потоками из федерального бюджета.

Финансовые интересы исключаю точно. По стилю действий по отношению к НКО такая аналогия может возникнуть, например, после категоричного письма нового директора госучреждения к руководству АНО «Пермь-36»: «…Предлагаем вам в течение 15 рабочих дней с даты расторжения договоров освободить все помещения недвижимого имущества от движимых вещей и иного движимого имущества, принадлежащего АНО «Мемориальный центр истории политических репрессий «Пермь-36». Директор, видимо, не понимает, что движимое имущество – это экспонаты и коллекции музея. Либо она наивно предполагает, что в одностороннем порядке может эту собственность АНО забрать, либо просто не знает, что это собственность АНО, либо, наоборот, расчищает помещения от содержания музея. И все-таки пока это не рейдерский захват. В основе этого – фундаментальное непринятие субъектности некоммерческой организации, нежелание признавать АНО как равноправного партнера.

И эта странная избирательность: для съемок одиозного сюжета НТВ двери музея открыты, а для съемочной группы канала «Культура» – закрыты. В содержательном плане это просто невежество, непонимание ни концепции музея, ни обязанности добросовестных историков отражать все этапы истории репрессий.

Пермь-36 – это явление общественное, и мы должны пожелать новому руководству музея свои действия регулярно представлять общественности. И обязательно выстроить деловые отношения с АНО. Не получится в одиночку. Проект федеральной программы по увековечиванию памяти жертв политических репрессий – дело общественно-государственное, вышедшее на федеральный уровень. Эта программа вышла из недр общественности, была услышана федеральной властью и лично президентом Владимиром Путиным, была поддержана, и вся работа идет в рамках объединенной рабочей группы.

В худшем случае, к радости малой части политических сил в Пермском крае, музей «Пермь-36» просто не войдет в национальную программу, и тогда сохранение музея станет очень большой заботой и краевой власти, и общественности.

Если будущее уникального музея волнует не только общественность, то пермская власть обречена на необходимость соглашения с некоммерческой организацией «Пермь-36». Сегодня содержание, смыслы – у АНО. Те, кто сейчас пришли в государственный музей «Пермь-36», извините, содержательными специалистами – историками не являются. Для того чтобы привлечь экспертов, потребуется время. Не надо его терять.

Публичными противниками музея являются члены кургиняновского движения «Суть времени», которое, по слухам, финансируется из бюджета. С другой стороны, «Пермь-36» тоже финансируется из бюджета. По сути, это столкновение двух полярных мировоззрений происходит за счет налогоплательщиков, и в результате мы имеем такие локальные «войнушки». Как вы к этому относитесь?

Я не могу утверждать, что это финансирование идет за счет бюджета, но очевидно, что ресурсы эта организация имеет существенные – согласитесь, не каждый может выпускать газеты, например. Это дорогостоящее удовольствие. Я вполне допускаю, что они могут иметь идеологическую поддержку в лице конкретных должностных лиц. Даже в нашем информационном пространстве мелькают заявления против «Перми-36» или о возможностях предоставления трибуны этой организации на мероприятиях явно государственных со ссылками на «источники из администрации губернатора». Причем мы понимаем, что это не руководитель администрации.

Понятно, что некоторая поддержка отдельными должностными лицами в силу, я думаю, своих собственных мировоззренческих установок присутствует. С другой стороны, у организаций подобного рода есть еще и отдельные проекты патриотического плана. Формально они вполне могут получать и бюджетное финансирование в форме грантов под эту деятельность.

Я хотела бы сказать о другом. Это общественная организация, которая достаточно радикальна и даже, может быть, реакционна в оценках того, что не укладывается в их идеологическую концепцию. При этом важно понимать, что их взгляды часть населения поддерживает. И в этой ситуации действовать какими-то запретительными и ограничительными методами точно не получится.

Очень важно, чтоб любые мировоззренческие и идеологические установки развивались в парадигме «за»: «Мы – за. Мы имеем право взглянуть на историю таким-то образом. У нас есть для этого свои собственные аргументы». Но нельзя переступать при этом некие барьеры. Сама стилистика выступлений с идеологической установкой «против», если она заточена не просто на неприятие, а именно на вражду и ненависть, – это очень опасная тенденция, которая грозит межгражданскими столкновениями по базовым мировоззренческим установкам.

В обстановке этой агрессии и ненависти есть главный для всех без исключения барьер. Это наша Конституция. Если, раскрывая свое видение мира и истории (это право любого человека быть свободным в высказываниях, право мыслить, право выступать), мы переступаем такое же право других, здесь уже должен действовать ограничитель конституционный.

Очень важна ответственность государственных институтов и по пресечению языка вражды и ненависти, и по урегулированию конфликтов, в том числе мировоззренческих, политических.

В истории с пермским музеем ресурс переговоров не исчерпан. Это единственная возможность для разрешения конфликта.

Неловкие движения, которые начинают переворачивать с трудом достигнутый баланс интересов, недопустимы. Надо идти к согласию. Что-то может не устраивать власть – но только надо это артикулировать. Не должно быть это недовольство где-то там, подспудно. Что конкретно сегодня является предметом недовольства и раздражителем для органов власти? Давайте посмотрим – это ошибочное мнение, или там действительно есть основания, к которым следует прислушаться другой стороне?

Но были же договоренности, которые устраивали всех, а в результате что?

Вы знаете, это очень обидно. Видимо, надо сажать со стороны власти за стол переговоров тех, кто принимает решения, и все будет понятно. Если же за стол переговоров посадили министерство, которое не вправе принимать самостоятельное решение, – может быть, в этом ошибка? Чтобы договоренности соблюдались, надо, чтобы они в этом переговорном процессе согласовывались теми, кто реально принимает решения или берет ответственность на себя.

Не хочу никого обидеть, но речь-то ведь идет, грубо говоря, о паре бараков – так вокруг чего война-то? Музей как будто стал неким «местом силы», за которое все борются, или он воспринимается как крайне эффективная трибуна. И каждый с этой трибуны хочет вещать свое. Одни – про права человека, а другие – про бандеровцев, которые сидели там за дело.

Ну, это если огрублять, – пара бараков. В 2004 году эксперты ЮНЕСКО включили музей в список 100 всемирно известных памятников и рекомендовали обратиться в Комитет Всемирного наследия ЮНЕСКО для включения в список всемирного наследия. Музей признан отечественным музейным сообществом, является одним из инициаторов и учредителем Международной коалиции музеев Совести, включающей в себя более 200 музеев в разных странах мира.

Если музей стал местом, которое, как вы считаете, можно раскачивать то в одну, то в другую сторону, то тогда это политическое учреждение, а я именно с этого начала – это не политическое учреждение. И не может быть таковым.

Если бы на сегодня была внятная позиция учредителя о том, что надо снять риски политизации деятельности музея, я бы это понимала, но этого же не происходит.

То есть в переговорах с минкультом по поводу управления музеем вопрос о политической составляющей его деятельности не поднимался?

Не стоял вообще. Обсуждался вопрос функционирования музея с участием общественности, вопрос сохранности музея, возможности продолжения экскурсионной и туристической деятельности – только как учреждения. Отдельно не обсуждался вопрос «Пилорамы», хотя и говорили о том, надо или не надо эту площадку продолжать, а если продолжать, то в каком формате. До этого просто не дошли. Потому что нужно было решить вопросы функционирования и развития музея.

По сути переговоров: вот имущественный комплекс, вот экскурсионная работа, и вот серьезная работа по созданию фрагмента национальной программы. Пермский музей будет собирать материалы со всего бывшего союза, чтобы представить ГУЛАГ советского периода. Может быть, вот это само содержание начинает раздражать людей, которые считают, что все «сидели за дело», «враги власти должны сидеть», и так далее. Но у музея «Пермь-36» опора – новая Конституция, а в основе установок оппонентов музея – ценности явно другой страны.

А вам не кажется, что договоренности в итоге нарушены именно потому, что откровенного разговора не состоялось, потому что минкульт, или власть, по какой-то причине не обозначил все свои претензии?

Я как конфликтолог и переговорщик вижу – мы договорились до чего-то, но решения тормозятся или изменяются, а значит, вторая сторона не уполномочена принимать решения. На сегодня сохранность музея и его развитие в его новом варианте может быть, если переговоры состоятся с теми, кто уполномочен принимать решения без оглядки на кого-либо. То, что какая-то сила политическая в это вмешалась, мы можем предполагать, но не могу определить, из какого именно источника пошли установки.

Сейчас важно одно – сохранение музея в диалоговом взаимодействии государственных и общественных институтов. Запросы по этому поводу от общественности сделаны. Ждем ответов.

Беседовал Алексей Бурков

Источник: http://fedpress.ru/news/polit_vlast/reviews/1402307995-tatyana-margolina-perm-36-eto-muzei-ne-politicheskaya-ploshchadka-kak-komu-ni-khotelos