Проект 37/17. «Лучше расстреляйте меня...» История пермского студента, пережившего «польское дело»


Автор:

Источник

09.10.2017

«Григорий Решетко — единственный из пермских студентов, проходивших по польскому делу, кому удалось выжить», — начинает свой рассказ Алексей Каменских, кандидат философских наук, доцент НИУ ВШЭ в Перми.

Решетко был арестован 2 октября 1937 года, когда он, как и многие из его товарищей по несчастью, учился на рабфаке пединститута и жил в студенческом общежитии, которое находилось на месте современного общежития ПГНИУ № 8 ул. Генкеля, 5).

Анкета арестованного Григория Федоровича, составленная следователями НКВД, как под копирку повторяет данные о других перебежчиках с территории Польши: перешёл советско-польскую границу в 1932 году, поступил учиться на рабфак в Оханске, который позже перевели в Пермь, на момент ареста был студентом третьего курса.

Но есть в его деле одно отличие — Решетко был инвалидом. В 1932 году, когда он работал в Первоуральске на Новотрубном заводе, ему ампутировали левую ногу после несчастного случая на производстве. Возможно, именно этот эпизод в его биографии так изменил его судьбу, что он стал единственным из пермских якобы агентов польской разведки, который смог дожить до смерти Сталина.

«Когда я изучал документы по его делу, первое, что мне бросилось в глаза — это какая-то „ершистость“ допрашиваемого Решетко. Даже читая казённые энкэвэдэшные строки, становилось понятно, что это был человек, неудобный во всех отношениях», — вспоминает Алексей Каменских.

Алексей Каменских / Фото: Тимур Абасов

Судите сами: во время первой части допроса (протокол допроса можно прочитать по этой ссылке — Прим. ред.), когда после стандартных по кругу задаваемых вопросов следователь бросает ему прямо в глаза обвинение «Вы агент польской дефензивы!» и начинает выяснять, где его завербовали, какие задания он получил, Григорий Федорович отказывается отвечать. А в протокол заносят слова обвиняемого: «Отвечать на этот вопрос отказываюсь, так как он задан не по существу».

Под конец допроса почерк следователя становится каким-то размашистым, и этим самым размашистым почерком записываются признательные показания Решетко: «Я был завербован польской дефензивой, заслан в Советский Союз для диверсионной работы в случае начала войны с Польшей».

«Однако он не называет никаких имён, он не называет никаких конкретных заданий, потому что, если бы он сказал что-нибудь конкретное, это стало бы прямым основанием для расстрела», — продолжает Каменских.

А дальше другой рукой, очевидно, самого Решетко, идёт приписка: «От последних заданных мне вопросов отказываюсь, так как я...» и запись обрывается.

И долгое время историк не мог ответить на вопросы: что скрывается за текстом этого протокола, что там произошло на самом деле?

«И вдруг я обнаружил потрясающий документ, это письмо Решетко в прокуратуру СССР, которое он написал в 1956-м году, уже после освобождения».

Уникальность этого текста в том, что впервые в руки исследователей попал документ, имеющий отношение к пермской польской операции, в котором картину допроса раскрывает сам обвиняемый (прочитать документ вы можете по этой ссылке — Прим. ред.). До этого, в лучшем случае, о своих «секретных» методах следователи рассказывали только тогда, когда сами становились фигурантами уголовного дела.

А вот что пишет Решетко: «На допросе мне были представлены заранее написанные вопросы и ответы, которые заставляли подписать. Я отказался их подписать, так так там не было ничего, кроме выдумки. Во время допроса в камеру несколько раз заходил другой следователь и говорил, что надо скорее подписать, так как я задерживаю всех».

«Вы понимаете, там же целый конвейер, несколько десятков человек арестовано, всё уже готово, всё подписано, и только один тут сидит и тормозит процесс. А дело надо срочно закрывать и всех уже расстреливать», — поясняет Алексей Каменских.

А Решетко отвечает: «Лучше расстреляйте меня, но ложь на себя подписывать не буду». Тогда второй следователь сказал: «Некогда нам с тобой возиться, напиши, что отказываешься подписать». Григорий Федорович так и сделал.

«И вот теперь становится понятно, откуда взялась та фраза в самом конце протокола допроса».

Через несколько дней Решетко вызвал надзиратель и прочитал приговор особого совещания: 10 лет лагерей. Он был этапирован в Коми ССР, в Ухту, где отбывал срок до октября 1947 года, ровно 10 лет с момента ареста, день в день.

А в апреле 1956 года он пишет письмо в прокуратуру Советского Союза.

«Конечно же, он пишет это письмо не для того, чтобы рассказать, что там происходило в Перми в 1937 году».

Решетко пишет о том, что до репрессий он получал пенсию по инвалидности. А теперь все его документы утеряны, кроме пенсионной книжки, которая была подшита к делу, где остальные бумаги — не знает никто. После освобождения он несколько раз писал в Молотовский облсобес, просил выслать пенсионное дело, но ему либо не отвечали совсем, либо отписывались, что никаких документов нет.

«На основании постановления ЦК КПСС о преодолении культа личности и его последствий, сказано, что в 1937 году была несправедливая массовая репрессия, в это время был репрессирован и я, считаю себя совершенно невиновным, отбывал срок наказания 10 лет. Сейчас я нахожусь на свободе, работаю, но лишён трудового стажа и не имею возможности получать пенсию, за неимением документов. Прошу вас о пересмотре моего дела, снять с меня судимость и реабилитировать меня. Так как считаю себя невиновным и даже не знаю, за что был осуждён. Прошу вас удовлетворить мою просьбу».

«А параллельно в этом же году идут запросы от Военной комиссии Верховного суда СССР в пермские районные ЗАГСы и в лагерь, где он отбывал наказание. Потому что понятно, что инвалид, получивший 10 лет лагерей, выжить не мог. В это время уже готовили материалы по реабилитации всех фигурантов польского дела и пытались выяснить, что с ним (Решетко — Прим. ред.) произошло. А ЗАГС отвечает, что ничего о нем не знает. Из лагеря приходит очень странный ответ о том, что в 1941 году он сидел в таком-то лагере Коми СССР и всё, но эта информация уже как 15 лет устарела», — продолжает рассказ Алексей Каменских.

Алексей Каменских / Фото: Тимур Абасов

И, судя по всему, если бы Решетко не написал письмо в прокуратуру СССР, его дело просто затерялось.

А так в архивно-следственном деле сохранились материалы его переписки с прокуратурой Советского Союза с июля по октябрь 1956 года, которая закончилась тем, что он действительно добился восстановления трудового стажа, восстановления инвалидности и полного снятия судимости, полной реабилитации.

И мы знаем, что после освобождения Решетко уезжает в Днепропетровскую область, на Украину, и поступает работать на ДнепроГЭС.

«К сожалению, у нас нет его фотографии, и мы ничего не знаем о его дальнейшей судьбе, не знаем даже дату смерти. Возможно, после публикации кто-то из его родственников или знакомых откликнется, потому что в нашей практике уже есть такие случаи».

 

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
Ссылка крестьян на Урал в 1930-е годы
Карта террора и ГУЛАГа в Прикамье
О Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
| Судьба инженера
| Мечтали о буханке хлеба…
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus