Исторический раздел:

Степанцева Наталья Ильинична


«Мы все боялись...»

 

Степанцева Наталья Ильинична, родилась в 1924 году в Красноярском крае, село Усть-Каначув Ирбейского района. Отец, Рублев Илья Карпович, 1887 года рождения, расстрелян в августе 1938 года.

Р.: Наталья Ильинична, а семья у вас большая была?

С.: Я помню только двух братьев и двух сестер. Но старшая сестра говорит, что я родилась одиннадцатая, значит, еще были дети. Может быть, умирали.

Усть-Каначув - небольшая деревня была, на реке Кан. Не знаю сколько дворов. Помню, что нас выселили из дома, мы жили в бане, и все время из дома что-то на возах увозили. Возы нагружали и увозили. А кто увозил, я не знаю.

Р.: Вас в 1930-м году раскулачили?

С.: Наверное, в 1930-м, но я не знаю точно, маленькая была. Помню, как жила в бане. Еще какой-то праздник был, и я в окошечко бани смотрела, как ребятишки катаются с горки. А у меня не было ни одежды, ни обуви. В бане висела какая-то большая шуба. И были большие валенки. А я голая, ни рубашки, ничего на мне не было. Потому что я болела то ли ветрянкой, то ли оспой и на меня ничего не надевали. И вот я надела эти валенки и шубу и убежала кататься с горки. А больше из этого времени ничего не помню.

Р.: Сестра вам рассказывала о хозяйстве, которое было у вашего отца до раскулачивания?

С.: У нее есть документ, что во время раскулачивания у него забрали пятистенный дом с железной крышей, амбар, теплую конюшню, 7 лошадей, 8 коров, 20 овец, две свиньи, пасеку - 18 ульев, 2 плуга, косилку, молотилку, жнейку.

Р.: То есть у него крепкое хозяйство было?

С.: Ну, так нас ведь много было. И все работали. Дети-то. Дом до сих пор стоит. Отец сам срубил его.

Р.: А мама когда у вас умерла?

С.: После родов. Я выжила, а она умерла. Татьяна Даниловна ее звали.

Когда я приезжала в Усть-Каначув в 1940 или в 1941 году, чтобы взять свидетельство о рождении для получения паспорта, меня соседка, которая через дорогу жила, двор в двор, сводила к маме на могилку. Видимо, не такие уж плохие у меня родители были, раз люди их помнят. И меня приютили. Спать уложили на лавке, раньше кроватей не было. И на дорогу она мне хлеба напекла.

Отца в сослали в Хакасию. Вместе с папой были высланы братья Саша и Леонид. Старшую сестру раскулачивание не коснулось, потому что она уже не жила с отцом, а была замужем и жила в Канске. Она увезла меня к себе. А потом они с мужем завербовались на Игарку. Тогда осваивали Игарку, молодежь требовалась. Там сестра родила мальчика, второго ребенка, из родилки уже не вышла, умерла зимой. Морозы сильные были и ветры: дом заносило до крыши за одну ночь.

Когда она умерла, свекровь, мать ее мужа приехала на Игарку и вывезла меня в Канск.

Я не помню, как я оказалась одна. Брошенная я была, жила на завалине. Потом, хозяин дома, на завалине которого я спала, ночью меня домой принес. Когда я проснулась, его жена все с меня сняла, замочила в корыте, в котором стирала белье, меня туда же посадила и вымыла. А потом они стали думать, куда меня девать. Документов у меня никаких не было, в детдом меня не брали. Я ходила в детдом все время, чтобы меня туда взяли, но ворота и двери были для меня закрыты. (Плачет).

Потом меня взяли к себе поляки. Они тоже были переселенцы. Бежали с русско-германской войной из Польши. И дорогой встретились. Он поляк, она литвинка, до Сибири добежали. Его звали Май Иван Матвеевич, а ее - Волоскова Полина Францевна. Они пожилые уже были.

Года четыре я у них жила. Они меня сначала в школу не пускали. Но ходили по домам учителя, записывали детей в школу, и они заставили моих хозяев меня в школу отдать. Тогда они купили мне новое пальто, чтобы было в чем в школу ходить. Я пришила карман к нему большой, чтобы деньги не потерять. Они меня то за хлебом посылали, то за вином, когда к ним друзья приходили. Воспитывали в строгости. Я у них просто как работница была. Мыла полы, печки топила, дрова носила, воду из колодца черпала, за скотиной ухаживала. Все делала, и зимой, и летом. Утром часа в четыре разбудят, они еще в постели, а я печку топлю и ведро картошки начищу. Это все до школы нужно было сделать.

Как меня нашел отец, я не знаю. Но к 1938 году мы жили вместе всей семьей. Папа, я, братья - Саша и Леонид - и папина гражданская жена. Звали ее Байкалова Серафима Ивановна. Очень была хорошая женщина. Добрая. Я ее звала «мама».

Жили мы на руднике имени Кирова. Это в глубине Хакасии. Клава была замужем и жила отдельно, в Таштыпе. Отец работал в шахте плотником. Там золото добывали.

Хороший у нас отец был, добрый. И все время работал. И на шахте, и еще в поселке дома рубил. Себе срубил дом. Мы в Хакасии в собственном доме жили. Сначала, как туда привезли спецпереселенцев, они жили в палатках. Потом они построили бараки, жили по несколько семей в одной комнате, а со временем и собственные дома срубили. Их раскулачивали и выгоняли с мест, высылали в Сибирь. А они и там освоились. Все себе дома понастроили. И отец очень трудолюбивый был: скамейки, лавки, топчаны - все делал сам. Всю мебель.

На руднике была только начальная школа. Четыре класса, в каждом по два – три ученика. А потом нас на Малый Анзас перевели. Там школа-интернат была, и со всех маленьких поселений детей туда собрали. Неделю живем, а на выходной уходили домой. Час или два пешком до дома ходили.

Отца забрали 14 мая 1938 года. Я тогда уже в шестом классе училась. Его ночью увели. Сколько человек пришло, не знаю. Мы спали, нас не будили. Потом нам сказали, что отца забрали. Брат Леонид жил на Кижаке. Он там кузнецом работал. После ареста отца он меня прямо из интерната забрал и увез к Клаве в Таштып. И я жила у нее.

Муж Клавы, Анатолий, не был спецпереселенцем, он работал там бухгалтером. В 1940 году, после финской войны, он завербовался на работу в Выборг, чтобы уехать из Хакасии. Тогда голод был в Хакасии. Анатолий все вещи променял, чтобы прокормить нас. Потом продали дом и уехали в Абакан. Доехали до Абакана, а потом по железной дороге в Выборг. Не знаю, сколько ехали. Но доехали до Перми. Здесь у Анатолия жила мама и отчим. У них остановились. Пока пили да гуляли, въезд в Выборг прекратили. Здесь в Перми и остались.

А потом война началась, Анатолий на фронт ушел. А Клавдия Карповна осталась с тремя детьми, и я у нее еще была. Она работала на военном заводе в Левшино. А я на лесокомбинате работала обмерщиком бревен.

В войну и после войны жили очень голодно, пока в 1947 году не отменили карточки. Помню, пришла соседка и дала нам с Клавой по десять рублей. Мы пошли и купили буханку хлеба, 200 граммов сахара и 200 граммов масла. Сели, через стол обнялись и рыдали, ели этот хлеб и рыдали. Она говорит: «Я хоть ребятишек накормлю». У нее трое детей было, муж погиб на фронте.

Р.: Наталья Ильинична, а ваши родственники и вы сами как могли объяснить, почему арестовали отца?

С.: Никто ничего не объяснял. И не пытались узнать. Раньше об этом даже не говорили. Все молчали. Как будто и не случилось ничего. А то еще хуже было бы. Боялись, запуганные все были. Нигде, ни в одном доме никто об этом не говорил. Слезы потекут, обнимут друг дружку и молча плачут, всё-всё понимали. Если плачешь, кто-то из взрослых прижмет тебя к себе покрепче и все. Никто ничего не говорил. Понимали. В автобиографии писали: ни отца, ни матери нет. Родители умерли.

Р.: А не писали, что родители раскулачены?

С.: Боже упаси! Только в 1995 году начали говорить и писать. Я не знала, куда обратиться. Я пошла в архив, мне там все объяснили. Ходила в ФСБ. Везде ходила.

Р.: Вот здесь написано, что отца арестовали 14 мая, в июне вынесли приговор, а в августе расстреляли. 24 ноября 1954 года дело вашего отца прекращено.

С.: Мы и не знали ничего этого.

Р.: А были люди, которые радовались смерти Сталина?

С.: Нет. Если кто и радовался, то молчал.

Р.: После смерти Сталина в отношениях людей, в разговорах, что-то изменилось?

С.: Ничего не изменилось. Все также молчали. Никто ничего нигде не говорил, боялись. Та же власть-то была. Сталинская. Его же остались приспешники. Ничего говорить нельзя было. Это только в 1990-х заговорили.

 

Интервью взято Латыповым Робертом 24 апреля 2004 года.

 

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•О Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
•Что отмечено на Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
•По местам спецпоселений и лагерей ГУЛАГа
КНИГА ПАМЯТИ | «Не для того везли, чтобы освободить…»
КНИГА ПАМЯТИ | Столько горя, нищеты, унижений пережито
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus