Из истории сопротивления? Судьба инженера Ремпеля

30.06.2024

Сегодня мы публикуем письмо, которое пришло от одного из подписчиков наших медиа. Автор этого текста больше тридцати лет исследовал судьбу своего деда — инженера Петра Петровича Ремпеля, погибшего в лагерях в 1940-е. За это время в истории выяснились странные обстоятельства — не исключено, что Петр Петрович действительно был вовлечен в подпольную работу сопротивления советской власти.

Возможно, исследовательское сообщество могло бы помочь заполнить белые пятна в этой истории. Если у вас есть ответы, гипотезы или комментарии к вопросам, которые заданы в этом письме и пока остались без ответа, напишите нам на welcome@memo.site.

Петр Ремпель в 1936 году

Мой дед, Петр Петрович Ремпель, родился в 1885 году в меннонитской колонии на Днепре. В начале ХХ века ездил учиться в технический институт в Германии (Technikum Mittweida). До революции был связан с революционерами. Дед организовал побег в из Сибири в Южную Америку одного революционера из меннонитов — Корнелиуса Тиссена.

После возвращения в Россию в 1910 году и до последнего ареста в 1938 году дед работал на машиностроительных заводах и мастерских в Аркадаке, Люберцах, Балашове, Симферополе, Мелитополе, Астрахани и Аральске. О его революционных делах известно по воспоминаниям родни, но в документах Департамента полиции, жандармских управлений и районных охранных отделений нет ни одного упоминания об этом. В 1934 и 1938 годах дед был под следствием. В 1939 году был отправлен в лагеря, откуда не вернулся.

Германия, 1909, студенты техникума Миттвеи?да. Петр Ремпель — второй слева

Теперь перехожу к странным обстоятельствам.

В 1934 году дед работал главным инженером-конструктором на Мелитопольском моторостроительном заводе «Победа» (будущий ЗМЗ), который в то время входил в государственный трест «Союздизель».

В 1933 году на заводах «Союздизеля» начались аресты инженеров-«агентов германской разведки». Забрали главного инженера треста, профессора Сергея Владимировича Пугавко, тесно связанного с Германией. Профессор Пугавко хорошо знал деда, останавливался у него на квартире во время приездов на завод «Победа». Вместе с Пугавко был арестованы инженер Реутский и другие.

Вскоре после ареста Пугавко и Реутский «сознались» в участии в шпионско-диверсионной организации, действовавшей по заданию немецкой разведки. Это достаточно обычное для того времени «признание». Они назвали всех известных им участников «организации», в их числе и моего деда — руководителя «организации» на заводе «Победа». Естественно, арестовали и деда. О деле «Союздизеля» и об участии деда в этом деле докладывали Сталину (докладные записки опубликованы). Все участники «организации» получили разные сроки.

Профессор Пугавко работал в «шарашке» в Ленинграде. После освобождения продолжал преподавать в техническом вузе и умер в Москве. Интересно, что ни профессор Пугавко, ни инженеры, проходившие по делу «Союздизеля» — Реутский, Константиновский, Преображенский и другие не были реабилитированы ни в 1950-х, ни в 1990-х годах вместе с остальными участниками массовых процессов 30-х годов, осужденными по самооговорам и оговорам друг друга. Мне не удалось получить следственное дело Пугавко из-за того, что он не был реабилитирован, поэтому точно не знаю, на чем строились обвинения, и почему он, как другие инженеры, проходившие по этому делу, не был реабилитирован.

Сергей Пугавко в центре с папиросой

Теперь то, что касается моего деда. Следствие в Днепропетровском ГПУ продолжалось полгода, но дед так и не признал свою вину. В марте 1934 года его дело передали в Киев в ГПУ УССР и 20 апреля 1934 он был освобожден из-под стражи по постановлению Экономического отдела ГПУ УССР. Причем в его следственном деле, которое хранится в Запорожском архиве, отсутствует большая часть документов, в том числе нет никаких документов, объясняющих его освобождение. Все, что есть в деле — показания нескольких свидетелей и обвинительное заключение — не свидетельствуют о возможности его освобождения. Более того, документов об освобождении деда в его деле не было уже в 1939 году, когда он находился под следствием в Кзыл-Орде, и оттуда отправляли запрос в Днепропетровский УНКВД об обстоятельствах следствия 1934 года. На этот запрос сотрудники Днепропетровского УНКВД сначала отмалчивались, а потом прислали невразумительный ответ. Не удалось найти дело деда и в фондах ГПУ УССР.

В связи с этим первая загадка: что могло произойти на следствии 1934 года, из-за чего дед был освобожден, несмотря на тяжкие обвинения, о которых докладывали Сталину, и показания свидетелей, а материалы его дела исчезли?

И при этом другие участники его дела не были реабилитированы. Теоретически можно было бы предположить, что он был завербован НКВД, но никаких подтверждений этому нет нигде, в том числе в материалах его дела 1938–1939 годов. И судя по активной антикоммунистической позиции деда, стойкости и упорству на следствии в это было бы трудно поверить.

Таинственным спутником деда был латыш Арвед Иоганнович Раудникс 1900 года рождения (на 15 лет младше деда). Их близкая дружба началась в начале 1930-х годов или раньше и продолжалась до ареста обоих в 1938 году. Дед работал вместе с Раудониксом, и в течение нескольких лет они вместе переходили с одного места работы на другое и вместе со своими семьями переезжали из города в город.

В 1933 году Ремпель и Раудоникс работали на мелитопольском заводе «Победа». На следствии 1938 года Раудникс говорил, что в 1933 уехал из Мелитополя, чтобы укрыться от волны арестов на заводе. Однако уже в 1934 году он устроился в управление Мелитопольской тюрьмы. Удивительный выбор места работы для человека, скрывающегося от ареста!

Далее не менее странные обстоятельства. Сразу после освобождения из-под следствия дед устроился на работу начальником производства той же мелитопольской тюрьмы, в управлении которой уже работал Раудоникс.

Можно предположить, что после освобождения деда не хотели брать на «хорошую» работу, а в тюрьму ему помог устроиться Раудоникс. Возможно и другое предположение — может быть дед вместе с Раудониксом искали возможность организовать побег своих товарищей? Опыт организации побегов у деда был еще с дореволюционных времен.

Cпустя несколько месяцев дед перешел на работу на Астраханский механический завод. Обговаривая условия своей работы, дед поставил очень необычное требование, которое было включено в заключенный с ним трудовой договор. Завод обязывался изготавливать на своем оборудовании «изобретения» деда за его счет. Непонятно, о каких именно «изобретениях» могла идти речь.

В 1935 году Раудоникс, так же как и дед, переехал в Астрахань, и они снова работали вместе. В 1937 году оба переехали в Аральск и устроились на работу в Аральский госрыботрест. Дед работал заведующим механической мастерской треста, а Раудоникс — заведующим отделом снабжения.

В феврале 1938 года Раудоникса арестовали. На следствии в Аральском райотделе НКВД он много месяцев не давал показаний и только 14 июля «признался», что в 1932 году мой дед вовлек его в шпионско-диверсионную организацию, возглавляемую Пугавко и действующую по заданию немецкой разведки. Организация якобы ставила своей задачей вооруженное свержение советской власти с помощью германской интервенции. Руководителем Раудоникса Пугавко «назначил» Ремпеля, а кроме них Раудникс не знал ни одного члена «организации». Задания деда Раудоникс якобы выполнял все годы и во всех местах, где они работали вместе, начиная с 1932 года и заканчивая днем его ареста. За свою работу он только один раз получил вознаграждение от Пугавко — 250 рублей. Переезды из города в город Раудоникс связывал с попытками избежать ареста. Между прочим, Раудоникс сообщил, что шпионские сведения дед передает германской разведке через одного сотрудника Чехословацкого консульства в Москве.

Вскоре после этих показаний мой дед был арестован, а Раудоникс расстрелян (его посмертно реабилитировали в 1990 году без запроса от родственников).

Петр Петрович Ремпель после ареста, 1938

После ареста мой дед выдержал все пытки и в течение десяти месяцев следствия утверждал, что шпионской и диверсионной работой никогда не занимался. При этом говорил о Раудониксе как о своем друге. Чтобы добыть обвинительные материалы, к деду в камеру подсаживали тюремного стукача Паньчевского, который потом пересказывал следователям свои разговоры с дедом; посылались запросы в НКВД Днепропетровска, Киева и Москвы, но никакого подтверждения показаний Раудоникса добыть не удалось.

Следователь задавал вопрос деду по поводу его знакомого, работающего в Чехословацком консульстве. Дед назвал его фамилию — Вейдрих, но сказал, что знал этого человека в 1929 году, когда он работал кладовщиком на заводе «Победа», после этого связь не поддерживал и не помнит, кто сказал ему, что Вейдрих перешел на работу в консульство Чехословакии. По поводу Вейдриха был отправлен запрос на Лубянку, откуда пришел очень интересный ответ:

На заводе «Победа» действительно работал чех Фердинанд Фердинандович Свобода 1896 года рождения, который раньше имел фамилию Вейндрих. До 1928 года Вейндрих-Свобода работал в Чехословацком консульстве в Харькове. После закрытия консульства он устроился кладовщиком на завод «Победа». Во время работы на заводе «Победа» Вейндрих-Свобода был арестован по делу чешской шпионской группировки. Однако достаточных улик против него не нашлось, и он был освобожден. К тому же «ввиду… полной его глухоты, которая совершенно исключала ведение следствия, дело о нем было прекращено». После этого Свобода уехал в Москву и устроился на работу дворником в Чехословацкую миссию. «Среди сотрудников … миссии Свобода пользуется большим доверием и имеет большие связи среди советских граждан, подозрительные по шпионажу, в частности среди лиц, знакомых ему еще по Мелитополю» (кто же эти «знакомые по Мелитополю»?)

Это письмо НКВД вызывает очень много вопросов. Непонятно, как отсутствие слуха у подследственного может привести к прекращению дела и освобождению подозреваемого. Еще менее понятна ситуация, когда НКВД просто наблюдает, как гражданин СССР, подозревавшийся в шпионаже, годами работает в иностранных представительствах и имеет обширные «подозрительные по шпионажу» связи.

Все это может объясняться, кажется, только вербовкой Свободы органами НКВД и использованием его как осведомителя. Об этом напрямую не говорится в документе, но такое объяснение напрашивается само собой. Или могут быть другие объяснения?

Спустя восемь месяцев следствия дед подал заявление прокурору, в котором просил вернуть ему очки, отобранные у него при аресте. На эту просьбу последовал отказ: очки в тюремной камере запрещены (эта история с очками имела странное продолжение, которое я опишу). В этом же заявлении есть один пункт, который не получается понять. Дед между прочим пишет:

У меня на квартире имелись два изобретения: одно военное-засекреченное и второе, выполненное только графически. Это второе изобретение представляет собою насос для перекачки больших количеств жидкости, [причем] привод его осуществляется самой перекачиваемой средой. При обыске не была составлена опись изъятых документов, потому прошу принять меры сохранности этих изобретений, и, если это допустимо, разрешить мне второе закончить, чтобы его могли использовать. Этот насос дал бы возможность разрешить вопрос орошения, независимо от стихийных условий.

Эти утверждения вызывают множество вопросов. Во-первых, очевидна абсурдность «изобретения» насоса, который перекачивает жидкость за счет энергии ее самой. Может быть, дед рассчитывал на невежество следователей и таким образом хотел получить какие-то возможности инженерной работы в заключении? А может быть он хотел дать искаженную трактовку каким-то небезобидным разработкам и чертежам? Это единственные предположения, которые я могу сделать.

Заявление Петра Ремпеля прокурору Кзыл-Ординского областного суда

Первая часть утверждения — о «секретном военном изобретении» в виде изделия кажется еще более парадоксальной. Дед как бы сам «подкидывает» следователям «доказательство» своей диверсионной работы. Ведь сложно представить себе, что секретными военными разработками официально занимается у себя на дому инженер ремонтной мастерской захудалого рыбтреста. Как это можно понять? Я вижу только одно объяснение: у деда дома действительно находилось какое-то «изделие» и чертежи другого устройства; по какой-то причине дед считал, что эти изобретения попали в руки НКВД; заявление могло быть написано, чтобы показать, что ничего криминального в «изобретениях» нет, и он сам спокойно и между делом о них сообщает.

Это объяснение кажется натянутым, но другого, более простого, я не нашел. При этом в протоколах обысков ничего не сказано ни про чертежи, ни про «изделия», о них больше ни разу не упоминается в материалах следствия. Следующее событие — не менее удивительное, чем предполагаемая ошибка деда: следователи «проглядели» то, что по просчету сообщил им дед. По поводу чертежей следователь записал, что они находятся в деле. Но он просто не разобрался. В следственном деле действительно есть чертежи на миллиметровой бумаге, но это не чертежи «насоса», а схема системы отопления конторы рыботреста, которую чинил дед перед арестом! Слова деда про «секретное военное изобретение» следователь просто проигнорировал. То есть ошиблись оба — и дед и следователь: дед проговорился, а следователь чудесным образом ничего не заметил! Видимо, НКВДшники были настроены на стандартные «липовые» дела и не предполагали возможности действительной диверсионной работы обвиняемых.

Теперь по поводу «изделия». У нас есть семейное предание. Перед последним арестом дед показал бабушке спрятанную бомбу с часовым механизмом. Он сказал, что в ней использованы последние его разработки. Дед сказал ей, что в случае его ареста надо сохранить эту бомбу и передать ее людям, которые к ней за ней придут. Бомба была без взрывчатки. Выполняя это поручение, бабушка возила бомбу во время всех своих скитаний по Центральной Азии с 1942 по 1948 год. В 1948 бомбу привезли в Москву, и она хранилась в коммунальной квартире в Сокольниках до середины 1950-х годов, когда ее выбросили родственники, опасаясь, что её найдут.

Была ли эта бомба одним из тех изобретений, об изготовлении которых на Астраханском металлозаводе договаривался дед в 1934 году? Могло ли это быть на самом деле? Или возможно другое объяснение?

В июне 1939 года состоялся суд. Оснований для обвинения деда в шпионаже и диверсиях не было, помимо «признаний» расстрелянного Раудоникса. Деда судили за «вредительство» на работе. Во время суда дед пытался опровергнуть обвинения, но приговор был предопределен, что с предельной наивностью записано в определении суда: Ремпель заявлял, что «весь материал в деле является ложным… В ходе судебного заседания старался запутывать свидетелей и суд всевозможными словами и репликами для оправдания себя… Вел себя невыдержано и нарушал ход следствия». Сами «слова и реплики» деда не были внесены в протокол. В своем последнем слове Ремпель сказал свидетелям: «Вы тоже скоро будете сидеть так, как и я». Деду дали «всего» десять лет лагерей.

В ночь на 28 июля нескольких заключенных отправляли из Аральского райотдела НКВД на этап. В этот момент, видимо, самообладание оставило деда. Он стал кричать в окно камеры другим заключенным, чтобы они отказывались идти на этап. В результате трое заключенных — Ремпель, Назаров и Антонов отказались выходить из камер. При этом дед кричал конвоирам слова, которые они записали в своих рапортах:

«Мы с вами будем говорить года через два. Вы все, головотяпы будете сами такими, тогда мы будем с вами говорить не так. Нас таких много». Один из конвоиров возразил: «Этого не будет, откуда вы берете такие сведения?» Дед ответил: «Такие сведения нам передают очень многие, и их сообщать есть кому. Это есть и будет, потому, что есть места, где уже вас уничтожают, и вы все звери».

Рапорт об этапировании Ремпеля и других заключенных, 28 июля 1939

Другие конвоиры так передали слова деда:

«Мы с вами будем говорить ровно через два года и вас будем уничтожать, уже Япония начала нападать, скоро они будут нападать на советскую власть, и тогда мы с вами будем говорить... Мы с вами будем говорить ровно через два года, мы учиним с вами расчет. Советская власть будет уже не долго. Япония уже делает свое дело… Советский Союз скоро развалится, захватит Япония. И тогда через два года я вернусь и отрублю ваши головы». И еще что-то кричал, говорил много слов против правительства Советов, я не понял. (Перевод с казахского)

Он обматерил аппарат милиции и сотрудников НКВД. Ремпель накинулся на начальника и хотел ударить, сказал, что оторвет ему голову. Я схватил Ремпеля, чтобы он не бросился на начальника милиции. Ремпель говорил, что он сожжет их или придет через один-два года, а они уже сами сгниют. И еще что-то говорил, я не понял. (Перевод с казахского)

Трое заключенных отказались выходить на этап, ложились на землю. Их «уговаривали» конвоиры, потом «пришлось применить силу». Заключенных связали и перетащили на подводу.

Интересны слова деда. Понятно, что в состоянии аффекта он высказал то, о чем молчал на следствии (хотя понятно, что и в этот момент он высказал не всё). Во-первых, дед сказал про какую-то группу людей, занимающуюся борьбой с советской властью, и непонятно, что он имел в виду — связанных друг с другом борцов или простых людей, не принимающих коммунистический террор. И второе, не менее поразительное утверждение — о скором поражении СССР. Вероятно, надежды на вторжение Японии связаны с происходившими в это время боями на Халхин-Голе, но это все-таки военные действия на восточной окраине страны, и откуда могла быть такая уверенность в падении СССР «ровно через два года», то есть в июле 1941 года?

Следующее событие произошло в ту же ночь. Связанных заключенных погрузили на подводы и отвезли на станцию. Где в тупике загружался вагон-зак. Дед не знал, что его жена узнала об отправке этапа и подкупила конвойных, чтобы они смогли встретиться. Встреча произошла ночью на железнодорожной насыпи. На этой встрече дед сказал: «До настоящего они не докопались». Что же было этим «настоящим»?

Что это было? Что за люди готовили взрывные устройства в конце 1930-х годов? Очевидно (по настроению деда), что эти бомбы предназначались для борьбы с советской властью, но какие именно планы свержения власти они вынашивали? Кто были участники этого дела?

После этого вестей от деда больше не было. Вернее, была одна весточка. В 1942 году в Аральск ночью пришел один бывший зэк, уголовник, который рассказал, что был в лагере вместе с дедом. Он сказал, что лагерь находится на севере Европейской части, где-то между Вологдой и Архангельском. Уголовник рассказал, что дед умер в лагере вскоре после того, как там оказался, и перед смертью он попросил найти его жену и рассказать о его смерти (уголовника должны были вскоре освободить). Для подтверждения дед передал уголовнику свои очки (или чехол от очков).

Из наблюдательного дела Кзыл-Ординского УНКВД стало ясно, что деда отправили в Сорокский лагерь ГУЛАГа НКВД на строительство железной дороги Беломорск-Архангельск. К 1941 году строительство железной дороги в основном закончилось, и несколько десятков тысяч заключенных Сороклага распределили между другими большими лагерями, а старых и больных отправили в окрестные исправительно-трудовые колонии. Из лагерей от деда не пришло ни одного письма, хотя я сам видел письма заключенного Сорокского лагеря. Их хранит у себя одна женщина во Львове.

В 1992 году я был в Архангельском УВД. Там нашли учетную карточку деда. Правда, информация на карточке не полностью совпадает с данными деда. Совпадают: фамилия, имя, отчество и год рождения. Не совпадают: национальность (немец, а не голландец), образование (низшее, а не высшее) и профессия (без профессии, а не инженер). Понятно, что карточки заполнялись небрежно: существенные идентификационные сведения указаны точно, а второстепенные канцеляристы могли вписать «из головы». Согласно учетной карточке дед (если это он) до декабря 1942 года находился в Кодинском ИТК, а с 1942 по 1944 год в Емцевском ИТК, оба в Архангельской области. Личное дело з/к, как объяснили в Архангельском УВД, не сохранилось. Якобы дела хранились в подвале. Потом в подвале прорвало трубу, дела вымокли и их утилизировали. Не знаю, правда ли это.

Исправительно-трудовая колония Емца, 1992

В поселке при Емецком ИТК (колония действует до сих пор) в 1992 году жила женщина, работавшая в столовой в 1940-е годы. Она узнала деда по фотографии, но не смогла вспомнить его имя, пока я не назвал. Рассказала, что он работал в конторе колонии, делал какие-то расчеты и чертежи.

Если предположить, что карточка относится к моему деду, то получается, что он умер спустя два года после визита уголовника. Что это тогда было? Из книг Солженицына и воспоминаний Тамары Петкевич известно, что НКВДшники иногда разыгрывали перед оставшимися на свободе послания от находящихся в заключении родственников. Смысл этих действий не всегда ясен. В пользу гипотезы о розыгрыше отчасти свидетельствует заявление деда о возврате ему очков (то есть очки хранились в НКВД). Но все эти предположения зыбкие и неточные: очки могли вернуть перед отправкой на этап; учетная карточка может относиться к другому человеку; уголовник мог получить от деда очки и адрес жены, но соврать про его смерть и т. д. Не знаю, какая версия наиболее вероятная. Так или иначе, но географическая локализация места заключения приблизительно совпадает и в наблюдательном деле, и в учетной картотеке з/к, и в рассказе уголовника.

Вот такая удивительная история. Я, конечно, исследовал это дело много лет, но так и не узнал «главное», до чего не докопались следователи НКВД. Из некоторых сопоставлений, нестыковок и отрывочных слов наметились зыбкие и неясные очертания того, что было или могло быть.

Может быть, кто-то тоже знает что-то об этих же обстоятельствах с другой стороны, или изучает историю сопротивления советской власти в конце 1930-х годов, и ему могут быть интересны мои материалы. Принято считать, что всё организованное сопротивление было подавлено к середине 1930-х годов, но на примере своего деда я вижу, что это не совсем так.