02.11.2019
Обыски связаны с августовской экспедицией общества. В августе «Мемориал» был в очередной плановой экспедиции в Кудымкарском районе Пермского края. В заброшенном спецпоселении Галяшор похоронены репрессированные иностранцы, в том числе 99 литовцев. Все они реабилитированы, имена их известны. Среди участников экспедиции — сотрудники и волонтеры «Мемориала», в том числе граждане Литвы. Цель экспедиции — прибрать запущенные места захоронения репрессированных литовцев и поляков.
Прямо во время экспедиции в Галяшор нагрянули сотрудники полиции и заявили, что «Мемориалом» производится незаконная рубка леса. «Никакого леса мы не рубили, только убрали сухостой и скосили траву на галяшорском кладбище», — пояснял председатель пермского «Мемориала» Роберт Латыпов. Позже сотрудники МВД по Пермскому краю завели уголовное дело о «незаконной рубке леса» (ст. 260 УК). А министерство природных ресурсов Пермского края выписало штрафы за «самовольное занятие лесных участков» (ст. 7.9. КоАП): 200 тысяч рублей штраф краевому «Мемориалу» и 50 тысяч рублей самому Латыпову, как должностному лицу. Также штрафы выписаны гражданам Литвы.
Обыск проводился весь день, связи с «мемориальцами» не было. Мы поговорили с Робертом Латыповым после того как все закончилось, поздно вечером.
— Расскажите, как проходил обыск.
— Они пришли в 10:35. В офис «Мемориала» зашли двое бравых людей в масках, сказали не трогать компьютеры и телефоны. Потом зашел следователь и сотрудники ФСБ. Большинство из них в звании майоров и капитанов. Следователь-девушка и оперуполномоченный с ней из Кудымкара, остальные из краевого главка МВД, я так понимаю, что это центр «Э» (центр по противодействию экстремизму) и ФСБ. Их было 7 человек. И следователь тут была совсем не главная. Она просто заполняла протокол и те документы, которые ей предоставляли сотрудники ФСБ и центра «Э». Они и проводили обыск. Тоже самое, по словам моей жены, было и в моей квартире, обыски проводились одновременно. В квартиру тоже пришли сотрудники ФСБ и следователь-девушка из Кудымкара. Я не мог связаться с женой — и ей запретили пользоваться телефоном. А у меня была возможность позвонить в тот момент, когда обыск прервался.
Адвокат обнаружил, что в документах на обыск отсутствует адрес офиса «Мемориала». И он потребовал обыск остановить. Для сотрудников ФСБ это было шоком — они не были готовы к такому. Двое сотрудников мгновенно умчались и через полчаса принесли бумагу от судьи из Кудымкара, где написано, что они имеют право проводить обыск в офисе. Объяснили, что произошла техническая накладка. Вот в это время я мог совершать звонки.
Я в первый раз подвергаюсь такой процедуре. В пермский «Мемориал» никогда так не приходили.
Понятно, что в любом случае это стрессовая ситуация. По словам адвоката, который видел немало обысков, сотрудники вели себя вполне корректно.
Они все время следили за публикациями в СМИ. И саркастически улыбались. Или возмущались: «Вот, нас обвиняют в грубых процессуальных действиях, что мы такое грубое делаем?». Постоянно комментировали то, что появлялось в интернете и в социальных сетях.
— Вам уже выписали штрафы, зачем нужен был обыск?
— Штрафы нам выписало министерство природных ресурсов края по административному делу. Мы оспариваем эти штрафы. А по факту проведения экспедиции было заведено еще уголовное дело о рубке леса. И вот по уголовном делу о рубке леса они и пришли. В постановлении указано, что ущерб, который они расследуют — 82 с небольшим тысячи рублей. Адвокат их спросил, почему на такое пустяковое дело задействованы такие серьезные ресурсы, проводятся обыски, семь сотрудников приехали сюда и в еще столько же в квартиру? Если дело о рубке леса, нужно искать улики по рубке леса, изымать инструменты какие-то, брать показания. А они пришли в офис организации, изъяли финансовые документы и системные блоки, как будто мы совершили какое-то экономическое преступление. Они никак не объясняли, зачем им наши документы и компьютеры. Они пожимали плечами и говорили: «Почему нет, процессуальные действия у нас, уголовное дело заведено, мы делаем, все в рамках закона». У меня забрали также личные вещи — ноутбук и ежедневники разных годов. Телефоны почему-то не забрали.
Все было как-то очень суетно, впопыхах. Сумбур и поспешность. У меня есть предположение, что, возможно, это была реакция руководства местного ФСБ на мое вчерашнее выступление на митинге памяти жертв политических репрессий. Я могу лишь подозревать, что своими действиями, я перехожу какую-то незримую границу, которую, наверное, не надо переходить, с их точки зрения.
То есть нельзя, я предполагаю, публично на официальном мероприятии, где присутствуют СМИ и официальные краевые чиновники, называть ФСБ виновником определенных событий.
Нельзя подавать в суд и публиковать информацию о том, что ФСБ является зачинщиком скандала, связанного с экспедицией в Галяшор. Видимо есть какие-то негласные правила, я, видимо, эти правила нарушил. Документально, в постановлениях о штрафах, которые выписаны литовцам, черным по белому написано, что это сделано по запросу управления ФСБ по Пермскому краю. Они прямо принимали участие, руководили всем этим рейдом. Я просто называю вещи своими именами. Видимо, в публичном выступлении я какие-то границы перешел. Я не утверждаю, что это произошло именно из-за моего вчерашнего выступления, но судя по оперативности, поспешности, есть основания полагать, что в моей гипотезе большая доля правды.
— Почему обыск длился так долго? До позднего вечера вы были без связи.
— Обыск в офисе закончился в 17:00. После этого мы уехали на другую квартиру. Квартира тоже в моей собственности, там живут иностранные волонтеры. Они зарегистрированы официально. У нас есть социальная служба по оказанию помощи жертвам политических репрессий. В том числе в этой службе принимают участие иностранные, немецкие в данном случае, волонтеры — две девушки. Поскольку квартира в моей собственности, там тоже должен был пройти обыск. Мы в автобусе сидели и ждали, когда приедет следователь, который уехал раньше нас из офиса, но он почему-то не приехал. Три часа мы просидели в автобусе возле квартиры и, поскольку сотрудников ФСБ, которые были с нами, вызвали к начальству, я сказал: либо проводите обыск, либо отпускайте — и меня отпустили вместе с адвокатом.
— Как продвигается уголовное дело о рубке леса? Вы видели материалы дела?
— Мне никто никаких обвинений не предъявлял, я пока свидетель. В постановлении написано, что поскольку я был участником экспедиции и поскольку у меня могут быть какие-то документы или улики, которые могут подтверждать участие в факте рубки леса, нужно провести обыск. По поводу самого дела по вырубке леса — ничего не продвинулось, меня даже не допрашивали по этому делу. Следователь, который ведет это дело, даже не искал меня. Материалы дела ни я ни адвокат не видели, я шел и иду как свидетель, по крайней мере пока. Они ищут дополнительный компромат. Они очень оживились во время обыска, когда начали говорить про использование нелицензионного программного обеспечения. Это очевидная была акция устрашения, чтобы парализовать деятельность организации, во всяком случае, ее административную часть.