30.072024
Заседание Карельского верховного суда о «геноциде советского народа», 19 июля 2024
В Петрозаводске в Верховном суде Карелии в порядке особого производства рассматривается дело, посвященное событиям Второй мировой войны. Этот процесс, по всей видимости, связан со значительно ухудшившимся после 24 февраля 2022 года отношениями между Финляндией и Россией, и с исторической политикой российских властей. Читайте о ходе процесса в наших репортажах.
Заседание 26 июля
26 июля, на третьем по счету заседании, суд продолжил заслушивать показания свидетелей и зачитывать письменные свидетельства, представленные в специально подготовленном сборнике «Без срока давности» (всего опубликовано уже 23 тома таких сборников документов по разным регионам, карельский том вышел в 2020 году).
Первым выступил Сергей Киселев, министр по национальной и региональной политики республики Карелия, чьи родители в детстве пережили финские концлагеря (отец в 11 лет, мать в 8 лет). Многого о детском опыте своих родителей свидетель рассказать не смог, хотя подтвердил, что он был тяжелым. Оба родителя получили компенсацию от Германии как жертвы нацизма. Отец дожил до 86 лет, мама до сих пор жива.
Затем с обстоятельным докладом выступила сотрудница Национального архива Республики Карелия Елена Усачева. Она рассказала, в частности, о том, что одной из ключевых частей архивных фондов интересующего суд периода являются документы, переданные в виде микрофильмов в 1990-е годы Военным архивом Финляндии, — учетные картотеки узников лагерей. Это несколько картотек разной логики учета — семейные карточки, именные карточки, списки умерших, списки освобожденных и т.д. Именно на основе этих документов архив отвечает на запросы от бывших узников и членов их семей, в том числе для решения социальных проблем. Общий список лагерей был составлен опять-таки на основе материалов Финского военного архива (с 2008 года это Национальный архив Финляндии), в котором сотрудники НАРК и сама свидетельница имели возможность поработать.
Из отечественных материалов Елена упомянула в качестве самых важных документов (не своего архива, а архива ФСБ) — допросы людей, освобожденных из финских лагерей в 1944 году и проходивших проверку СМЕРШ. Как складывались судьбы этих людей дальше в рамках советской системы, суд не поинтересовался.
Далее слово предоставили Мире Костюк, которая сама обратилась в суд с намерением дать свидетельские показания. Ее выступление было довольно необычным: эпизод, интересовавший суд, был связан с ее отцом, комиссаром госпиталя в Петровском Яме. В феврале 1942 года госпиталь подвергся нападению финского диверсионного отряда; почти все раненые и медперсонал были убиты, спаслись только единицы. Отец Миры Костюк, Иван Никифорович Новожилов, по ее словам, сначала спасал раненых, а потом пытался бежать, выпрыгнув из окна вместе с главврачом. Главврачу удалось спастись, а Иван Новожилов был застрелен.
Мира Ивановна, которой на момент событий было три года, находилась в тот момент с мамой и сестрой в эвакуации в Саратовской области. Историю гибели отца она рассказала по книге Петра Репникова «Петровский Ям. Запланированная трагедия» и в прямом смысле ее рассказ вряд ли можно назвать свидетельством (суд все же решил приобщить к делу семейные документы — извещение о гибели, газету 1945 года, в которой была опубликована фотография убитых, списки погибших из музея Сегежи). Однако этим эпизодом Мира Ивановна не ограничилась. Она сочла нужным рассказать, как по возвращении из эвакуации семья обнаружила, что их квартира кем-то занята, и мать с двумя дочерьми была вынуждена ютиться в землянке в глухой деревне, а затем жить в квартире с печным отоплением без воды. Никаких наград ее отцу и другим погибшим в Петровском Яме присуждено не было. А главврач Стрелковский, которому удалось выжить в Петровском Яме, был в 1951 году арестован и приговорен к 25 годам лагерей за агитацию и пропаганду.
После этого суд перешел к рассмотрению письменных свидетельств и видеозаписей. Это были воспоминания беларусов, которые переселились в Карелию в 1930-х — начале 1940-х годов, а в годы оккупации стали малолетними узниками финских лагерей. Суд не поинтересовался причинами переезда их семьи в Карелию в 1930-е годы — думается, они могли быть довольно драматичными... Впрочем, одна из свидетельниц, приехавшая в Карелию несколько позже, уже в 1941 году, рассказала об этом сама (ее рассказ был представлен в видеозаписи). Их семья прибыла в числе переселенцев, которые должны были занять территории, «освобожденные» от финнов в годы Зимней войны (в ней участвовал отец семейства). Но доехать до места назначения они так и не успели: началась новая война, вся семья оказалась в финском концентрационном лагере.
Рассказ о горьком и тяжелом опыте, пережитом членами этой семьи, контрастирует с полным игнорированием судеб финских семей, от которых за несколько месяцев до этого «освободили» территорию...
На следующих заседаниях суда должны быть опрошены свидетели по видеосвязи из Олонецкого районного суда: содержавшиеся в лагерях Юлия Ивановна Фешова, Александр Андреевич Туркин и Светлана Павловна Михайлова; поисковик Ирина Александровна Филина; историки Денис Александрович Попов и Александр Решидеович Дюков. Также остались неоглашенными некоторые письменные материалы, в том числе те, с которых не снят гриф секретности.
Следующее заседание состоится 30 июля в 10:00. Оно будет закрытым, так как на нем будут рассматриваться нерассекреченные материалы.
Заседание 23 июля
23 июля в Верховном суде Республики Карелия состоялось второе заседание суда о «признании военными преступлениями и преступлениями против человечности, геноцидом советского народа установленных и вновь выявленных преступлений, совершенных немецко-фашистскими захватчиками, оккупационными властями и войсками Финляндии на территории Карело-Финской ССР (современная республика Карелия) в годы Великой Отечественной войны».
В такой формулировке название процесса было вывешено перед публикой на демонстрационных экранах. Как и в первый день, ни суд, ни представители прокуратуры республики не сделали ни малейшей попытки уточнить и разобрать само обвинение (в каких случаях разбираются военные преступления, а в каких геноцид? Что вообще подразумевается под геноцидом советского народа? Кому какое преступление вменяется на этом процессе?) Кажется, невнятность формулировок заранее всех устраивала — вряд ли кто-то из участников заседания всерьез думал о юридическом пересмотре конкретных событий 1942–1944 годов.
В качестве свидетелей суд заслушал двоих аспирантов Петрозаводского Государственного университета, учеников провластного историка Сергея Веригина — Жения Парфенова (сотрудник Национального музея республики Карелия) и Дмитрия Елошина, а также аспиранта Санкт-Петербургского университета Евгения Мироничева (сотрудник Музея Карельского фронта). Каждый из них прочел по довольно длинному докладу — о взаимодействии немецкой и финской армий в 1941–1942 годах, о работе подпольных советских групп на оккупированной территории Карелии, о лагерях для гражданских лиц и военнопленных.
Все походило на какой-то странный семинар или конференцию, где правом на обсуждение темы обладали только судья, прокурор и истица.
«В каких архивах вы работаете? Вы опираетесь на какие-нибудь источники?» — строго спрашивала судья, всякий раз вполне удовлетворяясь ответами о том, что, мол, все есть, опубликовано и сейчас будет передано, чтобы подшить к делу.
Действительный интерес на заседании представляло, пожалуй, выступление истицы — так была представлена бывшая малолетняя узница одного из лагерей для гражданского населения, устроенных в Петрозаводске, — Ленина Макеева. Сейчас Ленине Павловне 88 лет, и она возглавляет Карельский союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Она рассказала о пребывании в финском концентрационном лагере, куда пятилетним ребенком попала вместе со всей семьей — мамой, бабушкой, братом и новорожденными сестрами. Ей пришлось пережить голод, от которого умерли обе сестренки и бабушка, тяжело заболела мать.
Кроме страшных подробностей пережитого, интересны были детали рассказа о жизни в лагере, который сильно отличался от устройства немецких лагерей. Люди в нем жили семьями, кто-то в бараках, а кто-то в домах, скудный паек выдавался недельным запасом на всю семью, дети ходили в школу. Много случаев ранения и убийства детей при побегах — создалось впечатление, что из лагеря было не так трудно убежать. Многие подростки делали это по нескольку раз, отправляясь на добычу пропитания и возвращаясь назад в лагерь, к родителям (и погибали чаще всего именно при возвращении). Одна из ужасных подробностей пребывания в лагере — сексуальное насилие над молодыми женщинами, которое нередко заканчивалось рождением детей от финских солдат. Женщина и ее ребенок оказывались на всю жизнь стигматизированы (не только в лагере, но и после, в советском обществе победителей), до самой смерти подвергаясь оскорблениям и изоляции. Ленина Павловна рассказала о двух таких случаях, вероятно, не подумав, что ее позвали обличить финских захватчиков, а не просто рассказать правду.
В заключение она поведала о том, что и сама всегда была под подозрением у советских органов за свое лагерное детство.
«Мы кучкой ходили в школу, нас так и обзывали — „лагерники идут“».
В юности ей не позволили вступить в комсомол и поступить в вуз, она всегда знала, что за ней следят и ей не доверяют. Каждый год у нее на работе требовали справку из КГБ (а затем и из ФСБ — до 2003 года!) о том, совершала ли она противоправные действия против народа. «Но я старалась своим трудом доказать, что я предана своей родине, шла сама в отстающие бригады и поднимала их до уровня передовых». Ленина Павловна рассказала также, что при выплате компенсаций бывшим узникам концлагерей до их семьи почему-то дошли не все деньги, выделенные немецким фондом. В дополнительной пенсионной выплате, назначенной в 2005 году узникам старшего поколения, маме Ленины (тогда еще живой) и шестерым другим бывшим узникам финских лагерей отказали, объявив, что нацистскими концлагерями они не считаются. Право на выплату пришлось отстаивать через суд. Ленина Павловна судилась два года за восстановление справедливости и добилась ее в отношении мамы и еще одной бывшей узницы (четверо других отказались бороться). Чиновники из пенсионного фонда так и говорили ей: «Здесь не было нацистских концлагерей», приравнивая все «нацистское» к «немецкому».
«Что в вашем понимании нацизм? Ведь у нацистов нет национальности» — резюмировала Ленина Павловна. Было бы замечательно, если бы суд прислушался к этим словам...
Следующее заседание назначено на пятницу, 26 июля, 9:30. Будут допрошены свидетели: Усачев(а), Киселев, Бартошевич.
Заседание 19 июля
19 июля в Петрозаводске в Верховном суде Карелии в порядке особого производства началось рассмотрение дела, посвященного событиям Второй мировой войны.
Как отмечается на сайте суда, дело инициировано заявлением прокурора республики Карелия Дмитрия Харченкова.
Он просил суд «признать военными преступлениями и преступлениями против человечности, а также геноцидом советского народа установленные ранее и вновь выявленные преступления, совершенные войсками Германии и Финляндии на территории Карело-Финской ССР в годы Великой Отечественной войны».
Особый акцент был сделан на действиях финских солдат во время оккупации Карелии в 1941–1944 годы.
В качестве одной из заинтересованных сторон в суд пришел глава республики Карелия Артур Парфенчиков, который выступил с программной речью в первой части заседания. Таким образом карельские власти внесли свою лепту в проходящие в России суды о признании геноцида. По информации газеты «Ведомости», на июнь 2024 года российскими судами было вынесено уже 19 решений «о признании геноцидом преступлений нацистов и их союзников против мирного населения, в результате которого пострадало порядка 4 млн мирных жителей на территории Ленинграда и Ленинградской области, Восточной Пруссии (сейчас — Калининградская область) и Курской области». А группа депутатов Госдумы совместно с Национальным центром исторической памяти при президенте РФ намерена внести разработанный ею законопроект «Об увековечении памяти жертв геноцида советского народа в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.».
В первой части заседания выступили прокурор Дмитрий Харченков и глава РК Артур Парфенчиков, а также был показан фильм о взаимоотношениях России и Финляндии с 1917 года. Зрители увидели и услышали подробности (вплоть до меню обедов) встреч Гитлера и Маннергейма и их союзничестве, о том, как Финляндия участвовала во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии. При этом события были поданы тенденциозно: в частности, о зимней советско-финской войне 1939–1940 годов было рассказано в духе сталинской пропаганды, и обойден сюжет о том, как именно началась «зимняя война». Ничего не было сказано о секретном дополнительном протоколе пакта Молотова—Риббентропа, в котором Финляндия, как и страны Балтии, была названы «сферой интересов СССР».
На заседании присутствовали представители обществ узников концлагерей. В зале суда на первом ряду в качестве почетных гостей сидели пожилые женщины 80–90 лет, пережившие ужас концлагерей в раннем детстве. Организаторы процесса заботились об их бытовом комфорте: приносили им бутылочки воды, заранее открывая крышки, откликались на те или иные просьбы, вскакивали, если те выходили в коридор, обеспечивали транспортом до дома. Но хотя женщины и сидели в первом ряду, они не раз жаловались на то, что им не слышно выступающих, особенно часто их жалобы звучали в самом начале процесса, когда председательствующая судья тихо произносила вступительное слово. И только 88-летняя Ленина Матвеева, представительница карельского Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей, выступила громко и уверенно, поддержав заявление прокуратуры.
Заседание Карельского верховного суда о «геноциде советского народа», 19 июля 2024. В первом ряду сидят представительницы обществ узников концлагерей
На второй части заседания в качестве свидетелей были допрошены два историка: Сергей Веригин и Баир Иринчеев. Они оба отметили, что считают примером геноцида замалчиваемое финскими историками убийство финскими диверсантами врачей, медсестер и раненых в госпитале в Петровском яме в феврале 1942 года. Веригин, известный своей особой версией о месте памяти Сандармох, где в 1937–1939 годах органами НКВД были расстреляны тысячи советских граждан, сказал, что в годы оккупации Карелии финны проводили политику сегрегации, давали зеленые паспорта давали представителям финно-угорских национальностей, открывали для детей школы, а славян считали людьми второго сорта.
По его мнению, финское общество дезориентировано, а финские историки скрывают эту сегрегацию, тем самым искажая историю. Они также публикуют уменьшенное число жертв финской оккупации, хотя в те годы «в Петрозаводске умерло около 2000 детей». Сергей Веригин также уверен, что «финские военные преступники практически не понесли наказания». Тезис о политике сегрегации, проводимой Финляндией, звучал на заседании десятки раз.
В заключение первого дня заседания были озвучены показания председательницы Карельского союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей Клавдии Нюппиевой (род. 20 августа 1935), которая не смогла приехать на процесс: воспоминания о трудном голодном детстве, ужасах войны и оккупации. Ее комментарий звучал и в показанном ранее фильме о взаимоотношениях России и Финляндии.
Выступающим на заседании почти не задают вопросов, да и некому их задавать. Представители финской стороны или историки, представляющие другую точку зрения на финляндско-советские отношения, на судебном заседании никак не представлены. Любая версия или интерпретация событий, излагаемая выступающими, которых пригласила прокуратура, подается как достоверный факт, некритически и без проверки.
В то же время первое заседание суда было открытым, на него мог прийти любой желающий. Могли аккредитоваться представители как государственных, так и негосударственных СМИ. Но всех журналистов охранники уже на входе предупреждали, что вести фото- и видео- съемку они могут только в зале суда, но не в коридоре. Не раз звучали окрики и предупреждения в адрес журналистов, которые, например, фотографировали табличку над дверью зала №3 с надписью «Тише, идет заседание» или пытались снять стенд-ап в коридоре: «Еще раз увидим – больше предупреждать не будем». Велась и онлайн-трансляция судебного заседания.
Прокуратура обещала суду на следующем заседании обеспечить явку ряда других историков, частности, научного сотрудника Музея Карельского фронта (филиала Национального музея РК) Евгения Мироничева, известного в Карелии поисковика Илью Герасева и научного сотрудника Отдела научно-выставочной и культурно-образовательной деятельности Национального музея РК Жения Парфенова, а также озвучить ряд свидетельских показаний.
Поделиться: