— Что происходило в деревне накануне 1930 года?
— До коллективизации и раскулачивания в 1930 году основная масса граждан СССР проживала в сельской местности. У деревни оставались дореволюционные корни.
Но необходимо было строить новую жизнь, поэтому власть начала создавать колхозы. Это зачастую сопровождалось насильственным закрытием церквей и, например, уничтожением икон. Сама стратегия коллективизации уже включала в себя насильственные меры. Смысл ее был в том, чтобы подорвать влияние этих старых корней.
Советская власть видела, что идет за крестьянами, а не управляет ими. В селе были свои авторитетные люди, к которым крестьяне прислушивались. Такой был жизненный уклад, такие традиции.
Неудачи продразверстки это усилили, как и гражданская война. Крестьяне сопротивлялись. Когда наступил НЭП, на время всё стихло. А советская власть понимала, что крестьян голыми руками не возьмешь. И ее задача поэтому была в том, чтобы подчинить крестьян и искоренить прошлое из них.
— Почему власть решилась на раскулачивание?
— Страна в эти годы брала курс на индустриализацию. И для того, чтобы строить заводы, нужно было покупать оборудование, а его покупали за валюту. Где взять столько валюты на оборудование? Ее можно было взять за счет продажи хлеба за границу.
Где взять этот хлеб? Ведь зерно принадлежало частным хозяйствам. Власть решила: нужно сделать хозяйства государственными и так взять под контроль зерно. Поэтому был такой нажим, давление на село, чтобы овладеть этим урожаем.
Классовая борьба была заложена в идеологию коммунистов. А кто был буржуазией на селе? Кулаки и были капиталистами на селе, владели большими хозяйствами и имели влияние на других. Они сопротивлялись советской власти. Но настоящих кулаков среди крестьян было немного — меньше 5%. На практике кулаками называли всех, кто сопротивлялся коллективизации.
«В 30-е годы поток жалоб и доносов из деревни принял беспрецедентные размеры. Это объяснялось не только повышением уровня грамотности, но и сильнейшим поощрением со стороны властей индивидуальных ходатайств, жалоб и доносов… Руководство читало письма крестьян, проводило расследования по их жалобам и зачастую действовало на основании их доносов», — пишет Шейла Фицпатрик.
Раскулачивание было рычагом давления на крестьян: либо вступай в колхоз, либо мы тебя тут будем наказывать как противника советской власти.
Списки тех, кого из крестьян нужно раскулачить, составлялись заранее. Иногда требовалось какое-то количество семей раскулачить в селе. И тогда под эту категорию попадали середняки, далеко не богатые люди. Это уже не было классовой борьбой, а было борьбой с идеологическими противниками.
Коммунисты говорили: нельзя раскулачивать те хозяйства, в которых есть красноармейцы. А всё равно попадались такие хозяйства. Пришли, раскулачили и всё. И потом только разбирались: оказывается, там сын служил в Красной Армии. Партийная дисциплина не давала много размышлять.
— Кто и как раскулачивал крестьян?
— Раскулачивать приходили партийные исполнители, лояльные советской власти, уже проверенные люди. Это те, кто уже не колебался, мог жестко действовать. Им мог быть человек из города или даже председатель колхоза.
Имущество у раскулаченных отнимали. Корову, лошадь — в колхоз. А вещи, которые оставались в доме, выставляли на продажу по низким ценам. Если их не покупали, то они валялись всю зиму на улице, и люди их просто так растаскивали. Конечно, большевики могли забрать самое лучшее — сапоги какие-нибудь, тулуп.
А дом раскулаченных, если это хороший крепкий дом, мог стать управлением колхоза. Его использовали по назначению.
Воспоминания раскулаченного крестьянина Пьянкова Николая:
«Уполномоченные из сельсовета всё забрали, остались, в чем были. Забрали корову, зерно, одежду, посуду. Нас оставили самих в доме. Дом был небольшой, бывшая баня. И всё равно как бы раскулачили. Замужем мать жила за бедным, а раскулачили как кулацкую дочь. Деда звали Паначев Степан. Его раскулачили годом раньше. Его дом сломали и на скотный двор перевели колхозный. И дед жил как бы у дочери (матери) в доме, типа бани».
Читал о случае, когда власти просто пришли и выселили семью из дома. А семья — мама и три дочки, маленькие дети. Отца перед этим арестовали и увезли. И семья скиталась, из деревни в деревню они ходили несколько лет. Потом у них отец вернулся. Крестьян «третьей категории» так раскулачивали. Либо, например, им давали землю в этом же районе, но она была не освоенная — на болоте каком-нибудь, попробуй там освой. Крестьян, относящихся к первой и второй категориям, ссылали.
«Согласно приказу ОГПУ № 44/21 о мероприятии по ликвидации кулачества как класса, подписанного Ягодой, под высылку и репрессии попадали две категории: Контрреволюционный кулацкий актив, „кадры действующих контрреволюционных и повстанческих организаций, наиболее злостные, махровые одиночки“. Наиболее богатые кулаки (бывшие помещики, полупомещики, местные кулацкие авторитеты, и их семьи)».
Была и третья категория — их могли выселить на плохую землю в родном селе или в том же регионе.
— Кто поддерживал раскулачивание на селе?
— Крестьяне о раскулачивании и высылке так говорили: хорошая деревня была, но порушили всё. Где-то восстания были, где-то они тихо работали и всё.
Мало поддерживалось раскулачивание на селе. Некоторые верили, что колхоз — это хорошая идея.
Когда кого-то раскулачивали, остальная деревня почти вся рыдала, если это не ночью было. Некоторых раскулачивали так: рано утром или поздно вечером, когда уже все по домам разойдутся. И они приходят раскулачивать — чтобы меньше было свидетелей, меньше глаз.
Очень многие тогда уехали из деревни в город. Кто-то уезжал во время голода 1932 года.
Может быть, некоторые даже не верили, что их будут раскулачивать. Большая семья, работы много, поэтому и хозяйство большое, надо же прокормить их. Даже воспоминания такие есть, что кто-то подсказывает одной семье: «Слушайте, вас ведь будут раскулачивать». А те отвечают: «Да я же не попадаю в эти категории».
А потом их раскулачили и выслали на плохую землю в этом же районе. И потом люди им говорят: «А вас ведь будут на Урал высылать». Они чуть ли не смеются. А их берут — да и высылают на Урал.
Раскулачивать приходили неожиданно, сразу с оружием. Говорили: собирайтесь, вас выселяют. Немного времени давали, потом — на телегу, и на станцию, они там ждали поезда. Затем на эшелон, и там уже далеко-далеко куда-нибудь. Это всё организовано было.
Массовая высылка крестьян и появление колхозов привели к тому, что крестьяне оставляли ручной труд и переселялись в город. В 1930-х число городских жителей выросло на 2,5 млн человек.
— Для чего ссылали крестьян?
— Власти нужны были рабочие руки, особенно почти бесплатные. Нужны были те, кто будет заготавливать лес. Раньше эта работа на Урале была сезонной, и ее было относительно немного. А теперь потребовалось очень много леса, а инфраструктуры для этого в регионе никакой создано не было, рабочих рук было мало.
Вольнонаемные на Урал не ехали, а индустриализация набирала силу. И раскулаченные крестьяне становились этими рабочими руками. Их отправляли на лесозаготовки, на шахты, на заводы.
План был по лесозаготовкам в Прикамье, например, на 1940 год, был таким — три миллиона кубометров леса. Верхнекамские леса как раз имели древесину хорошего качества, и реки были расположены удобно, чтобы по ним лес сплавлять.
— Как создавались спецпоселки?
— Высланных отправляли в спецпоселки, но так было на бумаге. На самом деле их высылали, когда спецпоселки еще не были готовы. Они сами должны были строить их.
И вот, приезжает партия ссыльных, и леспромхоз говорит: надо же выполнять нормы, пусть они идут лес заготавливают. А ответственные за строительство спецпоселков говорят: а кто тогда будет строить спецпоселки? Вот так 1930 год и прошел. И план по лесозаготовке не выполнили, и спецпоселки не построили.
Из сопроводительной записки заместителя председателя СНК РСФСР Д.З. Лебедя в ЦК ВКП(б) И.В. Сталину к письму В.Н. Толмачева о положении с расселением кулаков на Севере:
«До сих пор с высланными общаются, как с опаснейшими заключенными, подлежащими строжайшей изоляции… Это ведь не ящики, не тюк груза, который сам о себе не думает, а живые люди, преимущественно весьма инициативные и обладающие большой житейской хваткой».
Спецпереселенцы жили где попало. Когда привозили семью, то, как правило, тех ее членов, кто был способен много работать, отправляли в лес — строить спецпоселки или заготавливать древесину. А остальную часть семьи направляли жить в деревню, подселяли к местным жителям, так поступали с большинством высланных.
Но это было не выгодно, поэтому кого-то выселяли на пристань. Это такой участок на реке, куда подходило к берегу судно, и на нем осуществлялась погрузка-выгрузка. Он так в описаниях документов именовался.
И вот шел катер вверх по реке с семьями раскулаченных — и их оставляли на этой пристани, чтобы они работали там и жили. И они строили землянку, временное жилье. Потом строили бараки.
Частично для спецпереселенцев бараки уже построили плотники, но далеко не везде успели к приезду крестьян. А те, которые построили, — построили наспех. Иногда даже на снегу их ставили, с щелями в бревнах. В целом процент готовых домов в спецпоселках был очень низким.
Тогда треть высланных крестьян сбежала.
Власти для спецпереселенцев хотели построить жилье, двухквартирные дома. Но пока эти дома только планировались, нужны были хотя бы бараки со сплошными нарами.
Можно сказать, что в 1934 году строительство спецпоселков завершилось. Этот процесс был строго регламентирован. Заранее выбиралось место для поселка, готовился его план, какие дома и как стоят — еще до высылки. Где попало строить было нельзя, самострои не допускались. Дом строился именно там, где он должен был быть построен.
— Как изолировали спецпереселенцев?
В 1930–1933 годах порой власть сама не знала, сколько у них в спецпоселках живет спецпереселенцев. А сколько умерло, сколько сбежало? Леспромхоз примерную цифру поставит и всё.
Спецпереселенцев старались изолировать, чтобы они не влияли на остальных крестьян, которые были идеологически «правильными». Селили подальше от железной дороги, от реки. Но если река глухая, таежная и там экономически целесообразно построить спецпоселок, его строили у реки.
До конца 1944 года практически в каждом поселке была комендатура. Это сотрудники НКВД, которые там жили, местные жители, а после войны это были ветераны войны, офицеры, которые стали инвалидами, например. Милиционер у них был. Они были при оружии, у них была лошадь, чтобы быстро передвигаться. Свой дом был, они могли жить там со своей семьей.
Прав у спецпереселенцев было значительно меньше, чем у жителей обычных деревень. Комендант контролировал их жизнь. Например, чтобы выйти за пределы поселка, нужно было получить справку. Если кто-то сбежал, то наказывали тех, кто оставался в спецпоселке. Была круговая порука.
Коменданты были разные. Были более человечные, те, кто помогал спецпереселенцам, а были те, кто творил беззаконие, насилие. Их даже судила советская власть, но потом их быстро освобождали, они возвращались и шли опять в коменданты.
Нападения на комендантов, может быть, и происходили, но это редкость. Если в комендантуре понимали, что им нужно подкрепление, то они его каким-то образом себе обеспечивали.
Среди спецпереселенцев были помощники коменданта. Они докладывали ему, какие происходят разговоры в спецпоселке, как себя ведут люди, какие у них настроения.
Много было восстаний в спецпоселках в начале 1930-х годов. Потом их подавляли. Советская власть хотела усмирить крестьян путем голода. Например, есть воспоминания о том, как мама просит дочь сходить в деревню и выменять какие-то вещи на молоко.
Скот в спецпоселках обычно не держали, но не во всех такие правила были. Были сельскохозяйственные спецпоселки, были лесозаготовительные. В первый, может быть, направлялись не самые физически крепкие люди, а те, кто посильнее — во второй.
— Когда с крестьян стали снимать статус спецпереселенцев?
— В 1946 году статус спецпереселенцев стали снимать с бывших кулаков. Они доказали преданность власти тем, что служили в рядах советской армии в ВОВ — их призывали, некоторые стали героями. А кроме того, нужно было освобождать места в спецпоселках.
Немцев, которые находились в трудармии (в основном в нее входили высланные по национальному признаку), планировалось перевести в спецпоселки, а к тому же в годы войны появились еще и другие категории высланных — крымские татары, калмыки, и еще некоторые народности. Крестьян поэтому освободили.
Хотя больше половины бывших кулаков продолжали жить в этих поселках и после освобождения. Кого-то не отпускали, а от кого-то просто скрывали, что вышли такие законы. Кто-то быстро уехал, а кто-то уехал и вернулся назад лет через десять.
В спецпоселках уже в 1950-х жили не только спецпереселенцы, но и обычные наемные работники, которые приехали трудиться в леспромхозах. Разношерстная публика была очень. Куда поедешь? Там, откуда выслали, всё разрушено войной, а здесь вроде семью создал, научился работать с лесом.
Вопрос закрытия того или иного спецпоселка определялся экономической необходимостью. Поселок могли закрыть сразу или через тридцать-сорок лет, а некоторые спецпоселки после закрытия становились лесными поселками.
В середине 1950-х годов происходит рост лесной промышленности в Прикамье, объем заготовки леса растет. Например, Керчевский сплавной рейд становится самым крупным в мире. Лесная промышленность продолжает развиваться, но уже без рабочих рук высланных. Упадок ее произошел спустя много лет, в 1990-е годы.
— Имела ли высылка экономическую целесообразность?
— Высылка крестьян принесла убытки государству. Принудительный труд не давал эффекта. И наоборот, если к людям относились хорошо и питание было таким же, они и работали хорошо.
Был случай в 1943 году, который относится уже к трудармейцам, находящимся в Ныробском районе Пермского края. Там основная лесозаготовка велась заключенными и трудармейцами, но они и ходили-то с трудом, работать не могли. А идет война, и нужно дерево, чтобы восстанавливать освобожденные города.
С властей Молотовской области (ныне Пермский край) требовали лес, а те обратились к властям Усольлага. Тогда лагерное начальство взяло и накормило каждого из работников как троих. Это сейчас так кормят людей, наверное, а тогда нет. И небольшой отряд в девяносто человек такие нормы выполнял, какие пять тысяч осужденных не могли сделать. Но потом их перестали кормить, и они потихоньку всё меньше и меньше работали.
Ссыльный Урал
«Кулаки» были административно высланными, поэтому они находились не в исправительно-трудовом лагере за колючей проволокой.
Они оставили воспоминания, в которых говорили, что чуть ли не хотели попасть за колючую проволоку, в лагерь, потому что там хоть как-то можно было выжить.
Встречались случаи, когда мама не могла прокормить детей в спецпоселке. Но она знала, что детей прокормят в детском доме. Но как их сдать туда, если мама есть? Их не примут. И некоторые матери решались на самоубийство ради того, чтобы детей отдали в детский дом.
В Уральской области, в которую входили Свердловская, Челябинская, Тюменская, Пермская области в 1931 году насчитывалось 134,4 тысячи спецпереселенцев. К началу 1933 года из разных регионов России было переселено более 1 млн 142 тысяч крестьян, и 33,7% из них оказались на Урале.
Свердловская область и Пермский край, то есть уральские регионы, были лидерами по количеству ссыльных в стране. Вся территория Пермского края так или иначе опутана местами расселения высланных. Местного населения было не очень много, хотя, конечно, старинные деревни на Вишере и на Колве, реке, куда их высылали, существовали.
