Побег с Колымы. Воспоминания австрийца о ГУЛАГе

07.12.2023

На русском языке впервые вышла книга «Вырванные годы. Украденная свобода» Герберта Киллиана. Австриец Герберт Киллиан был арестован в Вене в 1947 году за избиение Юрия Конторщикова — девятилетнего сына советского офицера. Осужден военным трибуналом гарнизона советских войск на три года, отбывал наказание на Колыме.

После нескольких лет тяжелых общих работ, голода и жизни на «вольном поселении», Киллиан вернулся на родину, окончил университет и стал профессором. 50 лет спустя он нашел Юрия Конторщикова, они встретились в Вене и подружились. В своих воспоминаниях Герберт Киллиан рассказывает о тюрьме в Вене, долгом этапе на Колыму, жизни в лагере, о том, как учил русский язык и как однажды решился на побег.

Публикуем отрывок из книги.

Мириады комаров окружают меня. Голова, лицо, руки и ноги стали черными от них. Даже дышать почти невозможно — они лезут в рот и нос. Безуспешно пытаюсь отбиться. Ноги мои утопают все глубже. Я почти не продвигаюсь вперед. То и дело приходится перелезать через притопленные стволы деревьев. И вот я уже по пояс в грязи. Силы покидают меня, но обратного пути нет. Через час добираюсь до спасительного берега. Из последних сил пытаюсь бежать, чтобы избавиться от комаров. В полубессознательном состоянии падаю в гнилую траву и засыпаю.

На следующий день вхожу в холодную воду Колымы. Засохшая грязь на одежде и ботинках постепенно отмокает, а гнилостный запах выветривается. Вскоре лес редеет. Насколько хватает глаз, простирается цветущий луг, покрытый кустами голубики высотой в человеческий рост. Огромные, величиной с виноград, синие ягоды смотрят прямо на меня. Я никогда еще не видел таких прекрасных ягод. Скорее для удовольствия, чем от голода, я горстями засовываю их в рот. Странно, я уже несколько дней ничего не ел, но не испытываю голода. Желудку уже давно надоело мучить меня. Как же я ему благодарен!

Сытый и уставший, я ложусь в высокую траву, смотрю в голубое небо и даю полную свободу мыслям. Только сейчас я вновь почувствовал столь необыкновенную тишину, гнетущее одиночество и бесконечность этого безлюдного края. Вдруг неожиданно голоса. Метрах в ста пятидесяти прямо на меня, громко разговаривая, идут двое мужчин в плавках. Я отскакиваю в кусты голубики. Сначала голоса приближаются, но потом удаляются. Я боюсь даже дышать. Вот снова голоса, затем тишина. Почти полчаса не двигаясь, я прячусь в кустах. Неужели мне придется сидеть здесь до темноты? Нет, надо покинуть эту опасную зону. Осторожно карабкаюсь по берегу наверх, просматривая через кусты путь. Метрах в ста от меня на лужайке сидят двое мужчин и женщина. Немного в стороне от них — небольшой летний домик. Женщина протягивает руки к солнцу, потягивается, зевает с наслаждением.

Надо рисковать. Тихо сползаю меж кустов к воде в заросли. Осторожно наблюдаю, как там, наверху. Все спокойно. Ползу еще медленнее и осторожнее. Сейчас они должны быть где-то метрах в тридцати надо мной. Ни одна веточка не шевелится, ни один камешек не задет, только слегка плещутся волны.

Минут через пятнадцать рискую подняться. Карабкаюсь наверх и смотрю в ту сторону, откуда пришел. Вижу тонкую струйку дыма. Там должна быть их хижина. Продолжаю свой бесцельный путь. Вскоре после полудня какая-то речка перегораживает мне дорогу. До впадения в Колыму каких-то семьдесят метров, но ее ложе зажато крутыми берегами, вода стремительно падает вниз. Брод здесь невозможен. Иду вверх по течению. Через час русло расширяется, вода течет спокойно.

Снимаю ботинки и брюки, нижнего белья у меня нет. Медленно пытаюсь войти в ледяную воду. В тридцати метрах от берега вода мне по пояс, но впереди еще больше половины реки. Неожиданно сильное течение вырывает у меня из рук ботинки и брюки. Бросаюсь в погоню, но могу поймать только штаны; ботинки, плывущие в двадцати метрах от меня, спасти не удается. Холод быстро впивается в кости, начинает сводить руки и ноги. С трудом возвращаюсь на берег и падаю без сил.

Глубокое отчаяние заставляет расплакаться. Три дня я провел на этой реке, мой побег не удался, мои мечты погребены. Я не в силах больше идти вдоль Колымы, море и свободная страна для меня недосягаемы.

Уже через час мои ноги изранены колючками и острыми камнями. Они сильно болят и кровоточат. Безучастно прохожу мимо усыпанных спелыми ягодами кустарников голубики и черники. Меня не тревожит голод, настолько сильно болят ноги. Но выбора у меня не остается, я должен идти. Сколько еще и куда? А что потом? Я должен бежать, покуда несут меня ноги. А потом в изнеможении сгину в тайге. Никто и никогда меня не найдет, а мои домашние никогда не узнают о моем конце.

С наступлением ночи опускаюсь на траву. Одежда намокла, а ночь холодная. Несмотря на усталость почти не сплю. Смотрю на небо и, скрестив на груди руки, начинаю молиться. Настолько глубоко и искренне, как только может молиться человек в большой беде и страданиях. Вскоре страдания уходят из моего сердца. Я чувствую себя защищенным, в объятиях Господа Бога. Я знаю, что не брошен и в этом бескрайнем одиночестве. И внутреннее тепло, прошедшее через душу, согревает и мое тело.

Наутро я снова пускаюсь бежать. Уныние отступило, а вера дает мне новые силы. К полудню почва становится болотистой. Прыгаю с кочки на кочку, а когда промахиваюсь, оказываюсь по колено в трясине. Бесполезно, надо уходить от этой реки и обойти болото. Только через два часа я вновь обретаю твердую землю под ногами, но теряю ориентацию. Где река, где эта Колыма? Почему я все еще иду? Почему просто не лечь и не ждать смерти? Но нет, ноги продолжают нести меня вперед, моя тяга к жизни еще не угасла. Так, бессмысленно и бесцельно, я блуждаю по этой бесконечной и беспощадной тайге.

Я опускаюсь на землю и обессиленно кладу голову на подушку из мха. Четвертый день побега и седьмой без еды. Провожу рукой по небритому лицу. Щеки впали, скулы выпирают сквозь кожу. На следующий день ноги как будто сами механически несут меня дальше. Куда? Лучше умереть на свободе, нежели загнуться за колючей проволокой? Нет! Нет ничего страшнее, чем смерть в одиночестве. Если бы я смог найти лагерь, я был бы самым счастливым человеком. Лучше потерять свободу, чем жизнь. Смерть сейчас ко мне ближе, чем лагерь, а иго заключения стало бы для меня сейчас подарком.

Бывший лагерь "Днепровский", Магаданская область, 2020.

Тайга бесконечна. Во второй половине дня мой блуждающий взгляд останавливается на цепочке холмов. Когда вечернее солнце их освещает, мне кажется, что я узнаю это место. Неужели это те сопки, что недалеко от нашего лагеря? А может, это колымский мираж? Или это уже галлюцинации? Шатаясь, я иду в этом направлении, пока не наступает ночь. Сомнения и надежды сопровождают меня во сне.

Нестерпимо медленно появляются с рассветом контуры, мои надежды крепнут. Я должен успеть до захода солнца! Задыхаюсь, иду дальше, спотыкаюсь, падаю, лежу, заставляю себя встать и шатаясь иду все дальше. Лагерь, люди — они моя последняя надежда.

Непроглядна темная ночь. Ни капельки света, чтоб указать мне дорогу. Но вот появилась луна над тайгой. Словно призраки уставились на меня силуэты одиноких кустов. Что это, уже рассвет или еще полночь? Тупая растерянность не дает мне собраться. Снова спотыкаюсь, падаю. И снова дальше, в ночь. Неожиданно мои ноги проваливаются глубже и глубже, и вот уже я по колено в грязи. Опять я попал в болото. Медленно, шаг за шагом, продвигаюсь вперед и падаю. Силы мои тают.

С поднятыми руками стою по колено в грязи и — молюсь. Моя душа восстала: «Боже ты наш небесный, почему ты оставил меня?» Эти слова срываются с моих губ. Я кричу в темноту, но мой вопль остается не услышанным в ночной, безжалостной, безлюдной тайге. Постепенно разочарование проходит и ко мне возвращается умиротворенность. На небольшом островке под крохотной лиственницей я опускаюсь без сил.