Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Уже на следующий день после того, как стало известно, что «Мемориал»* хотят ликвидировать, пользователи социальных сетей стали писать посты в поддержку организации. Среди них самые разные люди: общественники, учёные, художники, писатели, критики и просто неравнодушные. Чаще всего они делились воспоминаниями о своих репрессированных родственниках.

Художник Юрий Альберт написал, что оба его дедушки были расстреляны, а маму конфисковали вместе с вещами после ареста бабушки и сдали в детдом. Отца забрали смелые родственники.

«Мои родители познакомились, потому что бабушки сидели в одном лагере — АЛЖИРе (Акмолинском лагере жён изменников Родины, — Прим. ред.). Мама работала в „Мемориале“* с первого дня. А теперь эти суки хотят запретить „Мемориал“*, который напоминает им о преступлениях их предшественников — большевиков и чекистов. Будьте вы прокляты!»

Театральный критик, эксперт «Золотой Маски» Дина Годер вспоминает, что из четверых её дедушек и бабушек один был расстрелян в 37-м, а двое прошли через лагеря:

«Помня о них, я каждый год участвую в акции „Мемориала“* „Возвращение имён“. В детстве представляла себе, как все эти люди, убитые и замученные, встают и идут бесконечным потоком, чтобы все их увидели, чтобы стала видна правда. Я поддерживаю „Мемориал“* — память не убьёшь».

Руководительница пермской ЛГБТ-группы «Радужный мир» Юлия Бабинцева подробно описывает историю жизни прабабушки Александры Нестеровны Мишариной, которую посадили за то, что та «принесла с поля горошины» своим голодающим детям.

«Когда дети стали их делить, чтобы всем досталось поровну, это увидели соседи и „настучали“. Прабабушку Александру „забрали в тюрьму“, где она якобы „умерла от стыда, что её посадили“ — такое краткое описание ареста и смерти бабушки ходило в нашей семье... Чувство непонимания и вины, даже ощущение позора долгие годы оставалось в моей семье, и оно никогда не обсуждалось».

Александра Нестеровна Мишарина / Фото: Архив Юлии Бабинцевой

Истинную причину ареста и смерти своей прабабушки Юлия узнала только в 24 года, когда познакомилась с пермским отделением общества «Мемориал»*:

«Я узнала, что на самом деле было в те жуткие времена, что это были годы террора государства в отношении своих же граждан, что посадили бабушку по тогдашнему закону о „трёх колосках“, что потом его признают репрессивным, а сидевших по нему реабилитируют, их детей признают тоже репрессированными, а ещё я узнала, что таких, как моя семья, только в Пермском крае тысячи (!) (почему-то на уроках истории в нашей сельской школе этот вопрос всегда пропускался, училась в 90-е). Я рассказала о том, что узнала в „Мемориале“*, маме и тёте, мы до сих пор об этом много не говорим, но у меня есть ощущение, что для них узнать это было большим облегчением».

Юлия вспоминает, как в Пермском «Мемориале»* познакомилась с другими репрессированными бабушками и дедушками, разговаривала с ними, узнала их истории и как вместе с каждой из этих историй «приходило понимание мира ребёнка, пострадавшего от репрессий, мира, который носила в себе моя бабушка Аня всю свою жизнь».

Она пишет, что «сохранение исторической памяти — это „прививка“ от возвращения к старому опыту»:

«Сейчас государство снова запускает репрессивную машину, но уже в отношении самого „Мемориала“*: организация, которая вернула голоса многим, помогала нам всем не забыть и не переписать историю, рискует сама остаться без своего голоса. В наших силах сейчас сказать, пока мы можем говорить, [пока] есть эта привилегия, надо говорить. Ведь как считают психологи, если в ситуации насилия не предпринимать никаких действий, опыт её переживания будет самым болезненным, поэтому важно делать, что можешь, чтобы сохранить и себя тоже».

В конце поста она замечает, что её бабушка Анна Егоровна (дочь репрессированной мамы) так никогда и не узнала, что это были репрессии, и «прожила всю свою жизнь с чувством вины и ощущением позора, каждый день доказывая всем своё право быть»: «Трагедия моей бабушки — это трагедия всех нас, сохранить наш „Мемориал“* — сохранить право на уважение нашей памяти и нашего человеческого достоинства».

Историк искусства Надя Плунгян рассказывает, как 5 сентября 2016 года привинчивала табличку с именем своего прадеда на доме, адрес которого стал для него последним. Установка таблички была её инициативой и сложным решением, которое она не хотела и не могла делать публичным:

«Я профессионально работаю с архивами, но не могу найти в себе сил искать и собирать архив о нём или разговаривать с 90-летними детьми его соседей, которых тоже забрали. Не могу и, наверное, не смогу запросить для изучения протоколы его допросов, хотя знаю, что так делают многие, и я читала такие документы. Не хочу об этом ни с кем говорить и даже не уверена, что имею право считать себя родственницей. Был только один намёк на то, что я поступаю правильно: утром того дня, когда устанавливали табличку, в мою форточку влетела синица, сделав круг под потолком. Тем не менее сам факт, что в стране работает организация „Мемориал“*, которая систематизирует память о репрессиях, собирает имена и сообщество, которое создаёт символические памятники тем, кого уничтожило государство („Последний адрес“), понемногу помогает преодолевать эту эмоциональную яму. В дни, когда „Мемориалу“* угрожают ликвидацией, я хочу выразить свою поддержку всем его сотрудникам из этой личной перспективы».

Надя Плунгян привинчивает табличку «Последнего адреса» / Фото: Архив Нади Плунгян

«Мы помним их имена. Но помним и имена их убийц»

Люди, у которых в семье не было репрессированных, тоже выражают поддержку «Мемориалу»*. Историк Алексей Каменских отмечает, что в Пермском крае 7474 жертвы Большого террора 1937-38 годов: «Точнее, лишь тех жертв Большого террора, которых осуществлявшее этот террор государство позднее признало полностью невиновными в тех преступлениях, которые само им вменило. „Ну, ой, погорячились. — А что было делать? Планы, отчётность, вы же понимаете...“ Мы помним их имена. Но помним и имена их убийц».

Российская пианистка Полина Осетинская считает, что «человеческое существование без исторической памяти не имеет смысла, а человеческое достоинство в подлые времена сохраняли немногие»: «Мои мысли с „Мемориалом“*, сидящими в СИЗО учёным Зуевым и беременной Чанышевой. Достоевский про это уже всё написал. Выбирайте ракурс, он решает всё».

Член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Татьяна Марголина отмечает, что «Мемориал»* — это оставшиеся жертвы политических репрессий и члены их семей, все они уже старше 80 лет:

«Стыдно, очень стыдно смотреть в глаза невинно пострадавших в годы репрессий и их родственников».

Писательница Линор Горалик, обращаясь к коллегам и друзьям из «Мемориала»*, пишет, что «вся история про иноагентов — это история про саморазоблачение власти, а именно про её вопиющую, немыслимую трусость».

Бывший директор музея «Пермь-36» Татьяна Курсина считает, что судить «Мемориал»* — «это всё равно что репрессировать память и её носителей»:

«Судить „Мемориал“* за успешное решение воистину исторической задачи возрождения чувства собственного достоинства у всех нас — граждан страны? Перспектива ликвидации общества и правозащитного центра крайне опасна для состояния нравственного здоровья современного российского общества и государства. Ясно как день, что идея судить „Мемориал“* — это ошибка, которую ещё можно исправить. Судить „Мемориал“* — это удел Истории».

О важной функции общества — сохранении исторической памяти — писали многие. Так, литературовед Сергей Зенкин отметил, что уникальный архив «Мемориала»*, его конференции и издания сделали его полноценным научным центром, вокруг которого группируются высококлассные историки:

«Его деятельность соединяет в себе основные функции науки: исследование, просвещение, экспертизу, — „Мемориал“* собирает достоверные знания об истории России, распространяет их в обществе и применяет их к сегодняшней жизни, предостерегая от повторения тех народных бедствий, память о которых он хранит и изучает».

По его словам, в условиях, когда официальная наука страдает от общественного небрежения и внутренней коррупции, «Мемориал»* подаёт пример здорового и успешного научного учреждения, занимающего исключительное место в гуманитарном знании России:

«Его ликвидация станет сигналом к закрытию, исключению из научного поля одного из передовых направлений исследования, а из истории известно, как дорого обходятся российской науке такие ампутации».

Поэт и переводчик Ольга Седакова уверена, что «Мемориал»* — «это движение, уничтожающее насильственное забвение, движение, очищающее всех, кто в нём участвует, и саму нашу землю, движение к возвращению долга перед убитыми без вины»:

«Движение к правде и к разрыву связи с жестокостью и насилием, связи, в которой мы существуем уже больше 100 лет. Душа нашей истории ожила, и её опять хотят убить».

«Мы тоже „Мемориал“*!»

Экс-депутат Пермской гордумы, координатор проектов Фонда поддержки культурных проектов «Новая коллекция» Надежда Агишева вспоминает, как в Музее фотографии Екатеринбурга увидела небольшую выставку: на старых фото был запечатлён «народный мемориал» на предполагаемом месте массовых расстрелов.

«В начале перестройки люди сами нашли это место, дети и внуки погибших делали кресты из веток или просто крепили таблички на деревья с именами своих близких. Этих знаков было очень много. Члены „Мемориала“* многое сделали для того, чтобы эти досочки превратились в голоса и судьбы, чтобы начался процесс реабилитации и все 30 лет новое российское государство не забывало о страшных временах. Появились музеи и памятники, выставки и книги, стали доступны личные дела репрессированных. Проект „Последний адрес“ был бы невозможен без той огромной работы, которую проводит все эти годы „Мемориал“*».

Надежда Агишева с табличкой «Последнего адреса» / Фото: Центр городской культуры

Она не верит, что формальная ликвидация организации может остановить эту работу и «изменить отношение людей к страшным фактам истории, что юридическое преследование позволит зарастить травой или застроить сотни массовых захоронений, заставить опять достать из альбомов фотографии „врагов народа“ и забыть фамилии палачей».

Правозащитник Павел Чиков уверен, что «Мемориал»* — это «про здесь и сейчас»:

«Генпрокурор Игорь Краснов, к слову, как раз возглавлял следственную группу, раскрывшую убийство адвоката Маркелова. А теперь подписал иск о ликвидации „Мемориала“*».

По его словам, «ликвидация юрлица не конец истории команды, людей, проектов, памяти, репутации и имени»: «Говорю как руководитель некогда так же судом ликвидированной организации. По большому счёту, мы тоже „Мемориал“*!»

«Этот иск — политическая расправа»

Многие писали и о причинах ликвидации «Мемориала»*. В заявлении организации говорится, что закон об иностранных агентах (формально Генпрокуратура подала иск на основании того, что организация не маркировала свои сообщения) «изначально задуман как инструмент для расправы с независимыми организациями, и [в „Мемориале“*] настаивали, что он должен быть отменён»:

«Мы считаем, что никаких законных оснований для ликвидации „Международного Мемориала“* нет. Это политическое решение об уничтожении общества „Мемориал“* — организации, занимающейся историей политических репрессий и защитой прав человека».

Об этом же написал и председатель партии «Яблоко» Николай Рыбаков:

«Этот иск — политическая расправа Кремля над крупнейшей организацией, которая занимается историей политических репрессий и защитой прав человека. Сегодня в нашей стране создаётся прецедент уничтожения организации, ранее признанной „иностранным агентом“».

По его словам, «это сигнал не для журналистов, общественников и организаций, получивших этот статус»:

«Это сигнал каждому из нас — ЛЮБОЙ может быть признан иноганентом, закрыт, уничтожен. Наша партия шла на выборы с этим клеймом, и мы знаем, как это непросто».

Пермский правозащитник Игорь Аверкиев отметил, что «окончательная и нагло публичная ликвидация „Мемориала“* будет воспринята всеми как желание высшей российской власти реабилитировать Сталина, поощрить культ личности и снять табу с массовых политических репрессий»:

«Казалось бы, всего лишь ведомственный демарш Генпрокуратуры в отношении „Мемориала“* на самом деле предстаёт как простое, однозначное и сверхчёткое послание верховного правителя к стране и народу обо всём об этом. Причём это послание должным образом проникнет в сознание и подсознание нации и сыграет свою роль независимо от того, что там думал или не думал сам Владимир Путин».

Он считает, что происходящее — «это не просто ликвидация заслуженной, старейшей, авторитетнейшей организации, очередное попрание всех возможных прав и государственных приличий»:

«Ликвидация „Мемориала“* — это очень большой, если не последний шаг к окончательному перерождению правящего режима в нечто, что способно будет производить только боль и стыд».

Пермский политолог Виталий Ковин (признан СМИ, выполняющим функции иностранного агента) уверен, что ликвидацией «Мемориала»* «власть пытается запретить публичное выражение любых точек зрения, кроме её собственной»:

«Причём она понимает, что нельзя взять и запретить осуждение репрессий, нельзя запретить кого-то считать политзаключённым, нельзя запретить критиковать политику. Запретить само слово нельзя, но можно запретить, закрыть или заклеймить тех, кто это слово произносит. Это такая гибридная государственная идеология, которая строится не на пропаганде своих идей (типа „кодекса строителя коммунизма“), а на запрете других».

«Не только ставить грустные смайлики»

Многие выражали не только поддержку «Мемориалу»*, но и говорили, как можно помочь организации. По мнению поэта и прозаика Марии Степановой, «присутствие „Мемориала“* имеет особую силу, особый смысл»:

«Та память, которую „Мемориал“* накапливает и сохраняет, задаёт и планку, до которой хочется дотянуться, и очертания прошлого, которому удаётся оставаться зримым, не уйти на дно. И у этого прошлого есть зримый эквивалент: бумаги, пуговицы, вышивки, фотографии из собрания общества. Они как живая рука, протянутая оттуда, и за неё можно держаться. Пока она есть, ещё ничего не кончилось, разрыв между прошлым и настоящим неполный. Поэтому „Мемориал“* не может и не должен быть закрыт».

Она призывает подписать петицию в поддержку общества и правозащитного центра «Мемориал»* на Change.org.

Российский пианист Антон Батагов призывает не только ставить грустные смайлики и говорить самим себе «мы ничего не изменим»:

«Да, мы ничего не изменим, если будем вести себя вот так и будем считать, что, если я промолчу, авось, меня не тронут и, наоборот, дадут в качестве поощрения ещё раз сыграть в придворном зале. Но даже вот эти руководящие нелюди отступают, когда „деятели искусств“ не молчат, а говорят — только не кто-то где-то тихонечко в уголке, а везде, открыто и без холопского страха. „Когда мы едины...“ А когда нам на всё плевать, вопрос только в том, кого террор сожрёт завтра, а кого — послезавтра. А тем, кого всё-таки каким-то чудом „минует чаша сия“, потом будет, мягко говоря, стыдно. Или не будет, тоже вполне допускаю. Патриоты — это люди, которым не всё равно. А нынешняя власть — это предатели своей страны. Молчать — значит быть с ними. А искусство — это не красивые абстрактные завитушки и не музыка сфер, и не „духовность“ в картинках, словах и мелодиях. Это обращение человека к другим людям, и оно имеет смысл, только если оно выстрадано человеческой личностью. Да, искусство вне политики. Но я говорю не о политике, а о том, что делает человека человеком. Друзья, коллеги, все, чей голос слышен: пожалуйста, не будьте в стороне от того, что сейчас происходит с „Мемориалом“*».

С Антоном Батаговым солидарен и галерист Ильдар Галеев. По его словам, отечественные музеи — это «исполнители госзаказа по созданию иллюзии благополучия, агенты государства, которое делает всё возможное, чтобы отвлечь нас от строительства гильотины для непокорных; пока её механизм отрабатывают, нам предлагают не следить за этим пуско-наладочным процессом, а заняться чем-то более полезным и приятным — походить по выставкам, выпустить пар».

«То, что они делают с „Мемориалом“*, не просто за гранью возможного, но, по сути, преступление, за которое все будут в ответе: и те, кто инициирует эту казнь, и те, кто статистами на площади будут молча наблюдать за представлением. Нам тоже не отвертеться, когда с нас спросят наши же потомки: а почему вы так с прохладцей реагировали на все эти бесчинства, какие-такие пименовы и дейнеки мешали вам сфокусироваться на этих беззакониях?»

Он призывает в каждом событии искать «зерно критического анализа и активного противопоставления официальному своего — выстраданного», и тогда «атмосфера будет почище, честнее». Он считает, что «память коллективного страдания никак не засекретить прокурорскими решениями о ликвидации, не замылить альтернативными музейными госбюджетными проектами»: «Не для того все эти невинные жертвы выживали в аду, чтобы так просто можно было их стереть, выкинуть из истории. Истории подлинной, а не ходульной».

Фото: Юлия Бабинцева

Председатель пермского «Мемориала»* Роберт Латыпов пишет, что выступить в поддержку общества и правозащитного центра можно так: записать и выложить в социальных сетях свои короткие видеообращения о том, какую роль сыграл «Мемориал»* в вашей жизни, жизни ваших знакомых, вашего города, страны.

«Пусть каждый скажет от себя — тем самым мы выступим все вместе так, будто собрались на митинг или демонстрацию в поддержку мемориальцев», — считает он.

***

• В поддержку общества «Мемориал»* выступили лауреаты Нобелевской премии: бывший президент СССР Михаил Горбачёв и главред «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Российские и международные правозащитные организаций выпустили совместное заявление по поводу ситуации с обществом.
• Совет по правам человека при президенте России назвал требование Генпрокуратуры несправедливой и чрезвычайной мерой. Отказаться от ликвидации общества призвал российские власти Совет Европы.
• На момент написания статьи петицию в поддержку общества и правозащитного центра «Мемориал»* на Change.org подписали 86 тысяч человек.

---

 

* - 4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента». Мы обжалуем это решение в суде. 21 июля 2014 г. Министерство юстиции РФ включило Межрегиональную общественную организацию Правозащитный Центр «Мемориал» в «реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента». Правозащитный Центр «Мемориал» - самоуправляемая общественная организация, не являющаяся «агентом» какого-либо внешнего «принципала».
Мы считаем закон об НКО – «иностранных агентах» противоречащим Конституции РФ и нарушающим наше право на свободу объединения, в с связи чем обжалуем решение о внесении нашей организации в данный «реестр» в Европейском Суде по правам человека.