«Он видел своими глазами вагоны, которые увозили мирных людей в ссылки. Но для него лучше Сталина все равно никого не было» Режиссер Владлена Савенкова — о фильме «Выжившие», посвященном репрессиям


Автор: Мария Лащева

Источник

07.06.2021


Владлена Савенкова / Фото: Лиза Кин

В конце марта на телеканалах «Дождь» и OstWest состоялась премьера фильма «Выжившие» — документальной картины о том, как молодые россияне исследуют прошлое репрессированных предков. Сейчас фильм доступен в ютьюбе. Режиссер фильма Владлена Савенкова живет в Берлине и учится в киношколе. До переезда в Германию она работала в компании «Амурские волны» , где занималась документальными фильмами о громких преступлениях в современной России. Она рассказала «Медузе», как снимала «Выживших», и попыталась ответить на вопрос, почему в России хотят забыть о сталинских репрессиях. 

— С чего начался фильм «Выжившие»? Почему вы обратились к теме сталинских репрессий?

— Два года назад я приехала в Берлин учиться в киношколе. Когда уезжала из России, думала — бросаю журналистику, бросаю заниматься документальными фильмами, буду снимать кино. Потом случилась пандемия, пауза в кинопроизводстве, и мне предложили поработать — сделать документальный фильм о сталинских репрессиях.

Я сразу решила, что не хочу делать что-то такое с пожелтевшими страницами, с ученым, который дает историческую справку. Не хотелось и мучить узников ГУЛАГА, которых осталось совсем немного, задавать им вопросы, на которые они и так бесконечно отвечают. Сначала у нас был совсем другой замысел. Мы хотели снять фильм о том, как молодые художники Берлина знакомятся с биографиями узников ГУЛАГА. Потом мы отказались от этой идеи. Это было бы странно, ведь в самой России не говорят об этой теме. Так с чего бы молодым художникам — с пирсингом, татуировками, красными волосами, приехавшим в Берлин из Венесуэлы и Ирана, — вдруг интересоваться судьбами таких далеких им людей. Мы поняли, что это должна быть история, рассказанная молодыми людьми, у которых с этими репрессиями связана личная история, история их семьи. 

Сегодня я открыла свой фейсбук, и там подряд три новости. Первая: «Правозащитная организация Gulagy.net приостановила работу в России. Ее сотрудников вывезли в Европу». Следующая новость — в Пензе закрывают отделение историко-просветительского общества «Мемориал». И третий материал: «Ей было пять лет, когда ее родителей репрессировали». Наш фильм необходимо было снимать. 

— Как фильм устроен?

— У нас получились три полноценные семейные саги, в них задействовано множество людей. Если разбираться в генеалогических древах героев, можно с ума сойти. По ходу фильма становится понятно — несмотря на то, что это три совершенно разных семьи, они все пострадали по одному и тому же сценарию. Просто однажды к ним пришли и выслали из родного дома с запретом на возвращение. Ни за что, без причины, без совершения преступления, без вины. В нашем фильме показан игрушечный поезд, который как будто едет через заснеженную Россию. И вот на самом деле этот поезд репрессий проехал через все наше общество.

Для меня было важно рассказать истории простых людей, которые всю жизнь были вынуждены об этом молчать. И вот наши герои, правнуки репрессированных, стали первым поколением в истории их семьи, где наконец-то заговорили о страшном прошлом.

— Расскажите о ваших героях?

— Аня, которая с 20 лет мотается по свету, — типичная берлинка, которая не сидит на месте. Например, когда она узнала, что ее дед родился в Румынии, она поехала туда и взяла языковые курсы, чтобы выучить язык. Она хочет разобраться в себе, понять, кто она такая, и для этого она исследует историю своих предков. Но чем больше она узнает о прошлом семьи, тем больше запутывается в себе. Очень сильная травма вшита в ее генетический код. Ее дед Вася Вальчук был сослан на Север, в поселок Берёзово. Для Ани все началось с того, что ее дочь заявила: «Я — немецкая девочка». И они с мужем взялись за голову — ведь у «немецкой девочки» мама русская, а папа датчанин. И они стали знакомить ее с корнями.

Другие герои — это двое братьев-близнецов из Москвы, которые ищут следы своей репрессированной прабабушки, поэтессы. Она была знакома с Толстым, дружила с Цветаевой, мы нашли ее архив в Литературном музее. После ГУЛАГА она не могла вернуться в Москву и поселилась за 101-м километром, в городе Малоярославец. Братья не могут получить доступ к делу своей прабабушки из-за ковида, архив ФСБ сейчас закрыт.

И Женя — он работает библиотекарем в Берлине. Всю большую семью его деда Василия Ларина сослали в Казахстан. Еще когда дед был жив, Женя создал большой видеоархив с его воспоминаниями.


Источник фото: Телеканал «Дождь»

— С героиней Аней и ее дочкой вы поехали в место ссылки прадеда. Как девочка восприняла русскую провинцию?

— Анина дочь Юна — абсолютно европейский ребенок. При этом в поездке ни у кого из нас не было тягостного чувства от осознания русской хтони. Как-то получилось рассказать об истории страны без удручающего настроения. Хотя в Березове ничего не работает, нет ни одной точки общественного питания, и чтобы поесть, мы ездили в аэропорт. Там Юна впервые увидела настоящий туалет, где нужно присесть на корточки. Юна была в восторге — не «мама, фу!», а «ничего себе!»

Ане было важно попасть на рыбный завод, где много лет работал ее прадед. Он заброшенный, превращен в склад, туда никого не пускают. Мы попали туда только потому, что сторож был в умат пьян, и он просто не очнулся. Хотя мы и дрон там запускали, и шумели.

В Березове жили репрессированные, но при этом нет ни памятников, никаких следов воспоминаний. Зато стоит памятник Меншикову, соратнику Петра I, он тоже был сослан туда [в 1727 году]. В Малоярославце тоже нет никакого музея 101-му километру, зато есть музей СССР, он называется «Назад в СССР», мы туда сходили. Там стоит черная «чайка» Аллы Пугачевой. 

— И хотя в этих местах не сохранилась память, в вашем фильме есть местные герои, которые помогают молодым людям найти сведения о репрессированных родных. Это энтузиасты, которые действуют без институциональной поддержки. Зачем они этим занимаются?

— Например, в Малоярославце жило много ссыльных, и многие из них оставили свои мемуары. Краевед Галина Гришина изучает городскую библиотеку и составляет альманахи о ссыльных. У нее даже нет интернета, представляете? Она делает все вручную. Или краевед из поселка Добринка [в Липецкой области] Вячеслав Искорнев десять лет писал книгу «Дело отца Николая» о репрессированном священнике, о жителях села, сосланных в Казахстан за то, что они были верующими и осуждали советскую власть за раскулачивание. 

Они находят смысл для себя в том, что сохраняют память. Они не дают разрушиться связи с чем-то большим, с историей народа. Это нужно не только им, но и всем нам. 

— Как вы считаете, почему в России не ставят памятников репрессированным? Почему пропаганда предпочитает замалчивать те события? 

— Это очень сложный вопрос. Во-первых, это политика государства. Просто наша власть считает себя наследницей той власти, ее преемницей, и поэтому не осуждает прошлое. Во-вторых, в семьях об этом тоже не говорили, боялись. Только сегодня третье поколение потомков репрессированных начинает задумываться о том, что же произошло на самом деле. 

Вот как объясняют это молчание наши герои: мама Евгения рассказывает, что в Казахстане, где она выросла, все русские были ссыльными. Говорить об этом было наказуемо, да и зачем — ведь пострадавшими были все. А потом началась война, и военные горести и беды затмили все те невзгоды, которые переживали ссыльные. Она говорит, что им было стыдно говорить о ссылке, когда страна переживала войну. 

Мне показалось важным упомянуть, что она, дочь репрессированного, училась в одном классе с дочкой главы отделения ГУЛАГА, где сидел Солженицын. Ее одноклассница до сих пор не верит, что были какие-то репрессии, потому что она знает совершенно другую картину мира. Конечно, им надо было в этой школе как-то находить компромиссы с совестью, с собой, с историей, чтобы научиться жить в этой стране. Поэтому для людей до сих пор нет одной правды.

— Как вы думаете, это может измениться? Заговорят ли когда-нибудь свободно о репрессиях?

— На этот вопрос невозможно ответить. Я думаю, это возможно, потому что каждая семья в нашей стране пострадала от репрессий. Некоторые даже не знают об этом. В нашем фильме довольно большая съемочная группа — операторы, монтажеры, графики — все говорили что-то вроде: «У меня прадед тоже был осужден по закону о трёх колосках». Пора понять, что это у нас общая травма.

При этом ужасно слышать заявления о том, каким ГУЛАГ был социальным лифтом, что все были при деле, давайте вернемся к этой практике. Это абсолютная, жесточайшая бесчеловечность. Мало пыток в ярославских колониях, мало беспредела в тюремной системе? Давайте еще развивать систему ФСИН! Это какой-то роман Кафки.


Телеканал Дождь

— В фильме несколько человек — свидетелей и даже жертв этих репрессий, — остались сталинистами. Это поражает.

— Да, например, один из наших героев — Виктор Морозов, ему 102 года. Он признает, что были бесчеловечные репрессии, он видел своими глазами эти вагоны, которые увозили мирных людей в ссылки, но для него лучше Сталина все равно никого не было. Дочь репрессированного Василия Ларина говорит, что не осуждает сталинистов. Что нельзя судить людей категорично. В кадре она спорит со своими внуками, которые выросли в Германии и считают, что сталинизм и фашизм — явления одного порядка.

— Знают ли вообще молодые европейцы, что такое ГУЛАГ?

— Не все, и у нас изначально была идея познакомить их с этой страницей нашей истории. Часто бывает, что мои приятели немцы спрашивают, над чем я работаю. Я говорю, что снимаю фильм про сталинские репрессии. А что это такое? — спрашивают они. Я рассказываю, что в Советском Союзе были концентрационные лагеря, только для своих. Они на это очень [остро] реагируют. Больше всего их поражает вопрос — за что? Почему их сослали? Какое преступление они совершили? Что они украли или кого убили? У фашистов были свои бесчеловечные аргументы, немцы их знают. А вот за что своих же граждан можно сажать в тюрьмы и убивать — они не понимают. Они знают о Сталине, что он был тиран. Но вот то, что в стране были концлагеря для советских людей — это для них большое откровение.

— Как они относятся к тому, что в России об этом не говорят?

— Это самое непонятное для них. В Германии молодежь вывозят автобусами в Нюрнберг по два раза в год, натягивают огромный экран и показывают события их страшной истории. Поэтому это для них странно, как можно такое замалчивать.

— До переезда в Берлин вы работали сценаристкой и снимали документальное тру-крайм кино. Чем вызван ваш интерес к этой теме?

— Я считаю, что мне безумно повезло. Эта работа — лучшая возможность понять, что такое человек. Я работала почти два года в компании «Амурские волны». У меня было восемь фильмов, и все они довольно страшные. 

Я снимала фильм про ангарского маньяка. Я сама из Ангарска, и в то время, когда я там росла, в городе происходили убийства женщин. В нашем фильме мы поднимали тему коррупции в органах, и нам пытались помешать — звонили нашим героям, запугивали их. Я снимала про трагедию на Сямозере, и читала распечатки допроса детей. Один мальчик, которому удалось выбраться на берег, видел галлюцинации — так детская психика пыталась справиться с огромной, неподъемной тяжестью. Он ел камни, и ему казалось, что это яблоки, которые спасут ему жизнь.

Это не добрые семейные истории, а истории про безусловное зло, которое настигло людей — не плохих и не хороших, а самых обыкновенных. Люди вообще не хотят об этом говорить. Им приходится задавать вопросы, которые могут их ранить. Иногда люди срываются: «Да кто ты такая?», «Сколько тебе лет, у тебя вообще есть дети? А я все потерял!». 

Я плачу примерно на каждом интервью. Но я всегда любила эту работу. Если бы не она, я никогда бы не увидела такую Россию, таких людей. Я теперь знаю, какие люди сложные, что мир вообще не черно-белый. Это, кстати, большая проблема у нас с европейскими кинокураторами. У них всегда есть соблазн покрасить мир в черное или белое, и чтобы в сценарии были либо герои, либо злодеи. Но на самом деле и герои, и злодеи — это одни и те же люди. 


 

 

Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
Ширинкин А.В. Мы твои сыновья, Россия. Хроника политических репрессий и раскулачивания на территории Оханского района в 1918-1943гг.
Ссыльные в Соликамске
О Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
| Там были разные люди
| Невиновен, но осужден и расстрелян
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus