Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Андрей Борисович Суслов. Доктор исторических наук, профессор ПГГПУ, ведёт курс «Права человека: методика преподавания в школе», автор методического пособия «Изучение в школе истории сталинских репрессий».

Андрей Борисович, откуда сегодня столько внимания к несовершеннолетним?

— Могу предположить, что таким образом формируется тревожность у общества: посмотрите, детей вовлекают [в несанкционированные митинги и шествия], они могут пострадать. Но социологические данные говорят, что среди участников акций и задержанных несовершеннолетних было крайне мало.

На первом шествии в Москве несовершеннолетних было менее 4 %, на втором — менее 2 %. А что говорится в Конституции и других законах про участие несовершеннолетних в публичных мероприятиях?

— Возраст специально не оговаривается ни в Конституции РФ, ни в ФЗ «О собраниях, митингах и шествиях». Нет такого положения, что до 18 лет [в митингах и шествиях] участвовать нельзя. Ну и давайте оговоримся, что когда речь идёт о несовершеннолетних, имеются в виду не дети, а подростки от 15 до 18 лет.

А подростки уязвимы и легко управляемы?

— В подростковом возрасте происходит формирование личности. И действительно, несформированная личность в большей степени подвластна манипуляциям. Но у кого-то к 18 годам личность уже сформирована. Вопрос в том, ради чего транслируется идея об «уязвимости и управляемости» несовершеннолетних? Чтобы запугивать родителей, подростков и учителей? Или для чего-то другого?

Фото: Анастасия Яковлева

Судя по социальным сетям, интерес у подростков после фильма «Дворец Путина» к политике заметно вырос. С чем это связано?

— Подростки чувствительны к проявлениям несправедливости. Неудивительно, что сегодня определённая доля подростков, видя несправедливость, хочет сделать так, чтобы её не было. Если вспомнить историю нашей страны, можно заметить, что среди революционеров было много несовершеннолетних. Детей и подростков в СССР воспитывали на примере революционеров, подпольщиков, активных борцов с режимом. Сейчас такие примеры не рекомендуются для воспитательной работы. Это привело бы к совершенно иным результатам (смеётся).

Вы наверно читали, как педагоги общаются с 18-летней студенткой техникума и запугивают её отчислением за участие в несанкционированных политических акциях. Они действовали законно?

— С одной стороны, педагоги совершили психическое насилие над учащейся. А с другой, высказали прямую готовность оказаться в ситуации доносчиков. Весь вопрос, какую цель преследуют педагоги в своих коммуникациях с детьми? Если формальную, для галочки, то беседу можно было бы и не проводить. Ну написали бы для начальства, что беседа проведена.

В коммуникациях педагога с учащимися нужно исходить из «Конвенции о правах ребёнка». В ней чётко обозначено, что во всех ситуациях надо исходить из интересов ребёнка. Правда, педагогам это и без конвенции известно. Если действительно педагоги и родители опасаются, что с подростком что-то плохое может произойти, можно говорить о том, что из себя представляет несанкционированное собрание и какие есть риски. Особенно, если подросток никогда не принимал участия в подобных мероприятиях и он не представляет, какие могут складываться ситуации. Нужно говорить и о том, как должен себя вести человек на собраниях: не портить имущество, не бросать какие-либо предметы в представителей правопорядка, не совершать какие-либо иные противоправные действия и т. д.

Фото: Анастасия Яковлева

Вот так должен вести себя взрослый человек с подростком, за которого переживает и которого хочет оградить от неприятных последствий. Но ведь [разговор педагогов со студенткой колледжа], по сути, поставил подростка в худшую ситуацию. Такое поведение вряд ли можно назвать педагогическим: это действия не в интересах ребёнка, а против его интересов.

В разговоре со студенткой педагоги ссылались на то, что им начальство сказало провести беседу, правда в минобре от этого открестились. Но давайте представим, что было именно так: педагогу приказали. Что ему делать?

— Такие приказы неправомочны и ставят педагога в ситуацию, когда он должен нарушать права человека. Если педагоги сталкиваются с давлением руководства, например от них требуют провести в выходные подготовку к ЕГЭ или говорят отлавливать на остановках подростков, чтобы они на автобусе из Закамска не уехали на митинги, то, мне кажется, любой педагог должен предпринять действия, которые не сделают его самого нарушителем. Он может сказать, что сомневается в правомочности таких приказов, опасается наказания за нарушение — отвечать придётся ему! Можно также попросить разъяснить правовую сторону этой ситуации, например запросить письменное распоряжение от директора или чиновника минобра.

Но мы же знаем, что таких разъяснений не последует!

— Стоит потребовать письменных разъяснений и никаких последствий не будет. Можно попросить разъяснить, как будут оплачиваться дополнительные уроки. Это, скорее всего, остановит администрацию образовательных учреждений от неправомочных действий. Если не остановит, то можно прямо говорить, что это не является прямой обязанностью педагога, раз так, то нужно действовать в правовом поле. Конечно, для педагогов это может быть психологически не столь просто, но спрашивается, а что проще: защищать свои права или проявлять психологическое насилие в отношении детей. Почему педагог должен совершать то, что является незаконным?

Но сегодня на учителей оказывают беспрецедентное давление. Их увольняют за политическую позицию, которую они транслируют в своих социальных сетях.

— В Конституции РФ и в ФЗ «Об образовании» говорится, что у педагогов есть свобода выражения своего мнения. Другое дело, что закон «Об образовании» не разрешает педагогам вести политическую агитацию.

При этом ректоры вузов могут быть доверенными лицами президента, вести агитацию за «Единую Россию». А многие педагоги не могут в своих социальных сетях поддерживать оппозиционных политиков.

— По идее, не должно быть увольнений за то, что педагог скажет, что он поддерживает оппозиционного политика. Но есть высокий риск, что могут последовать санкции администрации. Высказывание педагога могут приравнять к политической агитации. В этом есть большая проблема. Есть зазор между гарантиями, которые есть по Конституции, реальной ситуацией правоприменения и разными общественными реакциями. Например, если кто-либо из детей расскажет дома, что в школе говорит учитель, то «бдительный» родитель может подать заявление в правоохранительные органы.

Но педагога же могут спросить ученики о текущей социально-политической ситуации в стране. Как ему быть?

— Если мы говорим о воспитании, то педагог воспитывает, в первую очередь, своим поведением, а не текстом, который ему предложили зачитать. Если учащиеся видят его позицию, они могут следовать или не следовать этому образцу. Если учитель не будет касаться этих вопросов, особенно, если его спрашивают, он будет терять доверие у учащихся. А если он это делает, рискует получить административный выговор или потерять работу. В сегодняшней ситуации педагогу нужно это чувствовать и выбирать ту степень откровенности, которая рациональна в конкретной ситуации.

Фото: Диана Корсакова

Центр ГРАНИ направил в адрес Совета по развитию гражданского общества и правам человека при губернаторе рекомендации. Одна их них — «повышение компетенций сотрудников образовательных учреждений, связанных с реализаций прав ребёнка, в том числе права на свободу собраний и мирный протест». Это поможет?

— Если эти методические разработки будут обеспечивать права детей и учителей, это хорошо. Конечно, одно их наличие права не обеспечит. Но рекомендации могут очертить рамки и тем самым дать дополнительную защиту учителям от администрации и не в меру бдительных родителей. При наличии доброй воли это может распространяться и на правоохранителей. Например, если Росгвардия или ОМОН получат от руководства рекомендации о минимизации насилия в отношении несовершеннолетних, при выполнении приказа рассеять толпу в случае нахождения в ней подростков вряд ли они будут применять дубинки и электрошокеры, класть лицом в снег и т. д. Как профессионалы, они найдут другие способы действий. Это как раз вопрос о том, чтобы были ориентиры, которые показывали бы приоритет прав человека для должностных лиц при выполнении законов и инструкций.

В принципе, приоритеты прав и свобод установлены в Конституции РФ и законе «Об образовании». Нигде не утверждается, что государство — это приоритет. Но об этом забывают. Поэтому подобные методические рекомендации будут эти рамки удерживать. Я не говорю, что это универсально, и не склонен думать, что это от всего спасёт, но в каких-то случаях поможет отчасти смягчить произвол. К сожалению, мы вынуждены говорить в таких категориях, поскольку о большем рассуждать сейчас очень трудно.