Сколько монументов и мемориальных досок, посвящённых памяти жертв политических репрессий, установлено на сегодняшний день в Пермском крае? Где устанавливают подобные памятные знаки и какие трудности возникают с их учётом и отметкой на картах? В чём вообще важность подобного запечатления памяти, рассказывает председатель краевого отделения общества «Мемориал» Роберт Латыпов.
— Просвещённым читателям, наверное, не нужно объяснять, почему памятники жертвам политических репрессий должны быть, и их не удивишь новостью, что где-то они действительно установлены и существуют. Даже назовут пару-тройку примеров. Это понимание связано с масштабом репрессий советского периода, с широкой географией распространения системы сталинского ГУЛАГа на территории только нашего региона, а также со сложившейся традицией материальной формы памятования об исторических событиях и людях, ими затронутых, в виде памятников, мемориальных досок, монументов, закладных камней.
Общество «Мемориал» в силу своей тематической направленности всегда являлось и является одним из главных инициаторов установки таких знаков, увековечивающих память о жертвах советского государственного террора в нашем крае. Но не только, кстати, один «Мемориал». Нередко инициативы исходят и от отдельных неравнодушных граждан, местных сообществ, сельских администраций. И сам по себе это очень интересный сюжет для анализа сложившихся практик коммеморации. Как это выглядит в каждом случае? Почему выбран такой материал для изготовления памятника и такая его форма? Какая информация содержится в сопроводительных текстах? Кто установил такие знаки и когда? Где и в каких территориях края таких памятников больше, а где их нет совсем? И что происходит с ними впоследствии: они существуют, как-то дополняются, реконструируются местными силами или просто со временем разрушаются и предаются забвению?
Несколько лет назад вместе с созданием электронной «Карты террора и ГУЛАГа в Прикамье» мы занялись сбором информации о таких мемориальных объектах и её публикацией на сайте организации в разделе «Карта мемориалов жертвам политических репрессий в Прикамье». Работа это вроде бы неспешная и потому часто отодвигаемая другими, более насущными и важными делами, проведением публичных просветительских мероприятий. Но вот наступил карантин, и у нас дошли руки вновь привести в порядок «Карту мемориалов», дополнив её новой информацией о ранее установленных знаках и об открытых относительно недавно.
Сейчас на Карте отмечены пиктограммами 180 из них. Все они сведены в реестр, а каждый объект снабжён короткой и предельно фактологической справкой с фотографиями. В этот список включены не только крупные объекты типа известного мемориально-музейного комплекса «Пермь-36» и памятника на Егошихинском кладбище города Перми, но и более скромные объекты — временные деревянные обелиски и поклонные кресты, импровизированные мемориальные доски, а также совсем маленькие по размеру информационные таблички всероссийского проекта «Последний адрес». Последних, кстати, в нашем регионе на настоящий момент уже 49, включая те, что устанавливаются в конце ноября: одна в селе Кочёво Коми округа и другая в Перми. Все 49 пермских «последних адресов» также включены в общий список мемориаловадресов» также включены в общий список мемориалов.
Нельзя утверждать, что реестр полный и учитывает вообще все мемориальные знаки. Мы постоянно работаем над его пополнением. Тем не менее, в целом он даёт актуальное представление о том, как сегодня сохраняют память о трагедии. В общем, полюбопытствуйте и посмотрите.
Есть две вещи или, так скажем, тенденции, которые трудно сразу «прочитать» по Карте и по справкам. Первую из них смело можно отнести к разряду позитивных. Раньше, да и сегодня, подавляющая часть мемориальных знаков были и остаются «немногословными». Например, часто на мемориальных досках стыдливо не упоминаются сведения о самом факте репрессии и гибели человека (вот как на памятной доске Петра Премудрова на проходных «Мотовилихинских заводов»). А центральные, «коллективные» памятники в каком-то смысле остаются обезличенными и безымянными до сих пор. Они сопровождаются стандартными и короткими фразами типа «Памяти жертв политических репрессий». Без указания того, а кто они были, эти жертвы, как они стали таковыми, как их звали, сколько их было... И в этом отношении известные строчки из «Реквиема» Анны Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать, да отняли список, и негде узнать», — звучали и звучат как приговор — то ли нельзя, то ли почему-то мы, современники, не хотим назвать эти имена.
Но ситуация постепенно исправляется. С одной стороны, этому способствовал уже упомянутый проект «Последний адрес», который в каждом своём воплощении посвящён памяти конкретного человека. И это в чистом виде персонифицированная история. С другой стороны, и на «обычных» мемориальных знаках стали появляться имена людей. Чаще всего, это те, кто стал жертвами «Большого террора» в 1937-1938 годах, как, например, жители бывших спецпосёлков Восход и Липовка Чусовского района. На таких людей сохранились архивно-следственные дела НКВД, и следовательно, их имена быстро определяются по базам данных. А вот с бывшими «раскулаченными» и депортированными дела обстоят много хуже: их было в разы больше, но крайне редко можно найти сами списки. Тем не менее, и здесь есть прогресс. Помните о прогремевшем в прошлом году скандале вокруг волонтёрской экспедиции в урочище Галяшор? Там в прямом смысле слова камнем преткновения для волонтёров с правоохранителями стал установленный ранее бетонный памятник с перечислением 90 имён литовских спецпереселенцев, умерших и погибших здесь во время ссылки. Есть и другие примеры. Летом 2020 года волонтёры «Молодёжного Мемориала» установили два мемориальных знака в Чердынском районе — в деревне Берёзово и урочище Богатырёво. На каждом из них — имена невинно арестованных, осуждённых, а впоследствии реабилитированных жителей нашего края.
Памятник на месте спецпосёлка Галяшор
Эти примеры показательны, поскольку демонстрируют стремление не маскировать неприятные и тяжёлые страницы истории, не прятаться за общими и казенными фразами (потому что это тоже в каком-то смысле лицемерие), а прямо называть вещи своими именами и публично перечислить тех, кто непосредственно пострадал от преступных действий государства.
Но есть и другая тенденция, которая удручает. И о ней тоже надо сказать. Несмотря на провозглашенные российским государством шаги, связанные с увековечением памяти жертв террора (принята и действует с 2015 года Концепция государственной политики в этой сфере), реальные и практические действия по мемориализации в основном остаются уделом общественников и неравнодушных граждан. Попытки поставить на государственный или региональный учёт хотя бы уже установленные на средства этих самых граждан памятники натыкаются на неприступный бюрократический барьер. Редчайший случай исключения из правила, который лишь доказывает закономерность — это принятие в 2019 году на баланс муниципалитета города Перми памятника на Егошихинском кладбище. Для того, чтобы это произошло, понадобилось «всего лишь» девять лет со дня первого и последующих ежегодных обращений «Мемориала» к городским и краевым властям. Девять лет, Карл!
В иных же случаях, если говорить о памятниках на территории края, ситуация много хуже: в редких случаях они учтены хотя бы на местном уровне и за ними ведётся целенаправленный уход. Это делает возможным сознательное уничтожение памятников вандалами, что иногда и происходит.
А сам сводный реестр памятников ведёт только «Мемориал», это исключительно гражданская инициатива. И обычно именно к нам краевые чиновники обращаются или направляют других за консультацией.
Ну, а к кому же ещё?
***
Смотрите также: Документальный фильм о спецпосёлке Галяшор.