10.02.2020
«Главное, что отличает человека от любого другого существа, — это память. Память о родных и близких — это память семьи. Память о других людях — это память рода.
Память о представителях других родов — это память народа. Без памяти нет народа, без народа нет памяти.
Собрание в одной книге ранее утраченных имен возвращает память и семьям, и родам, и народам.
Соединение этих имен с трагическим местом памяти заполняет лакуну в истории, делая Сандармох местом значимым и памятным для всей планеты.
Однако Сандармох — для меня не только место памяти. Это еще и место воспитания, место превращения населения (аморфного по своей сути) в народ, скрепленный одной судьбой. Именно совместные действия разных людей воспитывают чувство сопричастности к судьбе своего народа, побуждают брать на себя ответственность за судьбы будущих поколений, возрождают историческую память…
В Сандармохе стоят национальные памятные знаки. Их уже больше десятка, но это только начало. Я твердо убежден: человек, знающий историю своей семьи хотя бы до седьмого колена, почитающий предков, способен выстроить свои отношения с государством на совершенно иных принципах, чем ныне.
Не человек для государства, а государство — для человека.
В этом направлении я тружусь. Тем и неугоден.
Юрий Дмитриев
4 октября 2019 года.
Этими словами открывается только что вышедшая книга Юрия Дмитриева, нашего замечательного современника, историка, открывателя Сандармоха.
Книга написана в тюрьме. И это надо не забывать ни на минуту каждому, кто возьмет ее в руки. Помнить, что Сандармох был и остается единственной причиной, по которой Дмитриев оказался за решеткой.
Его преследуют, сочиняя фантастические, подлые, бездарные версии его преступлений, только для того, чтобы замарать главное дело его жизни, его человеческий и профессиональный подвиг.
Обложка книги Юрия Дмитриева «Место памяти Сандармох»
Сандармох — одно из самых страшных мест на земле, стоящих в одном ряду с Освенцимом, Колымой, Катынью. Здесь было расстреляно и зарыто в наспех отрытых ямах более семи тысяч человек. Но дело, конечно, не в цифре. Дело в чудовищности режима, совершившего это, и пока кто-то пытается подретушировать режим, говоря о его «достижениях» и «победах», якобы что-то «оправдывающих» и объясняющих, происходит накопление зла, которое продолжает растлевать народ, его будущее. Происходит это вроде бы незаметно, но накапливается, как радиация.
Бесконечный ряд фамилий. Выписываю наугад:
Офицер, интеллигент, малограмотный азербайджанец, от которого, кроме этих трех строчек в книге Дмитриева, пожалуй, и не осталось ничего, даже справки о реабилитации… Не знаю, как вас, но меня именно эта судьба неизвестного мне человека повергает в особенный ужас.
Неважно, как ты жил, жизнь закончилась одинаково — свинцовой точкой из револьвера палача капитана Матвеева, многократно за свой труд награжденного.
Так, в 1936 году он был удостоен ордена Красной Звезды — «за особые заслуги в борьбе за упрочение социалистического строя» в числе наиболее отличившихся палачей НКВД; мне, кстати, формулировка указа представляется особенно символичной…
Матвеев привнес в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две березовые круглые дубинки длиной 42 см, толщиной 7 см и с ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли колотушками, вальками, деревянными палками и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключенных по малейшему поводу и без повода. Крикнул — удар, задал вопрос — удар, повернулся — удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям.
От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Еще страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая — граненая, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивая ключицы. Особым приемом стало протыкание тела острым концом трости.
Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы…
Социализм то есть упрочивался на глазах… В него загоняли ударами по голове. Головы раскалывались как орехи — еще до выстрела.
Это его или только рационализатора капитана Матвеева изо всех сил своих защищают нынешние гонители Дмитриева? В книге они названы поименно. Не только палачи сталинских времен, но и сегодняшние, стремящиеся опять закопать пробуждающуюся память. Забить ее деревянными колотушками.
Это прежде всего те, кто и сегодня с гордостью называет себя «чекистами», и встающие на их поддержку прокуроры, судьи, «ученые» из Военно-исторического общества. Эти придумали замечательную, как им кажется, идею: в Сандармохе расстреливали… советских военнопленных — финские оккупанты в годы Великой Отечественной. И наплевать, что «идея» не выдерживает никакой критики («Новая газета» об этом писала много раз, повторяться не буду). Но остановить «военных историков» по-прежнему не может никто. Понятие «совесть», судя по всему, для них не существует.
…У Юрия Дмитриева замечательные соавторы. Редактор книги профессор Анатолий Разумов, журналистка Анна Яровая, опубликовавшая свое исследование «Переписать Сандармох. Кто и зачем пытается изменить историю расстрелов и захоронений в Карелии», политик Эмилия Слабунова со статьей «Сандармох как символ беззакония и произвола государства», все те, кто передал для публикации о жертвах Сандормоха свои работы. Спасибо им!
Но хватит ли у них сил? Выдержит ли сам Дмитриев? Не застроит ли Военно-историческое общество урочище Сандармох монументами согласно своим представлениям о правде истории?
И главное, прочитаем ли эту книгу мы — так, как она этого заслуживает?
Поделиться: