«Вместо русских журавлей баланда за колючей проволокой»

Автор: Лидия Симакова

12.02.2019

Путь человека предопределен. При рождении того или иного человека уже путь намечен. На 85-90% я доволен своим путем. Все естественно в жизни для каждого из нас. Я живу скромно, я не пал духом. Я работал с первого дня, встретил своего человека. Дети растут у меня, шесть внуков. Я по-особому счастлив.

Про судьбу Петра Занина можно снять фильм. Попасть в плен к фашистам, совершить несколько побегов из концлагерей, в том числе из Бухенвальда, встретить любовь во Франции, поучаствовать во французском Сопротивлении, увидеть в лондонском военном госпитале Уинстона Черчилля и королеву Елизавету. Потом вернуться на родину и получить Озерлаговский срок в 25 лет за измену Родине. ТВ2 продолжает вместе с музеем «Следственная тюрьма НКВД» проект «Очевидцы XX века». Рассказ «очевидца века» о его нелегкой судьбе мы публикуем от первого лица.

Петр Занин

Война, побег и французское Сопротивление

Родился в 1923 году. Окончил десятилетку, институт, стал преподавать немецкий язык в школе. В 1941 году началась война, я был призван по особому призыву. Учился четыре месяца в полковой школе, потом отправили на фронт в Подмосковье. Освобождал Лихославль, Торжок, Торопец, Осташково. Участвовал в освобождении Ржева, в спасении конной армии Павла Белова. В 1942 году мы оказались в окружении, пытались прорваться. Воевать было сложно, не хватало боеприпасов, многие красноармейцы вообще не имели оружия. Одна винтовка-трехлинейка на десять человек. Одного убьют, его винтовку берут другие. Я был контужен и попал в плен со многими своими однополчанами на станции Оленино. Поместили нас в полевой военный лагерь. Это такое поле, огороженное колючей проволокой, охраняемое немцами. Комиссаров и евреев сразу расстреляли. Еды не давали. Я питался амуницией кавалериста, отрезал немножко, мочил мочой и ел.

Через какое-то время я сбежал. Это было нетрудно, так как меня сами немцы отпустили. Они приняли меня за немецкого подростка, случайно попавшего в лагерь. Хотя мне было 18 лет, я выглядел на 12-13, владел немецким языком.

Потом, правда, разобрались. Поймали, отправили в другой лагерь. Оттуда я опять бежал. Помог мне замначальника конвоя Отто Генрих Вальтер Фукс, бывший коммунист. Как рецидивиста, не подчиняющегося немецким порядкам, отправили в Германию, в Бухенвальд. Перед этим провели через строй РОАсовцев, дали мне 12 ударов. В концлагерь везли в товарных вагонах, обращались с нами плохо. Но мне было легче, знал немецкий язык и мог разговаривать с охраной из СС. Немцы таких заключенных выделяли. Иногда даже давали хлеб, сигареты. Я не курил, отдавал своим товарищам по несчастью.

В «Бухенвальде» набирали бригады для работы в карьере, туда я и попал. Затем отправили в подземные шахты, где собирались ракеты «ФАУ». Мне удалось раздобыть гражданскую одежду и сбежать из концлагеря. Чтобы не поймали, я выдавал себя за немца-подростка, у которого погибла семья. Добрался до границы Бельгии и Франции. Там познакомился с женщиной-француженкой, которая оказалась очень богатой. Стали жить как муж и жена. Полюбили друг друга. Она помогла мне набраться сил, откормила. Связала с подпольщиками из французско-бельгийского Сопротивления. Был пулеметчиком. В отряд русских бежавших военнопленных охотно брали. Мы дрались отчаянно. Доверяли самые тяжелые задания.

Удостоверение Петра Занина - участника французского Сопротивления / Фото: с сайта nkvd.tomsk.ru

Потом меня тяжело ранили в ногу, эвакуировали в Англию. Лежал в госпитале королевских ВМС недалеко от Лондона. Там уже узнал о победе над Германией. У меня было два пути: остаться во Франции со своей женой или вернуться в СССР и там долечиваться. Сработала ностальгия, захотелось послушать русских журавлей под русским небом. Выбрал второй путь, хотя жена-француженка не пускала и говорила, что в России ничего хорошего не ждет. На комфортабельном пароходе в люкс-каюте прибыл в СССР. Затем добрался до Сибири, до родного колхоза. Начал опять преподавать в школе рисование и немецкий язык. Не скрывал, где и как воевал, председателю колхоза говорил, что тот дурак и жулик, в итоге донос и 25 лет лагерей.

Петр Занин в госпитале королевских ВМС Англии

Арест, свидетельские показания двоюродного дяди, пытки и замена расстрела лагерем

"В лагерях я еще долго вспоминал свою жену-француженку и ее золотые слова, что русских журавлей можно слушать и под небом Франции с чашкой кофе в руках, а не с мясной баландой за колючей проволокой."

Арестовали меня 30 мая 1948-го. Обвинили в измене и в шпионаже в пользу Англии. Первоначально следствие вел капитан Евстигнеев Александр Иванович. Мне предъявили обвинение по статье 58 (1б, п. 10, часть 2, п. 6) и поместили в одиночную камеру. На первом допросе Евстигнеев спросил у меня, как попал в плен, и об участии в войне. Выслушав, он мне не поверил. И заставил давать объяснение в письменной форме. Пытался запутать: душил, пинал ногой в пах, бил по лицу, заковывал в кандалы. Против меня свидетельствовали трое человек: Куликов Михаил Петрович – директор школы, в которой я учился до войны, двоюродный дядя Павел Самсонов – счетовод колхоза «Богатырь Сибири», и Мария Прищепа – учительница соседнего колхоза имени Стаханова, который находился в трех километрах от моей деревни Новотроицк. Все три свидетеля подтвердили, что я вел антисоветскую агитацию, которая, в частности, заключалась в нелестных высказываниях в адрес колхозного руководства и в адрес лиц, представляющих органы Советской власти в деревне Новотроицк. Примерно в середине августа 1948 года капитан Евстигнеев ушел в отпуск. Дело было передано следователю, старшему лейтенанту Александру Шонину. Шонин не развивал тему, начатую Евстигнеевым, так как уже все было ясно следствию. Допросы тем не менее продолжались. Шонин, в отличие от своего коллеги, не трогал физически. Но часто ставил ногу на табуретку и сквозь зубы плевал в лицо. Шонин вел следствие до 10 сентября 1948 года. Потом вернулся из отпуска Евстигнеев и начал подготавливать дело к суду. При этом с меня был снят пункт 6 (шпионаж). Большую часть времени я сидел в одиночке, передачи мне запретили из-за плохого поведения. Ко мне на свидание с передачами приезжал мой друг Кузьма Иванов, но ему было отказано. Книги, бумагу и карандаш тоже не давали. Иногда давали иголку и нитку.

Суд надо мной состоялся в Новосибирске 25 октября 1948 года. Прокурор Бессонов просил высшую меру наказания. Но адвокат повлиял на решение суда. В итоге 25 лет лишения свободы, пять лет высылки и пять лет поражения в правах.

Озерлаг, работа в известковом карьере и драки заключенных

После суда меня этапировали в Искитимский всесоюзный штрафной лагерь. По прибытии в Искитим прошел медкомиссию, которая учла мое состояние здоровья и направила работать в хозчасть. Потом снова медкомиссия. По ее решению меня отправили на общие работы в известковый карьер. Там две недели проработал стрелочником. Затем с рельсов сошел вагон и меня обвинили во вредительстве. И отправили в карьер бить известковый камень. Две недели бил камень без кандалов. Потом их надели, так как срок у меня был 25 лет. Работал в кандалах made in USA, поставленных по лэнд–лизу. На станции Ложки неоднократно грузили в вагоны известь в кандалах, несмотря на палящее летнее солнце. Респираторов не выдавали.

Потом меня этапом в «столыпине» отправили в Озерлаг в Тайшет. С запада этапировали уголовников и политических. Специально сажали вместе. Постоянно были стычки и поножовщина. По прибытию меня встретили трое конвойных. Через весь город вели с винтовками наперевес. После формальных процедур определили в барак, где находились больные и инвалиды. На пересылке я находился полтора месяца, потом направили в инвалидный лагерь на станцию Невельская. Там я был месяц, не работал. Потом направили в Вихоревку. Я сначала выполнял чертежные работы при строительстве жилых домов. Затем меня и других заключенных отправили в командировку в Ангару, в район подготовки строительства Братской ГЭС. Работал в кессонах две недели. Но врачи освободили от работ из-за обострения базедовой болезни.

Озерлаг. Станция Вихоревка / Фото: с сайта nkvd.tomsk.ru

"Оттуда меня перевели на другой лесоповал, где начальником был майор по фамилии Мишин. Садист. На разводе имел привычку ни с того ни с сего бить кулаком зэков по лицу. За невыполнение нормы лишал пайка и сажал в карцер. Я на этом лесоповале катал тачку с песком, кантовал бревна."

Потом меня отправили на лесоповал на станцию Чука, где находился ДОК (деревообрабатывающий комбинат – прим. ред.) Озерлага. Делал брусовые жилые дома, работал на пилораме.

Многие из заключенных, в основном уголовники, чтобы избежать этапа на Колыму или более тяжелых работ, умышленно себя калечили. Так, Васька Мордаков, в прошлом горный техник и авторитетный человек в преступном мире, чтобы избежать этапа на Колыму, попросил своих дружков, чтобы те сломали ему руку.

Между уголовниками и политическими были частые стычки. Уголовники называли сидевших по 58-й статье «контриками». Многие заключенные из числа политических шли на самоубийство. Так, некий Константин, бывший инженер то ли из Рязани, то ли из Ульяновска, 35 лет, работавший вместе со мной в одной бригаде, не выдержал изнурительного труда, издевательств охраны и других уголовников и бросился под вагонетку.

"Особой жестокостью отличались стычки между самими уголовниками. В ту пору в их мире, если так можно было назвать, шла «гражданская война». Нередко были сцены, когда пригонялся этап, а у ворот зоны воров уже встречали зэки из местного лагерного актива, которых остальные воры звали «суками». Происходили ожесточенные драки, которые заканчивались десятками смертей и множеством ран и увечий. При этом «суки» были вооружены ножами и пиками. Об этом знала лагерная администрация. Охрана никак не реагировала на эти ужасные вещи."

Я видел, как охранники разбивали молотками черепа умершим зэкам перед захоронением. Среди уголовников были случаи, когда вместо покойника за зону вывозился живой человек. Такой оригинальный способ побега.

Первая встреча с отцом и новый допрос

Некоторое время я находился на работах на станции Кривощеково Ленинского района Новосибирска на тарном лесоповале. Туда ко мне на свидание впервые приехал отец. Но свидание тогда не дали. Виделись мимолетом. В этом л/п я копал траншею для водопровода и канализации. Сил не было, болела раненая нога. У меня даже появилась мысль сломать себе ногу. Но потом медкомиссия, учитывая состояние здоровья, перевела меня и еще нескольких заключенных в зону для работы в ширпотребе. Там я встретил своего родственника Александра Самсонова, который работал надзирателем.

"Где-то в середине января 1950 года этапировали в Новосибирскую тюрьму по вызову майора Жижина. Цель вызова — внести коррективу насчет пункта 6 (шпионаж). Дескать, произошла ошибка в следствии. Жижин вел изнурительные допросы. Морально и физически издевался. Неоднократно загонял иголки под ногти. Однажды в кабинет к Жижину зашел Евстигнеев. Он уже был майором. Показал на майорскую звездочку и сказал: вот, Занин, за тебя дали. Жижин так ничего и не добился. Пункт 6 отпал."

В это же году, 1950-м, мне довелось в Тайшетской пересылке встретиться с певицей Лидией Руслановой. Она в то время отбывала срок и руководила художественной самодеятельностью. Позже на станции Невельская познакомился и с мужем Руслановой — бывшим генералом Николаем Крюковым. Наши нары находились рядом.

Фото: с сайта wikipedia.org

Смерть Сталина, жалоба Ворошилову и освобождение

Когда умер Сталин, то на зоне завыли сирены, гудки. На время зэки остановили работу. Большое количество надзирателей пришли на территорию зоны, видимо, опасаясь, что будут беспорядки. На лицах большинства заключенных были слезы. Кто плакал от горя, кто от радости. А в глазах охранников появилась растерянность. Через месяц в зоне стало кое-что меняться. Нам поставили железные койки с матрацами. Начали выдавать постельное белье. Заменили одеяла, которые кишели паразитами. Улучшилось питание. Хлеб стали класть открыто в тарелки с расчетом на шесть человек. Охрана начала к нам более сносно относиться. Некоторые охранники даже угощали махоркой.

Летом 1953 года я заболел гепатитом. Меня отправили в центральную больницу Озерлага на станцию Новочунка. Там тогда главврачом была капитан медслужбы Конопелько Татьяна Васильевна — человечная, добрая женщина. Больница охранялась и была обнесена колючей проволокой. Ко мне туда приезжал отец. Дали трое суток свидания.

В 1954 году один из бывших заключенных, который раньше был адвокатом, написал от меня жалобу на имя Клима Ворошилова в Президиум Верховного Совета СССР. Жалобу я отдал своему отцу, который тайно вынес ее из лагеря и потом отослал в Москву.

"В 1955 году меня этапировали в Новосибирск для пересмотра дела. Подполковник Будачев, который вел дела всех незаконно осужденных по Новосибирской области, два раза вызывал меня к себе. Я сразу сказал, что если увижу на допросе кого-нибудь из людей, которые вели ранее следствие, то ни на какие вопросы отвечать не буду. Будачев сказал, что эти люди уже определены на те места, которые они заслужили. Он спрашивал меня о мобилизации на фронт, о том, как со мной себя вели следователи, которые занимались его делом. Никаких грубостей, срывов, кормили неплохо."

Потом Будачев исчез на неделю. Я все это время нервничал из-за неопределенности, из-за того, что обо мне забыли. В это время Будачев был на моей родине, в деревне Новотроицк. Двое суток в семье пробыл, в доме у родителей. Расспрашивал обо мне у земляков. Все это время я сидел в одиночке.

Затем меня перевели в общегородскую тюрьму и я стал возмущаться и требовать перевода обратно на зону. Я был осужденным, а не подследственным.

Справку об освобождении мне вручили 2 марта 1955 года. Слышу, кричат: «Занин, с вещами собирайтесь». Я думал, что меня куда-нибудь переводят, но мне подали бумагу о реабилитации. Я заплакал, не мог расписаться.

Петр Занин с женой и детьми

Мама мне интересную историю рассказала. Когда мы, все ее сыновья, на фронте были, в дом к родителям пришел старец и говорит: я вам предскажу судьбу, принесите Евангелие. И он предсказал маме: «Не обижайся, но старший сын ваш не вернется с фронта», и так про всех, а что касается меня, то сказал: «Он на чужбине, ему тяжело, но он вернется. Здесь на него будут гонения, в семье у него не все ладно будет, но к старости все будет хорошо».

Умер Петр Занин в 2002 году в Томске. Похоронен на кладбище Бактин. В 1994 году дал интервью ТВ2. Рассказал о работе в кандалах на известковом карьере, со знанием дела сравнивал условия Бухенвальда и Озерлага.