6 января 2013 года диссиденту, правозащитнику, великому украинскому поэту Василю Стусу исполнилось бы 75 лет.
Василь Стус родился 6 января 1938 г. в селе Рахнивка Винницкой области. Через два года семья переезжает в Донецк, где в 1954 г. будущий поэт заканчивает среднюю школу, затем украинское отделение историко-филологического факультета Донецкого пединститута.
После окончания института в 1959 г. преподавал украинский язык и литературу в Таужнянской школе Кировоградской обл., потом два года служил в армии на Урале. По окончании службы в армии Стус недолго работал журналистом.
В 1963 г. он поступил в аспирантуру Института литературы АН УССР, с 1964 года работал в государственном историческом архиве Украины. В украинских журналах печатаются его стихи и литературно-критические статьи.
“Послеармейский период был периодом поэзии. Это была эпоха Пастернака и безоглядно большая любовь к нему. Сейчас больше всех люблю Гете, Свидзинского, Рильке. Славные итальянцы (то, что знаю). Особенно – Унгаретти, Квазимодо. Еще люблю “густую” прозу – Толстого, Хемингуэя, Стефаника, Пруста, Камю, Фолкнера... Поэтом себя не считаю. Считаю себя человеком, который пишет стихи. Некоторые из них – как по мне – стоящие”, – писал он в обращении к своему читателю в 1969 году.
4 сентября 1965 г. в переполненном зале кинотеатра "Украина" после того, как Иван Дзюба сообщил об арестах среди украинской интеллигенции (в конце августа арестовано более 20 человек – поэтов, художников, публицистов и т.д.), Стус с места громко сказал: "Кто против тирании – встаньте!" и первым встал.
Этот день – фатальный в биографии поэта. И не только потому, что вследствие этого поступка уже 20 сентября Стуса исключают из аспирантуры и затем увольняют из архива, вычеркивают сборник "Зимові дерева" ("Зимние деревья") из издательских планов "Радянського письменника", устанавливают за ним надзор КГБ.
Фатальность состоит еще и в том, что по странному стечению обстоятельств, ровно через 20 лет, в ночь на 4 сентября 1985 года Стус погибнет в карцере пермского лагеря особого режима, не дожив, возможно, нескольких месяцев до освобождения и последующей полной реабилитации.
В двадцать последних лет жизни поэта укладывается немало важных событий. Бракосочетание с Валентиной Попелюх и рождение сына Дмитрия, выход книги стихов "Зимние деревья" в брюссельском издательстве (1970), создание многих стихов и ряда блестящих литературоведческих исследований, активное участие в диссидентском движении. Все это прерывает первый арест 12 января 1972 года:
Не суждено от участи нам скрыться,
ударил гром – и сразу – круговерть!
Вся жизнь вверх дном. Ты – все, что может сниться,
как смертопрозябанье, жизнесмерть.
("Не суждено от участи нам скрыться...")
Стусу инкриминировали 14 стихотворений и 10 правозащитных и литературных статей. Среди них статья-эссе о творчестве П.Тычины “Феномен доби” (“Феномен эпохи”), в которой исследуется влияние партийности литературы на творчество. Ему инкриминировали и составление в 1970 самиздатского сборника своих стихов “Веселий цвинтар” (“Веселое кладбище”), в котором речь шла "об условиях жизни советских людей, о социалистической демократии" и "возводится клевета на мероприятия КПСС в связи с празднованием 100-летия со дня рождения основателя советского государства".
7 сентября 1972 г. Киевский областной суд осудил Стуса по ст. 62 ч. 1 УК УССР (аналог ст. 70 ч.1 УК РСФСР) и приговорил к 5 годам лагерей и к 3 годам ссылки. “Судебные процессы 1972-73 гг. на Украине – это суды над мыслью, над самим процессом мышления, над проявлениями сыновней любви к своему народу”, – писал Стус в письме из лагеря
С февраля 1973 года Стус – в мордовских политических лагерях. Солагерник Стуса Михаил Хейфец характеризует его так: “Он был гордый и гонористый, как китайский император... С начальством и ментами говорил тоном победителя и прокурора на будущем Нюрнбергском процессе, а краснопогонники были для него преступниками, о которых он собирает данные, чтобы потом передать суду правдивую, хоть и небеспристрастную информацию”.
Cтус участвовал во всех протестных акциях политзаключенных. В письме от 1.08.1976 в ПВС СССР он отказывается от советского гражданства, поскольку в этой стране его права человека “нагло нарушаются”.
Он много пишет, переводит. Время от времени стихи забирали при обысках. В письме к ПЕН-клубу от 11 сентября 1976 г. Стус просит принять меры и использовать весь авторитет этой организации для спасения его сочинений (лирические стихи, переводы – около 200 стихотворений Гете и 100 стихотворений Рильке).
Лагерная администрация так формулировала свои претензии к творчеству Стуса: “само пребывание автора в заключении может придать лирическим текстам политическое звучание”.
11 января 1977 г. Стуса отправили этапом в ссылку в поселок Матросово Тенькинского района Магаданской области. Там он работал в золотодобывающей штольне. Жил в общежитии вместе с бывшими уголовниками. Снять комнату ему не разрешили.
После тяжелой травмы попал в больницу, где пробыл 2 месяца. За это время из его комнаты в общежитии пропало много книг и рукописей. В местной газете о нем публиковали злобные, лживые статьи.
В августе 1979 г. Стус наконец возвращается в Киев. Как скоро выяснилось – ненадолго. Член ПЕН-клуба (принят в 1978 г.), известный в Европе и Соединенных Штатах поэт не находит на родине ни одного пристойного места работы. Об издании книги и литературной работе не приходится даже мечтать.
Поэт с серьезно подорванным здоровьем (из-за язвы у Стуса вырезали в 1976 году в лагерной больнице две трети желудка) вынужден устроиться на работу в литейный цех формовщиком наиболее низкого разряда. Он толкает впереди себя вагонетки, нагруженные стальными болванками.
В октябре 1979 г. поэт вступает в Украинскую Хельсинскую группу, устанавливает связь с правозащитниками в Москве и за границей. “…Я вступил в нее, потому что не мог иначе…. Психологически я понимал, что тюремная решетка уже открылась для меня, что днями она закроется за мной – и закроется надолго. Но что я должен был делать?… Голову сгибать я не собирался, несмотря ни на что. За мной стояла Украина, ее угнетенный народ, честь которого я вынужден отстаивать до смерти” (“Из лагерной тетради”, 1983 г.).
На свободе Василь Стус пробыл меньше года. 14 мая 1980 г. его арестовывают во второй раз. Приговор, учитывая состояние здоровья поэта, равен смертному наказанию: десять лет заключения в лагере особого режима и пять лет ссылки. В 1982 г. наказание еще более ужесточают – Стуса на год упекают в камеру-одиночку.
Условия содержания Стуса в пермской политзоне особого режима были крайне тяжелыми. Тем не менее, он много писал и переводил. Примерно 250 верлибров и 250 переводов должны были составить книгу, названную им “Птах душі” (“Птица души”).
Но все написанное немедленно конфисковывалось. Судьба этих текстов до сих пор неизвестна. Согласно официальному ответу на запрос родных, они уничтожены в связи с ликвидацией лагеря. В то же время в учетной карточке в лагере отмечено, что сразу после смерти Стуса тексты были вывезены в Москву.
28 августа 1985 г. под надуманным предлогом Стус в очередной раз был брошен в карцер. Он объявил голодовку протеста “до конца”, а в ночь с 3 на 4 сентября умер.
Весть о трагической гибели Стуса транслировали едва ли не все информационные агентства мира. Ведь за его судьбой давно следили многочисленные правозащитные организации, требуя от советского правительства освобождения поэта.
Упрямо циркулировали слухи, что ему в скором времени присудят Нобелевскую премию, к которой он был представлен Генрихом Беллем...
Вопреки невозможным условиям существования или, говоря его словами, "смертопрозябанья", Василь Стус все годы в заключении продолжал писать.
Версии его "Палимпсестов" одна за одной проникали за стены тюрьмы – и дальше, за "железный занавес".
Его поэзия свободна от оголенной публицистичности, присущей многочисленным произведениям диссидентов. Стихи Стуса – стихи выдающегося поэта, а не политика.
Его поэтическое творчество питается глубинными философскими и религиозными вопросами о судьбе человека, заброшенного в пограничную бытийную ситуацию.
Все силы его уникальной творческой личности направлены на решение вечных, "проклятых" проблем бытия.
Благословляю твою сваволю, Гойдається вечора зламана віть, |
Благословляю твое своеволье, дорога доли, дорога боли! Качается вечера гиблая ветвь, |
|
Сто дзеркал спрямовано на мене, |
Сто зеркал меня здесь отражают, одиночество и немоту. Правда – тут? Ты – правда тут? Не знаю, все же ты не тут, не тут, не тут. Где же ты? Да где же ты? Да где же? Так ты до себя и не дорос? Вот он, дождь желанный (как и прежде) залил душу – всю в потоках слез! Сто твоих смертей... Рождений... Боже, как же тяжко высохшим очам! Кто ты есть? Живой? Мертвец? А может, и живой, и мертвый – сам-на-сам? |
|
Здається, чую: лопають каштани, |
Как будто слышу: лопнули каштаны, |
|
Геть спогади – з-перед очей. Із лиць – жалі, із уст – колючі присмерки ночей у цей сорокопуст. Як став – то вплав, як брід – то вслід, як мур – то хоч нурця пройдімо лабіринтом бід до свого реченця, де щонайвища з нагород і найчесніша – мста за наш прихід і наш ісход під тягарем хреста. |
Воспоминанья – с глаз долой! |
|
Звелася длань Господня |
Движенье Божьей длани – |
|
Сосна із ночі випливла, мов щогла, |
Как мачта, выплыла сосна из ночи |
|
Церква святої Ірини |
Церковь святой Ирины. |
|
У німій, ніби смерть, порожнечі свічад |
В зеркалах пустота – онемевшая смерть, |
|
Стань і вдивляйся: скільки тих облич |
Стань и вглядись! Как много лиц других |
|
Як тихо на землі! Як тихо! |
Как тихо на земле! Как тихо! |
|
Ти тут. Ти тут. Вся біла, як свіча, - |
Ты тут. Ты тут. Подобная свече, |
|
Верни до мене, пам'яте моя! |
Вернись ко мне, о память! Ты – моя! |
|
Невже ти народився, чоловіче, |
Неужто у тебя судьба такая – |
|
Як добре те, що смерті не боюсь я |
Как хорошо, что смерти не боюсь я, |
|
ЗА ЛІТОПИСОМ САМОВИДЦЯ Украдене сонце зизить схарапудженим оком, |
ИЗ „ЛЕТОПИСИ САМОВИДЦА” Украдено солнце. Косит перепуганным оком, |
|
Алея – довга і порожня, |
Аллея длинная, пустая, |
|
На Лисій горі догоряє багаття нічне |
На Лысой горе догорают уголья костра, |
|
Плач, небо, плач і плач. Пролий невтомне море |
Плачь, небо, неустанно плачь! Пролей потоки |
Марлена Рахлина
ПАМЯТИ ВАСЫЛЯ СТУСА
Ох, Васылыку мой, Васыль,
ты, мой брате, родной, далекий,
и во сто аистиных сил
в синем небе кричат лелеки.
На одной и той же Земле
жили мы, и тем же болели,
на одном и том же зерне
наши хлебы пеклись-белели,
и в одной и той же тюрьме
наши камеры, по соседству,
и в одном и том же дерьме
твое сердце, брат, мое сердце.
Та же вера в того ж Отца,
тот же Авель нам, тот же Каин,
так же бились наши сердца
в тот же камень, брат, в тот же камень!
Все идем — отселе-досель,
все поем, не жданы, не званы...
Ох, Васылыку мой, Васыль,
ты, мой брате, родной, названый!
Переводы стихов Стуса из книги „Палимпсесты” на русский язык Марлены Рахлиной.
Источник "Права человека в России"
Поделиться: