Автор: Алиса Кузнецова
19.06.2017
История семьи — это настоящий детектив, клубок, в котором запутаны удивительные сюжеты, достойные художественной литературы. Первого июня в Центре городской культуры в рамках фестиваля “Мосты” четыре часа работала площадка публичных консультаций «Как и зачем стать историком своей семьи». Рассказываем, как участники искали и находили своих родственников, звонили в костромской архив и вдохновлялись на создание своего генеалогического древа.
Мероприятие проходило в формате свободного общения с экспертами. Кто-то приходил с конкретными вопросами: о местах захоронения родственников, о том, куда обращаться за справками о реабилитации и найти имена родителей дедушки, который вырос в детском доме в Иркутской области. Кто-то впервые сталкивается с генеалогией и восстановлением истории семьи. Эксперты объясняли, как написать заявление в прокуратуру, попасть в архив и даже на чём нарисовать генеалогическое древо. Рассказывали, что кто-то, например, рисует на рулоне обоев — чтобы оставалось место для новых найденных родственников.
Не просто пылинка
Все эксперты отмечают всплеск интереса к истории семьи.
Люди хотят знать, какими были их предки, поддерживать традиции. Генеалогическими исследованиями может заниматься каждый, у кого есть желание, вне зависимости от возраста, образования и места проживания, — говорит Наталья Краснопёрова, член правления уральского историко-родословного общества. — Я всегда говорю, что генеалогическое древо — это не только сухие даты. Это, прежде всего, люди. Люди с их историей, с их судьбой. Поэтому кроме метрических книг рекомендую попытаться найти личные дела, студенческие дела, какие-то общественные организации. Это характеризует человека, его увлечения, человеческие качества. Когда люди узнают историю своей семьи, их образ жизни меняется, заставляет задуматься о своих поступках. Многие говорят, что чувствуют себя более защищенными — это удивительный факт. Говорят, что чувствуют — я не один, не просто пылинка какая-то, за мной целый род, семья, которой я могу гордиться и перед которыми стыдно наделать ошибок.
На консультации у Натальи Краснопёровой / фото Анастасии Паршаковой
Другой эксперт, Иван Васильев, научный сотрудник пермского отделения общества «Мемориал», показывает исследование судьбы собственного деда. На войне он попал в плен, и отследить его путь оказалось не так-то просто, но Иван нашёл свой подход — сопоставлял события военной истории с короткими воспоминаниями деда, которые удалось сохранить. Получилась целая книга с картами, лентой времени, фотографиями и документами. Арина, участница мероприятия, вдохновилась идеей Ивана: “В голове была каша. У меня есть какие-то документы, но я не знала, как соединить их воедино”.
Ударная комсомольская стройка
О том, как переплетаются общая и частная история, рассказал Роберт Латыпов, председатель пермского отделения общества «Мемориал»:
Я сам из Березников, родился там. В школе, в седьмом классе, спросил у учителя истории: “А почему у нас в классе есть башкиры, татары, украинцы, немцы?” И историк тогда сказал: “У нас в Березниках была ударная стройка. Комсомольцы в своё время приехали. И такой вот получился интернационал”. И только когда я на истфаке начал учиться в университете, узнал, что город Березники был построен руками заключенных и спецпереселенцев. Копаясь-копаясь, узнаёшь всё это, и оказывается, что история — не в радужных и героических красках. Она полна трагических вещей, с которыми нужно разбираться.
Люди не знают, что думать про репрессии, про коллективизацию, все с разных сторон говорят разные вещи, противоречивые. Но они хотят иметь своё мнение. И они разбираются с этим через историю семьи. Например, у меня четверо дедов: двое погибли, двое остались живы. Я вроде бы знаю про войну, но при этом не знаю ничего. Не знаю, где у меня воевал один дед, где он лежит. Я до сих пор этим занимаюсь. Про других дедов тоже оказалось, что они много не рассказывали. Документы исчезли. Награды исчезли. Никому это не было нужно. Иногда я хочу сказать себе эту сакральную фразу: “Никто не забыт, ничто не забыто”. Нет. Кто-то забыт, а что-то точно забыто.
Роберт Латыпов / фото Дмитрия Окунцева
Отца Валентины Сергеевны арестовали в 1941 году. Ей было три года. Она пришла, чтобы узнать, где можно найти его личноедело. В руках у неё тетрадный лист, на котором уже есть много информации: например, о том, что её отец был осуждён по 58 статье, части десятой. Иван зачитывает Валентине Сергеевне из Википедии: “Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.58-2 — 58-9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев”.
— Как же так? Что же он такого мог сказать? — говорит Валентина Сергеевна в недоумении.
В это время Иван уже звонит в костромской архив: по информации, которую принесла Валентина Сергеевна, дело её отца находится именно там. Через пять минут все обмениваются контактами и договариваются о будущих встречах. Скоро Валентина Сергеевна сможет показать историю своего отца своим внукам и правнукам.
— Правда, вот буквально вчера на семейном празднике зашёл разговор на эту тему, — добавляет она, — так я запретила всем говорить. Всё равно до сих пор не всё можно обсуждать.
Всегда слишком поздно?
Светлана пришла на мероприятие, чтобы получить помощь в восстановлении судьбы сразу трёх прадедов. Она занялась историей своей семьи уже давно, но клубок никак не хочет распутываться, и для полной картины не хватает деталей. Раньше не было принято распространяться о своём прошлом.
Прадед Светланы жил в Мордовии, потом как-то оказался в Ленинградской области, оттуда был призван на войну, а в 1946 году госпитализирован в Пермь. Тут он и остался жить. Иван из общества “Мемориал” тут же забивает имя прадеда в базу данных, но, увы, не находит. Зацепиться пока больше не за что… Однако здесь никто не отчаивается — по словам другого эксперта, Натальи Краснопёровой, на восстановление истории своей семьи обычно уходит около пяти лет. “Это большая работа, но очень увлекательная”, — говорит Наталья.
Другой прадед Светланы войны не застал — был расстрелян в 1938 году. То ли раскулачен, то ли заподозрен в заговоре против государства — неизвестно. Светлане было важно узнать место захоронения, но в Кудымкаре, где жил прадед, развели руками. По словам Ивана, в самом Кудымкаре вряд ли расстреливали — увозили на специальные места. В наших краях такая печальная точка — “12-ый километр” в Свердловской области. На сайте пермского “Мемориала” есть список «12-ого километра», в котором перечислены имена похороненных под Екатеринбургом жертв «Большого террора». Все вместе ищем в списке фамилию прадеда Светланы — и находим. Это грустное чудо — найти место захоронения прадеда, которого никогда не видела, но так долго искала. На глазах у женщины слёзы.
— Жалко, что поздно нашли, чуть-чуть не успели — мы каждый год устраиваем поездку родственников на “12-ый километр”, — говорит Иван.
— Знаете, в деле, которым вы занимаетесь, всё всегда слишком поздно, — отвечает Светлана.
Иван Васильев / фото Дмитрия Окунцева
Иван не согласен, а к тому, что делает, подходит по-философски: люди живы, пока о них помнят.
У моего деда было семь братьев и сестёр, и к 2013 году осталось пятеро. И я понял: люди-то уходят. Я придерживаюсь этого принципа: человек жив, пока о нём помнят и говорят.
Где-то год назад я подумал, что Вторая мировая война — величайшее событие, но мы её знаем как государственную историю. Курская битва, оборона Сталинграда. Большие события, движения войск. А этим всем занимались живые люди. Люди, которые любили и ненавидели, боялись и были отважными. А что делал простой человек, на чей жизненный путь выпала война? Я сразу нашёл ответ: кем заниматься, как ни своими родными?
Вести такие исследования приятно, во-первых, потому что ты копаешься в исторической тематике, которую до тебя никто не трогал. А, во-вторых, у меня был такой мотив, философские рассуждения — от скольки факторов зависит то, что мы в принципе родились? Меня зацепило понимание того, что в жизни прадеда была масса моментов, когда он должен был отправиться “туда”, но не отправился. И именно поэтому я сейчас сижу здесь и могу говорить.
Поделиться: