Осмысленный и беспощадный. Каков протестный потенциал в Перми на пороге очередного выборного цикла?


Автор: Анастасия Кожевникова

Источник

10.03.2017

В последнее время может показаться, что в Перми как ни выходные, так какой-нибудь митинг. В конце февраля прошёл митинг памяти убитого оппозиционного политика Бориса Немцова. 10 марта в Саду камней состоится митинг студентов, требующих безлимитных проездных. Там же, в Саду камней, постоянно можно встретить то обманутых дольщиков, то представителей оппозиционных партий. Не пустует и площадь перед зданием Законодательного собрания края. Неужели на фоне всеобщего «закатывания в бетон» протестной активности граждан у пермяков она, напротив, выросла? Или это только видимость?

Фото: Константин Долгановский

Падение пятилетки

По данным администрации Перми, с начала года подано уже 29 уведомлений о проведении митингов. Чаще всего жители выбирают площадку перед корпусом краевого заксобрания на ул. Ленина, 51. Все пять заявленных на этом месте митингов были уже проведены. Однако с этим не всё так гладко. Например, организаторы митинга памяти Бориса Немцова сообщали о трудностях, связанных с согласованием площадки для проведения мероприятия. Изначально были заявлены площадки у скульптуры «Легенда о пермском медведе», в Саду камней и на Егошихинском кладбище, но в предоставлении первой площадки организаторам отказали.

В итоге из двух согласованных властями площадок митингующие выбрали памятник жертвам политический репрессий и отправились к Егошихинскому кладбищу. Возможно, поэтому митинг, как и многие другие, прошёл незамеченным для большинства граждан. После акции некоторые участники задавали вопросы в соцсетях: «Почему пришло мало людей? Что, протестная активность падает?»

Судя по социологическим опросам, это действительно так.

В конце февраля исследовательская организация «Левада-Центр» провела опрос, каким образом люди могут добиться решения своих проблем. Большинство из 1600 опрошенных (27%) ответили «никак». Чуть меньше людей (16%) готовы обратиться в суд, ещё меньше — в СМИ (11%), и только 4% верят, что добиться решения проблем можно, устроив митинг, пикет или забастовку.

Фото: Константин Долгановский

«Левада» также спрашивал, готовы ли сейчас люди поддержать протестные акции под лозунгом «За честные выборы», которые проходили в конце 2011 — начале 2012 года по всей стране. Определённо поддерживают проведение таких митингов всего 5% россиян, скорее поддерживают — 21%, а не поддерживают — 53%.

Пять лет назад, по тем же опросам, их в той или иной степени одобряли 39% опрошенных и не одобряли 46%. Причём число убеждённых сторонников составляло 13%. Таким образом, за кризисные годы число приверженцев участия в протестных акциях упало почти на 10%.

Что касается данных по Перми, то в городе протестная активность держится примерно на одном уровне — стабильно чуть ниже, чем по стране. Так, в 2016 году число сторонников протестных акций среди пермяков, по данным социологического агентства «СВОИ», составляло 28% (среди россиян в целом — 31%).

Как видно, вопреки всем прогнозам 2012 года, протестная активность точно не увеличилась.

Куды уплывают киты

Социолог Олег Лысенко объясняет это явление двумя факторами. Первый — смена вектора общественных настроений, которая произошла благодаря пропаганде общенациональной идеи вместе с формированием «комплекса осаждённой крепости».

Олег Лысенко, социолог:

— Ещё в 2011 году мы видели по пермским опросам, что большее количество людей обращали внимание на местные проблемы, а не на повестку международной политики. В 2016 году через качественное интервью мы выясняли, что в сознании людей представляет патриотизм. На этот счёт есть два взгляда. Первый — защищать Родину — патриотизм в милитаристском ключе; второй — желание улучшить жизнь в своём городе. Думаю, за последние годы чаша весов качнулась в первую сторону. Люди сплотились вокруг «национальной идеи». А на этом фоне любой митинг воспринимается как то, что идёт на руку «нашим врагам». Благодаря культивированию негативной идентичности, основанной на страхе перед врагом, это чувство проявляется в отношении не только внешнего врага, но и внутреннего. Если в 2011 году критикующие власть люди на какое-то время перестали скрывать свои взгляды — было не так страшно и неудобно, то теперь их слышно меньше и меньше, они начинают выступать в закрытом пространстве, у себя на кухне.

Второй фактор падения протестной активности — с ухудшением качества жизни людям не до протеста, нужно как-то перебиваться, экономить. В кризис каждый выживает индивидуально. Пики протеста приходятся на периоды небольшого спада при стабильном экономическом росте. «Начало 2012 года и было как раз таким временем: после кризиса наступила устойчивость и тут бац — обманули на выборах, оборвали надежду на лучшую жизнь», — говорит социолог. А когда идёт длительный, затяжной кризис, как это происходит в нынешних условиях, у людей и вовсе нет особых надежд на будущее, нет причин обманываться.

Фото: Константин Долгановский

Примерно об этом же говорил историк и социолог Олег Лейбович, объясняя, почему не нужно пытаться повышать гражданскую активность, с которой неразрывно связан уровень протеста.

Олег Лейбович, историк и социолог:

— Гражданская активность сама сформируется, когда сойдутся два момента. Для начала необходима насыщенность людей своей частной жизнью. Когда они привыкнут зарабатывать деньги, тратить их, чтобы это стало чем-то естественным и рутинным. А когда это произойдёт, люди могут сказать: «Теперь давайте соберёмся, чтобы решить проблему заледенелых дорог». При этом важна их готовность находить компромисс и действительно что-то делать. Не кричать: «Долой лёд на дорогах!», а взять лопаты и самим его убрать, разве что, может, потребовав от властей грузовичок.

Ничего этого, по его мнению, в Перми нет. Поэтому и протестная активность, и гражданская проявляются «на уровне нажатия мышки». «Люди ещё не насытились частной жизнью, ещё можно продолжать наполнять свои квартиры барахлом и стирать с него пыль, — продолжает Лейбович. — Сейчас есть поколение, только недавно узнавшее, что существует 40 сортов колбасы, и до сих пор находящееся под обаянием этого. А 20-летние об этих сортах знают с детства. Но они также знают, что 35 из них им недоступны, и хотят их заполучить».

Лейбович удивлён, что те, кто верит в митинги, вообще остались. Ведь, по его мнению, три кита, на которых стоит протестная активность, из Перми «уплыли». Киты — это недоверие к органам власти и прессе, влияние партий и особая традиция, когда заложено в культуру выходить на улицу для выражения своей позиции, когда это принято в ближайшем окружении, в семье.

С отплытием последнего кита вряд ли согласился бы председатель Пермской гражданской палаты Игорь Аверкиев, считающий, что культура протеста в Пермском крае сформирована. Во многом это произошло благодаря тому, что активистский костяк в Перми не меняется лет 10, есть более-менее принятые всеми активистскими группами правила и даже оборудование для митингов, находящееся в общем пользовании, — словом, всё, что нужно для грамотного проведения протестных акций.

Честные амфоры и сигареты

Именно в этой спокойной выверенности митингов Пермской гражданской палаты и её единомышленников Олег Лысенко видит определяющую черту этого типа культуры протеста. Всего социолог их выделяет четыре.

Первый тип, по его мнению, сейчас больше работает на поддержание групповой идентичности. Действительно, на вопрос, зачем идти, например, на марш памяти Бориса Немцова, зачастую ответ был такой: «Чтобы показать моим единомышленникам, что мы вместе».

«В кругу гражданских активистов считается, что в Перми сложилась договороспособная культура протеста. На одного протестующего, по их словам, приходится три правозащитника. Действительно, разгона демонстраций в Перми я не помню, и, даже когда появляются люди с агрессивными антипутинскими лозунгами, полиция действует мягко. Но важный факт: протестующие её ведь и не провоцируют. Для кого эти протесты? За исключением узкого слоя пермяков, их мало кто замечает. Эти интеллигентные, образованные люди ходят на митинги, потому что видят в этом свой долг», — считает Лысенко.

Фото: Константин Долгановский

Есть и вторая культура — стихийного народного протеста. В Перми таких примеров наберётся немного. Были, например, табачный бунт в начале 1990-х годов и митинг против монетизации льгот в 2005 году. Вот что писала про табачный бунт публицист Светлана Федотова в проекте «Реальная Пермь»: «Спонтанное выражение недовольства, которое впоследствии получило название «табачный бунт», началось 26 июля около полудня, когда в табачном магазине на улице Ленина кончился товар. Очередь из «курильщиков», которым не досталось папирос, превратилась в бунтовщиков. Сначала они перекрыли близлежащую улицу, остановив трамвайное движение, а затем двинулись к зданию горисполкома. Там перекрыли улицу Карла Маркса (теперь Сибирская) и устроили митинг, призвав к ответу городские власти. Ближе к вечеру к митингующим вышел глава администрации Владимир Филь и пообещал навести порядок».

А про бунт против монетизации льгот Олег Лысенко рассказывает так: «Эспланада была почти полностью заполнена пенсионерами, которые собрались там практически стихийно. Они перекрыли улицу Попова, парализовав движение транспорта. Тогда же там появились «яблочники», но организаторами они не были. Это был самый настоящий народный протест».

Позже, в 2012 году, во время протестов на Болотной площади в Москве, закрепился третий тип культуры протеста — игровой. Естественно, попытки проводить митинги с игровыми элементами (например, карнавала) делались и в Перми. К примеру, Лысенко говорит, что подобные акции обсуждались в партии «Союз правых сил» ещё в 2006 году. Но в Перми это не прижилось — местные политики не захотели «быть как клоуны». «Дело в том, что пермские либералы всегда держат в голове серьёзный образ диссидентов: Сергея Ковалёва, Людмилу Алексееву... Тут не до шуток, — считает социолог. — Но поскольку в России уже формируется общество потребления, общество спектакля или игры, такой формат выглядит скучно и именно поэтому плохо срабатывает. А «Мы за честные амфоры» — гениальный слоган, 100%-ное попадание в аудиторию этой культуры — креативного класса, молодёжно-интернетную, хипстерскую, если хотите».

И четвёртая, завершающая, по Лысенко, список российских протестных культур, — инсценированные митинги политических партий. Сейчас их эпоха прошла, но не так давно эти технологии активно использовали в качестве агитации. «Они делались для того, чтобы это показали СМИ. Были специалисты по проведению таких мероприятий, у каждого была своя команда, способная устроить такой «митинг». Бывали даже такие смешные случаи, когда митинг одной политической силы стоял напротив другого и между ними бегали вербовщики, переманивая людей «постоять за деньги», — рассказывает Олег Лысенко.

Войны памяти

Хотя многие эксперты не относят это явление к протесту, всё же одной из глав истории пермского противостояния невозможно не считать «войны памятей», как это называет философ Алексей Каменских.

Не так давно в Перми, после начала кампании против музея «Пермь-36» с последующей сменой его руководства, возникла неформальная группа неравнодушных людей: правозащитников, предпринимателей, вузовских преподавателей, архивистов и журналистов, которые пытаются противостоять попыткам «ресталинизации» в Перми.

Среди протестных акций этой группы значатся: «Возвращение имён», организованное пермским отделением «Мемориала»; выставка Музея советского наива (преобразованного в Центр городской культуры) «Папины письма», посвящённая Дню памяти жертв политических репрессий, и, главное, упорная борьба со «сталинской билбордиадой». Именно последняя «схватка» потребовала от единомышленников немалых усилий — обращения к тогда ещё губернатору Пермского края Виктору Басаргину, местному отделению КПРФ и УФАС с просьбами убрать плакаты со Сталиным с улиц города. Решающую роль в итоге сыграли антимонопольщики, и город очистили от изображений.

Фото: Константин Долгановский

Эта история успеха пермского протеста очень важна. Но не только как удачный кейс протеста, который привёл к результату, а как ценностный вклад в общественное сознание. «Сегодня доносы, обличения «врагов народа», аресты домохозяек и автослесарей по обвинению в измене Родине — это уже снова наша повседневность. Потому вопрос о Сталине — это вопрос не «исторический», а вопрос о том, что происходит с нами здесь и сейчас», — говорит философ Алексей Каменских.

Итак, каковы особенности этой культуры протеста?

Первой из них является её формирование на фоне постоянной борьбы с местными коммунистами, организациями типа НОД и «Суть времени», которые до недавнего времени поддерживались краевым минкультом. Вторая особенность заключается в сочетании первого типа протестной культуры, «взращённого» гражданской палатой, и третьего типа — игрового. Так, проведение гражданского форума «После пилорамы» и последующего за этим фестиваля «Мосты» летом 2016 года точно можно считать акциями противостояния, особенно если вспомнить, с какими сложностями пришлось столкнуться организаторам.

Но и на этом виды пермского протеста не заканчиваются. Есть и то, что директор социологического агентства «СВОИ» Александр Нода называет латентным протестом, — испорченные бюллетени на выборах. В этом виде протеста пермяки занимают лидирующие позиции — за прошедшие выборы депутатов Госдумы, гордумы Перми и краевого заксобрания Пермский край вошёл в пятёрку регионов по числу испорченных бюллетеней. Например, на выборах партий из списка в Государственную думу испортили свои бюллетени более 38 тыс. жителей Перми.

В чём правда, брат?

Но если отставить в сторону хроники минувшей осени, то на сегодня, по мнению активиста Сергея Ухова, есть мало тем, которые могут объединить пермяков. Вот разве что неудобная система учёта городских проездных.

«Если говорить о крае, то там картина очень невесёлая и тревожная. Одна из главных проблем посёлков — это невозможность получить качественную медицинскую помощь, отсутствие нормальной работы коммунальных служб, уборки снега и мусора, — говорит активист. — Экономическая ситуация в маленьких городах такая, что местным администрациям нечем заплатить энергетикам за освещение на улицах и его просто отключают, как, например, в Ныробе или Александровске. А в последнем городе градообразующие предприятия вовсе перешли на трёхдневный график».

Однако заметим, что протестовать рабочие Александровска не спешат — боятся, что уволят. Или это страх другого, практически экзистенциального порядка — нарушения хрупкого мира социальной жизни?

«Когда общество разъединено, причём по-настоящему, жёстко, и в нём привыкли решать конфликты с помощью насилия, тогда всякие формы протестной активности ведут к нарушению общественного порядка и влекут общество в хаос, увеличивая насилие», — говорит Олег Лейбович.

С другой стороны, пытаться замалчивать существующие конфликты или преждевременно примирять их, формируя общественный невроз, по Фредерику Перлзу, не лучший выход. И здесь многое зависит от действующей власти. «Худшее, что она может сделать сегодня, — это начать запрещать митинги», — говорит Олег Лысенко.

Видимо, правда, как всегда, где-то посередине между мнениями двух Олегов.


Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Список «12 километра»
•ПАЛАЧИ. Кто был организатором большого террора в Прикамье?
•О Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
КНИГА ПАМЯТИ | Мама верила, что он невиновен
КНИГА ПАМЯТИ | За нами никакого греха не было
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus