Исторический раздел:

Крестьянская Голгофа


- 11 января 1930 года в "Правде" была опубликована передовая статья "Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня". В ней прозвучал призыв "объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли".

 -  В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ указывалось, что в 1930—1931 гг. в ходе кампании по уничтожению кулачества как класса  в отдаленные районы страны (на Север, на Урал, в Сибирь и Казахстан)  было выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026  крестьянских семей общей численностью 1803392 человека. 

 - Главным районом ссылки для «кулаков» стал Урал. К февралю 1932 года здесь насчитывалось около 500 тыс. спецпереселенцев, которые были «закреплены» за леспромхозами, предприятиями разных отраслей промышленности. 

 -  2 апреля 2008 года Госдума РФ приняла постановление "Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР", в котором официально признается, что последствием сталинской аграрной политики стал массовый голод. "От голода и болезней, связанных с недоеданием, в 1932 - 1933 годах погибли около 7 миллионов человек", - говорится в постановлении.

х    х    х

Свидетельства жертв кампании по насильственной коллективизации деревни в Прикамье опубликованы в Электронной Книге памяти,  распространяемой краевым отделением общества «Мемориал», а также на сайте пермского «Мемориала»:

http://www.pmem.ru/assets/files/Knigi/gody_terrora_6_1.pdf

http://www.pmem.ru/assets/files/Knigi/gody_terrora_6_2.pdf

http://www.pmem.ru/assets/files/Knigi/gody_terrora_6_3.pdf

http://www.pmem.ru/assets/files/Knigi/gody_terrora%206_4.pdf

 

Отрывки из воспоминаний Георгия Макаровича Штомпеля

Shtompel На 93 году своей жизни я решил описать жизнь своей семьи. Это я делаю, в первую очередь, для детей, внуков, правнуков и праправнуков. Я родился 26 ноября 1912 года на Кавказе, в кубанской станице «Старовеличковской» в семье казака Макара Титовича Штомпель.

В школу пошел, когда мне исполнилось 10 лет. Учился до 9 класса. Если бы закончил его, получил бы среднее образование. Но 12 сентября 1930 года закончилась моя учеба, и не получил я среднего образования.

А случилось вот что. За год до того отца арестовали и сослали в Вологодскую область, станцию Коноша. За что? За то, что работал день и ночь, содержал большую дружную семью и прикармливал себе врагов – бедняков и батраков, которые никогда не хотели работать. В 1930-е годы страшный голод был и они померли. Сами голод создали, сами себя и наказали.

После ссылки отца остались мы одни: мама, бабушка и нас восемь человек ребятни. Мне только было 17 лет. Отца судили как злостного кулака, не выполняющего хлебозаготовки. А как их выполнишь, если власть держащие опустошили все закрома? После ухода отца начался полный грабеж. Приезжали и приходили, кому вздумается. Крали кому что надо.

Но вот пришло 12 сентября. День был ясный, солнышко ярко светило и улыбалось. Но не всем. Часов в 10 утра ввалилась кавалькада, вооруженные люди, лошади, телеги. «Быстро грузись на телеги и на вокзал». Мама и бабушка что успели, схватили, сели в телеги и мы двинулись на вокзал станицы Старовеличковская. Там нас погрузили в грязные товарные вагоны.

Когда набрался целый состав, тронулись в путь под охраной. Ехали в тесноте, голодные, без воды и не знали, куда нас везут. Потом кто-то сказал, что в Ставропольский край. Через несколько дней привезли в село Киевка. Наше семейство поселили на окраине, в пустом доме. Здесь жили до июня 1931 года. Жили плохо, страшно голодали. Сядем, бывало, за стол всей оравой детей, а кушать нечего. На вымирание нас отправили.

Пришла беда – с голоду умерли мои сестрички, Клавдия и Агафия. И Алеша умер, самый младший брат одного года от роду. Их похоронили. Вот мои две сестрички и братик лежат в Ставропольском песке. И могилок их дорогих уже нет, все занесено песком.

Такая беда настигла наше семейство. И вот 10 июня 1931 года меня как главу семейства вызывает комендант. Пришел к бараку, а там много людей. Вдруг появляются вооруженные люди, нас человек 500 загоняют в барак и закрывают на замок. Держали две недели. Затем 24 июня всех выгоняют на улицу и строем по 4 человека ведут неизвестно куда. Гнали по голой степи без хлеба, без воды. Кругом верховая охрана. Вечером пригнали на станцию Дивное. Тут уже привезли семьи арестованных. Я нашел свою маму с братиками и сестричкой.

Ночь спали на сырой земле. Я проснулся, ночь была звездная, тихая. Посмотрел на небо, вспомнил все, что с нами произошло, и впервые горько заплакал. Мама, братики и сестричка спали. Утром я все рассказал маме и она, бедняга, тоже заплакала.

Утром конвой велел грузиться в товарные вагоны. А что грузить? Почти ничего не осталось. Людей было много, набрался целый состав. 25 июня 1931 года состав тронулся, нам сказали, что везут на Урал. Изможденных, голодных людей повезли добивать на Урал.

На Урале, в деревне Муравейка с питанием было еще труднее, мы голодали. Я задумал бежать. Тут подвернулся еще земляк-станичник с женой, и мы ушли с Муравейки. Но не успели дойти до станции Кын, как нас задержали. В наказание послали в поселок Усть-Серебрянку на лесосплав. Все время думал о семье, меня тянуло к ним. В общем, снова бежал, вернулся на Муравейку.

К тому времени вернулся из ссылки и отец. А 15 июля 1932 года нас снова насильно грузят на телеги, отправляют поездом до Усолья, затем на баржах до Сторожевой. Это недалеко от города Красновишерска, 12 км по суше, по воде около 25 км. Нас голых и необутых встретил холод. Паек давали мизерный, мы опять голодали. Потом меня и отца перевели работать на лесоповал в Верхнюю Вильву, в 8 км от Сторожихи. Нам с отцом давали паек, бывало по 500-600 граммов хлеба на каждого и другие продукты. Часть из них отец ночью относил маме с ребятами.

Но все равно мамочка, дорогая, не выдержала и сильно заболела. Заболел и братик Павлик. Братик выздоровел, но мама никак не могла придти в себя. Медицинской помощи никакой не было. И она бедная, любимая моя мамочка, самый дорогой мне на свете человек, 9 ноября 1932 года скончалась. Хоронил ее отец, очень сильно плакал.

Меня на похороны, гад-комендант, не отпустил, сказал «хватит и одного, надо выполнять план лесозаготовок». Так я и не увидел мамочку в последний раз.

После смерти мамы отец забрал Павлика и Сашу к себе на лесопункт Верхняя Вильва. Мы с ним продолжали работать на лесоповале. Однажды отец попал под падающую ель, которую спилили члены бригады. Около месяца он болел. Болезнь переносил на ногах, но потом не вытерпел, пошел в больницу, которая была за 10 километров. Там 10 февраля 1933 года он скончался в больнице Усть-Говоруха. Меня спросили: «Хоронить будешь?» А как же я мог хоронить, если я гол и бос? Доктор сказал: ладно, сами похороним.

И вот я до сих пор не знаю, где находятся дорогие мне могилки. Знаю только место, где похоронены мама и отец. Конечно, это непросительно мне. Но я был в таком состоянии, что сам не понимал себя. Мама и папочка, наверное, мне это простят, ведь мне надо было думать о младших.

Когда война началась, моих братьев забрали в армию. Младший брат Саша погиб. Так нас трое из одиннадцати и осталось: я, брат Павел и сестра Мария. И все.

Примечание ред.: В ноябре прошлого года мы поздравили Георгия Макаровича Штомпеля с 102-летием и пожелали нашему дорогому другу здоровья и долгих лет жизни

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
Чтобы помнили: трудармия, лесные лагеря, Усольлаг
Без вины виноватые
7 мест в Перми, от которых пойдут мурашки по коже
| Это не власть, а преступники
| Невольники XX века
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus