Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Мачей Вонс

В брошюре об общественном музее исправительной колонии № 35 я прочитал, что музей считает своей первоочередной задачей «воспитание любви к Отечеству, уважение к истории и культуре своего народа»1. C любопытством спрашиваю себя: каким образом музей хочет достичь этой цели и какой вклад он может внести в патриотическое воспитание? Немного разочаровавшись после прочтения первых страниц, я понял, что сформулированная основателем музея Владимиром Кирилловичем Кургузовым педагогиче- ская цель ориентирована не на широкие массы, а на кадровый состав и подрастающую смену уголовно-исполнительной системы. Он хочет поведать им и остальным посетите- лям выставки свою правду о советской пенитенциарной системе2.

Задуманная им выставка ведёт нас по различным эпохам российской/советской истории. В соответствии с целевой группой темы «служба с оружием» или «война» занимают главенствующее место. Так, например, одной из тем стала Отечественная война 1812 г. и показаны её русские герои. В выставочном зале под названием «Они защищали Роди- ну» почитаются те работники уголовно-исполнительной системы, которые принимали участие в Великой Отечественной войне. То есть подразумевается, что они в период Второй мировой войны и после неё продолжили службу в уголовно-исполнительной системе или поступили на неё. Посетитель узнает, что своим участием они, находясь дале- ко за линией фронта, в Пермской (тогда – Молотовской) об- ласти, внесли существенный вклад в обеспечение фронта и, таким образом, в разгром врага. Также это были и узники уголовно-исполнительной системы, которые во время Ве- ликой Отечественной войны произвели более 70 миллио- нов единиц техники для борьбы с врагом. В зале выстав- лены униформа, оружие и боеприпасы из времён Великой Отечественной войны.

Кроме этого, упоминается тема и Чеченской войны. В музее Кургузова выставлены её «немые» свидетели – артефакты. В духе патриотизма и в традиции защиты Родины показаны солдаты, которые служили в так называемых горячих точках, например, в Чечне. Многочисленные дипломы, медали и награды свидетельствуют об их самоотверженности. На стене висит плакат со словами «Отчизна, верность и братство» и девиз «Совесть и честь».

Владимир Кириллович Кургузов объясняет в брошюре к выставке, что он категорически не согласен с распространённым взглядом на историю уголовно-исполнительной системы, который представляет её как «бессердечную машину», которая «ломает чело- веческую судьбу» (с. 5). Так вот, не должна ли действительно уголовно-исполнительная система иметь «человеческую сторону?»

Эту «человеческую сторону» и мир сотрудников уголовно-исполнительной системы Владимир Кургузов хочет задокументировать в своём музее: показать фотографии, на которых бывшие работники принимают участие в собраниях, праздниках и памятных днях, а также то, как они проводят свободное время, занимаются спортом, поют в хоре или организуют экскурсию в Бородино. На представленных фотографиях можно уви- деть, как сотрудники колонии участвуют в субботниках, сортируют картофель, улучшают подъездные улицы. Особенно радостными кажутся сотрудники во время соревнова- ний по ловле рыбы и охоте. А ведь уголовно-исполнительная система состоит не толь- ко из надзирателей. Как можно увидеть по фотографиям, там работают и бухгалтера, кладовщики и другие гражданские люди. И у работников есть семьи. На экспозиции мы знакомимся с целыми династиями, которые служили в системе. В то время как дети по- сещали местные детские сады и школы, родители лелеяли надежду, что их дети пойдут по их стопам и примут её наследие.

На выставках представлены биографии бывших сотрудников, например, Петра Ке- това. Сначала солдат Великой Отечественной войны, в 1947 году он начал служить в уголовно-исполнительной системе. В его карьере – руководство следственной тюрьмой Кусьинлага, а потом и исправительной колонией №10 в посёлке Центральном. После выхода на пенсию он стал исполнять обязанности главы исполнительного комитета го- рода Горнозаводска. Благодарные жители посвятили ему стихотворение. Пётр Кетов, говорится в выставке, «дарил людям радость  Его резьба по дереву помогала людям увидеть кра- соту окружающего их мира»  Его добровольная работа в качестве воспитателя молодёжи в исправительном учреждении ИК-35 не остаётся без внимания, как и сфера его личной жизни. Потому что вместе с ним несла службу и его супруга.

«Если где-то возникала ошибка, тогда мы пытались её исправить и на этом учились», – объясня- ет Владимир Кургузов (с. 3). Но действительно ли выполнялось это заявление, о кото- ром сообщается в выставке? Не рассказывается ли здесь о прошлом, больше похожем на историю о героях, рыцарях без страха и упрёка, вместо того чтобы критически подойти к вопросу? Не заложена ли проблема в самой концепции? Ведь если осуществлять вос- питание только на «лучших примерах» (с. 1), то мы неизбежно придём к тому, что будем отодвигать проблемы в сторону, заставим их исчезнуть. Или их не показывать? Разве для воспитательных мероприятий не достаточно «лучших примеров»? Не являются ли они достаточно содержательными?

По моему мнению, большее внимание на выставке следовало бы уделить анализу оши- бок. В первую очередь, это даёт возможность критического подхода и шанс избежать ошибок в будущем. Всё остальное кажется перед этим положением фарсом.

«Если где-нибудь встречалась ошибка» Одно только ударение «где-нибудь» создаёт у меня впе- чатление, как будто точно неизвестно, где же следует искать эту ошибку. Ошибки, таким образом, объяснены как маловажные. Если же поставить цель рассмотреть «ошибки» поподробнее, тогда становится необходимым думать дальше и спрашивать, какого рода были эти ошибки. Были ли они «технической» или «идеолого-политико-моральной» природы? Для меня это большая разница.

Что касается «технической стороны», то нет никакого сомнения, что во время обучения сотрудники занимались темой побегов и мерами их предотвращения. Они явно учи- лись, как следует подавлять восстания и бунты и какая реакция является уместной в опас- ной ситуации. Знания такого рода являются их профессиональным инструментом, и по- нятно, что об этом не говорится публично.

Для меня лично больше интересна «идеолого-политико-моральная» сторона. Она не упоминается, она остаётся за кадром. В моём же понимании именно критическое рас- смотрение данной проблемы имело бы в музее с такой постановкой цели самое подхо- дящее место. Не следует ли именно там, где обучаются надзиратели тюрем и колоний, говорить о несправедливости системы? Как можно было бы показать несправедливость и распознать её? Если посмотреть на историю ГУЛАГа, то видно, что в исправительных лагерях сидели и обычные криминальные преступники, как, например, убийцы, которые приговариваются к тюремному заключению и во многих других странах мира. Но как во времена сталинского правления, так и после его смерти в 1953 году, в исправительных колониях содержались и заключённые, осуждённые по «политическим» статьям Консти- туции СССР. До 1960 года – по статье 58-й, после этого –по 64-й статье, т. е. за «преда- тельство Родины», по 70-й статье – «за антисоветскую агитацию и пропаганду», или по 77-й – за «бандитизм». Язык советской юстиции маскирует, что по вышеназванным статьям были осуждены по большей части диссиденты, критики системы или люди, бо- ровшиеся за независимость их республик.

Хотя можно привести такой аргумент, что каждое государство нуждается в уголовно- исполнительной системе и что нужно уметь служить своему Отечеству. Но лично мне кажется, что в музее Владимира Кирилловича Кургузова из виду упускается очень важ- ный аспект: чувствительность, учёт персоналом исправительных учреждений статьи приговора заключённых и, более того, роль собственного разума, то есть возмож- ность самому принимать решения. И если от работника такого учреждения в первую очередь ожидается, что он будет только слепо выполнять приказы, то этот аспект не должен игнорироваться.

Совсем другая перспектива на уголовно-исполнительную систему в Советском Союзе открывается на выставках в мемориальном музее истории политических репрессий «Пермь-36». Уже название места является программой. Здесь меньше говорится об «уголовно-исполнительной системе», а больше – о совершённых в Советском Союзе политических репрессиях. Уже на входном билете напи- сано, что мы вступаем на территорию единственного му- зея ГУЛАГа в России, который находится на своём исто- рическом месте. Здесь большая территория, охватывающая территорию бывшего исправительного лагеря и поэтому предлагающая достаточно места для различных выставок, в противоположность музею исправительной колонии «Пермь-35», который находится в четырёхкомнатной квартире жилого дома.

Так, на выставке, посвящённой подневольной работе в советской лагерной системе и располагающейся в бывшем бараке для заключённых, рассказывается, какую роль играл ГУЛАГ в экономике страны. Так мы узнаем, что на основе 58-й статьи Уголовного ко- декса в сталинское время в лагерь мог попасть практически каждый. Во времена правле- ния Сталина дешёвая рабочая сила, по сути рабы, должна была мотивироваться к тру- ду за счёт поощрительной системы – возрастающей «пайки». Кто не хотел выполнять трудовую норму или больше не мог её выполнять по причине тотального изнеможения организма или из-за травмы, за короткий срок становился заключённым, который сам доходит до смерти, «доходягой».

В  1940–1950-е  гг.  в  Молотовской  области  (сегодня  –  Пермский  край)  было  около 170 лагерных пунктов. С помощью географических карт даётся обзор размаха советских лагерей. Рисунки и эскизы заключённых из различных лагерей передают повседневные ситуации, которые не документировались и не фиксировались ответственными лица- ми и надзирателями: тяжёлая работа, жестокость охранников или унизительные ночные обыски в женских зонах, осуществляющиеся надзирателями-мужчинами. Там же мы на- ходим копии различных архивных документов, как, например, внесудебный приговор, осуществлённый так называемой «тройкой», протоколы с допросов, а также повседнев- ные предметы лагерного обихода. Хотя через всю выставку сложно протянуть нить еди- ной логики, но, может быть, хронологическая последовательность – это не самое важное здесь. Выставка способна предложить посетителям обзор различных граней уголовно- исполнительной системы и лагерной повседневной жизни.

На следующей выставке показаны различные периоды истории лагеря в Кучино. Пе- редислоцированная на это место в 1946 году колония ИТК-6 была абсолютно типич- ным пунктом системы ГУЛАГа – маленьким лагерем, расположившимся среди лесов и имеющим всего четыре барака. После смерти Сталина там сидели впавшие в немилость бывшие сотрудники уголовно-исполнительной системы. В разговорной речи такие лагеря называли «красными зонами». С 1972 года,  т. е. в диссидентский период, значительную часть сидящих здесь уже составляли политические заключённые. Шаг за шагом прежний лагерный пункт превращался в большой лагерный комплекс, теперь получивший назва- ние ВС-389/36. В этот период весь лагерь был оснащён комплексной системой заборов с колючей проволокой и сигнализацией, реагирующей на движение. Сегодня они частично реконструированы.

Бросается в глаза, что первые два периода истории лаге- ря остались безликими. На выставке мы не находим ника- ких имён. Только с третьего периода, с 1972 года, имеют- ся свидетельства, документирующие отдельные судьбы. Каждая из этих судеб уникальна, но всё-таки можно уви- деть определённый образец, типичный для 1970–1980-х годов: многие из бывших узников проявили себя как ак- тивисты в борьбе против нарушения человеческих прав, были свободомыслящими писателями или выступали за независимость своих республик. За это они были осуж- дены и приговорены к долгим срокам лишения свободы в лагере, за которыми следовала ссылка. Все они вскоре после освобождения были снова схвачены и осуждены. Так как некоторые из них классифицировались по кате- гории «особо опасные государственные преступники и рецидивисты», отбывающие срок повторно, то часть своего срока они отсиживали на участке «особого режима» в учреждении ВС-389/36. На выставке представлены биогра- фии Сергея Ковалёва, Ивана Геля, Льва Лукьяненко, а также погибших в «Перми-36» Олексы Тихого, Валерия Марченко, Юрия Литвина и Василя Стуса. Также посетители могут увидеть на территории музея выставку под названием «Для нашей и вашей сво- боды», которая информирует об истории движения против нарушения прав человека в СССР и его знаменитых представителях. На другой выставке, в бывшем бараке особого режима, находятся таблички с информацией и фотографиями о жизни выдающихся узников из диссидентского периода.

Все эти отдельные выставки – это не изолированные части. Их можно рассматривать как введение или дополнение ко всему комплексу построек музея «Пермь-36». Это, пре- жде всего, территория и наследие лагеря, которые впечатляют, в первую очередь, тем, что находятся на своём исконном месте. По этой причине руководство музея решило, что «изначальное состояние» бывшего лагеря должно быть реконструировано. Под этим подразумевается восстановление, прежде всего, построек из третьего периода существования лагеря. Таким образом, сегодняшние посетители могут посмотреть во время экскурсии на камеру карцера с перспективы надзирателя, то есть через глазок в двери. Или оглядеть всю территорию, находясь на смотровой вышке. Но также возможно и изменить перспективу, «пережить» лагерь, будучи «заключённым»: вы можете проделать путь от жилой зоны к рабочей зоне, при этом пройти через контрольно-пропускной пункт. Или же выбрать путь по направлению к карцеру, приблизиться к забору с колючей проволокой и, таким образом, вос- принять чувство безнадёжности заключённого, как свои собственные чувства. Если вы захотите, то сможете под- няться в «чёрный ворон» – в тёмную, тесную и летом ужасно жаркую тюремную машину. 

Всё дело в пространстве – именно оно потрясает посетителей «Перми-36». Но имела бы выставка, базирующа- яся на этой концепции, такое же значение для жителей посёлка Центрального и работников исправительной колонии № 35? Ведь они живут в непосредственной близости с исправительной колонией. Наблюдательные вышки, за- боры и колючая проволока принадлежат к их повседневности. Когда дети утром идут в школу, они первым делом видят наблюдательные вышки. Для них это точно не событие – встретить заключённого. У них тоже есть свой «собственный» музей. И хотят ли они во- обще «другую» историю, чем та, которая представлена в их поселковом музее?

Без  сомнения,  выработка  другого  взгляда  на  тоталитарную  систему  –  тяжёлая  и зачастую болезненная работа. Но это лишь сигнал, что неправильно считать для себя приемлемой только героическую, прославленную и приятную историю. Патриотизм означает не одну только героичность прошлого, а то, что история должна быть принята со своими светлыми и тёмными сторонами. На выставке Кургузова отсутствует взгляд на трагедию заключённого. Каждая из них уникальна и не сводится к выставленной контрольной карте, как это следует из его выставки. Тот, кто утверждает, что выставка полноценна, что она показывает все грани, тот неправ. Это всё равно что одинокий Солженицын между произведениями Ленина и Сталина или экземпляр изданной Пермским «Мемориалом» Книги памяти жертв политических репрессий, между многочисленными публикациями о Великой Отечественной войне – то есть они не представляют ещё гар- моничности и пропорциональности.

Редко противостоящие друг другу толкования о репрессивной системе в Советском Союзе бывают такими чёткими и наглядными, как эти два места памяти – «Пермь-35» и «Пермь-36». В то время как в «Перми-36» висит Декрет о красном терроре 1918 года, в  «Перми-35»  вывешены  почётные  дипломы  за  выдающуюся  службу  сотрудников уголовно-исполнительной системы. При этом игнорируются такие нарушения среди надзирателей, как алкоголизм, кражи, потеря оружия, дезертирство или издевательства над заключёнными3. Владимир Кургузов пытается подчеркнуть в своей выставке с помощью документов человечность и патриотизм работников «Перми-35». Он не отрицает существование системы ГУЛАГа. Даже наоборот – она имеет центральное значение для его жизни. Когда он пишет об уважении по отношению к истории и культуре народа, то становится ясно, что под «народом» он подразумевает своё ближайшее окружение,  т. е. сотрудников уголовно-исполнительной си- стемы и их семьи. Поэтому композиция его выставки одновременно поднимает для меня вопрос, насколько вообще возможно для такого, как он, когда-нибудь переосмыслить своё мировидение. Есть ли вообще какой- то шанс?

На этом месте можно, конечно, и выразить критику по поводу музея «Пермь-36». Музей не использует полностью своего потенциала. Барак особого режима после пожара в 2004 г. всё ещё закрыт для посетителей. Ме- мориальный комплекс мог бы распространять информацию об истории репрессий за пределами территории бывшего лагеря, прежде всего в форме публикаций или хотя бы сопровождающего выставку каталога. Вре- мя, когда лагерь был «красной зоной», давно прошло, но непропорционально много отдано рассказу о времени диссидентов. При описании экспонатов отсутствуют указания на источники.

Хотя, по моему мнению, эту инициативу по созданию музея следует высоко оценить и рассматривать как необычное событие, которое представляет сегодня неоценимое обо- гащение российской культуры памяти и вносит вклад в дифференциацию и различ- ную оценку советской истории. Этот совершённый шаг к «неоднородности» находится в традиции, которая приводит иногда к поразительным итогам. Так, политические за- ключённые лагерей Мордовии и Перми уже в 1970-х годах объявили 30 октября Днём политических узников в СССР4. Кто бы мог тогда подумать, что в недалёком будущем бывший агент КГБ, теперь уже в качестве российского президента, в День памяти жертв политических репрессий поедет в Бутово, чтобы там, на месте, совсем недавно ставшем известным общественности как место массовых расстрелов, почтить память жертв ста- линского террора? Это произошло 30 октября 2007 года. А через два года, 30 октября 2009 года, сегодняшний президент России – Дмитрий Медведев – объявил, что не может найти оправдания сталинскому террору5.

Критики могли бы сказать, что за словами должны последовать действия. Я уверен, что героизация и мифилогизация российской/советской истории со стороны государствен- ных властей будет продолжаться ещё очень долго. Но мы видели здесь, в Пермском крае, насколько по-разному может быть представлена и интерпретирована репрессивная си- стема на местном уровне. Без сомнения, в России ещё долго будут существовать бок о бок эти два видения проблемы. Поэтому каждый знак и каждый шаг очень важны. Они, как пример с музеем истории политических репрессий «Пермь-36», становятся трещи- ной в советско-российском монолите.

1 См. брошюру Владимира Кургузова «Общественный музей ФГУ ИК-35» (2007). Все используемые в тексте цитаты взяты из этой брошюры, номер страницы дан в скобках.

2 См. также интервью с Владимиром Кургузовым в документальном фильме «Настоящее прошлого. ГУЛАГ

в российской памяти».

3 Анне Эпплбаум пишет в своей истории ГУЛАГа, что надзиратели и работники лагеря по этим причинам регулярно подвергались арестам. Анне Эпплбаум. ГУЛАГ. – Берлин, 2003, с. 286. (Anne Applebaum, Der Gulag. Berlin 2003, S. 286).