Квест в поисках справедливости: как начиналась реабилитация жертв репрессий

12.09.2024

Архив Мемориала на Каретном ряду. Фото: Дарья Котова

В результате политических репрессий советского периода погибли, были арестованы или высланы не менее 12 миллионов человек. Вскоре после смерти Сталина в 1953 году в СССР начался процесс пересмотра дел некоторых осужденных. В период, известный как «хрущевская оттепель», произошла попытка смягчения политического режима. Теоретически в результате реабилитации человек восстанавливался в своем гражданском статусе, однако на практике реабилитированные сталкивались с бюрократическими препятствиями, и восстановление элементарных гражданских прав превращалось в долгий и изматывающий процесс, не завершенный до сих пор.

Первая «волна» реабилитации происходила в 1950-х — начале 1960-х годов. Этот процесс сопровождался множеством трудностей для жертв репрессий и их семей. Прежде всего потому, что он не был автоматическим или внесудебным — в отличие от того, как были когда-то вынесены многие обвинения. Процедура признания бывшего заключенного невиновным и несправедливо осужденным требовала множества усилий.

Процесс реабилитации начинался чаще всего после подачи в прокуратуру или судебные органы запроса на пересмотр дела. Чаще всего инициатива исходила от родственников, хотя запросы могли направлять и сами осужденные, в том числе еще находившиеся в заключении. Рассмотрение запроса занимало долгое время, поскольку нужно было поднимать архивные материалы и проводить анализ «доказательств». Решения о реабилитации принимались в судебном порядке, хотя большинство приговоров следовало отменить просто потому, что они были вынесены незаконными органами, заочно и без изучения дел. В значительной части случаев реабилитация оказывалась посмертной. Результатом реабилитации становилось официальное признание того факта, что человек был осужден незаконно. Основания реабилитации формулировались однотипно — «за отсутствием состава преступления», за отсутствием события преступления«, иногда «за недоказанностью». Реабилитация вовсе не была всеобщей и автоматической: бывшим меньшевикам, эсерам и участникам внутрипартийных оппозиций получить реабилитацию было намного труднее, чем прочим репрессированным.

После реабилитации бывший узник либо его родственники получали на руки справку, подтверждавшую их новый правовой статус и позволявшую получить паспорт и прописку, а также претендовать на трудоустройство и жилье. Наличие справки о реабилитации формально открывало перед бывшим осужденным все двери, однако в реальной жизни он по-прежнему сталкивался со значительными трудностями.

Почти всегда следствием репрессий становилось изъятие жилья, и это было для реабилитированных одной из главных проблем. Нередко у вернувшихся не оставалось родственников и близких друзей, способных оказать поддержку и помощь, а государственные структуры помогать не стремились и не спешили. В результате реабилитированные обращались в исполкомы с просьбами помочь им с жильем, но ожидание положительного решения могло растянуться на месяцы, а нередко даже на годы.

«Старое жилье не возвращали практически никогда. Новое предоставляли, но тоже не всем равномерно: чем большим социальным статусом обладал человек, тем быстрее шел процесс удовлетворения его запросов. Некоторые реабилитированные вынуждены были подолгу жить у родственников или знакомых, а иные — в общежитиях или временных помещениях»,

— рассказывает историк Алексей Бабий из Красноярского Мемориала.

Справка о реабилитации формально гарантировала отсутствие препятствий для трудоустройства. Однако на практике некоторые работодатели избегали нанимать людей с лагерным прошлым, опасаясь возможных проблем с законом или «политической неблагонадежности» потенциальных сотрудников. Это делало поиск работы для реабилитированных сложным, особенно в первые годы после освобождения.

«Чем ближе реабилитированные оставались после освобождения к местам лагерей и ссылки, тем меньше проблем было у них проблем с трудоустройством и отношением к ним со стороны работодателей. Многие вообще оставались работать в том же месте, например, в леспромхозе, возникшем на месте лесного лагеря»,

— дополняет тему Алексей Бабий.

В книге Нэнси Адлер «Трудное возвращение» в качестве яркого примера приводится история политзаключенной и писательницы Евгении Гинзбург, которая после 10 лет заключения в лагерях и тюрьмах столкнулась с серьезными трудностями при поиске жилья и работы. Ей пришлось биться с бюрократическими «ветряными мельницам»и даже для того, чтобы получить временный паспорт и удостоверение об освобождении. В конце концов она нашла работу в детском саду в Магадане.

Испытанную Гинзбург мучительную безысходность пережили многие бывшие заключенные: «Свободной себя вообразила! Да просто временно расконвоированная! Навеки, навеки с ними, с тюремщиками! Даже сейчас, после таких десяти лет, им снова нужны отпечатки моих пальцев, чтобы травить и преследовать меня до самой смерти. Так и будешь крутиться в этом треклятом колесе, пока не размелет оно тебя до самых мелких косточек», — писала Гинзбург во втором томе своего эпохального «Крутого маршрута».

Годы, проведенные в лагерях, ссылках и других местах лишения свободы, засчитывали в трудовой стаж. Однако никаких дополнительных выплат за эти годы в период «хрущевской оттепели» власти не предоставляли Только крошечные «компенсации» — двухмесячную зарплату расстрелянного мужа и символические выплаты за конфискованное имущество (если сохранилась опись изъятого). Отсутствовали правовые нормы для определения компенсации за конфискованное у них ранее имущество: в ценах 1956 года или же по оценке НКВД 1937–1938 годов. Чтобы не мучиться выбором, чиновники упрощали процесс абсурдно — например, записывали золотые часы как «часы из желтого металла» и оценивали их соответственно. В результате многие реабилитированные не имели достаточных средств к существованию и остро нуждались в социальной поддержке — которую толком не получали.

Много позже, уже после того как в 1991 году был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», реабилитированные получали право на ряд льгот, включая получение единовременной компенсации за годы в лагере и изъятое имущество, а также доплаты к пенсии. В первоначальной редакции закона размер выплат был увязан с МРОТ, что обеспечивало их индексацию. С 2000 года размер выплат фиксирован: за месяц лагерного или тюремного срока компенсация составляет 75 рублей, за все имущество — не более 10 тысяч рублей, если в его составе были жилые дома, и не более 4 тысяч, если домов не было. В настоящее время федеральная власть переложила на регионы обязанности по социальному обеспечению реабилитированных, что приводит к существенному нарушению прав многих из них.

Реабилитация жертв политических репрессий в послесталинские годы стала важной вехой в истории Советского Союза, но она не была осуществлена до конца (например, до сих пор не реабилитированы сотни тысяч раскулаченных, поскольку некому подать заявление) и не решила проблем репрессированных и их семей. Закон о реабилитации по-прежнему единственный российский правовой документ, в котором осужден советский режим, в котором сказано, что «за годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства». Имена жертв названы далеко не все, а имена преступников, осуществлявших террор, сегодня объявлены государственной тайной.

Этот не пройденный до конца путь восстановления прав несправедливо осужденных станет, по-видимому, актуальным и в будущем, потому что российское государство вновь вернулось к практике репрессий по политическим мотивам.

«Как и в советский период, люди, неправомерно привлеченные к уголовной ответственности, могут претендовать на реабилитацию. Она состоит в восстановлении прав, компенсации имущественного и морального вреда, государство приносит человеку извинения. В случае с административными репрессиями можно вернуть уплаченный штраф и взыскать с государства другие убытки. Но для этого нужно, чтобы приговоры или другие репрессивные судебные акты были сначала признаны незаконными и отменены. В современной России это происходит нечасто, особенно по политическим делам»,

— констатирует юрист ЦЗПЧ Мемориал Григорий Вайпан.

В отличие от советского периода, сегодня у людей, пострадавших от неправомерных действий российского государства и его представителей, существует формальная возможность подавать жалобы в международные инстанции. Тысячи людей смогли получить компенсации и добиться пересмотра своих дел благодаря обращению в Европейский Суд по правам человека. Но с 2022 года российские власти отказались исполнять решения ЕСПЧ. И хотя сегодня по-прежнему можно пожаловаться в органы ООН, такие как Комитет по правам человека или Рабочая группа по произвольным задержаниям, решения этих органов российские власти как правило игнорируют.

«По нынешнему законодательству восстановление прав жертв репрессий — это долгий и сложный путь, — говорит Вайпан. — Потерпевшему необходимо пройти несколько инстанций — сначала пересмотреть судебные акты (например, по новым или вновь открывшимся обстоятельствам) и только после этого добиваться реабилитации и возмещения вреда. Зачастую такой пересмотр может быть юридически невозможен, например, из-за истечения сроков подачи жалобы или из-за того, что человек ранее уже исчерпал все способы обжалования».

Процесс возмещения вреда сильно осложняется тем, что для этого может потребоваться предварительно признать судью виновным в вынесении неправосудного решения, что в сложившихся в современной России реалиях практически невозможно. Наконец, один человек может подвергаться одновременно нескольким видам репрессий (например, его могли привлечь к уголовной ответственности, назначить административный штраф или административный арест, признать «иностранным агентом»), и восстанавливать свои права ему пришлось бы отдельно по каждому такому случаю. В результате полное восстановление прав превращается в неувлекательный юридический квест, который растягивается на годы, в течение которых потерпевшие должны будут вынуждены ходить по многочисленным инстанциям, тратить время, силы и деньги.

«Для эффективной защиты прав потерпевших нужен специальный закон о восстановлении их прав. Такой закон должен распространяться на широкий круг современных репрессий, гарантировать людям полное возмещение всего причиненного им вреда и предусматривать для этого упрощенные процедуры»,

— резюмирует Григорий Вайпан.