Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Максим Незлобин — брат стендап-комика Александра Незлобина, уехавшего из России. В 2022 году Максим Незлобин был осужден по статьям «Мошенничество», «Незаконное участие в предпринимательской деятельности», «Получение взятки в крупном размере», «Злоупотребление должностными полномочиями». Его приговорили к пяти годам колонии общего режима и штрафу в 4 млн рублей.

 
Мемориал памяти жертвам политических репрессий в Полдневой

Валентина Щербакова и Олег Новоселов у мемориала

На установку памятника удалось собрать около 60 тысяч рублей. Проект памятника безвозмездно выполнил художник Валентин Ефремов. Полевской предприниматель Михаил Колмогоров предоставил технику и мрамор. Каменную глыбу змеевика выбрали на ближайших отвалах отработанной пустой породы. Исполнитель работ проникся идеей и взял только ту сумму, которую удалось собрать.

1 сентября 2012 года состоялось открытие. Валентина Щербакова вспоминает, что «пришло очень много народу», больше ста человек — из самой Полдневой, из Полевского, из Екатеринбурга. Был на открытии и отец Илья, служитель местной церкви, который освятил памятник.  

 
На главной площади находится здание бывшей церкви, которую заложили в 1844 году. В 1938 году колокольню снесли, церковь закрыли, превратив в сельский магазин

Теперь он делит здание с вновь действующей церковью. На ее стене написано «Навальный»

С тех пор каждый год в День памяти жертв политических репрессий 30 октября в школе проводят мероприятия — дети читают стихи, Валентина Павловна делится своими находками, которые удалось отыскать в архивах и узнать из разговоров с родственниками репрессированных, другие приглашенные вспоминают рассказы своих дедушек и бабушек. Однажды проводили шествие по селу со свечами. 

На вопрос о современной ресталинизации — попытках обелить Сталина, установке памятников и барельефов, уничтожении табличек «Последнего адреса» (памятных табличек на домах, откуда забирали репрессированных) — учительница отвечает сдержанно:

— Памятники, установленные в сталинскую эпоху, может, и не стоит полностью рушить — это наша история, какая бы она ни была. Но зная теперь, что от массовых репрессий погибло так много людей, вряд ли стоит возвеличивать этого человека. Кроме содрогания я ничего не испытываю. И еще раз убеждаюсь, как важно изучать историю не эпизодами, а систематически и глубоко.

Сейчас Валентина Павловна готовит ко второму изданию книгу об истории села «Полдня до Полдневой». Первый тираж (около 150 экземпляров) раскупили уже в ходе презентации. А 30 октября в селе вновь состоятся ежегодные мероприятия в память о жертвах сталинского террора. 

— Пока я жива, каждый год будем проводить, — обещает Валентина Павловна.

«Приехал с работы, не дали ни поесть, ни переодеться. Забрали и увели. Больше семья его не видела»

Недалеко от школы находится станция Полдневая. Именно с нее увозили арестованных полдневчан в феврале 1938 года в Свердловск, где позднее и расстреляли.

По рассказам Валентины Щербаковой, многие свидетели тех событий описывали, как на станции в течение всего дня стоял вагон для перевозки скота. Аресты шли весь день, с утра до поздней ночи. Дочь Федора Ямщикова, одного из расстрелянных, вспоминала: пришли трое — местный милиционер и двое «чужих». Спросили отца. Тот был на работе на лесозаготовках. Должен был вернуться к пяти. К этому времени за ним пришли. Не дали ни поесть, ни переодеться после работы, забрали и увели. Больше семья его не видела.

Станция Полдневая

У жительницы села Любови Тупицыной в роду тоже есть репрессированный — отец Иван Ямов. Его фамилия есть на памятнике, но Ивана не расстреляли, а годом раньше сослали в лагеря на десять лет. Во время коллективизации в 1930 году Ямов недолгое время был председателем полдневского сельсовета, сам участвовал в коллективизации. Потом работал на руководящих должностях на разных полевских предприятиях. 

В начале 1937 года Иван был директором Полевского хлебозавода. А в феврале того же года его арестовали за то, что будучи красноармейцем, состоял в бригаде Сергея Мрачковского, которого в 1936 году расстреляли как соратника опального революционера Льва Троцкого. Затем добрались и до многих из тех, кто был с ним связан.

 
Любовь Тупицина в огороде

Любови Ивановне 92 года, мы застаем ее за работой в огороде. Услышав, что хотим поговорить об отце, она приглашает нас в дом — бревенчатую избу на два окна с русской печью и полатями. Вскипятив чай, начинает свой рассказ. 

— Давайте поближе подсяду, — предлагаю.

— Да я все слышу. Не слышу только то, что мне не хочется! — отшучивается Любовь Ивановна.

Любовь Тупицина рассматривает фото отца на распечатке из архива

Отец Любови Тупициной, арестованный Иван Ямов. Источник ГААОСО Р-1 оп.2 ед.хр.16201

Отец, говорит Любовь Ивановна, был «настоящим коммунистом»:

— Он эту советскую власть здесь завоявывал (завоевывал). Мою маму он же раскулачивал, а потом пришел на ней же жениться. Думал, у них припрятано много всего, и жениться решил... Ее мать ей и говорит: «Пойди за него, может, оставят нас в покоя-то». То коров, то лошадей уводили. А отец нас пятерочку нарожал и маму оставил с нами, ушел к другой.

Потом, правда, четверых детей выкрал, и до самого ареста Ивана маленькая Любовь жила с мачехой. 

— Маме какая-то женщина сказала: «Не переживайте, скоро его посадят, и ты заберешь детей обратно». Когда посадили, мать забрала нас у мачехи. Жили мы плохо. Мама не робила (не работала). Я по нянькам ходила, в совхозы ходила, полола. Нас там хотя бы кормили, — вспоминает Любовь Тупицина.

Отец из лагеря присылал письма. Люба была неграмотной, но мать читала его письма вслух. В 1947 году освободился, вернулся в прежнюю семью, мать приняла. Работал прорабом в Косом Броду, а жил в Полдневой. Когда достроил объект, снова был арестован. Отправили на сей раз в Ангару в Красноярский край на поселение (выселение из места проживания в отдаленные районы страны без права покидать пункт пребывания — прим. ред.). Там он женился в третий раз, а после освобождения вновь вернулся в Полдневую. Только на сей раз бывшая жена не приняла.

Выписка из протокола Особого Совещания при МГБ СССР от 06.08.1949 года. ГААОСО Р-1 оп.2 ед.хр.16201

Отца сдал все тот же Куделя, о котором мы писали выше. Ямов тогда на руководящей должности был и «жил справно», а Куделя — бедно, «вот и завидовал», объясняет Любовь Ивановна. Когда Иван вернулся в село в 1947 году, первым делом пошел к доносчику. Мать тогда сказала: «Ну все, убьет». 

— В итоге глядим: бутылочку распили и радехоньки расстались, ничего не сделал ему, — вспоминает собеседница.

— А в селе что-то говорили о тех днях, когда арестовали разом большую группу мужчин в феврале 1938 года? — спрашиваю. 

— Нет, я такого не помню. Кому обсуждать-то было? Целый вагон увезли, а женщины боялись. Слово сказать нельзя, посадят. 

— А у вас самой какое отношение было к советской власти? 

— Да мне все родня. Мы не задумывались, привыкли жить так. Приспосабливаешься к жизни. Была бы царская власть, жили бы с царской. Когда мне было семь лет, все девки в школу идут, а меня в няньки отдали. Какая мне политика?

Весь разговор Валентина Щербакова сидит с нами и делает пометки у себя в блокноте, тоже задает вопросы — для переиздания книги. Работаем, получается, в паре. Когда прощаемся, Любовь Ивановна провожает, наставляя: «Айдате (идите) с Богом...». 

Любовь Ивановна выходит нас провожать

«Дети пугают друг друга, мы, младшие, прячемся под кровать»

Семья потомков братьев Аннецких, их фамилии первые в списке на памятнике, живет чуть дальше, в квартале двухэтажных «совхозных» домов на улице Комсомольской. Здесь мы встречаемся с Любовью Гусевой, племянницей репрессированных поляков и хранительницей семейного архива. 

Совхозные двухэтажные дома в Полдневой

Впрочем, возможно, они и не Аннецкие вовсе — всю жизнь семья скрывала фамилию.

— Мы все еще не знаем, как правильно. Есть три варианта: Аннецкий, Аннецко, Аннецких. У всех детей были разные окончания, и на памятниках теперь разные окончания, — рассказывает Любовь Гусева. 

 
Любовь Гусева

Супруги Иван и Виктория Аннецкие оказались на Урале в начале XX века, из Польши их выселили в Сибирь. В конце февраля 1938 года 69-летнего Ивана Ивановича и 62-летнюю Викторию Брониславовну, их дочь и трех сыновей арестовали в рамках «польской операции». Отца, мать и дочь освободили почти через год, а трех сыновей осудили на десять лет каждого.

Виктория Аннецкая с внучкой Любовью Гусевой. Родители много работали, и воспитанием Любови занималась, по сути, бабушка

Кузьма Аннецкий (осужден на 10 лет)

Из материалов следственного дела. Жалоба Кузьмы Ивановича Аннецкого на имя Верховного прокурора СССР 04.02.1939 года Вятлаг, 1-й лагпункт:

Любовь Михайловна рассказывает, что несмотря ни на что, Сталина никто в репрессиях не винил. Говорили, что виноваты стукачи и наговоры. Но черный «воронок» стал главным ужасом детства.

— По улице едет, все кричат: «Черный воронок!» Дети пугают друг друга, мы, младшие, прячемся под кровать, сидим, дрожим там. Это воспоминание осталось на всю жизнь. 

Выписка из протокола Особого совещания при НКВД СССР от 19.09.1938г. ГААОСО Р-1 оп.2 ед.хр.28464

Как сложилась судьба сотрудников НКВД, причастных к репрессиям в селе Полдневая

Многих из них также коснулись репрессии. Ниже перечислены те, кто был причастен и к расстрелу, и к делам Ямова и Аннецких. 

Даниил Варшавский. Капитан, заместитель начальника НКВД Свердловской области. Утвердил обвинительное заключение. В январе 1940 года осужден на 15 лет. Как и люди из списка ниже, по «антисоветским» статьям 58.-7, 58-11. В его приговоре можно прочесть следующее: 

Вениамин Воскресенский. Начальник отделения четвертого отдела НКВД Свердловской области. Составил постановление на арест. 30 мая 1942 года осужден и приговорен к расстрелу, позже приговор заменили на десять лет. 

Иван Герасимов. Сержант четвертого отдела, подчиненный Воскресенского. Также подписал постановление на арест. Осужден не был. Войну закончил в звании майора. Умер в Свердловске в 1951 году.

Евгений Солонович. Сержант четвертого отдела НКВД. Проводил допросы. В августе 1942 года пропал без вести будучи сотрудником Особого отдела 39-й стрелковой дивизии. 

Василий Караваев. Сержант четвертого отдела НКВД. Участвовал в допросах. Не арестовывался, войну закончил в звании капитана. 

Александр Бородин. Помощник начальника отделения 4-го отдела. Согласовал обвинительное заключение. Уволен из органов НКВД в июне 1941 года и осужден на восемь лет. 

Репрессии частично коснулись и членов тройки Свердловской области, по решению которой расстреляли 46 жителей Полдневой. Помощник начальника Свердловского НКВД Яков Дашевский и начальник Свердловского НКВД Дмитрий Дмитриев были расстреляны в марте 1939 года. 

Третий член тройки, прокурор Филипп Петровский, репрессий избежал. Был уволен со службы в 1952 году. Умер в Москве в 1974 году.