Спецпереселенцы. Как война и советская власть ударили по немцам, которые ни в чем не виноваты


 
Автор: Денис Вихров
01.12.2020
 
 
Почти 80 лет назад с территории бывших Советских республик начали насильно переселять немцев. Депортация в глубь, на Урал, в Сибирь, на Юг страны, фактически, была репрессией, но преподносилась эффективным способом отстаивания национальных интересов с началом Великой Отечественной Войны. Материал Properm.ru - разговор об исторической несправедливости, которая настигла немцев на территории Молотовской области. Попытка объяснить, к чему привели провоцируемые миграции советской власти. История о том, как жили люди, которые никогда не были фашистами, но деформированное национальное сознание надолго закрепило за ними этот ошибочный статус.
 

В сентябре 1941 года бывшего бригадира украинского колхоза им. Кирова Петера Классена в рамках трудовой мобилизации сослали в соликамский Бумлаг. Он не передавал сведения о выпуске авиабомб и не занимался диверсиями на железнодорожных магистралях — так поступали со всеми, кто по мнению руководства СССР мог представлять опасность в начавшейся войне. Доказательства вины не требовалось — все немцы на советском пространстве подозревались в возможном пособничестве гитлеровским оккупантам.

После этапирования в Соликамск Петер не знал, что жена и пятеро детей, оставшихся в деревне, захваченной фашистами, были живы. Как и не знали войска агрессора, что на территорию Херсонской области, которую они пришли завоевывать, живут немцы, чьи предки несколько веков назад переселились сюда с территории Пруссии.

«Входной билет»

Колонии меннонитов на территории Новороссии появились в конце 18 века, когда Екатерина II пригласила немцев в Россию после русско-турецкой войны. Неосвоенные и опустевшие земли современной Украины было решено отдать людям хозяйственным, материально крепким. Тогда из Пруссии на территорию нынешней Запорожской и Херсонской областей стали приезжать иностранцы, которые основали первые 17 колоний в районе нынешнего города Молочанска на реке Молочная. В голой безлесной степи, малопригодной для жизни, усилиями трудолюбивых колонистов появились зеленые рощи и фруктовые сады, пруды и пастбища для овец и коров особой красной немецкой породы.

По екатерининскому указу все земли выдавались в вечно-потомственное владение без права передачи посторонним. Двор обычно переходил в единоличное пользование одному из сыновей, признанному способным продолжать хозяйство. Детей в меннонитских семьях было много, и для того, чтобы их отселить, община на общие или заемные деньги скупала близлежащие земли на аукционах. Так у «материнских» колоний появлялись одноименные «дочки»: например, деревня Альтонау Молочанского поселения Таврической губернии и новая колония Альтонау в Херсонской губернии. На рубеже XIX—XX веков, по оценке историков, в России насчитывалось около 50 тыс. меннонитов.


Клаас и Маргарита Виттенберг. Молочанская немецкая колония, Украина, конец XIX века

Отношения колонистов и коренного населения Юга Украины нельзя было назвать дружескими. Меннониты держались обособлено, тщательно охраняя свои этнические и религиозные устои. Украинские крестьяне с недоверием относились к «странным» немцам, но соседское проживание на одной земле неизбежно вело к обмену культурно-хозяйственным опытом.

Ощутимое ухудшение отношений началось во время Первой Мировой войны. Чтобы хоть как-то укрепить свой статус, меннониты пытались объяснить соседям, что к тем немцам они не имеют никакого отношения, и являются потомками первых переселенцев из Голландии. К тому же, вера запрещала колонистам Юга Украины участвовать в любых военных действиях. Именно поэтому меннониты не поддерживали ни одну из сторон и в Гражданской войне, но спрятаться от нее так и не смогли: меннонитские поселения регулярно подвергались «набегам» солдат в поисках продовольствия и фуража. Особенно в этих краях зверствовали махновцы.

В первые годы советской власти возрождение национальной идентичности российских немцев даже приветствовалось — появились немецкие сельсоветы, создавались национальные школы с преподаванием на немецком языке, открывались сельские клубы. В 1918 году была образована Трудовая коммуна Автономной области Немцев Поволжья, в 1924 году переоформленная в Автономную Советскую Социалистическую республику немцев Поволжья со столицей в Покровске. На Украине собственной автономии у немцев не возникло.

«Здесь говорят на платтдойче»

В 20-е годы значительной части наиболее активных меннонитов, не желающих вступать в колхозы, удалось эмигрировать. Госполитика постепенно менялась в сторону нивелирования национальных интересов, и уже в период репрессий 30-х годов меннонитов часто судили «за национализм». Потом пришла Великая Отечественная война.

Августовским указом 1941 года около 18 тыс. мужчин от 16 до 60 лет переселили с территории Украины на Урал и в Казахстан. В последующие месяцы депортация коснулась почти всего немецкого населения, проживающего на территории Европейской части СССР. Но всех вывезти не успели: гитлеровская армия стремительно наступала и оккупировала территорию Украины, где располагались многочисленные колонии меннонитов.


Согласно тексту документа, «среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья»

«Почти всех оставшихся местных жителей (а это были старики, женщины и дети) признали Фольксдойч (немцами по рождению). Появились подразделения Гитлерюгенда, набранные из подростков. В одно из таких подразделений призвали одного из моих родственников», — рассказывает Елена Пермякова (в девичестве Виттенберг), чьи предки жили в колонии Альтонау. Именно оттуда и «командировали» (дедушку Елены) Петера Классена в трудармию.


Петер Классен, бригадир колхоза имени Кирова, Херсонская область, Украина, 1930-е годы

Его жена Лиза Классен (в девичестве Фришбуттер) была мало образованной, делится воспоминаниями Елена, но была женщиной крепкой «с 41 размером ноги, с такой рукой, что как хлопнет по спине, ты еще какое-то время по инерции летишь». Под оккупацией Лиза с пятью детьми жила до 1943 года.

Эти два года фашисты пытались установить на захваченных территориях свои порядки. Была организована немецкая комендатура, шла перепись рабочего населения, учет земли, полей, скота. К местным немцам относились лучше, чем к другим народностям, проживающим на территории Украины, хотя и говорили «русские немцы» на платтдойч (очень редкий диалект немецкого языка).


В архивах сохранились записи немецкого солдата, который описал уклад фольксдойч в журналах с «александровской обложкой». Он же составлял планы деревни

После Запорожской операции советских войск 1943 года, немецкие войска начали отступление и широкомасштабную эвакуацию фольксдойч с территории Украины на запад. Семья Классен попала в их число. Женщины погрузили детей и все свои малочисленные «пожитки» на подводы, запряженные лошадьми, и отправились в нелегкий путь. У них не было выбора. Так, фактически с 1943 года меннонитские колонии Украины в большинстве своем прекратили существование.

Дойдя до границы Польши и Германии, немецкие войска оставляли переселенцев, как позже догадывались многие из них, в бывших еврейских домах. Днем Лиза ходила на сельхозработы, пока дети сидели дома. И если маленькой Анне было около семи лет, то ее старшие сестры уже представляли интерес у мужчин. Поэтому Лиза буквально «заправляла» дочерей в кровать, таким образом укрывая их от опасности. В таких условиях они прожили практически до конца войны.

С приходом советских войск в Германию «русские немцы» оказались в разных зонах оккупации: некоторые из них смогли остаться на западных территориях, большая же часть была репатриирована на родину «независимо от их личного желания».


Переселенцы на привале

В целом, в СССР было возвращено около 200 тыс. немцев-репатриантов. Среди них была и Лиза с детьми. Но вместо Украины их отправили на Алтай, где высадили из вагонов прямо в поле — копать землянки. Свободное перемещение было запрещено, так что фактически «переселение» стало для них депортацией.

В алтайских деревнях немцев, которые провели несколько лет под оккупацией и говорили на языке врага, считали фашистами. Осложнял жизнь суровый климат и страшный голод. Во время депортации одна из дочерей Лизы умерла от водянки.

«Большая стройка, маленькие люди»

Отца семейства, который еще в 1941 году был «мобилизован» на Урал в трудармию, удалось найти только после войны. Совнарком дал указание расформировать рабочие колонны из советских немцев только в 1946 году. Все бывшие трудармейцы получали статус спецпоселенцев и оставались прикрепленными к своим предприятиям, стройкам и лагерям. Но мужчины получили разрешение вызвать свои семьи.

Через несколько месяцев путешествия в товарном вагоне поезда семья Классен воссоединилась в Соликамске, но, по воспоминаниям детей, отец не был им рад: «Он жил в мужском бараке трудлага, на шконке около стены, и приехавших жену и четверых детей разместить было негде. В итоге, когда мужчины уходили на работу, дети ложились в освободившиеся кровати и спали. Или ходили работать по сменам друг за другом: дед в ночь, бабушка днем».


Анна Виттенберг с сыном Генрихом (отцом Елены). Кустанайская область, Казахстан, 1940-е годы

В это же время 11-летним мальчиком в Соликамск попал Генрих Виттенберг, который в 1941 году вместе с семьей был депортирован из Украины в Кустанайскую область Казахстана. В 1949 году вместе с матерью (отец Генриха был репрессирован в 1937 году, не застав рождения сына, и скоро был убит в лагере в Удмуртии) они перебрались к ее знакомому на Урал.

В Соликамске немцев оказалось очень много. Но жить общиной, обособленно, после войны было невозможно. Впрочем, поводов ассимилироваться тоже было немного — в послевоенные годы в сознании многих советских людей любые немцы однозначно ассоциировались с фашистами.


Местные жили в основном в бараках и двухэтажных деревянных домах. Для немцев были временные жилища из подручного материала (горбыля, шлака, опилок, изоплит), которые называли юртами.


Бывшие деревянные бараки сегодня

В 1949 году немцы начали строительство города Боровска (ныне часть Соликамска) на месте старинного села Усть-Боровая. Материалы выдавало государство в обмен на рабочую силу. Дома родителей Елены, Анны Классен и Генриха Виттенберга, стояли по диагонали на улице Котовского.

Люди постепенно обживались и заводили хозяйство, но продолжали дружить, добровольно или по необходимости, исключительно немецкими компаниями. Благодаря этой общности сохранилась традиция жениться только на «своих»: например, все сестры Анны Классен вышли замуж за немцев и в последствии уехали в Германию.

14-летняя Анна пошла в первый класс в Соликамске в 1950 году. Генрих Виттенберг отучился в восьмилетке, потом закончил бумажный техникум и стал электриком на ТЭЦ при Бумкомбинате, куда в последствии устроилась Анна. В 1961 года, когда они уже поженились, началась волна переселения в Германию, но молодые супруги Виттенберги не задумывались об отъезде. Через год у них родился сын Эдуард. «Отец стал незаменимым сотрудником на предприятии. В доме с незапамятных времен был телефон; отцу дали сначала однокомнтаную квартиру (а потом и двух-, и трехкомнатую)», — рассказывает Елена.


Свадьба Анны Классен и Генриха Виттенберга. 30 апреля 1961 года, Соликамск

Но невзирая на личные и профессиональные успехи многих «русских немцев», многочисленные нетитульные народы по-прежнему подвергались негласному притеснению на всей территории СССР. Если в сталинское время «национальная политика» предусматривала репрессии по национальному признаку, то затем наличие в документах графы «национальность» позволяло государству неофициально проводить в жизнь «мягкие формы» дискриминации.

Национальность имела особое значение, когда дело касалось приёма на работу, карьерного продвижения, занятия руководящих должностей, поступления в вузы. Определяли «уровень допуска» по знаменитой «пятой графе» (пятому пункту) в паспорте и других удостоверяющих личность документах. Национальность гражданина записывалась в эту строку на основании национальности родителей.

Елене ее «немецкость» во время учебы на историческом факультете не мешала — ее даже пытались вербовать в КГБ. «Меня несколько раз приглашали на встречу. Им мое немецкое происхождение никак не мешало. Видимо, мое комсомольское прошлое как-то играло на руку, еще я возглавляла клуб интернациональной дружбы Пермского университета, — уточняет женщина. — А у моего брата, Эдуарда, другая история». После срочной службы в Грузии, где Эдуард занимался обслуживанием вертолетов, его не взяли на военную кафедру политехнического института. «В офицеры ему было нельзя, а военная кафедра предполагала, что ты уже выходишь лейтенантом ракетных войск», — объясняет Елена.


На фото семьи Классен, Кригер, Виттенберг. Соликамск 1970 год

В немецких семьях старшее поколение неплохо говорило на немецком языке, молодое — значительно реже и хуже. Религиозная жизнь, которая до войны была основой уклада меннонитов, на новой территории постепенно затухала и вскоре практически остановилась. Был в Боровске один молельный дом, который делили между собой католики и меннониты (позднее баптисты), но родителями даже запрещалось приводить туда своих детей.

Рождество немцы в Соликамске по прежнему отмечали в конце декабря, но тихо, в узком кругу семьи. Радостью были посылки, присланные к праздникам родственниками из ФРГ: яркие краски для яиц, шоколадные зайцы, рождественские ангелы и пакетики с дрожжами и пуддингом.

В кухне смешались немецкие и украинские корни. Свинина, картошка, капуста, сладкие пироги. Не-немцам особенно непривычно было пробовать холодые супы-муссы: компот из сухофруктов, загущенных крахмалом, или молочный суп с ревенем. «Когда ко мне приходили подружки, им казалось странным бабушкино печенье, типа «хвороста», но совсем другое. Вареный картофель и вареные макароны могли вместе пережаривать на сковородке с мясом — тоже довольно странно для русских девочек».


Семья Виттенберг: Эдуард, Елена, Анна, Генрих. Соликамск 1970 год

Петер Классен, выйдя на пенсию, каждое лето продавал цветы, выращенные на огороде. Петер скончался в 1983, но его жена прожила до 96 лет. Над кроватью Лизы Классен (Фришбуттер) висели образ Христа, Девы Марии и так называемые «шпрухи» — небольшие фразы на немецком языке из библии и «житейские мудрости».

При этом, ома Лиза (именно так, на немецкий манер, в семье называли бабушку) не была верующей, считает Елена. Она отмечает, что хотя ее бабушка Лиза никогда не жила в Германии и перенесла столько лишений во времена войны, для нее это была «волшебная страна».

 
Спрака о реабилитации, полученная в августе 1994 года в Перми

Окончательно реабилитировали советских немцев только в 1994 году. В 2006 году в Доме культуры, который построили сами же трудармейцы, был презентован сборник документов «Немцы в Прикамье. ХХ век». На встречу пригласили бывших трудармейцев. Их благодарили за самоотдачу в годы войны, за то, что не озлобились на политику властей, отнесших всех русских немцев к разряду «враждебных национальностей».

Путь назад

Елена признается, что изначально занялась историей своей семьи, чтобы понять, могут ли ее дети получить немецкое гражданство. «Для этого было необходимо, например, чтобы кто-то из семьи, находясь в Германии во время войны, получил немецкое гражданство. Оказалось, что моя бабушка была признана немецкой гражданкой в 1944 году, но в Германии с 1950-х по 1970-е национальность стали определять по отцу, а это ровно те годы, когда я родилась. А отец в Германии никогда не был», — уточняет Елена.

Лиза Фришбуттер действительно получила немецкий паспорт во время Великой отечественной войны. Документы, подтверждающие это, семья смогла получить в немецком и американском архивах. «Но бабушка никогда никому не говорила об этом, даже своим детям. Наверное, бросила в печь все эти документы, когда поняла, что они могут навредить ее семье» — предполагает Елена.

«Фамилия Классен (Klassen) от имени Клаас (Klaus), это от Николаус — святой Николай. Как сын Ивана — Иванов, так и Классен — сын Клааса. А фамилия Виттенберг соответствует названию местности или селения, откуда происходила семья. В этом смысле, русские и немецкие фамилии образованы схожим образом. Так совпало, что у моего мужа фамилия Пермяков — тоже по названию местности», — отмечает Елена.

Согласно последней переписи населения, российскими немцами себя называют 1,5 тыс. человек в Перми и больше 6 тыс. — в Пермском крае. Сегодня они уже не живут в общинах, поэтому далеко не все говорят по-немецки. Дольше сохраняются, как правило, традиционная кухня, свадебные, похоронные обряды.

Но в отличие от Пермского края, в Башкортостане, Оренбуржской и Челябинской областях всё ещё существуют немецкие поселения, где дети, играя между собой на улице, разговаривают исключительно по-немецки.

Фото в тексте: geschichte.rusdeutsch.ru, из архива героев истории, 59.RU

 

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
Карта террора и ГУЛАГа в Прикамье
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ПРИКАМЬЕ 1918-1980е гг.
Из истории строительства Вишерского целлюлозно-бумажного комбината и Вишерского лагеря
| Невольники XX века
| Факт ареста отца марает мою биографию
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus