Автор: Елена Шушарина
19.10.2020
От политических репрессий 1930-х – 1950-х годов в нашем городе пострадали сто тринадцать студентов Уральского государственного университета и Уральского политехнического института.
Сегодняшний наш рассказ – об одном из них, девятнадцатилетнем Стефане Захарове, будущем писателе-публицисте и уральском краеведе. Этот проект осуществляется к 100-летнему Юбилею УрФУ Музеем истории Екатеринбурга, Агентством молодежных инициатив и Музеем УрФУ. Документы, подтверждающие подлинность истории, хранятся в ГКУСО «ГААОСО» – Государственный архив административных органов Свердловской области». (Уголовное дело Ф.Р.1.Оп.2.Д.17108, иллюстрация с обвинительным заключением приложена).
Стефан (крайний слева во 2-м ряду) с друзьями по университету, 40-е годы
История, ставшая основой для уголовного преследования, началась осенью 1939 года. Бывшие одноклассники и участники школьного драмкружка, а теперь – студенты уральских ВУЗов, организовали литературный кружок, где они планировали читать свои произведения, обсуждать и критиковать прочитанное. Состоялось семь или восемь собраний на квартире учителя литературы и руководителя театрального кружка Льва Васильевича Хвостенко.
О существовании кружка не знал никто, кроме участников и их родителей. Однако информацию о «подозрительных собраниях» студентов органы НКВД получили летом 1940 года, тогда же они завербовали одного из участников кружка, который и написал донос на своих товарищей. В конце октября 1940 года Стефан Захаров и двое его друзей – Сергей Запретилин и Валерий Кочнев – были арестованы. Всех их обвинили в том, что они участвовали в «нелегальном» литературном кружке, «на сборищах которого пропагандировали антисоветские идеи». В ходе следствия специальная комиссия провела литературную экспертизу сочинений молодых людей и сделала заключение об «упадническом характере» произведений, подражании Есенину и Блоку, чье творчество в тридцатые и сороковые годы считалось «классово чуждым». Произведения Захарова были охарактеризованы как «идеологически не выдержанные»: «В них очерняется советская действительность. Занимался клеветой на существующий строй». Кроме этого, Стефан Захаров был обвинен в антисоветских высказываниях, направленных на дискредитацию руководства ВКП(б) и советского правительства.
На допросах Захаров пытался доказать, что его высказывания не были направлены на дискредитацию правительства, а «просто выражали его мнение». Например, он был недоволен запретом книги Джона Рида «10 дней, которые потрясли мир». Во время допросов Стефан и его товарищи своей вины не признавали, а их родители не теряли надежды и боролись за освобождение сыновей. По воспоминаниям родных, мать Стефана – Вера Нестеровна Захарова (бывшая гимназистка и сестра милосердия) – на свидании в тюрьме сидела на краешке стула с ровной спиной и успокаивала сына: «Стива, не волнуйся! Мы все за вас хлопочем! Я вот тебе всё теплое принесла». Оказывается, мать уже знала, что Стефана с товарищами переводят в Нижне-Туринскую тюрьму.
Стефан Захаров вспоминал: «Где-то в начале августа 1941 года в Нижнюю Туру пришла бумага. В ней даже не указывалось никакой статьи, по которой нас обвиняли. Просто говорилось о какой-то контрреволюционной деятельности. А в конце бумаги: что нас отпускают на все четыре стороны. Со справками, полученными в Нижней Туре, мы явились в Свердловское Управление НКВД, получили изъятые при аресте и обыске документы и фотографии».
Действительно, летом 1941 года произошло чудо – трое свердловских студентов, признанных виновными, были освобождены (суд засчитал им в срок отбытия наказания время нахождения под арестом). Как считают члены семьи Захарова, счастливая развязка этой ужасной истории произошла только по причине начала войны. Кто-то из крупных чинов НКВД принял решение, что молодым парням лучше идти защищать Родину. В деле есть упоминание, что нужно принять во внимание возраст обвиняемых – двадцать лет. (номер дела Ф.Р.1.Оп.2.Д.17108).
Вскоре после освобождения Стефана Захарова призвали на фронт. Племянница Стефана Антоновича вспоминает: «Бабушка дважды получала на дядю похоронки, но он оказывался живым, просто та рота или полк, в котором он был, вызывал огонь на себя, но дядя (1,93 роста) под горой трупов оказывался выжившим. Захаров был участником Курской битвы».
А потом случилось еще более страшное... В состоянии глубокой контузии в ноябре 1943 года он попал в плен, прошел несколько концлагерей. В том числе, «Маутхаузен». Когда нацисты его спрашивали: «Кто командир? Кто коммунист?», он показывал на голову и говорил: «Я ничего не помню, не видите, что ли?». Допросы на Ленина 17 его научили: начальству лучше, когда оно думает, что допрашиваемый глупее его. В концлагере Стефан он участвовал в лагерном подполье, которое готовило массовый побег. Но попытка не удалась.
Наступали американцы. Фашисты заметали следы. Крематории были переполнены. Дядю и еще нескольких человек повели на расстрел. Тут приземлились американские самолеты и немцы разбежались. Американцы предложили освобожденным на выбор – уходить с ними или своим ходом добираться домой, а так как они захватили все протоколы допросов, то связались с нашим командованием и сказали моему дяде, что на Родине он фильтрации проходить не будет. Вот и пошел этот двадцатичетырёхлетний паренек через всю Европу пешком. По пути ещё повоевал в партизанском отряде в Северной Италии под кличкой «Высокий».
Вернувшись в Свердловск, Стефан Антонович окончил филологический факультет УрГУ. До войны он учился на историческом факультете УрГУ, но после продолжил учебу уже на филологическом, поскольку его больше всего интересовала литература. Свою дипломную работу он сделал на основе изучения творчества писателя Бориса Лавренева.
Во время его обучения в Свердловске в 1946/1947 году разгромили литературное объединение Университета и его друзей таскали по ночам на допросы, он консультировал, как себя вести. В 1991 году в № 6 журнала «Урал» Стефан Антонович опубликует рассказ под названием «Машина времени», где расскажет про эту историю в Университете, когда студентов – участников литературного кружка (большинство из них были фронтовики) органы привлекли к ответственности за интерес к литературе, которую тогда власти осуждали (это было время борьбы с конформизмом, формализмом и т.п.).
Стефан Захаров, 1947 г.
Десять лет после окончания УрГУ Стефан Захаров преподавал в школе № 40 литературу, вел драматический кружок. Его учениками и воспитанниками были будущие кинорежиссеры Усков и Краснопольский.
В 1958 году его приглашают на работу в качестве ответственного секретаря редакции вновь организованного журнала «Уральский следопыт». Это были годы хрущевской оттепели, развенчали культ Сталина, отвергли незаконные репрессии, освободили из лагерей и оправдали множество людей. Журнал был популярный. Были в редакции хорошие художники иллюстраторы.
Также Стефан Антонович стал сотрудничать с местным телевидением, его интересовала история культуры на Урале и в Свердловске. Он делал передачи по теме театра и кино. В конце 60-х годов перешел на работу в серьезный литературный журнал «Урал». В основном, его повести художественные были для детей старшего возраста и юношества. Журналист, писатель-публицист, краевед написал более десяти книг: «Это было недавно… Записки старого свердловчанина», «Ребята с улицы Никольской», «Гибель концессии» и другие.
Дочь писателя, Ольга Стефановна, вспоминает, что в семье с ней никогда не разговаривали на тему того ареста. И только в 1990 году в нескольких номерах журнала «Урал» была напечатана документальная повесть Захарова «Подданные короля ресторанов, или Дети особого совещания». Прочитав ее, взрослая дочь Стефана Антоновича узнала, что случилось с ее отцом незадолго перед войной: «Я спрашивала папу, как же так, что не знала про это?» Отец отвечал, что таких историй было немало, попадали многие в водоворот того тяжелого времени. Вот и всё».
С дочкой Олей-первоклассницей, 1957 г.
Захаров и его друзья, проходившие по этому делу были полностью реабилитированы. Стефан Антонович Захаров скончался в 1995 году, в возрасте семидесяти пяти лет. В своей повести Захаров называет имя провокатора из числа бывших друзей, хотя фамилии следователей изменил. Он объяснял этот тем, что не знает дальнейшей судьбы следователей: кто-то мог погибнуть на фронте, кто-то сам попал под репрессии.
Поделиться: