Ирина Флиге: «Я абсолютно уверена, с гибридизацией памяти ничего не получится»


Автор: С. Эрлих

Источник

13.01.2020

Политтехнологи Кремля пытаются размазать память о репрессиях, то и дело вбрасывая фейки. Вы назвали эту технологию «гибридной памятью».  Расскажите, пожалуйста, об этом феномене исторической политики применительно к Сандормоху.

Для начала, давайте разберёмся, что такое Сандормох? Сандормох был обнаружен в 1997 году в ходе поиска так называемого «Соловецкого этапа» - тысячи ста одиннадцати заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения, приговоренных к расстрелу «тройкой» НКВД по Ленинградской области, вывезенных в октябре 1937 на материк и после этого бесследно пропавших. Этими поисками занималось в Петербурге это были Вениамин Иофе (одно «ф»)и я. Это длинная детективная история, которая раскручивалась шаг за шагом. Поисковая работа закончилась тем, что по разрозненным документам и материалам архивов нам удалось вычислить место расстрела и захоронения Соловецкого этапа – 19-й километр трассы Медвежьегорск-Повенец.

Уже после того, как нам стало это известно, мы познакомились с Юрием Дмитриевым, много лет до этого работавшим с Иваном Чухиным, вместе с которым они составляли Карельскую книгу памяти жертв Большого террора. В одном из обнаруженных нами документах значилось, что Соловецкий этап был расстрелян «в обычном месте приведения в исполнение приговоров в Белбалтлаге». Дмитриев как раз пытался найти белбалтлаговский расстрельный полигон. Поэтому мы позвали его присоединиться к нашей экспедиции, вместе выехали на 19-й километр и в течение одного дня – благодаря феноменальному чутью Дмитриева – расстрельные ямы были обнаружены. Мы знали имена 1111 соловецких заключенных,  затем, в течение двух лет, Дмитриев сумел привязать к этому месту имена еще 5130 человек, расстрелянных во время Большого террора в Карелии.

Сандормох сразу стал международным местом памяти. Это место особенное, даже в ряду других мемориальных кладбищ жертв Большого террора, таких как  Бутово и Коммунарка в Москве, Пивовариха в Иркутске, 12-й километр в Екатеринбурге, Дубовка в Воронеже и многие другие, которые стали местами региональной памяти – памяти о земляках, арестованных и расстрелянных в 1937-1938. Международным местом памяти Сандормох стал в первую очередь за счёт Соловецкого этапа и заключённых Белбалтлага. Потому что до того, как эти люди были приговорены тройкой УНКВД Ленинградской области или тройкой УНКВД по Карелии, они были арестованы в разных регионах страны. Вот и получилось, что об этих исчезнувших людях помнили в разных регионах и – после 19991 года - в разных странах. Помнили и искали. Обнаружение захоронения, создание мемориального кладбища в 1997 году актуализировали  память об этих людях. Несмотря на то, что торжественное открытие мемориального комплекса в Карелии 27 октября 1997 года происходило в мороз, и всё было под снегом – сюда приехали люди  из многих стран и разных регионов России. Сандормох сразу стал международным местом памяти. Тогда же, в 1997 году, был учреждён Международный День памяти – 5 августа. С тех пор в Сандормохе ежегодно собираются люди из разных стран и регионов. 30 октября – государственная дата – День памяти жертв политических репрессий. В этот день на всех местах памяти – у памятников, на местах расстрелов и захоронений – ежегодно проводятся мероприятия. Но все траурные церемонии 30 октября носят сугубо региональный характер: что в Новосибирске, что в Томске, что в Омске, что в  других городах и регионах люди приходят почтить память своих земляков – томичан, омчан, новосибирцев и т.д. Этот день вписан в  страницы региональной истории. А Сандормох – это память о Большом терроре, который затронул всех и социально, и национально, и конфессионально – это общая проблема, это место памяти надрегионального и международного значения. В этих днях памяти всегда принимали участие и иностранные делегации. И не только представители тех стран, граждане которых оказались жертвами советского террора, но и тех стран, граждане которых непосредственно не были затронуты этой операцией. Например, дипломаты и граждане США, Норвегии и многих других стран, которые приезжают в Сандармох оплакивать не своих граждан. Почему так? Дело в том, что сама проблема советского террора и памяти для России  для российской государственной политики – это, типа, частное  дело России: «Захотели и убили своих граждан, но это наша проблема, наша трудная история, наши жертвы, нам их жалко». И точка. А вот присутствие международной составляющей в Сандормохе говорит о том, что советский террор не частное дело России, а одна из гуманитарных катастроф XX века. И память о ней – это память о катастрофе под названием «советский государственный террор», которая не может свестись к чисто российской памяти. Вот что сложилось в Сандормохе к 2013 году.

К 2013 году этот мемориальный комплекс с большим количеством национальных, конфессиональных и личных памятников составлял ансамбль, работающий на понимание того чудовищного прошлого.  В Сандормохе говорили не только о жертвах – говорили о преступлении, о необходимости понимания советского прошлого, о необходимость дать юридическую и правовую оценку действиям советского режима.

Но позже, в 2014 году, всё изменилось - после Крыма, после Донбасса. 5 августа 2014 года в Сандормох впервые не приехала  украинская делегация. Украинская делегация в Сандормохе – один из самых ярких и заметных фрагментов памяти Сандормоха, потому что в Сандормохе только с Соловков было вывезено около 300 человек украинской интеллигенции и политиков – людей очень известных и заметных в Украине. Начиная с открытия Сандормоха в 1997 году, с Украины каждый год приезжал полный автобус людей. Это были не только дети и внуки. В первую очередь это были украинские гражданские активисты. И это была неотъемлемая компонента Дня памяти. И вот, 5 августа 2014 года Украина не приезжает… Естественно, на митинге 5 августа 2014 года в отсутствие украинской делегации участники Дней памяти произносили слова солидарности и поддержки наших украинских друзей, говорили о преступлениях Советской власти и о наследовании этих преступлений современной российской властью.

В то же время 2014 год – это начало активного конструирования новой исторической политики. После аннексии Крыма идеологическая панорама – а историческая политика, конечно, одна из составляющих частей идеологии – резко меняется. Раньше для правительства Карелии Сандормох был очень важным местом. В Днях памяти принимало участие и чиновники из Петрозаводска, и администрация Медвежьегорского района. Послов и консулов, посещавших мемориальное кладбище, принимали на самом высоком уровне.   Теперь, очень быстро, в течение пары лет, Карелия отказывается от Сандормоха. В правительстве заявляют,  что проводить траурные церемонии 5-е августа не будут, а будут, как и в других регионах, отмечать 30 октября: на две даты им не хватает бюджета. Этим они пытаются снизить значение даты 5 августа как части национальной памяти, как попытки осмыслить советский террор на системном уровне, на уровне всей советской политической системы,.

Но отменить 5 августа, как международный день памяти, не получилось. Они думали, что, если правительство Карелии и администрация района перестанет обеспечивать церемонию транспортом и звукоусиливающей аппаратурой, то церемония не состоится. Однако сообщество помнящих с этим не согласилось и все последующие годы в сосновом лесу Сандормоха по-прежнему собирается 300-400 человек. Автобусы заказываются коммерческим образом – на них скидываются, а какую-то звукозаписывающую аппаратуру кто-нибудь из участников Дней памяти привозит с собой.

На фоне этого в 2016 году арестован Дмитриев. И начиная с 2017 года, ежегодно 5 августа – День памяти в Сандормохе принял характер солидарности – солидарности с политзаключёнными, бывшими и нынешними. Сандормох практически связал историю с современностью: террор в прошлом и политические преследования в настоящем сомкнулись в общее понимание и общее переживание. В Сандормох люди едут не только почтить память убитых в 1937-1938, но вспомнить имена тех, кто сегодня сидит в лагерях и тюрьмах и находится под пытками, выразить отношение к развязыванию внешних войн, к ограничению прав и свобод граждан.

Теперь о гибридизации памяти. Сам факт того, что в Сандормохе расстреляны и захоронены 6241 человек – жертвы Большого террора 1937-1938, под сомнение никогда не ставился. Однако, несколько лет назад появилось довольно безумное предположение, принадлежащее перу двух петрозаводских историков – С.Килина и Ю.Веригина. Они выдвигают версию о том, что во время Второй мировой войны там же, в Сандормохе, финны расстреливали военнопленных красноармейцев. Эта гипотеза подается совершенно антинаучным образом: нет ни одной ссылки, ни одного документа и ни одного имени, кого конкретно финны расстреляли.

Имеется в виду, что финны расстреливали, но не расстреливали именно в Сандормохе?

Я не военный историк. Но финские архивы полностью открыты и все документы выложены в Интернете, в т.ч. на официальных российских сайтах – и списки погибших в лагерях, и списки расстрелянных. В основном, речь идёт об умерших в финских концлагерях от недоедания и от болезней. Могли ли финны знать это место захоронения жертв Большого террора? Когда немцы в Катыни наткнулись на советские захоронения – они их немедленно использовали в своей пропаганде. Если бы финны знали о существовании на оккупированной территории Сандормоха, естественно, они бы поступили точно так же. И уж наверняка не стали бы хоронить там военнопленных, погибших в финских концлагерях. Но это, в конце концов, - не более, чем мои соображения, исходящие исключительно из здравого смысла. С точки зрения логики научного исследования гораздо важнее другое.

Мы знали, кого ищем: мы с самого начала могли поименно назвать 1111 человек, которых мы ищем. Мы обнаружили в архивах документы, указывающие на место их убийства и захоронения. Мы поехали туда и обнаружили расстрельные ямы.

Килин и Веригин не называют ни одного имени, не ссылаются ни на один документ, указывающий на Сандормох. Но, тем не менее, на основании их гипотезы Российское военно-историческое общество выдумало себе поисковое задание и начало в Сандормохе раскопки, чтобы найти здесь советских солдат. При этом они не отрицают того, что здесь лежат люди, расстрелянные в Большой террор, но продолжают искать в этих расстрельных ямах 1937-38 года наших солдат. Это и само по себе безумие, но к тому же совершается кощунственное вскрытие существующих, вполне реальных захоронений – неграмотное, бессмысленное, фрагментарное. Почему? А вот, видите ли, место удобное, и почему бы финнам  было не расстреливать в том же месте? Вот она вся логика… А далее вытаскивается из расстрельной ямы кусочек сукна - без экспертизы, без указания, где этот кусочек сукна находился - и под камеру начинаются художественные фантазии: «это сукно, наверное, было зелёного цвета; а зелёный цвет – это шинель»… Вывод: «это советские военнопленные, но нужно проверять, так как точной уверенности у нас нет».

Между прочим, эти липовые «поиски» привели еще и к тому, что настоящие захоронения наших солдат, погибших в финском плену, уже никто не ищет. Их могилы так и остаются ненайденными…

Такого рода вбросы направлены на формирование гибридной памяти. Но она не работает! Не работает настолько, что после второго полевого сезона даже РВИО стало отступать от своей концепции и говорить более аккуратно, что они «точно не знают и находки сдали на экспертизу», - ждут результата. Беда в том, что попытки создания гибридной памяти в Сандормохе происходят не на бумаге: они осуществляются при помощи вандализма и сопровождаются надругательством над мертвыми. Этих людей расстреляли более 80-ти лет назад, а сейчас взяли их останки и снова повезли по этапу, снова держат в СИЗО. Это безумие! И почему-то это кажется участникам экспедиции РВИО нормальным: выкопать, вытрясти, опять куда-то повезти.

Уточните, пожалуйста, на основании чего они делали эти раскопки? Это был «открытый лист»?

Не было никакого «открытого листа». Они работали по закону «О поисковой работе», потому что поисковики на местах боев в открытом поле ищут солдат. Что – правда. Довольно много таких отрядов, работающих и качественно восстанавливающих страницы военной истории, они находят останки солдат на местах боёв. Есть закон, по которому они работают. Он не запрещает им копать на полях боёв, в лесу и т.д. Но в Сандормохе они не имеют права этого делать, потому что территория Сандормоха – это объект, имеющий охранный статус, это мемориальное кладбище. А на мемориальном кладбище копать нельзя, т.к. эта территория подпадает под несколько законов. Во-первых: как объект культурного наследия – на нём запрещено строительство и какие-либо вскрышные работы. А если нужно на объекте культурного наследия проводить какое-то исследование, то требуются обоснования, которые должны быть утверждены, должен быть «открытый лист» и присутствовать археолог. Это всё не было выдержано. Во-вторых: так как это мемориальное кладбище, и там захоронены люди, то эта территория подпадает под закон «О похоронном деле», по которому на кладбище вообще копать нельзя – нельзя вскрывать захоронения. Но РВИО уверяет, что им можно, потому что они работают по своему закону.

Как Вы считаете, как будет дальше меняться ситуация вокруг Сандормоха?

У меня не возникает ни малейших сомнений в том, что в Сандормохе не может прижиться гибридная память. Тот чудовищный вандализм, который продолжался два сезона – никем не поддержан. Сейчас в судах рассматриваются иски. Один из исков подан Эмилией Слабуновой, депутатом Законодательного собрания Республики Карелия. Есть иски от родственников. Дело в том, что сейчас где-то в подвалах следственного комитета лежат останки шестнадцати человек. И родственники расстрелянных в Сандормохе крайне обеспокоены – не их ли маму или папу, бабушку или дедушку выкопали и бросили в помещение экспертизы. Они требуют конкретного установления. Так что, это не про память, это – про людей. А это вполне конкретные люди, которых много. И это если говорить только о детях. А сколько внуков, подавших иски по вандализму!

Видимо в связи с тем, что есть реальный протест, Мединский начал сдавать назад и уклончиво отвечать, когда ему задавали вопросы по поводу раскопок Сандормоха.

Да, протест реальный. Мы знаем двух пожилых женщин, у которых там расстреляны матери. Обе они беспокоятся, что среди этих шестнадцати есть одна женщина, которая может быть матерью одной из них. Они это обсуждают. Кроме того, всё академическое сообщество было возмущено, потому что нарушены археологические правила. Не было «открытого листа», а приезжала какая-то подставная археологиня с «открытым листом», выписанным на другую территорию. Это академический скандал.

Но я оптимист и абсолютно уверена, что мы, общество, Сандормох отстоим. Когда 300-400 человек собираются в лесу в 19 километрах от железнодорожной станции Медгора и при этом приезжают из разных городов и стран – это очень много!

Это показывает, что если есть протест, то даже такие люди без стыда и совести вынуждены отступать. Важно сопротивляться!

Да, конечно. Иногда сопротивление может не привести к результату. Но в данном случае я абсолютно уверена, что им не удастся произвести гибридизацию: не привьется эта груша к этому яблоку.

 

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Карта террора и ГУЛАГа в Прикамье
•История строительства Камского целлюлозно-бумажного комбината и г. Краснокамска в 1930-е гг.
•Узники проверочно-фильтрационных лагерей
КНИГА ПАМЯТИ | У нас даже фруктовые деревья вырубили
КНИГА ПАМЯТИ | Если ты ссыльный
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus