«Мы думали, что сможем изменить мир». В Перми обсудили последствия и уроки падения Берлинской стены


Авторы: Юрий Куроптев и Ольга Боровых

Источник

09.10.2019

Он из ГДР, она из СССР. Он студент-бунтарь, она — партийный функционер. В Центре городской культуры прошло публичное интервью, посвящённое 30-летию падения Берлинской стены. Штефан Мелле и Татьяна Марголина рассказали о личном опыте восприятия этого события и его исторических последствиях. Интернет-журнал «Звезда» выбрал самые интересные высказывания.

Штефан Мелле, руководитель общественного объединения «Немецко-русский обмен» (DRA — Берлин)


Штефан Мелле, руководитель общественного объединения «Немецко-русский обмен» (DRA — Берлин)

— В 1989 году я был студентом музыкального вуза. В четверг 9 ноября в 22:00 все были возбуждены. В новостях по телевизору член политбюро ГДР сказал, что люди смогут свободно перемещаться из Восточного в Западный Берлин и наоборот. Многие не поверили и решили проверить. Толпы людей пришли к контрольно-пропускным пунктам, в том числе и я с друзьями. Когда мы туда пришли, нам сказали, что нет такого приказа. Но люди всё пребывали и пребывали. Толпа рвалась через шеренгу солдат.

Берлинская стена — это не просто стена, а мощный заградительный комплекс, состоящий из двух бетонных стен, отстоящих друг от друга на 100 метров, ограждений из колючей проволоки, траншей, контрольно-пропускной полосы, наблюдательных вышек с прожекторами. Общая протяжённость его составляла 155 километров, из которых 43 километра проходили по территории Берлина.

Будучи школьником, я жил рядом со стеной. В детстве я понимал, что никогда не попаду в Западный Берлин, но думал, что за этой стеной. И вдруг мы там оказались! Сразу в центре! Я был ошеломлён! В моем воображении Западный Берлин был ярким с интересными зданиями. А оказался на редкость некрасивым и скучным.

Берлинская стена — это ещё и символ разъединения. Люди не просто плохо относились к Советскому Союзу, они воспринимали его как оккупанта, как режим диктатуры и несвободы. Это показали события 1953 года в Берлине, 1956-го в Будапеште и 1968-го в Праге (политическая забастовка рабочих в Восточном Берлине, «Пражская весна» и Венгерская революция были жестоко подавлены советскими войсками, — прим. редакции).

В детстве я жил на Польской границе, в городе Франкфурт-на-Одере. Перейдя через Одер, можно было очутиться в соседней Польше. Но когда началась «Пражская весна», границы закрылись. Для меня это было одним из сильнейших переживаний детства. Передо мной словно бы выросла еще одна Берлинская стена, но уже между Германией и Польшей.


Штефан Мелле, руководитель общественного объединения «Немецко-русский обмен» (DRA — Берлин)

9 ноября 1991 года был для нас днём освобождения. Мы даже представить себе не могли, что узнаем об этом не из советской прессы, а от собственного правительства. Берлинская стена — это символ воссоединения двух Германий, Западной и Восточной.

И в этом нам помог Михаил Горбачёв. Иначе всё могло закончиться кровопролитием. Но в этот день милиция просто стояла и никого не била.

После девяностых Германия была занята сама собой. Восточные немцы стали открывать для себя другие страны. Тогда была возможность за месяц проехать всю Европу на поезде. Мы открыли все стороны света — север, запад и юг, но не восток. Восток для нас был тем, что мы и так знаем. Люди с ним попрощались.

Татьяна Марголина, член президентского Совета по правам человека


Фото: Константин Долгановский

— С 1987 по 1989 годы я была секретарём Ленинского райкома. В течение года я занимались на теоретическом семинаре известного в Перми социолога, профессора Захара Ильича Файнбурга, который в советское время был диссидентом. Он был настолько великий философ и социолог, что не считаться с ним никто не мог. Когда началась Перестройка, он предложил: «А давайте я буду с вами заниматься!» Это были занятия по переосмыслению нашей жизни и формированию будущего: что должна сделать партия, чтобы не потерять доверие народа и произвести изменения. Для нас это была очень важная школа. В результате после этих занятий мы создали клуб коммунистов-реформаторов.

Когда в 1991 году случился путч, мне сразу позвонили мои коллеги по клубу и сказали: «Подписываем заявление против пучистов!» Мы все занимали партийные должности. Но уже в то время партия была расколота на две части — ортодоксальных коммунистов и реформаторов. Мы постоянно спорили на университетских кафедрах и встречались с рабочими пермских заводов. Нам необходимо было всё время чувствовать пульс требований людей. Тогда мне казалось, что мы сможем изменять жизнь в стране.

Однажды мы с Натальей Моховой приехали на какое-то всесоюзное мероприятие в Кировскую область. Мы услышали речи десятилетней давности о том, что Перестройку пора остановить, что руководство страны ведёт нас не туда. Это для нас было таким потрясением. Мы поняли, что в Перми и Екатеринбурге происходит совсем не то, что в других регионах страны. У нас были семинары Файнбурга, мы занимались сутью преобразований. И мне казалось, что вся страна требовала перемен.


Татьяна Марголина, член президентского Совета по правам человека

Конечно, мы не ожидали падения Берлинской стены. В то время телевидение было очень открытое. Всё, что происходило вечером и ночью 9 ноября 1989 года, мы увидели буквально на следующий день. Это было так завораживающе! Мы видели лица этих людей и чувствовали, что произошло нечто совершенно невероятное! Я была так горда за свою страну и за то, что Михаил Сергеевич Горбачёв в Германии в эти дни был национальным героем. Я помню, что прям плечики расправляли и понимали, что мы так позитивно можем повлиять на события в другой стране.

Нам показывали, как люди взбирались на оставшуюся часть стены и переходили на другую сторону, и для меня это разрешение было мирным разрешением конфликта. В те годы во многих странах проходили «бархатные революции», но я помню, как телевидение показало, как в Бухаресте расстреливают господина Чаушеску и его супругу. Это для меня было показателем другого варианта революции. И когда мы возвращаемся к Берлинской стене, мне очень важно то, что можно изменять ситуацию, не допуская кровопролития.

А ещё я вспоминаю, как появилось ожидание того, что и у нас очень быстро будет совершенно другая замечательная жизнь. Но, увы, многие привычки сохранялись: что нашу жизнь должен организовывать кто-то другой, да и вся система была устроена так, что были заданы алгоритмы многим нашим движениям по жизни, по выбору. Девяностые годы — это время радикальных изменений всей системы. И это время серьёзного осмысления демократических ценностей, изменение отношения государства к человеку, признание интересов и ценностей своих людей.

Уроки Берлинской стены — это понимание того, что нужно следовать за людьми, которые желают изменений и признания демократических ценностей.

***

 

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Что отмечено на Карте террора и ГУЛАГа в Прикамье
•Список «12 километра»
•Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929–1953)
КНИГА ПАМЯТИ | Мой папа простой труженик…
КНИГА ПАМЯТИ | Отца забрали в 1936-м…
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus