Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

 

Глава пермского «Мемориала» рассказал “Ъ”, как краеведческая экспедиция закончилась уголовным преследованием

В августе пермские поисковики, занимающиеся сохранением памяти жертв политических репрессий, столкнулись с противодействием со стороны властей. Российские и литовские волонтеры расчистили кладбище заброшенного спецпоселения Галяшор, после чего полиция возбудила уголовные дела по статьям «Незаконная рубка лесных насаждений» и «Фиктивная постановка на учет иностранного гражданина». Руководитель поисковиков, глава пермского «Мемориала»Роберт Латыпов в интервью спецкорреспонденту “Ъ” Александру Черных рассказал подробности об экспедиции в Галяшор и прокомментировал обвинения властей.

— Расскажите, что за экспедицию вы проводили в Пермском крае?

— Поисковые экспедиции «По рекам памяти» начались еще 20 лет назад. Это авторский проект, я его придумал с коллегами, когда только пришел в пермский «Мемориал». Решил совместить увлечение туристическими походами с краеведением. «По рекам…» — потому что большинство экспедиций проводятся в формате сплавов на катамаранах. Ведь в Прикамье значительная часть объектов ГУЛАГа — спецпоселения, зоны — находились на берегах прикамских рек. Сейчас эти места заброшены, подъехать к ним очень сложно, и мы добираемся по воде, там устанавливаем памятные знаки. Это может быть деревянный поклонный крест или небольшой мемориал-обелиск. И обязательно табличка с информацией о жертвах политических репрессий. «Здесь было спецпоселение, столько-то людей сюда отправили, многие из них погибли и похоронены в этих местах. В настоящий момент все они реабилитированы» — примерно такой текс

Кроме того, в ходе экспедиций мы берем интервью у жителей тех населенных пунктов, что встречаются нам по пути.

— Интервью о чем?

— А все о том же. В основном там живут потомки репрессированных, они делятся своими личными и семейными воспоминания. Самых пожилых репрессии затронули напрямую, это дети осужденных и сосланных. Мы узнаем, как их семьи выживали, как трудились, кто был начальником спецпоселения, что вообще происходило в этих местах. За годы наших экспедиций мы записали более 650 таких интервью, достаточно большой массив воспоминаний.

Большинства наших собеседников уже нет в живых — то есть мы успели записать последние живые свидетельства о том времени. Это девиз наших экспедиций, он в одном слове — «Успеть».

— Куда потом идут эти интервью?

— В пермском «Мемориале» создан электронный архив, там они хранятся, в разделе устной истории. Все эти интервью мы абсолютно бесплатно предоставляем преподавателям, учащимся, школьникам. Если вы ведете какую-то исследовательскую, краеведческую работу, да или просто интересуетесь этой историей — пишите нам.

— Кто участвует в этих экспедициях?

— Группы наши небольшие, обычно до 12 человек. И как минимум, половина — это волонтеры, которые вышли на нас через сайт организации. Для них это возможность лучше узнать наш регион, побывать в новых местах. Ну и главное — принять участие в конкретной и очень полезной работе.

Чтобы попасть в экспедицию, надо заполнить анкету и объяснить, почему тебе это интересно. И очень многие ребята так и пишут — хочется сделать что-то конкретное для памяти жертв репрессий.

Понимаете, одно дело, когда в школе нам что-то вскользь рассказывают про те времена или когда эта тема обсуждается в соцсетях, по телевизору. Но совсем другое — когда ты сам видишь эти места, когда участвуешь в установке креста или мемориала. Когда сам разговариваешь со стариками. Мы ведь обучаем волонтеров брать интервью, объясняем, какие нюансы есть у подобного рода бесед. Конечно, для молодежи это очень важная история.

— А иностранные волонтеры откуда берутся? Что это за люди?

— Они тоже узнают о нас через интернет, через международные порталы, собирающие информацию о волонтерстве. Наш проект достаточно давно существует, и если иностранец захочет посмотреть российскую глубинку, он обязательно наткнется на информацию о нашей волонтерской программе.

— Как финансируются ваши экспедиции?

— Через частные благотворительные пожертвования и взносы самих волонтеров. Все эти деньги тратятся исключительно на организацию экспедиции. Никаких зарплат, никаких вознаграждений организаторам не предусмотрено.

— Как в крае относятся к такой деятельности?

— Обычные люди нас поддерживают, это я точно могу сказать. «Мемориал» очень активно работает в регионе, мы возим передвижные исторические выставки, поэтому нас очень хорошо знают. И люди сами пишут, приглашают: «Приезжайте к нам, у нас старики много интересного могут рассказать», «Приезжайте, у нас мемориального знака нет» и так далее.

Что касается чиновников — мы за многие годы работы добились уважения и понимания со стороны краевых властей.

Конечно, нельзя сказать, что нас тут лелеют и финансово поддерживают — совсем нет. Но нам чаще всего не мешают. А иногда даже помогают.

У нас в крае действует официальная Комиссия по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий. Она принимает очень важные решения, в том числе недавно приняла «План мероприятий по реализации государственной Концепции по увековечиванию памяти жертв политических репрессий». Название документе выглядит очень скучно и формально, но в нем прописан, в частности, и наш проект «По рекам памяти». «Мемориал» официально указан исполнителем. Здесь же говорится о необходимости устанавливать памятные знаки, приводить в порядок захоронения.

— Даже несмотря на все эти истории со статусом так называемого иностранного агента?

— Совершенно верно. И когда я разговариваю с какими-то чиновниками, то ссылаюсь на этот «План». Говорю: посмотрите, эта деятельность не просто разрешена, она официально вменена в обязанность. И для госслужащих это очень полезный момент: «Так у вас документ есть? Ну все, отлично, давайте вместе работать».

Для наших властей, особенно на низовом уровне, очень важно, чтобы была какая-то официальная бумажка. И она у нас есть.

Поэтому когда я пишу официальные обращения к районным и муниципальным органам власти с просьбой «оказания содействия экспедиции», то обычно никто не возражает.

— Какого содействия вы просите?

— Ну, например, нам в ходе экспедиции надо остановиться на два-три дня в поселке. И мы просим помочь с местом для ночлега: выделить клуб, школу, библиотеку. Какое-то общественное помещение. Можем попросить помощь в транспортировке, помощь с пиломатериалами для установки поклонного креста. Обычно нам помогали — до последней экспедиции.

— Что пошло не так?

— Мы готовили нашу пятую за лето экспедицию, в Кудымкарский район — к месту, где в 1940-е было спецпоселение Галяшор. Поселок давно закрыт, но там осталось кладбище репрессированных литовцев, и поэтому у нас подобралась группа из литовских волонтеров. Для них очень важно поучаствовать в благоустройстве мест, где похоронены их соотечественники. Трое молодых людей и два пенсионера, достаточно бодрых. Причем один из них сам из семьи репрессированных, в детстве он жил в этом Галяшоре. Еще был один итальянский волонтер и четверо россиян — значит, всего десять человек.

И вот я во время подготовки экспедиции послал официальное письмо главе Кудымкарского района Валерию Климову. Подробно, на двух листах, расписал цель поездки, сослался на все официальные документы и попросил оказать содействие. Но внезапно получил короткий ответ: «Вынуждены сообщить об отказе». Честно говоря, я воспринял это как недоразумение. Подумал, что чиновник не понял цель нашей экспедиции. И когда 5 августа мы ехали в Кудымкар, позвонили в приемную главы района. Хотел объяснить, что я не прошу денег, не требую бесплатный транспорт.

Мы хотели, чтобы нам помогли согласовать установку мемориальных знаков — просто сказали бы «возражений нет, решайте с местными жителями, где лучше поставить».

Секретарь мне подтвердила, что передала просьбу встретиться, но глава отказался. Ну ладно, думаем, не хочет содействовать — лишь бы не мешал.

Конечно, мы помнили, что несколько лет назад именно в Кудымкарском районе уже был скандал из-за памятника репрессированным, но не думали, что он повторится.

— Что это была за история?

— Как я уже упоминал, в Галяшоре похоронены репрессированные иностранцы. Сначала туда переселили поляков, которых депортировали после аннексии Западной Украины и Белоруссии в 1939 году. А в победном 1945 году сюда депортировали литовцев. И многие из них погибли именно в 1945–46 годах — от голода, холода и неприспособленности к таким суровым условиям. На литовской части кладбища в Галяшоре лежит 99 человек.

— Их имена известны?

— Да, все имена установлены. Более того, они все реабилитированы — и по законодательству России, и по законодательству Литовской республики. В 2015 году их потомки, до сих пор проживающие в крае, решили поставить памятник жертвам сталинской депортации. Провели краудфандинг, собрали деньги и в 2016 году приехали и поставили памятник.

Казалось бы, кому может помешать такой мемориал в богом забытом месте? Серьезно, если бы вы там побывали, то согласились бы со мной.

Сначала надо от Кудымкара добраться до поселка Велва-База, а уже оттуда по болотистой дороге несколько километров пробираться к урочищу, где когда-то был Галяшор. Либо пешком, либо на тракторе — других вариантов нет.

Тем не менее районные власти пожаловались на «незаконную установку памятника». Чиновники заявили, что это далекое урочище, о котором помнят только родственники захороненных — территория Лесного фонда, где нельзя самовольно «производить работы». В итоге автора инициативы оштрафовали на 20 тысяч, а вместе с ним и двух жителей Велва-Базы, которые помогали перевозить стройматериалы к памятнику. Посольство Литвы выступило с протестом, к делу подключился региональный омбудсмен — в итоге штрафы отменили и начали процесс юридической легализации мемориала. Бюрократические процессы идут уже два года: сначала проводили межевание территории, потом выдавали кадастровый паспорт, сейчас надо получить разрешение от управления недропользования…

В общем, ситуация с памятником вроде бы утихомирилась. И мы организовали экспедицию, чтобы прибраться на этой территории и обозначить выделяемый участок земли под памятник. Несколько человек брали интервью у жителей Велва-Базы, остальные поехали в Галяшор. Покосили траву вокруг памятника — не знаю, как у вас, а у нас этим летом идут проливные дожди, около него поднялась очень высокая трава. Привели в порядок кладбище, убрали сухостой, почистили надгробия. Восстановили забор, на который упали поваленные ветром деревья. Вот, собственно, и все, что мы успели сделать. Планировали 10-го числа уже уезжать, все вещи были собраны, мы на рюкзаках сидели и ждали трактор. И вдруг днем в Галяшор заявляется целая команда должностных лиц, человек десять, некоторые с оружием.

— Что это были за люди?

— Там были представители четырех ведомств. Во-первых, участковый. Во-вторых, оперуполномоченные уголовного розыска Кудымкарского района. А еще представители краевого Министерства природных ресурсов края и сотрудники миграционных служб.

И сразу стало понятно, что это очень серьезно подготовленная операция, не хуже нашей экспедиции.

Ведь кому-то пришлось собрать сотрудников разных учреждений, скоординировать их и вывезти из Кудымкара и Перми в эти болота и тайгу. Вот такие серьезные усилия в нашу честь.

— Что они от вас хотели?

— Наверное, они предполагали, что застанут нас в процессе работ. Думали, что мы что-то пилим, рубим, костры жжем и так далее. Но когда они увидели, что ничего подобного нет, а мы уже собрались уезжать, нам сообщили: «Мы обнаружили, что тут были незаконные рубки леса. А поскольку вы тут оказались, значит, будем вас опрашивать». И вот так они по очереди опрашивали каждого участника экспедиции. Сначала тех, кто был в Галяшоре, потом вместе с нами вернулись и продолжили опросы в Велва-Базе. Закончилось все в два часа ночи.

А уже следующим утром пришел полицейский и сказал, что по факту незаконной вырубки леса возбуждено уголовное дело. «И пока вы проходите как свидетели» — так и сказал, с ударением на «пока».

— А рубки там действительно были?

— Нам показали несколько спилов и построенный кем-то до нас деревянный мостик. Местный лесник, специалист лесного хозяйства, четко указал, что эти рубки сделаны не позже июля 2019 года. Он прямо показывал полицейским: видите, на спилах плесень, она не могла за неделю образоваться. И это все отражено в протоколе. Но, как мне сказали полицейские, раз дело заведено, кто-то должен быть назван виновным.

Мы объясняли, что ничего не рубили — только убрали сухостой на кладбище и покосили траву. Но оказывается, что это тоже административное правонарушение. Грибы-ягоды собирать можно на землях лесного фонда, валежник можно, а вот траву скосить нельзя. И поваленные деревья — старые гниющие бревна — тоже нельзя было убирать с кладбища без разрешения. Честно говоря, я даже не знал о такой дурости в законе.

Каждому человеку понятно, что мы это сделали не для выгоды личной, коммерческой, а чтобы кладбище расчистить. Но этих сотрудников моральная сторона дела не интересовала. У них была четкая установка — найти любое нарушение. А память, репрессии — это им неважно.

Еще я хочу отдельно подчеркнуть, что их очень интересовали литовцы. С каждым из них получилось даже три опроса: сначала полицейские, потом миграционные службы, потом уже другие полицейские.

— И о чем расспрашивали?

— «Кто вы, как сюда приехали, откуда деньги на экспедицию»… А главный вопрос был: «Зачем вам это?» В итоге они заявили о нарушении миграционного законодательства. У иностранцев была официальная временная регистрация в Велва-Базе, ее сделал местный житель Леонид Ладанов. Он, кстати, один из тех, кого в 2016 году оштрафовали из-за литовского памятника. Так вот, литовцы в основном жили в его доме, а другая часть членов экспедиции — в соседнем пустующем доме его матери.

Оказалось, у нас такие жесткие законы, что даже малое несоответствие по проживанию может стать основанием для уголовного дела.

Ну просто бред, как по мне. Тем не менее, отдел дознания ОВД «Кудымкарский» возбудил уголовное дело по статье «Фиктивная постановка на учет иностранного гражданина» (322.3 УК РФ, наказание до трех лет лишения свободы.— “Ъ”). Конечно, мы в «Мемориале» будем заниматься защитой Леонида Ладанова. Но я до сих пор не понимаю, для чего понадобились все эти преследования пенсионера.

— Вы говорили, что раньше у вас было взаимопонимание с руководством края. Вы пробовали обсудить с ними эту ситуацию?

— Да, конечно, я общаюсь с краевым омбудсменом, с чиновниками. Скажем так, коммуникация у нас происходит по этой теме, но пока рано говорить о подробностях.

— Как вы думаете, чем может закончиться эта история?

— Даже не представляю. Я все эти дни пытаюсь понять, почему это вообще стало возможным. Ведь у нас в стране все государственные деятели, все чиновники постоянно говорят о необходимости привлечения иностранных инвестиций, о важности международного сотрудничества, о развитии туристического потенциала…. Очень правильные слава — но на деле оказывается, что у правоохранительных и контролирующих органов совершенно иная установка.

Я спрашивал у тех, кто приехал за нами в Галяшор: «Вам самим не кажется, что это просто позор? К нам приехали иностранные граждане, добровольцы. Они вкладывают свои деньги и силы, чтобы вместе делать благородное дело. Для чего вы нам мешаете, почему позорите страну?». А мне отвечали: «Нас это все не волнует, у нас есть четкий приказ».

Никогда с подобным не сталкивался, с таким явным противодействием нашей работе. Это какой-то новый феномен для нашего региона.

Мне кажется, что у всех этих чиновников и правоохранителей в мозгах установка на то, что мы — страна-осажденная крепость.

И поэтому нужно давить любые проявления независимости и гражданской инициативы. Просто для острастки, чтобы другим было неповадно.

 

---

 Ранее в пресс-службе администрации Кудымкарского района сообщили “Ъ”, что не препятствуют деятельности общественных объединений. «Однако их деятельность не должна противоречить нормам российского законодательства. Литовской стороне были даны соответствующие юридические консультации по особенностям российского земельного законодательства, после чего инициативной группой составлен план действий по получению всех необходимых согласований и разрешений. Мы готовы им помогать, но сейчас работать там преждевременно, потому что все документы еще до конца не оформлены и соответствующие разрешения не получены»,— отметили в администрации Кудымкарского района.