Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

ХОЧУ УЗНАТЬ ПРО СВОИХ РОДСТВЕННИКОВ!

Правозащитный центр «Мемориал» подготовил инструкцию для тех, кто столкнулся с такой проблемой. «Мемориал» готов помочь всем, кто хочет узнать правду о судьбе близких.

ARCHIVE.MEMOHRC.ORG

Сергей Прудовский. Фото: Екатерина Фомина / «Новая газета»

Истец Прудовский

«В то время, когда Георгий Шахет только начинал осваивать особенности переписки с архивами ФСБ, Сергей Борисович Прудовский уже имел две толстые папки судебных коллизий по аналогичному делу. Но его интерес к личностям не реабилитированных лиц имел совсем другой характер. Не родственный.

Сергею Борисовичу со своим дедом Степаном Ивановичем Кузнецовым встретиться довелось. Когда сосланный по 58-й статье Степан Кузнецов через 15 лет лагерей вернулся домой, его внуку было 11 лет.

Но подробности лагерной жизни деда он узнал спустя много лет из его дневников. Две толстые тетради с лагерными мемуарами легли в основу сайта «дедушка Степан», в котором страницы из дневников репрессированного Кузнецова перемежаются комментариями его внука.

Освобожден условно-досрочно 13 мая 1955 года

«...за отсутствием состава преступления»

Степан Кузнецов попал в репрессивную машину как проходивший по «делу харбинцев», в рамках которого были репрессированы тысячи русских эмигрантов из Китая. В 30-е годы он служил на Китайско-Восточной железной дороге, и после возвращения на родину был арестован по доносу соседки по коммунальной квартире, которая написала в органы, что он якобы привез незаконно из Китая крупную сумму денег. Денег при обыске не нашли, но деда от репрессий это не спасло.

В 2013 году Прудовский отправил запрос в ФСБ, чтобы ознакомиться с оперативным приказом главы НКВД Николая Ежова №?00593, который и послужил поводом для массовых репрессий среди экс-сотрудников КВЖД. В ведомстве ответили отказом, сославшись на гриф «секретно» на документе.

Прудовский дошел до Верховного суда, но и там сослались на закон о гостайне. Однако доступ к документу он все же нашел: Украина рассекретила свои архивы.

В оперативном приказе говорилось, что органами НКВД взяты на учет 25 тысяч бывших сотрудников КВЖД, которые уехали жить в Харбин, а затем вернулись в СССР. Как сообщалось в документе, преимущественно это были «бывшие белые офицеры, полицейские, жандармы, участники различных эмигрантских шпионо-фашистских организаций и т.п». Все они якобы являлись агентурой японской разведки. В этом же приказе оговаривалось, кто из поставленных на учет подлежит аресту и ликвидации. Когда начались массовые аресты, «изобличенные в диверсионно-шпионской террористической деятельности» были расстреляны, а остальные получили сроки от восьми до десяти лет. Сообщается, что в общей сложности репрессиям подверглось более 30 тыс. человек, из которых около 20 тыс. были расстреляны.

Изучая историю репрессированных харбинцев, Прудовский наткнулся на фамилии следователей Вольфсона, Постеля, Радзивиловского и Якубовича. Эти сотрудники НКВД вели следствие и выносили приговоры. Он написал запрос в УФСБ с просьбой получить доступ к их делам: «В процессе ознакомления с делами наших родственников, а также в ходе изучения массовых операций НКВД 37–38-го годов стало известно, что постановления об избрании меры пресечения и обвинительные заключения были подписаны именно этими сотрудникам УНКВД по Московской области. Впоследствии они были осуждены за необоснованные аресты и незаконные методы ведения следствия».

Но тут произошла та же коллизия — отказ к доступу, так как лица не реабилитированы.

Далее началась долгая и муторная тяжба с судами, запросами, перепиской. Помогали ему питерские адвокаты из «Команды 29».

Прудовский апеллировал к тому, что 75-летний срок закрытости дел истек, что

ссылка на тайну частной жизни несостоятельна, так как те, кто подписывал приговоры и мучил людей, совершали это на госслужбе, а это к частной жизни не относится.

Но суды были непреклонны. Раз не реабилитированы, значит, доступа к делу не будет.

Прудовский говорит: «Да, я хочу знать, как они вели допросы, какими методами это делали, и ссылка на защиту частной жизни этих людей лицемерна и унизительна. Почему государство так рьяно охраняет материалы их дел, если уже признало, что они были преступниками?»

Вступая в долгую судебную тяжбу, он считал, что в принятая правительством Российской Федерации 15 августа 2015 года Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий, которая предусматривает «обеспечение для пользователей доступности архивных документов и иных материалов, связанных с вопросами политических репрессий», откроет ему доступ к правде.

Не сработало.

Ирина Островская, хранитель архива «Мемориала», рассказала, что интересующихся судьбой не реабилитированных людей, на самом деле, становится все больше. Проблема лишь в том, что среди них очень немного тех, кто готов тратить годы на судебные тяжбы и бессмысленную переписку с архивами. Сергей Прудовский и Георгий Шахет — это, скорее, исключение.

Совсем недавно с «Мемориалом» связалась жительница Томска Виктория Бондарева. Ее дед, Леонтий Окмянский, был осужден дважды. Сначала на 8 лет лагерей. В Томасинлаге, где он отбывал наказание, он совершил нечто (что именно, Виктории неизвестно), за что получил высшую меру. После долгих переговоров с Томскими архивами УМВД ей дали посмотреть дело. Посмотреть, но не копировать. И выяснилось, что еще в 1961 году дело было пересмотрено, и Томский областной суд постановил дело в отношении Окмянского Леонтия прекратить «за отсутствием в его действиях состава преступления». Но прокуратура Тюменской области в 2018 году в реабилитации отказала, так как он был осужден по общеуголовной, а не политической статье, а значит, не попадает под действие ФЗ «О реабилитации».

Виктории это кажется абсурдным: «Дед мой был невиновен, но реабилитировать его нельзя.

Нельзя нормально изучить уголовное дело, хотя сейчас решения судов размещают на сайтах судов. Нельзя, хотя со дня расстрела уже прошло больше 80 лет!»

Коллизия

Сотрудник группы реабилитации. Фото: Малышев Николай / Фотохроника ТАСС

Сегодня получить доступ в архиве к делу не реабилитированного человека, попавшего в молох большого террора в России, невозможно. Ни родственнику, ни историку.

Больше года сотрудники «Мемориала» ведут дела в судах разных инстанций, чтобы только получить возможность пролистать страницы уголовного дела почти 90-летней давности. И разобраться, наконец: доказана ли вина инженера Заботина в краже кирпичей или нет?

Эту коллизию создали сразу два документа, которые позволяют архивам и судам на вполне законных основаниях отказывать истцам. Но загвоздка в том, что документы не только противоречат друг другу, но и невнятны в трактовках.

Это статья 11 Закона РФ от 18.10.1991 года №?1761–1 «О реабилитации жертв политических репрессий» и пункт 6 Приказа Министерства культуры России, МВД России, ФСБ России от 25.07.2006 №?375/584/352.

С одной стороны, в ст. 11 Закона о реабилитации жертв политических репрессий говорится, что родственники реабилитированных лиц (с их согласия или в случае их смерти) имеют право на ознакомление с материалами прекращенных уголовных дел. В законе нет строки о запрете доступа к делам не реабилитированных лиц. Второй документ — совместный приказ Минкульта, МВД России и ФСБ — тоже как будто ни при чем: «Настоящее Положение не регулирует вопросы доступа к материалам уголовных и административных дел в отношении лиц, которым отказано в реабилитации».

А дальше идет параграф, который все эти якобы регламентированные возможности обнуляет: «На обращения граждан по доступу к материалам уголовных и административных дел с отрицательными заключениями о реабилитации архивами выдаются справки о результатах пересмотра». Как этот пересмотр происходит — неясно. Но суды на этом основании отказывают в доступе к материалам дела.

И это замкнутый круг: доступ к материалам заблокирован, так как человек не реабилитирован. Отказ в реабилитации обжаловать адекватно нельзя, так как нет доступа к материалам дела. На выходе новая «секретная категория» дел в дополнение к материалам, содержащим семейную или гостайну.

Но если к последним двум можно получить доступ по прошествии лет, то к делам репрессированных его получить вообще никогда нельзя.

Московская прокуратура с просьбой реабилитировать Заботина или передать материалы о реабилитации в суд отказывает, сославшись на то, что дело о краже кирпичей — общеуголовное. И Таганский суд, и Мосгорсуд, куда была направлена апелляция, единодушно признают исключительное право прокуратуры рассматривать этот вопрос.

Круг замкнулся.

И в этом круге остался Георгий Шахет, деда которого, Павла Заботина, в 1933 году осудили и расстреляли без суда и следствия, а в 2019-м оставили без права на реабилитацию.

Георгий Шахет совместно с «Мемориалом» намерен подавать иск в Конституционный суд.