Автор: Нигина Бероева
17.12.2018
Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения Александра Солженицына. Многие герои самого известного его произведения «Архипелаг ГУЛАГ» отбывали свой срок и умирали на Колыме. С Магадана началось возвращение Солженицына на родину после изгнания. Журналист и фотограф Нигина Бероева побывала в столице сталинских лагерей, изучила истории бывших арестантов и узнала, как сейчас живут в местах по-прежнему отдаленных
Фото: Нигина Бероева
Причина смерти: авитаминоз
Это было одно из его первых заданий в КГБ. В органы Александр Антипов (фамилия героя изменена по его просьбе. — Прим. ред.) попал совсем недавно. Пожелтевшие папки возвышались на столе покосившимися башнями. Внутри каждой — анкета, свидетельские показания и приговор. Рассмотреть и реабилитировать — вот тебе и задание. На дворе были 1980-е, слово «реабилитация» бодрило и немного пугало. Александр приступил к делу. Вечером за ужином рассказал родителям, чем занимается на работе. «А ты знаешь, что твоего двоюродного дедушку репрессировали?» Александр не знал. Или что-то слышал, но не вникал.
Фото: Нигина Бероева
Работа продолжалась. Открыть папку, изучить дело, написать постановление о реабилитации. Перейти к следующей папке. И вот наконец перед Антиповым — дело Владимира Федоровича Баха, арестованного в 1937 году. Так не бывает, подумал он. А если и бывает, то только в кино. Но дома мать подтвердила догадку — Владимир Бах и был тем самым репрессированным дедом.
Акт о смерти /
— Эту информацию я нашел в деле. И мы не знали, в какой лагерь его сослали, что с ним случилось потом, — вспоминает Антипов. — Но мама рассказала мне про бабушку Веру. В 1978 году, когда она сильно заболела и была при смерти, моя мама пошла к ней помогать по дому. Все знали, что у Веры Мироновны когда-то арестовали мужа и она всю жизнь была одна. Но тут мама нашла в шкафу мужские вещи и спросила, чьи они. А Вера Мироновна отвечает: «Володины. Вдруг он вернется…» Понимаете, она 40 лет ждала его и умерла, так и не зная, что с ним случилось. Меня так это тронуло, что я решил обязательно разыскать его. Привезти горсть земли с его могилы на могилу Веры Мироновны. На это ушло более 30 лет.
Мы сидим в московском кафе. Александр сжимает в руке пакет с землей, который я привезла ему из лагеря Бутугычаг. О том, что Владимир Федорович Бах умер в этом лагере на Колыме в 1942 году, семья узнала только несколько недель назад. В присланном акте указана причина смерти — авитаминоз.
Заброшенное кладбище заключенных /
Александр сразу обратился в местное отделение «Мемориала» с просьбой отыскать могилу или передать ему в Москву горсть земли. Так получилось, что выполнить эту просьбу довелось мне. Александр просит рассказать о месте, где вместе с сотнями тысяч других заключенных сидел и погиб его дед.
Точных данных нет
В узкие ворота бухты Нагаева садится багровое закатное солнце. На фоне пылающей воды чернеет разбитый ощетинившийся пирс. Именно сюда в течение 25 лет, с 1932 по 1957 годы, прибывали корабли с заключенными. По разным данным, за четверть века через Колыму прошли от 750 тысяч до 1,5 миллиона заключенных. «Точных данных нет» — эту фразу повторяют историки, работники музеев, энтузиасты, которые годами изучают лагеря.
Большинство зданий здесь так или иначе связано с «Дальстроем». Областная дума заседает там, где была тюрьма НКВД. Областная администрация сидит в здании НКВД. Скульптуры на Драмтеатре, который строили заключенные и где играли многие ссыльные актеры, в том числе Георгий Жженов, создал репрессированный скульптор Георгий Лавров. История его весьма характерна для того времени.
Лаврову поручили сделать скульптуру на основе фотографии «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». Снимок был сделан во время одного из приемов, когда дочь наркома Бурят-Монгольской АССР Ардана Маркизова подарила вождю цветы. Карточка разошлась по всей стране. И Лавров специально ездил в Бурятию лепить девочку с натуры. Но тут произошла обычная по тем временам неприятность: нарком был арестован. Советская пропаганда не могла позволить, чтобы дочь врага народа красовалась рядом с вождем народов. Девочку решили на плакатах по всей стране «переименовать»: Гелю Маркизову заменила Мамлакат Нахангова (таджикская девочка, которая собирала хлопок). Но явным свидетелем подлога был Лавров. Скульптора обвинили в антигосударственном заговоре и приговорили к пяти годам на Колыме.
Дорогой заключенных
За Магаданом для заключенных начиналась самая сложная часть пути. В начале 1930-х годов тысячи зэков пробивали Колымскую трассу сквозь леса и мерзлоту к лагерям.
Фото: Нигина Бероева
Бывший заключенный Евгений Бородин, который строил эту дорогу, описывал это так (цитируется по книге Инны Грибановой «Тенька. Виток Спирали» ): «Сколько раз приходилось видеть возле палаток заключенных на трассе торчащие из снега руки и ноги — задубеет “доходяга” ночью, его из палатки выбросят, и так он лежит до весны, потом ему торчащие в стороны руки-ноги поотрубают и в траншее зароют…» Этим словам есть и документальное подтверждение. Из воспоминаний А. Криворотова, почетного дорожника России, бывшего главного инженера объединения «Магаданавтодор»: «В 1956 году меня поразила жуткая картина. При разработке карьера грунта на автодороге Палатка — Кулу на 4-м км в сторону 300–400 м бульдозер вскрыл на глубине 50–60 см захоронение людей. Из-под отвала бульдозера посыпались останки людей. Хоронили навалом. Таких захоронений дорожникам приходилось встречать часто и много».
«Здесь разбивались сотни судеб. И заключенных, и их охранников. Система искусственно разделяла и стравливала людей. И мы должны отдать дань памяти и тем, и другим»
Усть-Омчуг — некогда центр лагерной жизни всего района, сейчас сам похож на лагерь. Полуразрушенные дома, ужасная дорога. В центре поселка в доме детского творчества располагается музей, собранный местным исследователем Инной Грибановой. В маленькой комнатке предметы лагерного быта: кружки, которыми пользовались заключенные, обувь, обрывок простыни, на котором от руки написана молитва. Стопками в алфавитном порядке выставлены карточки заключенных, которые удалось найти. В этой небольшой комнате хранится память о сотнях трагических судеб.
Карточки заключенных Дальстоя в музее Инны Грибановои? /
В этом году в Усть-Омчуге поставили памятник репрессированным. Сделано это по инициативе и на деньги прокурора района Дениса Ребутского. О том, что его дедушка был энкавэдэшником, Денис узнал уже после его смерти. Начал рыться в архивах и выяснил, что дедушка отправлял людей на Колыму.
— Здесь разбивались сотни судеб. И заключенных, и их охранников, — говорит Денис. — Система искусственно разделяла и стравливала людей. И мы должны отдать дань памяти и тем, и другим. К тому же многие из тех, кто охранял, сами становились заключенными. Я хочу сделать мемориальный комплекс. Рядом с памятником заключенному на скамейке будет сидеть взрослый мужчина. Это охранник. Он вернулся сюда и смотрит на свое прошлое. И пусть каждый сам решает для себя, о чем думает этот человек.
Памятник репрессированному / Фото: Нигина Бероева
Золото Колымы
Вагончики артели «Диана» стоят в глухом месте среди сопок. Сотовой связи тут нет. В современной России золото Колымы добывают частные фирмы, правда, продавать его они могут только государству. Работать сюда приезжают не только со всей страны, но и из ближнего зарубежья. Много старателей из Украины, Белоруссии. За сезон можно заработать неплохие деньги.
Старатель Павел Клусек из местных. Он родился в лагере в 1957 году. Через два года его мать реабилитировали.
Старатель Павел Клусек /
— Мама жила на Украине, в 1945 году деда раскулачили, — рассказывает он. — Потом маму обвинили в помощи националистам. Три раза ее судили, ничего не могли доказать, но тогда никаких доказательств и не надо было. Дали 25 лет лагерей, плюс пять лет поражения в правах. Сразу отправили на Бутугычаг. Сначала она вместе с другими девчонками бурила штольни, потом перевели на фабрику. Она заболела. Врачи были хорошие, профессора, тоже из заключенных. Ее перевели на легкие работы, на лесоповал. Мать рассказывала, утром просыпаешься, а девчонки кричат: «Ой, ой, отлейте волосы, примерзли». Настолько было холодно. Хорошо отзывалась о своем охраннике, она его называла дядя Леша. Когда они с девчонками не успевали план сделать, дядя Леша позволял подкладывать дрова из других стопок. Так он их спасал — за невыполнение плана пайка была меньше. Они валили эти огромные деревья, возили их. Мы до сих пор находим штабеля бревен, которые валили заключенные. Сталин помер — и оказалось, ничего никому не надо. Согласен, условия тогда были бесчеловечные. Но такое уж было время. И эти люди своим невероятным трудом построили богатую страну. А сейчас что? Наши родители и мы всю жизнь создавали здесь поселки, предприятия, а в 1990-е пришли либералы и все разрушили.
Распад СССР, а точнее, крах старой модели экономики для Магадана был особенно болезненным, практически все производство и промышленность, построенные еще заключенными, были неотъемлемой частью старой системы.
«Даже черт не нашел бы места лучше для каторги»
Сколько занимала дорога от Магадана до лагеря Бутугычаг во времена «Дальстроя», неизвестно. Вероятнее всего, недели. Сейчас, если заночевать в Усть-Омчуге или в лагере старателей, добраться можно за два дня.
Бараки в лагере Сопка / Фото: Нигина Бероева
В переводе с эвенского Бутугычаг — «гиблое место» или «долина смерти». Изначально здесь было найдено оловянное месторождение. Но судьбу Бутугычага и огромного количества людей определили события, которые происходили за десятки тысяч километров от Колымы. США и СССР боролись за звание атомной державы — и для этого необходим был уран. Нарком НКВД Берия еще в январе 1945 года подписал приказ о развитии добычи урановых руд. Выполнять эту задачу должен был ГУЛАГ. Летом 1945 года США провели успешное испытание первых атомных бомб. Тогда же на Бутугычаге было найдено месторождение урана. На разработку были брошены огромные силы. Прежде всего человеческие.
***
Сразу за табличкой, предупреждающий о повышенном фоне радиации, начинаются строения: припорошенный снегом скелет бывшего склада, обглоданные временем бараки, где-то здесь был аэродром.
Развалины здания тюрьмы /
Попасть на территорию лагеря можно только по заросшему каменистому руслу ручья. По бокам, на сопках чернеют входы в штольни. Какую-то из них бурила мама Павла Клуcека, молоденькая девочка, отдавшая Бутугычагу 10 лет жизни. Где-то здесь работал и погиб Федор Бах.
Рядом с развалинами обогатительной фабрики нельзя долго находиться из-за повышенного фона радиации. Строения, ручей, да и все вокруг с каждым годом зарастают кустарником и деревьями, исследовать этот лагерь становится все сложнее. Несколько лет назад власти думали создать здесь музей под открытым небом, но дальше разговоров дело не пошло.
Развалины здания тюрьмы / Фото: Нигина Бероева
Рядом с забором детские качели: два столба и упавшая в этом году люлька. Ребенок качался на этих качелях, и ему открывался вид на лагерь: забор с колючей проволокой, барак с заключенными, вышка охранника
Лагерная тюрьма прекрасно сохранилась. Среди снегов возвышаются стены из дикого камня, а вот деревянная крыша обвалилась. Железные решетки на окнах и дверях переживут еще не одно поколение. Это было место для наказания тех, кто провинился, будучи заключенным в самом жутком месте на земле.
Фото: Нигина Бероева
Писатель Анатолий Жигулин, узник Бутугычага, в своем романе «Черные камни» рассказывает, что в лагере работало 50 тысяч человек. Однако, по мнению местных историков, которые изучали документы и исследовали сам лагерь, одновременно здесь могли находиться не более 7–10 тысяч заключенных. Но велика ли разница между страданиями 7 или 50 тысяч человек? Тем не менее неточности в воспоминаниях бывших лагерников давно стали почвой для бурных споров о степени жестокости в сталинских лагерях и оправданности их существования.
Бутугычаг состоит из нескольких лагерей, промышленных участков, других строений. Обойти территорию можно только за несколько дней, да и то летом при хорошей погоде. Самая высокая точка — лагерь «Сопка». Путь к нему пролегает по ущелью в гору по каменному устью ручья.
Заключенный Александр Ладейщиков, арестованный за антисоветскую деятельность, так описывал этот лагерь: «Даже черт не нашел бы места лучше для каторги, чем Сопка. Безжизненно голые вершины, как на Луне. Жесточайшие морозы и ветер выжигали все живое — травы и людей. Деревья, даже кустарник, здесь не росли».
Фото: Нигина Бероева
Зимой средняя температура здесь опускается до 60 градусов, а порывы ветра достигают 40 метров в секунду. Из белой мглы выступают очертания строений. Между заостренными кольями забора паутиной висит заиндевевшая колючая проволока.
Фото: Нигина Бероева
Бараки террасой стоят на горе. Еще пять-семь лет назад в здания можно было заходить. Теперь почти все деревянные перекрытия и крыши обвалились.
Выше барака, на горке когда-то был дом одного из офицеров охраны. Стены разрушились, зато сохранился металлический каркас кровати с незамысловатыми завитушками изголовья. Кровать стоит возле печки, от которой сохранилась часть кладки с металлической окантовкой. Рядом с забором детские качели: два столба и упавшая в этом году люлька. Ребенок качался на этих качелях, и ему открывался вид на лагерь: забор с колючей проволокой, барак с заключенными, вышка охранника.
Смерть Сталина
Никакого объявления о смерти Сталина на Бутугычаге не было. Но весть разошлась мгновенно.
— В тот день нам хлеб поставили на стол, — вспоминает Анна Корниловна Портнова, узница Бутугычага. — До этого была пайка, каждому хлеб отмеряли, а тут на стол поставили. Не было у нас сил радоваться. Мы больные были и голодные. Но с того дня нам начали хлеба давать больше. А радость была, когда освободили: номера с нас сняли.
Анне Корниловне 94 года. Когда ее арестовали, ей было 22 года. По обвинению в помощи бандеровцам ей присудили политическую статью и отправили на Колыму на 15 лет.
— Это было в 1946 году. Я работала на лесоповале, а потом на фабрике. Помню холод и голод. Морозы минус 50 градусов. Если было холоднее, работу отменяли. На лесоповале нужно было выполнить план — повалить и привезти четыре кубометра леса. Я маленькая ростом, и напарница моя маленькая, вот и таскали этот лес. Охранники били палками иногда, у них работа такая была. Говорили нам: шаг вправо, шаг влево — стреляю без предупреждения. Но были и хорошие. На Бутугычаге я проработала восемь лет, два года в Магадане. Жили мы дружно, украинцы, литовцы, латыши, русские. Самое тяжелое — голод. Я хотела есть все десять лет. Норма хлеба 500 грамм в день и жидкий суп. Смотришь на чужую пайку, а вдруг кому дали больше хлеба, так обидно.
После освобождения Анна Корниловна решила остаться в Магадане. На «материке» ее никто не ждал. Тут она встретила своего будущего мужа. Такого же бывшего лагерника.
В лагерях Колымы на соседних нарах оказывались политические и уголовники, те, кто помогал СС, и так называемые победители (солдаты Красной Армии, которые прошли войну, но были арестованы). По словам Сергея Райзмана, в разное время количество политических было от 15 до 45 процентов от всех заключенных.
Я хотела есть все десять лет лагерей. Норма хлеба 500 грамм в день и жидкий суп. Смотришь на чужую пайку, а вдруг кому дали больше хлеба, так обидно
— Но это сложный вопрос, по политической статье проходили и те, кто примкнул к СС, — рассуждает Райзман. — С другой стороны, была бытовая статья, так называемая «три колоска», когда люди попадали в лагерь за кражу горсти зерна. Их считать жертвами репрессий? Да, хотя они не проходят по 58-й статье. А вот по политическим статьям проходили и те, кто устраивал эти репрессии. Нарком Берия, например. К сожалению, нельзя поставить черту: вот это виноватые, а это невинные.
После смерти Сталина многие заключенные и охранники остались жить и работать в Магадане и уже не спрашивали друг у друга, кто за что сидел, а кто кого охранял. Галина Кадырова, дочь репрессированных, родилась и выросла на Колыме.
— Я помню, у нас в поселке один мужчина литовец, он никогда никуда не выезжал, — вспоминает Галина. — У него жена была, дети. Через много лет мы с сыном поехали в Вильнюс, зашли к знакомым. Они нам рассказали, что местные в Литве искали этого нашего соседа. Оказалось, что на Колыме в лагерях он был надзирателем. И особо жестоко обращался именно с прибалтами. Настолько жестоко, что об этом стало известно даже у него на родине. А у нас в поселке прошлое предпочитали не вспоминать. Родители уже умерли, а мы так и не узнали, что они пережили в лагерях. Об этом надо рассказывать. Чтобы подобное не повторилось, чтобы потом врагов среди своих не искали и не находили.
Сергей Райзман подтверждает: большинство бывших лагерников предпочитали не рассказывать о годах, проведенных в лагерях. Со смерти Сталина прошло 65 лет, а страх остался. Анна Корниловна в конце нашей беседы спросила: «А вы ничего такого не напишете, за что меня опять врагом народа объявят?» С этим страхом сталкивались и работники Музея истории ГУЛАГа, когда опрашивали бывших заключенных или их родственников. Этот страх в общественной дискуссии, в попытках оправдать или забыть сталинские репрессии.
— Этот страх будто генетически передается через поколения, — объясняет Роман Романов, директор Музея истории ГУЛАГа. — И это как в психотерапии: травму из прошлого нужно вспомнить и проработать. Вспоминать больно, но без этого нельзя. У нас нет осознания нашего 20-го века, того, что государство делало со своими гражданами. И остается этот вбитый страх. Осознание подобной травмы занимает годы.
Поделиться: