У выставки “Большой террор” есть, на взгляд “Поиска”, особенность: среди документов, представленных на ней, нет жизнеутверждающих и оптимистических - все сплошь трагические. Что и неудивительно - экспозиция “Большой террор” рассказывает о репрессиях 1937-1938 годов. Работает она, между прочим, в бывшем здании едва ли не самой идеологически выдержанной организации Советского Союза Институте марксизма-ленинизма, там же располагался и партийный архив. Сегодня здесь находится Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). В ушедшем году на слуху у общественности был юбилей революции 1917 года, а круглая дата - 80 лет с начала Большого террора - осталась незамеченной. А зря, уверена куратор выставки Жанна Артамонова. 10 лет она работает в РГАСПИ, массовыми репрессиями занимается со студенческих времен, кандидатскую защищала по показательному процессу 1936 года, а сейчас пишет книгу о московских процессах 1936-1938 годов.
- Партийные архивы давно рассекречены, уйма книг выходит о сталинизме, - рассказывает Жанна Владимировна, - но, насколько я могу судить, масса людей толком не знает о событиях конца 30-х годов прошлого века, и вокруг истории Большого террора существует множество мифов. Бороться с ними - задача не наша, мы лишь демонстрируем ключевые документы из фонда ЦК КПСС, всего в экспозиции их более ста.
Большой террор, как свидетельствуют архивы, был целенаправленной, спланированной акцией политбюро, и курировал ее лично Сталин. Наша цель - показать, как проводились репрессии. У нас в стране по привычке больше вспоминают жертв, но избегают упоминать организаторов и исполнителей. Мы стараемся восполнить этот пробел. Удивительно, но даже эксперты по этому периоду советской истории, не говоря об авторах многочисленных книг, судя по всему, никогда не видели многих из представленных на выставке документов. В оправдание они ссылаются на запреты, мол, подавляющее их большинство до сих пор не раскрыто, но это не так. Скажем, фонд Ежова доступен историкам с 1990-х годов. Но когда, готовясь к выставке, в очередной раз я открыла некоторые дела этого фонда, то убедилась, что исследователи их не видели.
А теперь сама экспозиция. Ж.Артамонова показывает документы февральско-мартовского пленума 1937 года, подытожившего результаты репрессий, проходивших после убийства Кирова в 1934 г. На пленуме решалась судьбы Н.Бухарина и А.Рыкова, и бывшие их друзья прямо во время заседаний упражнялись в остроумии - рисовали на них карикатуры. Специально созданная комиссия постановила не предавать Бухарина и Рыкова суду, а направить дело в НКВД, и они были арестованы. Пленум определил “врагов”, против которых должны были быть направлены дальнейшие репрессии.
Несколько стендов посвящены исполнителям Большого террора. Открывает раздел шифротелеграмма Сталина: аппарат НКВД во главе с Ягодой опоздал в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока на четыре года, и потому во главе комиссариата следует поставить Ежова. Несмотря на однозначно негативную его оценку, по мнению Артамоновой, рассказывать о нем - дело отнюдь не простое. Нужно попытаться понять причины его стремительного карьерного роста, на пике которого он стал главным исполнителем воли Сталина и осуществлял его репрессивную политику, названную позже “ежовщиной”. Сегодня о Ежове продолжают говорить исключительно как о “кровавом карлике”, объясняя его поступки садистским характером и физической неполноценностью, подчеркивая его невежество и безграмотность (известно, что он не окончил и начальной школы). В документах начала 1920-х годов трудно узнать будущего “железного” наркома: он неграмотен, в письмах выражается разговорным языком, изобилующим просторечными выражениями. Но в середине 1920-х, когда его карьера пошла вверх, он был направлен на курсы марксизма при Коммунистической академии, где обучался около двух лет. И после этого обвинять его в невежестве и малограмотности неверно. В делах личного фонда Ежова хранятся черновики и оригиналы подготовленных им докладов, писем, проектов постановлений политбюро ЦК с 1920-го по 1937 годы. Писал Ежов много, относился к делу серьезно и дотошно, часто переписывал текст, тщательно подбирая слова и стилистически отшлифовывая фразы. Типичный сталинский выдвиженец проявил большие организаторские способности, трудолюбие, “железную хватку” и “политический нюх”, беспрекословное послушание и преданность вождю, а закончилась карьера наркома, как и многих его жертв, расстрелом.
На выставке представлен черновик его письма Сталину (1936 г.), написанный после показательного процесса над Зиновьевым и Каменевым. Ежов еще не назначен наркомом внутренний дел, но поскольку он курировал следствие по делу убийства С.Кирова, подробно докладывает о нем. Он сообщает ЦК, какие следственные дела рассматривает (Бухарина, Рыкова, Томского и др.): “Пересмотрели сейчас все списки арестованных по настоящему делу - расстрелять придется довольно внушительное количество, лично я думаю, что на это надо пойти и раз и навсегда покончить с этой мразью”. Из другого письма: “Понятно, что никаких процессов устраивать не надо - все можно сделать в упрощенном порядке”.
Представлены здесь и отчетные карточки к партбилетам сотрудников наркомата Внутренних дел, заместителей Ежова и начальников основных отделов (в 1939-1940 гг. все они были расстреляны). В разгар репрессий (июль 1937 г.) было проведено массовое награждение чекистов. Вышло постановление ЦК ВКП(б), закрепляющее за сотрудниками НКВД жилплощадь и обстановку репрессированных.
Экспозиция развенчивает многие распространенные мифы и едва ли не главный, будто вождь не знал, какие беззакония творятся за его спиной. Фактически на каждом документе, касающемся репрессий, есть автограф Сталина, его ближайших соратников и видных деятелей политбюро: Молотова, Ворошилова, Кагановича, Ежова, Чубаря, Микояна... Ключевой документ - постановление ЦК ВКП(б) от 31 июля 1937 года, утверждавшее известный приказ НКВД №00447 от 30 июля 1937 г. “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов”. Постановление вышло на следующий день после приказа, как бы подтверждая, что меры, предложенные НКВД, не личная инициатива чекистов. А еще раньше, в начале июля, на места ушло директивное письмо ЦК с поручением секретарям обкомов и крайкомов взять на учет всех возвратившихся домой кулаков и уголовников, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения через “тройки”. В приказе №00447 был заложен механизм эскалации террора, когда местным секретарям ЦК разрешалось увеличивать лимиты на расстрелы и высылку.
Секретарь Курского обкома докладывает ЦК, что обязуется выслать 4784 человека, а расстрелять - 1798. И на всех телеграммах - автограф Сталина, подтверждающий его согласие. Затем шифротелеграммы утверждало политбюро. Почувствовав одобрение, на местах начали увеличивать лимиты и округлять показатели. Казахский крайком три месяца подряд рапортовал о выполнении дополнительных норм (так были репрессированы около 5000 человек). В итоге 31 января 1938 года ЦК принимает новое постановление - о продолжении репрессий и увеличении норм на аресты и ссылку. Хотя, можно предположить, не будь одобрения Сталина, репрессии постепенно сошли бы на нет. Известно, что ему давали на подпись расстрельные списки. Из одного из них вождь вычеркнул фамилию маршала Егорова (июль 1938-го), а в 1939-м его расстреляли.
- Жанна Владимировна, какие документы заинтересовали лично вас?
- Пожалуй, те, что касаются судеб репрессированных и членов их семей. По постановлению НКВД от 1937 года “О членах семей изменников Родины” жен ссылали в лагеря на 5-8 лет, а малолетних детей определяли в детприемники (после 15 лет их судьбу решали по ситуации). Есть записка Сталина (лето 1937 г.) о немедленной высылке жен. Речь шла о высылке из Москвы жен Тухачевского, Уборевича, Якира, Гамарника и др. В июле 1937-го их отправили в Астрахань, а оттуда, разлучив с детьми, распределили по лагерям.
Есть в экспозиции и письмо первой жены Н.Бухарина Надежды Лукиной. Она писала Сталину, что считает своей обязанностью заявить о невиновности Бухарина, так как “пролетарская секира не только не должна быть беспощадна, но и высоко целомудренна, - в этом, между прочим, ее отличие от других секир”. Длительное время она страдала заболеванием позвоночника и могла передвигаться только в специальном железном корсете. В 1938 г. ее арестовали и содержали в Бутырской тюрьме. Сокамерница Луниной вспоминала, что там ей сломали корсет. (Остается только догадываться, как ее водили на допросы.) Тем не менее эта измученная до предела женщина находила в себе силы внимательно перечитывать каждый протокол допроса, делать в нем правки, пометы и исправления. Виновной себя Надежда Лукина не признавала, о чем и было написано в ее личном деле. 9 марта 1940 г. ее расстреляли.
Сохранилась фотография последней жены Бухарина Анны Лариной с сыном Юрием. Бухарина арестовали, когда ребенку было около двух лет. Мать с сыном отправили в Астрахань и там разлучили. В воспоминаниях Ларина писала, что “больше никогда не видела своего сына ребенком”. Встретились они только в 1956 г. Тогда же Юрий узнал, кем был его отец. В экспозиции есть несколько писем жен репрессированных: одни рьяно защищали мужей, утверждая, что они ни в чем не виноваты, другие от них отказывались.
Экспозиция интересна и тем, кто не был в курсе трагических событий конца 30-х годов, и тем, кто, хоть и знал о них, но теперь получил документальное подтверждение. Выставка будет работать до 31 января 2018 года.
Юрий ДРИЗЕ
Иллюстрации предоставлены Ж.Артамоновой
Нижняя иллюстрация - шифротелеграмма первого секретаря Казахского крайкома ВКП(б) Л.И.Мирзояна И.В.Сталину с просьбой предоставить дополнительные “лимиты” на расстрелы (с автографами И.В.Сталина, В.М.Молотова, Л.М.Кагановича, В.Я.Чубаря, С.В.Косиора, К.Е.Ворошилова).
29 октября "Пермский Мемориал - Европа" и телеграм-канал "Пермь 36,6" провели акцию "Возвращение имён". В этом году акция прошла в формате онлай-трансляции на YouTube-каналах организаторов. Ведущими эфира были наши давние друзья и члены "Мемориала" Юлия Балабанова и Владимир Соколов. Вот несколько фактов о прошедшем "Возвращении имён - Пермь - 2024".