Государственные дети в Москве
Автор: «Мемориал»
16.02.2017
Я часто думаю: сколько людей принимало участие в том, чтобы обездолить таких детей, как я! Я уж не говорю о тех, кто приходил арестовывать родителей. Но ведь кто-то взял меня, куда-то отвез; кто-то решил, в какой город и в какой детский дом меня отправить; какой-то секретарь — скорее всего женщина, сама мать — выписывал это направление и ставил свою неразборчивую подпись. Делая это каждый день, должны они были что-то думать, как-то объяснять себе это массовое сиротство, находить оправдание и своему участию в этом деле. Впрочем, оправдание себе каждый человек находит легко и просто…
М.И.Николаев, «Детдом»
Один из плакатов, который несли участники физкультурного парада на Красной площади 6 июля 1936 года, гласил: «Спасибо родному Сталину за наше счастливое детство!». Позднее этот лозунг можно было услышать во многих песнях, увидеть на плакатах, изображающих здоровых и счастливых пионеров, находящихся под надежной защитой государства, которое обеспечивает их безоблачное детство.
Советский плакат. 1950 г.
Фото: sahallin.livejournal.com
Однако взяв на себя функцию верховного защитника, государство стало и едва ли не основным виновником бед, взяв на себя право судить, кто именно достоин такого безоблачного детства. Так миллионы детей по всему Советскому Союзу прямо или косвенно стали жертвами тоталитарной системы. Революция 1917 года, гражданская война, голод, безработица, коллективизация, раскулачивание, последовавшие за тем репрессии, Великая Отечественная война стали испытанием для очень многих слоев населения. Разумеется, все эти события не могли не коснуться самых незащищенных членов общества — детей. Не имевшие возможности ни изменить свою судьбу, ни распорядиться ею, дети, случайно попавшие в этот круговорот событий и социальных катаклизмов, оказались, вероятно, самыми бесправными и забытыми жертвами советской власти. Многие из них лишились детства, родителей, настоящих имен и дат рождения, а зачастую — и жизни.
ЗАКОН И ПОРЯДОК
В начале XX века проблемы, связанные с защитой детей, оставшихся без крова и опеки родителей, обострились во многих странах. Подходы к их решению зависели не только от материального благополучия и потерь в Первой мировой войне, но и от дальнейшей стабилизации политической и экономической ситуации. Так, в Западной Европе и США основной акцент в борьбе с беспризорностью делался на семейное воспитание и общественную благотворительность. Он был схож с подходом России после Февраля 1917 года, когда общественность активно привлекалась к опеке и спасению беспризорников.
Курский Дмитрий Иванович, первый советский прокурор, народный комиссар юстиции РСФСР.
Участвовал в создании первых советских законов о семье, браке и опеке.
С приходом к власти Советов социальное воспитание детей, государственная опека над ними, а также борьба с беспризорностью стремительно превращается в политическое явление. «Для большевиков важна была не просто ликвидация 7-миллионной (в 1922 г.) детской беспризорности, а такая борьба с нею, при которой обеспечивался бы приоритет классовых ценностей. Не спасение детей было главной целью большевиков, а недопущение этого спасения „классово чуждыми“ руками» (Рожков А. Ю. Борьба с беспризорностью в первое советское десятилетие).
В феврале 1919 года при СНК был создан Государственный совет защиты детей под председательством А. В. Луначарского. В него входили представители наркоматов труда, социальной защиты и продовольствия. Комиссии могли освободить несовершеннолетних от наказания или направить в одно из «убежищ» Наркомата общественного призрения (сообразно характеру деяния).
Одновременно действовала созданная в 1918 году силами общественных деятелей, учителей и кооператоров Лига спасения детей, которая использовала для размещения детей учреждения здравоохранения, бывшие приюты, входившие в ведомство императрицы Марии, и создавала свои трудколонии, привлекала благотворительную помощь из-за рубежа. В течение года Лига создала 14 детских колоний, детский санаторий в Москве, несколько детских садов и клубов. К началу января 1921 года все запасы продовольствия, предоставленные из-за границы организации, были изъяты, а все детские учреждения перешли под управление Московского отделения народного образования (МОНО).
27 января 1921 года была учреждена особая Комиссия по улучшению жизни детей (Деткомиссия при ВЦИК). В ее состав вошли представители ВЦСПС (центральных органов профсоюзов), наркоматов просвещения и рабоче-крестьянской инспекции, здравоохранения, ЦК комсомола, женотдела и отдела агитации и пропаганды ЦК РКП(б) и Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией. В связи с нарушением сообщения между городом и деревней в Москве увеличилось число голодающих. По инициативе московских педагогов в сентябре 1922 года при Московском отделе народного образования возникла Чрезвычайная комиссия по борьбе с детской беспризорностью, в обиходе получившая название Детской Чрезвычайной Комиссии (по аналогии с ВЧК). Для детей были созданы особые пункты на всех вокзалах Москвы. В сентябре — ноябре 1922 года сотрудники ДЧК подобрали на вокзалах и улицах города около семи тысяч беспризорников.
Однако беспризорность и безнадзорность идут рука об руку с ростом правонарушений среди детей, поэтому один из первых декретов новой власти был связан не с защитой детей, а с определением ответственности и наказания для несовершеннолетних. Суды и тюремное заключение для них были отменены декретами СНК еще от 14 января 1918 года: председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов (Ленин) и нарком юстиции Исаак Штейнберг подписали декрет «О комиссиях для несовершеннолетних», который упразднял суды и тюремное заключение для лиц обоего пола до 17 лет, «замеченных в деяниях общественно-опасных». Нормативный акт имел обратную силу: судебные дела о детях, даже и законченные, подлежали пересмотру. Их, как и новые дела, предписывалось передавать на рассмотрение несудебным органам — комиссиям для несовершеннолетних, которые находились в ведении Наркомата общественного призрения и включали представителей трех ведомств: общественного призрения, просвещения и юстиции.
Декретом от 4 марта 1920 года Народному комиссариату юстиции предписывалось помещать несовершеннолетних правонарушителей отдельно от взрослых преступников и создавать для подростков особые учреждения. Однако этот принцип постоянно нарушался. Иногда даже в обычных «взрослых» тюрьмах содержались несовершеннолетние — чаще всего подростки. Грудные младенцы нередко вместе с матерями находились в следственных изоляторах и тюрьмах. В 1921 году в Бутырской тюрьме в одиночной камере некоторое время содержали трехлетнего мальчика Шуру — сына сидевшей в той же тюрьме эсерки. Однако в целом содержание во взрослых тюрьмах в 20-е годы было скорее явлением временным, чем системным.
В 1922 году наметилось усиление карательной уголовной политики в отношении несовершеннолетних в возрасте от 16 до 17 лет. Это было связано с пересмотром возраста наступления совершеннолетия (на практике он принимался до 17 лет, как то было по дореволюционному праву). Согласно ст. 18 УК РСФСР по отношению к ним могли применяться те же виды уголовных наказаний, что и ко взрослым, вплоть до смертной казни. Правда, в опубликованном вскоре примечании в ст. 33 УК было сказано: «Высшая мера наказания — расстрел — не может быть применена к лицам, не достигшим в момент совершения преступления 18-летнего возраста». Октябрьской сессией ВЦИК в 1922 году в Уголовный кодекс были введены две новые статьи — 18-а и 18-б, требовавшие обязательного смягчения наказания для несовершеннолетних от 14 до 16 лет наполовину, и от 16 до 18 лет — на одну треть.
Согласно Исправительно-трудовому кодексу РСФСР от 16 октября 1924 года само воспитание должно было быть лишено малейших признаков мучительства и носить «медико-педагогический характер», что являлось одним из важнейших признаков советской исправительно-трудовой политики. Цель помещения несовершеннолетних в учреждения, созданные для применения таких мер, декларировалась как обучение их квалифицированным видам труда, для чего на местах создавались специальные мастерские, расширение умственного кругозора через общее и профессиональное образование и физическое развитие, а также воспитание полноценных граждан новой страны.
Продолжались попытки ликвидировать проблему сирот. Одним из важнейших законодательных актов в сфере преодоления детской беспризорности являлся декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 8 марта 1926 года, где четко разграничивалось, какие дети нуждались в полном государственном обеспечении, а какие — лишь в охране и временной помощи. В полном обеспечении нуждались: а) круглые сироты; б) дети, потерявшие связь с родственниками; в) изъятые из семьи постановлением суда; г) подкинутые. Меры охраны и временной помощи применялись к тем детям, которые, а) оказались беспризорными вследствие тяжелой болезни их родителей или других лиц, у которых они находились на воспитании; к этой же группе относились дети неработающих матерей-одиночек, которые не получали помощи от мужа; б) стали беспризорными, так как их родители или другие лица, которые их воспитывали, временно отсутствовали (лишение свободы, нахождение в больнице и т. п.)
Одновременно с этим в 1926 году появляется 12 статья УК РСФСР, которая позволяет осуждать детей с 14 лет за тяжкие преступления, такие как кража, насилие, убийство и т. д. Однако несмотря на ужесточение остался в силе запрет применять к несовершеннолетним смертную казнь (ст. 14-а) и обязательное смягчение наказания: в возрасте от 14 до 16 лет — наполовину, а в возрасте от 16 до 18 лет — на одну треть. К 1935 году внесенные поправки оговариваются возможностью применения и высшей меры наказания (расстрела) к детям, начиная с 12 лет. Этот закон можно считать поворотной точкой, завершившей смену курса в отношении детей: если в 1920-е годы в целом акцент ставили на воспитательные и педагогические меры и идеи, эксперименты с различными формами детских учреждений и коммун, опытных станций Наркомпроса, всевозможные идеи в духе воспитания и перевоспитания «нового человека», то в 1930-х превалировали милицейские, репрессивные и изоляционные меры. И даже сама борьба против беспризорности нередко оборачивалась войной против самих детей.
СМЕНА ВЕХ
Если мы сейчас обрисуем положение Москвы как в отношении беспризорности, так и полубеспризорности, то можно смело сказать, что еще никогда мы не переживали такого тяжелого момента. Даже во время голода, в 1921 году, не было того ужаса, который мы переживаем сейчас. [...] Нужду на фабриках, заводах, на железных дорогах, где рабочие получают всего каких-нибудь 25 руб. и имеют семью в 4-5 ч., где необходима наша помощь, мы не в состоянии удовлетворить, не в состоянии только потому, что в Москве слишком много детей, у которых совсем нет ничего...
Из доклада заместителя заведующего отделом охраны детства Наркомата просвещения РСФСР А. Д. Калининой, 1925 г.
Идеалистический образ сироты, о котором необходимо позаботиться, претерпевал радикальную трансформацию на протяжении 1920–1930-х годов. Беспризорники продолжали прибывать в столицу даже в относительно стабильное время. Уже к середине 1920-х годов в детях, лишенных родителей и крова, стали видеть прежде всего потенциальных преступников, угрозу стране и общественному порядку.
Наиболее ярко этот новый образ детей-сирот представлен в первом звуковом советском фильме «Путевка в жизнь» (Реж. Н. Экк, Межрабпомфильм, 1931), где шайку беспризорников сопровождает ореол типичных социальных аномалий — от воровства и готовности вступить в драку до курения и алкоголя. Подразумевалось, что такие дети опасны и вредны, не хотят учиться и не приспособлены к жизни в культурном обществе, они вызывают страх у рядовых граждан. Это лишь способствовало одобрению населением форсированной ликвидации беспризорности с помощью коренной ломки системы профилактики правонарушений среди сирот. Роль органов просвещения и социального обеспечения отводилась в этом деле милиции и строгому учету. В 1931 году ликвидировали Центральную комиссию по делам несовершеннолетних, а в 1935 году — все комиссии, работающие с несовершеннолетними правонарушителями на местах. Рассмотрение дел о преступлениях несовершеннолетних снова было передано в суд.
Одновременно последовало и ужесточение норм наказания для детей: в соответствии с принятым в 1935 году постановлением «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» за кражу, причинение насилия, телесных повреждений, увечий, убийство или попытку к убийству к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания привлекались дети, которым на момент совершения преступления исполнилось 12 лет. В дальнейшем к особо тяжким преступлениям, за которые должно было последовать немедленное наказание, причислялась подстрекательская и контрреволюционная деятельность. В каких именно случаях деятельность несовершеннолетних детей может считаться контрреволюционной, оговорено не было.
Проект постановления ЦИК и СНК Союза ССР «О борьбе с несовершеннолетними преступниками».
(С дополнениями и пометками И. Сталина. Источник: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д.1059. Л. 24
Это новое ужесточение последовало вслед за чрезвычайным событием: нападением девятилетнего мальчика с ножом на сына заместителя прокурора Москвы Кобленца.
Тов. Вуль [в то время начальник милиции г. Москвы], с которым я разговаривал по телефону по этому поводу [вооруженное нападение подростков] сообщил, что случай этот не только не единичен, но что у него зарегистрировано до 3000 злостных хулиганов-подростков, из которых около 800 бесспорных бандитов, способных на все. В среднем он арестовывает до 100 хулиганствующих и беспризорных в день, которых не знает куда девать (никто их не хочет принимать). Не далее как вчера 9-ти летним мальчиком ножом ранен 13-ти летний сын зам. прокурора Москвы т. Кобленца. Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно и тем обезопасить столицу от все возрастающего «детского» хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать пока они вырастут еще в больших разбойников?
Из письма тов. Ворошилова тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Калинину от 21 марта 1935 г.
Постановление ЦИК и СНК Союза ССР «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних».
Источник: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1059. Л. 28
Постановление ВЦИК и СНК от 25 ноября 1935 года «Об изменении действующего законодательства РСФСР о мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних, с детской беспризорностью и безнадзорностью», фактически, отменяло возможность снижения срока наказания для уже осужденных правонарушителей в возрасте от 14 до 18 лет и предусматривало ужесточение режима содержания в колониях.
В 1935 году был создан также отдел трудовых колоний для несовершеннолетних НКВД СССР, подчиненный АХУ НКВД, но имевший свой административный аппарат во главе с управляющим, который нес полную ответственность за состояние дел, осуществлял руководство учебной, воспитательной, производственной и финансовой частью. Начальником отдела был назначен бывший управляющий трудкоммуной №2 ОГПУ П. С. Перепелкин.
ДЕТИ И РЕПРЕССИИ
Вскоре вышел печально знаменитый оперативный приказ НКВД №00486 от 15 августа 1937 года о гонениях и репрессиях в отношении ЧСИРов (членов семей изменников родины), подписанный народным комиссаром внутренних дел СССР Ежовым. Согласно приказу, детей «врагов народа» в возрасте до трех полных лет предусматривалось размещать в детских домах и яслях по месту жительства выселенных осужденных родителей, детей же до пятнадцати лет предполагалось содержать в особых детских домах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска и других крупных городов.
Решение Политбюро, вслед за которым последовал приказ НКВД СССР (№ 00486) от 15 августа 1938 года, регламентировавший процедуру ареста, оформления «дела» и отправки в лагеря членов семей изменников родины, осужденных с 1 августа 1936 г. Военной Коллегией и военными трибуналами. Копия из архива Политбюро ЦК КПСС. Источник: АП. Ф. 3. Оп. 58. Д. 175. Л. 107
«Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД, или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик». Такие колонии и дома («для трудновоспитуемых») были организованы в соответсвии с упоминавшимся Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31.05.1935 о ликвидации детской беспризорности и безнадзорности.
Новая волна внезапно осиротевших домашних детей, большинство из которых ждало «светлое будущее», хлынула в и без того переполненные детские дома. Так, по состоянию на 4 августа 1938 года у репрессированных родителей были изъяты 17 355 детей и намечались к изъятию еще 5 000 детей. Следует понимать, что подобное происходило порой и в семьях, где кроме родителей у ребенка оставались другие, нерепрессированные родственники, которые по закону имели право принять детей под свою опеку. В таком случае единого сценария судьбы ребенка не было, все складывалось по-разному в зависимости от отношений в конкретной семье и от конкретных сотрудников НКВД. Если бабушки, тети, няни или друзья в первые часы или дни после ареста родителей предпринимали попытку взять детей на воспитание — это могло спасти ребенка от детского дома. Но во-первых, далеко не всегда им давали разрешение на опекунство, а во-вторых, сами родственники нередко отказывались забрать ребенка, ведь это не только усложняло жизнь и без того стесненных семей, но и было для них большим риском:
…Мне светила прямая дорога в детскую колонию, куда отправляли всех детей изменников родины. Там для них были созданы особо тяжелые условия, правда и великая дружба там была. Меня спасла тетя Ната, она оформила на меня официальную опеку, что допускалось специальным постановлением НКВД. Она была замужем за военным врачом Н. И. Турчаниновым, и, проявлением заботы о вражеском отпрыске, навлекала на себя, а особенно, на своего доброго и благородного супруга, грозную опасность, притом сама она была очень, прямо болезненно боязлива, но веления совести были для нее сильнее риска…
Алкснис Э. Я. Большой террор в малом масштабе
Так описывал события 1938 года Э. Я. Алкснис, чей отец был арестован в Москве в годы Большого террора. Но сыну репрессированного комдива действительно повезло: он оказался в семье своих близких родственников, в то время как многих из его сверстников просто отказались отдать на воспитание родным:
Была у нас знакомая, Нонна, ее родителей арестовали, когда ей было пять лет. У нее были родственники, которые хотели взять ее к себе. А ее забрали, отвезли в детский дом — и концы в воду; она же маленькая, не может дать о себе знать. Ее дядя несколько лет разыскивал по детским домам и нашел только потому, что ей не сменили фамилию. Но ее ему не отдали. Он ее больше не упускал из виду, и все время хлопотал, и получил ее только года 4 спустя. Какая-то была история, чуть ли он ее не выкрал из детского дома.
Николаев М. И. Детдом
Правда, иногда родным удавалось найти ребенка еще в приемнике, до отправки в неизвестный, а часто и далекий детский дом — так няня двухлетнего Юлия Кима через несколько дней после ареста его матери (отец к тому времени был уже расстрелян) нашла его с сестрой в Даниловском детприемнике, забрала, и вместе с бабушкой воспитывала их до возвращения матери из лагеря спустя десять лет. Это счастливая судьба для детей врагов народа: вырасти с родными и, хоть и годы спустя — вновь обрести мать.
А кто-то из детей и вовсе оказывался для своей семьи опасной и нежеланной обузой, которая в любой момент могла бы стать причиной ареста всех родственников:
Я когда приходил к тете Оле, она ночью своему мужу, дяде Косте говорила: «Нет, от этого гостя надо избавляться. Не дай Бог, узнают чекисты, они арестуют наших мальчиков». И говорила мне утром: «Леня, завтракай и иди к бабушке». Я послушно завтракал, уходил к бабушке. Приходил к Берте Моисеевне: «Ты что?» Тетя Оля мне сказала к вам идти».
Но бабушка была недовольна моим приездом. «Бабушка, в чем дело? Почему?» — «Потому что на тебе печать.» «Какая печать?» «Когда твой дядя узнает, что ты приехал, он будет очень ругаться». В свои 8 лет я уже понимал, что для всех опасен. Я уходил из дома и шатался по улицам. В конце концов я украл с уличного лотка конфет, меня арестовали и отвели в Даниловский детприемник….
Это детство Леонида Муравника, чьи родители были расстреляны в 1937 году, и он, мальчик из благополучной семьи, став опасным гостем для всех родственников, с 9 лет воспитывался в разных детдомах, неоднократно бежал и беспризорничал.
Такого ребенка могли арестовать на улице, по дороге в школу или даже в самой школе, не объясняя, куда и зачем его увозят. Случалось, что детей арестованных родителей спустя какое-то время забирали прямо из дома — на глазах у старших братьев и сестер:
С мамой я не простился. Мы с Адиком, закончившим третий класс, были в пионерском лагере, когда ее арестовали. Приехав, застали дома одного Лёву. Некоторое время мы жили втроем, три брата. Лёва работал инструктором физкультуры, мы с Адиком готовились к учебному году. Днем ходили в столовую института инженеров железнодорожного транспорта, где были дешевые обеды — Лёва оставлял нам на питание. Но однажды, когда мы собирались идти в столовую, появилась женщина в сопровождении милиционера. Показав мне какую-то бумагу, заявила мне, что Адика забирают в детский дом, так как я еще мал, чтобы его воспитывать. Я смотрел в бумагу и не понимал ни слова — я не видел букв… Приехавший с работы брат изругал меня всячески, зачем я отдал — а я не мог ему ничего ответить. Лёва кинулся на поиски: Адик оказался в Даниловском детприемнике. Отвезли ему кое-что из необходимого, кое-какой еды… Я с ним не виделся до декабря 1953 года, более шестнадцати лет. Вместо одиннадцатилетнего мальчика я приехал к отцу троих детей.
Сосновский В. Л. 16 лет ГУЛАГа
Так называемые «изъятые» дети членов семей изменников родины.
Фото из спецдетдома Наркомпроса. 1930-е гг. Фото: Дети ГУЛАГа. 1918–1956
БЕСПРИЗОРНЫЕ, БЕЗНАДЗОРНЫЕ
Советские дети? Да, конечно, знаю: это — besprizorniki…» Такой ответ мне приходилось слышать здесь за границей не раз, когда речь заходила о детях в советской России.
Замятин Е. Советские дети. 1932
Наряду с детьми «врагов народа», чьи родители были арестованы по 58-й статье УК, исследователь Советского ГУЛАГа Жак Росси выделял еще три группы детей, которых можно считать пострадавшими от советской власти. Это лагерные дети, рожденные в заключении, кулацкие дети, которым во время насильственной коллективизации деревни удалось ускользнуть от высылки, но позже пойманные, осужденные и направленные в лагеря, и испанские дети, которые чаще всего оказывались в детских домах в ходе чистки 1947–49 гг. Уже подросшие, многие их этих детей были посажены в лагеря со сроками 10–15 лет — за «антисоветскую агитацию». Многих из них можно было встретить в Москве в числе беспризорников, которые устремлялись в крупные города в поисках пищи и в надежде на подаяния.
На наш взгляд, обстоятельства, которые вынудили детей остаться без надзора родителей или опекунов после Гражданской войны, голода, раскулачивания и ряда других социальных катаклизмов, дают нам повод добавить детей-беспризорников к числу невинно пострадавших. Кроме того, в этот список можно включить детей-спецпереселенцев, депортированных вместе с родителями, а также детей, живших рядом с лагерями и ежедневно наблюдавших лагерную жизнь: они не принадлежали к аудитории, для которой создавались лозунги и плакаты о счастливом и безоблачном детстве.
Почти все эти категории детей можно было встретить и в сталинской Москве. Спасаясь от голода, дети из городов и деревень центральной России устремлялись в Москву, минуя все милицейские отряды, призванные не пускать их в столицу. Тысячи беспризорников на улицах города — одна из самых характерных черт повседневной жизни Москвы 1920-х. Здесь они оседали на улицах, свалках, труднодоступных для милиции местах. В воспоминаниях горожан можно встретить свидетельства о том, что беспризорники собирались по отдельным районам Москвы: в Марьиной Роще, Черкизове, на Смоленском и Хитровом рынке, Трубной площади. Группами по 20–30 человек они ютились в подвалах и полуразрушенных домах. В башне Красных ворот жило до 600 бездомных детей: «Они пробирались во внутренние комнаты по сырым темным проходам и ночевали здесь в гнилой соломе и на грязном тряпье. Утром, посиневшие от холода, табака и наркотиков, завернутые в невообразимые лохмотья, они выходили „на промысел“. Весь Земляной вал от Красных ворот до Курского вокзала заполнялся ворами, спекулянтами, проститутками» (Софинов П. Г. Из истории борьбы с детской беспризорностью // Вопр. истории КПСС. 1966. №8).
А если уж они попадались на мелкой уличной краже, хулиганстве или даже разбое, то отправлялись чаще всего в один из приемников-распределителей Москвы, а после 1930 года, как и все беспризорники, в Даниловский детский приемник, который подчинялся Московскому уголовному розыску. Там они оказывались вместе с теми, чьи родители были арестованы как «враги народа», и оттуда отправлялись в лучшем случае в трудовую коммуну НКВД, где имели возможность начать новую жизнь и воспитываться в гуманных условиях с некоторой свободой действий (такие коммуны основывались на самоуправлении), ну, а в худшем — в Московский труддом, изолятор, или вовсе в арестный дом или концлагерь, чтобы затем быть расстрелянными на Бутовском полигоне или в Коммунарке, например, за кражу пары буханок хлеба или даже за «антисоветскую агитацию» — наколку Сталина на ноге. Но если дети, осужденные по политическим статьям, были впоследствии реабилитированы, то осужденные по уголовным статьям не подлежат реабилитации до сих пор.
Однако основной задачей, с которой постоянно сталкивались советские власти в связи с притоком беспризорников, стала необходимость уменьшить количество неугодных детей в столице, вне зависимости от причины их сиротства. В СССР была создана для таких детей целая сеть учреждений, порядки в которых были разные, но зачастую мало чем отличались от тюремных.
«В связи с крайней перегрузкой Даниловского приемника и необходимостью осуществления мер по полному изъятию беспризорных детей с улиц города Москвы к 16-ой годовщине Октября, в которых Даниловский приемник не может не принимать участие, Вам поручается организовать переброску — 300 человек детей из Даниловского приемника,» — гласило постановление от 31 октября 1933 года начальника управления московской милицией (ГАРФ. Ф. Р5207. Оп. 3. Д. 23. Л. 51–52).
Беспризорные дети в товарных вагонах поезда прибывают в Болшевскую коммуну. Дети высаживаются из вагонов, бегут к сборному пункту, проходят парикмахерскую обработку. В последнем кадре с детьми появляется М. Погребинский, основатель и руководитель трудкоммуны
ДЕТСКИЕ ПРИЕМНИКИ-РАСПРЕДЕЛИТЕЛИ
Детприемники (детские приемники-распределители, вагон-приемники, детские коллекторы, приемно-распределительные пункты) возникли в первые годы советский власти. Приемник был первым местом, куда попадал ребенок с улицы, с вокзала или из дома после ареста или смерти родителей. Сотрудники приемника должны были установить личность ребенка, сфотографировать, взять отпечатки пальцев, провести так называемую санобработку и направить в одно из воспитательных, образовательных или прочих учреждений для несовершеннолетних. По замыслу, приемник должен был быть не более чем перевалочным пунктом на пути в детский дом, однако на практике из-за переполненности детских домов некоторые дети оставались в приемнике на многие месяцы, так что в словосочетание «воспитанник приемника», в документах тех лет — не редкость. По сути, они сами превращались в детские дома. В 1920-е годы в Москве существовало несколько детприемников, они делились по возрасту детей (школьный, дошкольный) и по полу. Самым большим был Покровский приемник для мальчиков. После 1930 года самым крупным детприемником в Москве стал Даниловский детприемник МУРа в Даниловском монастыре, а другие приемники постепенно перестали функционировать. Через Даниловский детприемник ежегодно проходили тысячи детей: это был почти неминуемый этап для всех детей арестованных родителей в Москве.
ДЕТСКИЕ ДОМА НОРМАЛЬНОГО ТИПА
Или детские дома для детей, лишенных родительской опеки.
«По декрету СНК РСФСР от 9 января 1918 г. „О комиссиях для несовершеннолетних“ имевшиеся на тот момент детские приюты и сиротские дома были преобразованы в государственные детские дома, в которых находились дети разных возрастов — дошкольного и школьного. Эти учреждения были в ведении специальных комиссий. Причем провозглашалось, что все дети находятся под защитой государства, что означало, что все дети без исключения находятся на государственном (бесплатном) обеспечении, тем более что призрение и благотворительность признавались буржуазными пережитками. В первом полугодии 1918 г. числилось уже 70 детских домов для несовершеннолетних, 12 колоний, 6 детских садов и 2 детских очага, в которых содержалось 9 954 ребенка. К концу 1919 г. сеть детских учреждений существенно расширилась и составила 156 учреждений на 12 тыс. детей. В 1933 г. в дома младенца и дома ребенка Москвы поступило 5,4 тыс. сирот, из которых 2,1 тыс. были подкидышами. Из материалов комиссии по борьбе с детской беспризорностью выясняется, что в 49 детских домах содержалось на начало 1933 г. 5321 детей, на начало 1935 г. — 51 учреждение и 7221 человек» (Гаврилова И. Н. Из истории охраны детства).
Детские дома и детские сады в Москве в 1913–1938 гг. Источник: www.juvenjust.org
ДЕТСКИЕ ДОМА ДЛЯ «ДЕФЕКТИВНЫХ»
«По статистике 1919 г. из почти 150 тыс. московских школьников 6% составили отсталые дети. <...> 9 тыс. умственно-отсталых детей находятся в специальных учреждениях, кроме того, столько же составили так называемые дети „морально-дефективные, продукт социальных условий капиталистического общества и наследства“, часть из которых были дети „преступники-рецидивисты, неисправимые, переданные в руки Юстиции для помещения их в Реформатории“. К менее „трудным“ относились дети „просто испорченные с порочными наклонностями (лживые, вороватые, жестокие и драчуны)“, чьи деяния носили, как говорили тогда, „семейно-опасный характер“, а также дети „уже определенно уличенные в проступках и преступлениях; деяния их общественно-опасны; они требуют более заботливого воспитательного воздействия, но все же исправимы“. Всеми этими детьми занимался второй из упоминавшихся подотделов, в задачи которого входило „сделать полезными членами трудового общества детей, которых судьба или среда выбросила за борт жизни вследствие психических и моральных недостатков“. К концу 1918 г. всех учреждений по московскому отделу насчитывалось 12 на 1120 детей. При этом отмечалось, что сделать предстоит еще много, тем более что в связи с трудными социально-экономическими условиями прослеживался рост детской преступности. До учреждения Подотдела дефективных-несовершеннолетних в марте 1918 г. борьба с детской преступностью, как указывалось, „не велась совершенно: были тюрьмы и наказания, исправительные заведения; в тюрьмы сажали детей даже за маловажные проступки“. В начале 1920 г. отдел дефективных-несовершеннолетних вместе с детскими домами перешел в ведение Московского отдела народного образования» (Гаврилова И. Н. Изистории охраны детства).
Нaчинaя с середины 1930-х годов квaлификaция ребенкa кaк «морaльно дефективного» или «трудного» больше не предполaгaла педaгогического испрaвления «зaпущенных» детей, кaк бывaло в 1920-е годы, но чaще всего приводила к изъятию их из того обществa, которое считaлось «здоровым», и к изоляции в трудовых колониях НКВД для несовершеннолетних прaвонaрушителей (подробнее см.: Гальмарини М. К. Детские поведенческие девиации и советские дисциплинирующие практики: 1935–1957 // Острова утопии. М.: НЛО, 2015).
Впрочем, как отмечает Т. М. Смирнова, единых критериев для «дефективных» и «морально-дефективных» просто ну сущестовавало. Дети, не вписывающиеся в некоторые «общепринятые нормы», как в физическом, так и в интеллектуальном или поведенческом считались дефективными по определению. На практике это приводило к печальному результату, когда вполне здоровые дети оказывались в заведениях для умственно-отсталых, или же, наоборот, дети-инвалиды и дети с нарушениями развития оказывались в очень жестком окружении малолетних правонарушителей (Смирнова Т. М. Детистраны советов. От государственной политики к реалиям повседневной жизни / М., СПб.: ИРИ РАН, Центр гуманитарных инициатив, 2015).
ДЕТСКИЕ ГОРОДКИ
Детские городки возникли в начале 1920-х годов. Они в основном располагались за городом или в сельской местности и были действительно поселениями, состоящими из примерно десятка детских домов для детей разных возрастов. В Московской области был наиболее известен городок в Малаховке. Городки должны были обеспечивать себя сами — в основном за счет сельского хозяйства или небольших производств. Существовал ряд рекомендаций по организации детских городков:
1. Городок должен располагаться рядом с селами бедняков или среднего класса или с фабрикои? и заводом.
2. Городок должен иметь собственную производственную базу в виде земельных участков и соответствующего инвентаря или в виде собственного завода, фабрики (в краи?нем случае — мастерскои?).
3. Городок обязательно должен иметь сельскохозяи?ственныи? уклон.
4. Заведовать детским городком может член партии с организационно-хозяи?ственным опытом.
5. В городке должны находиться дети в возрасте от 4 до 15 лет.
6. Дома-коллективы в городке должны быть разделены на дома дошкольные (дети 4–7 лет), школьные (дети 8–12 лет) и подростков (13–15 лет).
7. Школьные занятия в городке ни в коем случае не проводятся в детских домах, а только в центральных школах.
8. Клубные занятия также концентрируются в центральных клубах Коммунистического союза молодежи или юных ленинцев.
9. Персонал домов-коллективов (кроме дошкольных домов) состоит из заведующих и помощников-воспитателеи? (главным образом из комсомольского состава).
10. Персонал школ и клубов комплектуется из лиц соответствующеи? квалификации.
11. В городке должны быть организованы учебные заведения профессионального образования для детеи? в возрасте от 15 лет (фабзавуч, школа крестьянскои? молодежи, профшкола и т. п.). В случае невозможности организации таковых наиболее способным детям необходимо предоставить возможность продолжать свое образование для повышения производственнои? квалификации.
КОЛХОЗНЫЕ ДЕТСКИЕ ДОМА
Колхозные детские дома стали организовывать в 1943 году — это была мера, призванная решить отчасти проблему новой волны сиротства и массовой беспризорности, а заодно переложить нагрузку с государственных плеч на колхозы. Каждый детский дом был привязан одному или нескольким колхозам, которые отвечали за снабжение и пропитание воспитанников. Кроме того, при детских домах засеивали огороды. В этих детских домах жили дети фронтовиков, сироты и полусироты — жертвы войны. Колхозные детские дома были смешанными, то есть мальчики и девочки воспитывались вместе, и нередко- разновозрастными, что позволяло, в том числе, не разлучать братьев и сестер. Движение по созданию колхозных детских домов начались в Вологодской и Московской областях. По данным Наркомпроса на 1 апреля 1944 года в Московской области был 51 колхозный детский дом, в которых жили 2 430 детей. Судя по жалобам руководства некоторых колхозных детских домов, районные отделы народного образования недостаточно или вовсе не помогали колхозным детским домам, считая, что они — ответственность Наркомсобеса. Колхозные детские дома нередко создавались наспех, в лучшем случае в зданиях школ или больниц — но часто в малоприспособленных или вовсе не оборудованных зданиях. Отсутствие или острая нехватка удобств, мебели, одежды, книг и игрушек, с одной стороны, и крысы, клопы и холод, с другой — были вполне обычным делом. После войны многие колхозные детские дома расформировали, а некоторые реорганизовали в детские дома обычного типа (см.: ГАРФ. Ф. Р-5462. Оп. 20. Д. 128. Л. 44).
ТРУДОВЫЕ КОММУНЫ ОГПУ/НКВД
Учреждения для несовершеннолетних правонарушителей, созданные при ОГПУ в начале 1920-х годов по инициативе Ф. Э. Дзержинского. Они строились как учреждения открытого типа на основе добровольной сознательной дисциплины и широкого самоуправления. В них дети приобретали профессии, приобщались к труду индустриального типа. Помимо овладения какой-либо специальностью, воспитанники трудкоммун должны были развивать свои организаторские способности и чувство коллективной ответственности. Занимаясь в процессе обучения мелким производством и ведя коммунальное хозяйство, воспитанники могли снять с государства часть затрат на свое содержание. Предполагалось, что со временем коммуны смогут не только восполнять расходы, но и приносить прибыль.
ТРУДОВЫЕ ДОМА ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ
Учреждения особого типа для несовершеннолетних правонарушителей в городах с 14 до 16 лет, приговоренных судом к лишению свободы в 1924–1933 годах. Деятельность трудовых домов для несовершеннолетних правонарушителей регламентировалась Исправительно-Трудовым Кодексом РСФСР 1924 г. В нем содержится специальная глава, посвященная правилам содержания заключенных в трудовых домах для несовершеннолетних правонарушителей. Согласно ст. 175 «цель помещения несовершеннолетних в трудовой дом — обучить их квалифицированным видам труда, расширить их умственный кругозор путем общего и профессионального образования и создать из них самодеятельных и сознающих свои права и обязанности граждан, а также вместе с тем дать им физическое воспитание и оздоровить их посредством гимнастики, спорта и гигиены тела».
Труддом, по замыслу cоветского государства, должен был служить для ликвидации наиболее тяжелых форм беспризорничества. Методы исправления и воспитания там носили прежде всего медико-педагогический характер. Вопреки кодексу 1924 года около 20% несовершеннолетних в труддомах составляли не только подростки, имеющие судимость, но и просто трудновоспитуемые, «не уживающиеся в учреждениях открытого типа», и лишь концу 1920-х годов из трудовых домов были выведены взрослые заключенные и подследственные (подробнее см.: Славко А. А. Трудовые дома для несовершеннолетних правонарушителей в России 1924–1933 годов).
ИЗОЛЯТОРЫ ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ
В апреле 1935 года Отдел трудовых колоний был передан в ведение Министерства юстиции СССР и подчинен ГУЛАГу, в составе которого создается Управление детских колоний. С этого самого момента детские пенитенциарные учреждения в Советском государстве становятся очень похожи на тюрьмы для взрослых, а их цель состоит в том, чтобы изолировать «социально опасных» детей от остального общества. Для этого в 1939 году была предпринята попытка введения учреждений с соответствующим названием — «изоляторы». В соответствии с приказом НКВД СССР № 0221 за 1939 год:
1. В изолятор принимаются с санкции прокурора дети в возрасте от 12 до 16 лет, имеющие срок наказания по приговорам Нарсудов:
а) бежавшие из трудколоний,
б) злостные дезорганизаторы режима трудколоний, в отношении которых исчерпаны все меры воздействия в условиях открытых трудколоний,
в) осуждение Нарсудами с отбытием меры наказания в трудколониях закрытого типа.
2. Срок пребывания несовершеннолетних в изоляторе устанавливается в пределах 6 месяцев.
В случае необходимости срок пребывания может быть продлен постановлением, санкционированным прокурором.
Подростки от 12 до 16 лет могли находиться под следствием в изоляторе не более полугода, когда иные меры воспитания не принесли желаемых результатов. Однако как мера исправления изоляторы не прижились, и просуществовали они недолго (см.: приказ НКВД № 0221 «Положение об изоляторе для несовершеннолетних правонарушителей» от 16 июля 1939 г. ГАРФ. Ф. Р9401. Оп.1а. Д. 39).
В заключение хочется заметить, что, во-первых, список детских учреждений на нашем сайте, к сожалению, далеко не полон, и если вы владеете какой-либо уточняющей информацией или можете дополнить список еще не нанесенных на карту Москвы и Московской области детских домов, приемников, коммун и колоний — пожалуйста, напишите нам об этом.
Во-вторых, следует оговорить, что обозначая на карте места, связанные с репрессиями против детей сталинского времени, мы трактуем «репрессии» не в узком, а в самом широком смысле. Конечно, невозможно поставить знак равенства между судьбой ребенка, попавшего в детский дом по причине естественной смерти родителей, и судьбой ребенка, ничего не видевшего в жизни, кроме холодной улицы, голода, изоляторов и тюрем. Тем более невозможно сравнить детдомовца с теми детьми, которые покоятся в Бутово или Коммунарке. Разумеется, мы не утверждаем, что каждое из перечисленных нами учреждений носило сугубо репрессивный характер: некоторые из них создавались педагогами и энтузиастами с благими целями и гуманным посылом. И, наряду с воспитателями, бессовестно обворовывавшими или унижавшими обездоленных детей, было немало тех, кто делился с воспитанниками последним, поддерживал или даже тайком рассказывал им, кто были их родители. Тем не менее, сама система, сам режим с его преступлениями порождал новых и новых сирот, новые и новые исковерканные детские судьбы.
Как замечает Юлия Яковлева (автор современной детской повести о 1930-х «Дети Ворона»), сталинский период — это «история миллионов русских, украинских, татарских, чеченских, крестьянских, рабочих, интеллигентских, каких угодно мальчиков и девочек, чье детство выпало на советское время, и с которыми Советский Союз обошелся кошмарно. Мои дедушки и бабушки были среди них. Советский Союз сталинской эпохи производил сирот в немыслимых количествах. Он был одним гигантским преступлением против детей. Ничего враждебнее детству, чем сталинизм и нацизм, в ХХ веке не случалось. Я это хотела сказать и говорю от лица моих дедушек и бабушек, которым искалечили детство».
Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Компас призывника
•Узники проверочно-фильтрационных лагерей
•ПАЛАЧИ. Кто был организатором большого террора в Прикамье?
КНИГА ПАМЯТИ | Мы думали, что Сталин ничего не знает
КНИГА ПАМЯТИ | Это не власть, а преступники
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus
На повестке дня
Возвращение имён - Пермь - 2024. Несколько слов об итогах
29 октября "Пермский Мемориал - Европа" и телеграм-канал "Пермь 36,6" провели акцию "Возвращение имён". В этом году акция прошла в формате онлай-трансляции на YouTube-каналах организаторов. Ведущими эфира были наши давние друзья и члены "Мемориала" Юлия Балабанова и Владимир Соколов. Вот несколько фактов о прошедшем "Возвращении имён - Пермь - 2024".
Наши ссылки
