О подходах к оценке источников по истории ГУЛАГа в годы Великой Отечественной войны


Суслов А.Б.,

заведующий кафедрой новой и новейшей истории России

Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета,

доктор исторических наук, профессор. E-mail: absuslov@gmail.com  

Уже более двух десятков лет историкам доступно довольно большое количество источников по истории ГУЛАГа. Это обстоятельство наряду с исчезновением в начале 1990-х годов идеологических запретов на освещение истории политических репрессий обусловило появление большого количества научных статей и монографий, а также публицистических работ. Стремительное рассекречивание особого, незнакомого ранее историкам, архивного пласта, связанного с деятельностью советских карательных органов, в совокупности с утратой в советское время многих традиций критического анализа источников в ряде случаев привело к некритическому восприятию позиции источника. И это, к сожалению, можно охарактеризовать как одну из черт сложившейся на сегодняшний день историографической ситуации. Из некоторых работ читатели могут взять критические или непроверенные данные, которые в подаче авторов выглядят как установленные ими. Так, в ряде исследований приводятся сведения о выработке заключенных, заимствованные из лагерных отчетов. Между тем сегодня мы знаем о распространении приписок в советской экономике, особенно в системе ГУЛАГа.

Иногда доходит до утверждений о достоверности воистину фантастических событий. Так, в историко-публицистической книге В.Н. Тряхова «ГУЛАГ и война» с опорой на давно введенный в научный оборот доклад начальника ГУЛАГа В.Г. Наседкина о подготовке в 1942 году восстания в Усольлаге возникает вопрос о том, можно ли верить на слово оперативникам, составившим картину зловещего заговора, возглавлявшегося высокопоставленными эстонскими офицерами и политиками, оказавшимися в то время в лагере, с кульминацией в виде немецкого воздушного десанта[1]. Может ли современный историк, зная, как создавались чекистами фальсифицированные конструкции леденящих душу масштабных диверсий и восстаний, цитировать источник, не утруждая себя проверкой достоверности факта?

Еще одно проявление недостатка профессионализма – подмена исторического исследования компиляцией. В некоторых работах значительное место занимают несопровождаемые анализом фрагменты лагерных отчетов. Например, это можно увидеть в книге В.А. Бердинских «История одного лагеря»[2]. Иногда можно встретить прямые заимствования вместо анализа фактов.

Последствия описанного подхода иногда могут оказаться еще неприятнее: автор, чаще неосознанно, может заимствовать оценочную позицию источника и таким образом оказаться, по образному выражению И.В. Павловой, на сталинских смысловых нарах. Например, Г.А. Саранча, поднимая проблему нарушений прав заключенных, сводит ее к нарушениям закона отдельными лагерными начальниками. Похоже, к таким выводам исследователя отчасти приводит преимущественная опора на материалы прокурорских проверок. Об этом, в частности, свидетельствует использованная автором лексика, явно заимствованная из прокурорских отчетов. Например, когда речь идет о выявлении в 1942 году «ряда нарушений социалистической законности» в Усольлаге[3], прокуратура выглядит органом борьбы за права человека, затушевывается главный источник правового беспредела.

Ряд историков пишут о большом вкладе ГУЛАГа в победу. Например, Н.Ю. Белых включает в понятие «вклад» продукцию оборонного значения, выпущенную Вятлагом, средства, собранные в Фонд обороны сотрудниками лагеря, военизированной охраной и трудармейцами, а также вещи и ценности, изъятые у заключенных, включая снятые с умерших золотые зубные протезы[4]. Так незаметно происходит концептуальное заимствование у творцов ГУЛАГа идеи о допустимости и нормальности использования ГУЛАГа в том виде, в каком он существовал, для достижения святой цели – Победы. Заметим, что даже семантически понятие «вклад» отражает добровольность отданных сил и средств. Вклад по принуждению следует называть как-то иначе. Говоря о ГУЛАГе, следует рассуждать не о вкладе, а о роли или месте ГУЛАГа в советской экономике военного времени.

Наконец, во многих исследованиях, как и раньше, мало внимания уделяется анализу мобилизационных эффектов применения принудительного труда. Это особенно актуально при изучении источников военного времени. Ограничивая свой взгляд лишь материалами о затраченных ресурсах и полученных продуктах, трудно разобраться в экономике ГУЛАГа. Таким образом, подходы к оценке источников по истории ГУЛАГа в годы Великой Отечественной войны в современной историографии не всегда способствуют объективному анализу исследуемой проблемы, требуется осмысление возможностей их критического анализа.

 

1 Тряхов В.Н. ГУЛАГ и война: жестокая правда документов. Пермь: Пушка, 2005. С. 221–222.

2 Бердинских В.А. История одного лагеря: Вятлаг. М.: Аграф, 2001. 463 с.

3 Саранча Г.А. Режим содержания заключенных в лагерях ГУЛАГа 1930–1960 гг. на примере исправительно-трудовых лагерей Пермской области: дис. ... канд. ист. наук. Пермь, 2010. С. 204.

4 Белых Н.Ю. Экономика ГУЛАГа как система подневольного труда (на материалах Вятлага 1938–1953 гг.). М.: РОССПЭН, 2011. С. 60–62. 

Опубликовано: //ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны. Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, посвященной 70-летию Победы в Великой Отечественной войне 19-20 марта 2015 г. – Пермь, с.73-74.

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Без вины виноватые
•ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ПРИКАМЬЕ 1918-1980е гг.
•Ссыльные в Соликамске
КНИГА ПАМЯТИ | Без права переписки
КНИГА ПАМЯТИ | Я помню тебя, отец
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus