Исторический раздел:

Феномен памяти россиян и наши перспективы


                                  

В современной России ситуация с тем, какой оценки заслуживает эпоха сталинизма, оказывается по истине парадоксальной. С одной стороны, тот факт, что миллионы ни в чем не повинных людей стали жертвами террора, ни для кого не является секретом. С другой стороны, ни государство, ни общество ещё не готовы к тому, чтобы критически, без идеализации оценивать события истории и отказаться от мифов «о славном героическом прошлом» той эпохи.

Благодаря стараниям международного общества «Мемориал» и ряда других организаций, а также благодаря рассекречиванию российских архивов и обширным исследованиям историков, краеведов и журналистов, нам сегодня известно большое количество мест, непосредственно связанных с историей сталинского террора. Это и здания, где раньше располагались учреждения НКВД и где принимались решения о массовых репрессиях и выносились приговоры. Это и несчётное количество тех мест, где репрессии осуществлялись и где приговоры приводились в исполнение –  это места массовых расстрелов и братские могилы, лагеря и тюрьмы НКВД, спецпоселения и исправительные колонии. Доступные нам на сегодняшний день источники позволяют проанализировать и оценить охват репрессий и их характер, выявить, кто именно подвергался репрессиям. Ещё есть живые очевидцы этих ужасных событий, они могут дать ответы на вопросы, которые не найдешь в официальных бумагах. Теоретически люди знают о том, что в стране раньше совершались репрессии, и это могло бы стать основой для открытого разоблачения идеализации советского прошлого, мифов и попыток перекраивания истории. Тем не менее, в сегодняшней России в глаза бросается крайняя фрагментарность памяти о сталинских репрессиях.

Проводимые нами интервью всё больше укрепляют меня в убеждении, что на сегодняшний день в России уже не отрицается сам факт существования сталинских репрессий и системы тюрем и лагерей. Все опрошенные нами люди знают о ГУЛАГе, о политических репрессиях. И это люди разных национальностей, с разным уровнем образования и принадлежащие к совершенно разным слоям населения, живущие в городе и на селе –  то есть люди совершенно разные. И все они без исключения имеют представление о масштабах проводившихся репрессий и приблизительном количестве их жертв, могут даже назвать наиболее известные имена тех, кто стоял за всей этой системой.

И в то же время память о репрессиях очень ассоциативна и фрагментарна, наполнена большим количеством личных переживаний и субъективных образов. Так, говоря о том, что такое ГУЛАГ, человек может привести вам в пример аспекты лагерной жизни и распорядка дня, называть какие-то отдельные события, места или явления, но при этом совершенно не имеет представления о том, каких размеров достигала вся эта карательная система. Он не имеет представления о сотнях лагерных управлений и тысячах лагерных пунктов, разбросанных по нашей стране, об этом огромном механизме – своего рода государстве в государстве. Сегодня для большей части россиян ГУЛАГ –  это то, что показано в фильме «Холодное лето 1953-го» или то, о чем говорится в повести Солженицына «Один день из жизни Ивана Денисовича». И это в лучшем случае. Представление о том, что такое ГУЛАГ, состоит зачастую из нагромождений мифов, а недостаток знания фактической информации компенсируется ассоциациями, фобиями и личными впечатлениями. Таким образом, события советского прошлого оцениваются, основываясь не на фактах, а на эмоциях, и их интерпретация зависит от морально-нравственных принципов отдельного человека и его личного взгляда на проблему террора и репрессий.

Кроме того, память россиян о терроре фокусируется прежде всего на самих жертвах репрессий, а не на тех, кто их совершал. Государственные структуры и их сотрудники остаются как бы за пределами этой памяти. Большинством моих сограждан политические репрессии советского времени воспринимаются как некий стихийное бедствие или пожар, раздутый большевиками, и при этом нет и речи об ответственности государства за учиненные им преступления. Очень показательным в этом плане был случай, когда в рамках летней школы мы посещали памятное место Створ на реке Чусовой. К нам подошла группа туристов, и один молодой человек вспомнил о судьбе своего деда, попавшего в руки сотрудников НКВД и затем сосланного на десять лет по приговору какого-то негодяя судьи в лагеря, где и сгинул. Когда я в связи с этим попытался заговорить с ним о вине государства, его ответственности за совершенные преступления, молодой человек лишь махнул рукой и сказал, мол, да при чём тут вообще государство? Просто судья, засадивший деда в тюрьму, был подонком, вот и всё. Нельзя считать, что эпоха Сталина была таким прямо ужасным временем, мы ведь войну тогда выиграли...

Увиденное на Створе увязывается в памяти молодого человека, в первую очередь, с историей о деде, вызывает негодование по поводу несправедливости его судьбы, но при этом не является толчком к тому, чтобы задуматься о сущности машины репрессий и её размерах. Даже просто  спросить себя, кто на самом деле в ответе за всё происходившее. Это нежелание или неумение абстрагироваться от личной истории семьи и критически осмысливать исторические факты на сегодняшний день проявляет себя как тенденция снять вину с государства за его деяния. Такое чувство, что и на сегодняшний день в сознании людей преобладает миф о неприкосновенности государства. Этот миф находит выражение, например, в широко распространенном мнении, что русский народ в то время нуждался в сильном вожде, да и сегодня тоже в нём нуждается. И этой необходимостью жёсткого управления страной – в целях сплочения общества, модернизации или стабилизации государства – и сегодня продолжают оправдывать необходимость репрессий и оспаривать сам факт совершавшихся преступлений.

Наряду с фрагментарностью памяти и воспоминанием исключительно о жертвах репрессий, а не о тех в том числе, кто за ними стоял, следует подчеркнуть также такой негативный момент, как пассивность памяти людей. Люди помнят о сталинских репрессиях и воспринимают их как трагические страницы истории, но не требуют при этом критического осмысления этих событий с точки зрения политики и идеологии, и не хотят сами критически их осмысливать. Создается впечатление, что люди воспринимают эпоху сталинского террора как нечто, что их уже не касается, как «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Кто-то считает, что такая пассивность вообще является особенностью нашего времени. Некоторые говорят, что такие феномены, как пассивность и равнодушие к памяти – вообще специфическая черта русского народа. С этим я никак не могу согласиться и в качестве подтверждения своего мнения могу привести пример с памятью о другом трагическом событии в истории нашей страны – Великой Отечественной войне. Традиция праздновать 9 мая День Победы воспринимается народом с большим воодушевлением и о пассивности по отношению к этому памятному событию со стороны людей не может быть и речи. В отличие от политических репрессий, каждый чувствует свою причастность к событиям войны, считает их неотделимой частью истории своей семьи или своей личной. Слова «Никто не забыт, ничто не забыто» красочно иллюстрируют отношение к культурной памяти народа, также как и акции «Георгиевская ленточка», массовые возложения венков к могилам солдат, всё возрастающее участие волонтёров в поисковых отрядах и т.д. Все эти акции достигли размаха общественного движения, которое активно поддерживается со стороны государства, и для большинства людей участие в мероприятиях по случаю празднования Дня Победы – их личная инициатива и желание, вне зависимости от их возраста.

В процессе обсуждения с моими немецкими коллегами проблем культурной памяти,  необходимости критического подхода к истории и разоблачения страшных событий прошлого (в том числе и прошлого нацистской Германии) мне стало ясно, насколько различно в России и Германии отношение людей к этому вопросу. По мнению моих коллег, у немцев разговоры об ответственности за события 1933-1945 годов порой вызывают в ответ реакцию, вроде «Сколько можно уже напоминать нам о нашей вине? Разве недостаточно извинений, которые мы уже не раз принесли?». В ответ на попытки оценивать произошедшее исключительно с позиций «немецкий народ –  главный виновник трагедии» может последовать возражение: «и мы (немцы) были жертвами войны».

Логика русских людей в этом вопросе совсем иная. Отсутствие интереса к теме политических репрессий и сталинского террора связано, прежде всего, с весьма распространенной позицией, мол, зачем всё это надо, если меня лично это никак не касается? С другой стороны, русские искренне возмущаются, когда им говорят о противоречии: народ-победитель с одной стороны и не признанные жертвы политических репрессий с другой стороны. Мол, да что вы говорите, ведь было и хорошее, была же победа! И, наконец, любая попытка разоблачения мифов и обличения идеализации советского прошлого наталкивается на праведный гнев человека, воспринимающего это как посягательство на его патриотические чувства: «Моя страна – это моя страна. И я горжусь ей, во что бы то ни стало!»

Вне всякого сомнения, причины пассивности памяти людей стоит искать в проводимой государством политике в отношении событий советского прошлого и в попытках перекроить историю, перевернуть всё с ног на голову. Строительство музеев и мемориальных комплексов в память о жертвах сталинского террора не является одной из приоритетных задачей для государства. Да и сами власть имущие весьма неохотно выражают свою позицию по этому вопросу публично, не хотят говорить о своём отношении к преступлениям сталинской эпохи. Это очевидно, что у государства иные приоритеты, нежели дать всестороннюю объективную оценку истории политических репрессии в СССР. Но мне кажется, что это лишь одна сторона медали, поскольку вопрос о политических репрессиях касается не только властей, но и всего народа, и каждого отдельно взятого гражданина страны. При этом организации вроде «Мемориала» видят свою задачу главным образом в борьбе с таким человеческим равнодушием к собственной истории, наблюдаемую в сегодняшнем обществе.

На нашей совести дать взамен такой фрагментарности памяти народа всеохватывающее знание об истории террора, репрессий, их жертв и исполнителей. Наша задача состоит в том, чтобы показать связь между различными явлениями, происходившими в эпоху сталинизма, между отдельными проявлениями террора, начиная с массовых ссылок, коллективизации и вплоть до эпохи «Большого террора» в 1937-1938 годах, до системы лагерей и тюрем НКВД. Россиянам нужно разъяснить идеологическую подоплеку происходившего, рассказать о советской модели власти, о машине репрессий и, само собой, о том, какой была повседневная жизнь простых людей в эпоху сталинизма. Лишь просвещением людей и распространением специальных знаний можно добиться искоренения мифов из массового сознания.

Важно постоянно напоминать государству и людям в нём, что необходимо уметь признавать своё прошлое и нести за него ответственность. Необходима юридическая и правовая оценка происходивших событий.

Вместе с тем, жертвы репрессий не должны представляться безликой массой. У жертв террора должно быть лицо, в центре внимания в этом вопросе должен стоять человек, человеческая личность. Лишь так мы сможем дать понять нынешнему поколению, каковы могут быть последствия, если предоставить государству неограниченную власть. Только если граждане страны проявляют инициативу и осознают свою ответственность, государство имеет меньше шансов взять неограниченную власть над ними, и только тогда люди могут контролировать государство.

Наша сегодняшняя цель – подвести людей к выводу, что память о жертвах сталинского террора нужна, что необходима борьба с идеализацией советского прошлого и перекраиванием истории и что сталинские репрессии являются частью памяти народа. Без сомнения, такая задача – непростой для нас вызов. Но нам есть на что опираться. Первое поколение мемориальцев стояло перед куда более сложной задачей –  объяснить советскому человеку, что в его государстве были репрессированы сотни тысяч людей, раскрыть глаза на сущность сталинского террора. Наши сегодняшние цели кажутся мне чуть более лёгкими по сравнению с этим. Если первые мемориальцы смогли это сделать в тех условиях, значит, сможем и мы. Ведь если хотим жить сегодня в этой стране по чести и совести, мы во что бы то ни стало должны принять этот вызов и достичь цели.


Записей не найдено.

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
| Шаламоведение в 2023 году: Обзор монографий
Створ (лагпункт, лаготделение Понышского ИТЛ)
Мартиролог репрессированных
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ПРИКАМЬЕ 1918-1980е гг.
| Мне было три года, когда маму и папу забрали
| У нас даже фруктовые деревья вырубили
| Главная страница, О проекте