Исторический раздел:

Историк Анатолий Разумов: «В XX веке с нами произошло нечто ужасное»


Источник

Историк Анатолий Разумов в своем рабочем кабинете в Российской национальной библиотеке по крупицам восстанавливает историю репрессий. И каждая крупица — это не документ или биографическая справка, а человеческая жизнь. Недавно Анатолию Яковлевичу удалось найти точную дату расстрела Николая Гумилева. "Петербургский авангард" заглянул в хранилище нашей национальной памяти.

— Анатолий Яковлевич, как вам удалось установить точную дату расстрела Николая Гумилева, арестованного по делу Таганцева в 1921 году?

— В процессе многолетнего изучения документов по расстрелам с 1917-го по 1954 год я нашел предписание о расстреле осужденных по делу Таганцева и итоговую запись о приведении приговора в исполнение (Дело "Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева" — одно из первых дел в Советской России, когда массовому расстрелу подверглись представители научной и творческой интеллигенции. — прим. "Росбалта"). В предписании коменданту Петроградской ГубЧК (Губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. — прим. "Росбалта") Пучкову, которое вышло 24 августа, содержится приказ о расстреле 58 человек. Однако мы видим, что в списке 59 номеров. Владимир Таганцев, находившийся под первым номером, вычеркнут. Его расстреляли позднее. Штабс-капитана Генриха Рыльке (20-й номер) вернули обратно. Вероятно, его взяли из тюрьмы вместе с другими арестованными, но на тот момент он еще не был приговорен. Приговор ему вынесли позже. Николай Гумилев (номер 31) — расстрелян в общей группе.

— В какой день расстреляли 57 арестованных, включая Гумилева?

— Их расстреляли в ночь на 26 августа 1921 года, а Таганцева — 28 августа. Ранее точные сведения о дате их смерти были неизвестны. Предполагалось, что арестованных могли казнить в день вынесения приговора (24 августа) или на следующий день. Это предположение оказалось неверным. Как видно из итоговой записи о приведении приговора в исполнение, дата расстрела — 26 августа.

— Рыльке тоже приговорили к расстрелу?

— Да, 3 октября, а казнили 9 октября в 7:00. Ведь список, который мы видим, содержит не все имена расстрелянных по делу Таганцева. Была вторая партия, она насчитывала 44 человека. Некоторые из них шли по делу Таганцева, а другие были связаны непосредственно с Кронштадтским восстанием (вооруженное выступление гарнизона Кронштадта и экипажей некоторых кораблей Балтфлота против большевиков. — прим. "Росбалта"). Предполагается, что расстреливали осужденных в 7 часов утра. Это время повторяется в документах. Ночью, по одному из свидетельств, в 3:00 приговоренных обычно вывозили на грузовике с Гороховой улицы (в то время Комисссаровской), где была расположена ПетроЧК, и отправляли в сторону Ржевского полигона.

— Известно ли место их расстрела?

— Вероятно, это произошло недалеко от музея-усадьбы Приютино. В документах такого рода место расстрела практически никогда не указывалось.

— Возможно ли найти их могилы?

— Думаю, возможно, но широкий поиск вдоль Рябовского шоссе по окраине полигона пока не принес результатов. В районе порохового погреба полигона была найдена могила шести неизвестных, но кем они были и когда расстреляны — вопрос. Если же смотреть схему Павла Лукницкого, составленную со слов Ахматовой, то можно сделать вывод, что место располагается ближе к усадьбе Приютино. Надеюсь, что когда-нибудь мы их найдем.

 

Фото Ильи Смирнова

 

— Сколько лет вы посвятили восстановлению даты расстрела осужденных по делу Таганцева?

— В 1994 году в газете "Вечерний Петербург" были опубликованы мои материалы по делу Таганцева с именами осужденных. В заметке "Гумилев о деле Гумилева" я рассказывал, как побывал в гостях у Льва Николаевича 12 января 1991 года. В то время я общался с сыновьями двух людей, обвинявшихся по этому делу: Львом Гумилевым и Кириллом Таганцевым. Получается, что занимаюсь исследованием этого вопроса почти 25 лет.

— Дело было полностью сфальсифицировано?

— Да, именно так. Несомненно, осужденные по данному делу были умными людьми и критически относились к жестокости власти. Они симпатизировали восставшим кронштадтцам и общались в кругу, где звучали вольнолюбивые идеи. Но то, что этих людей, многие из которых даже не знали друг друга, объединили в целую организацию, является абсолютно типичной манерой создания подобных фальсификаций. Во главе такой придуманной организации ставили звучную фамилию, например Таганцев. Он был сыном знаменитого противника смертной казни в России. Советской власти было важно, чтобы организация носила громкое имя. Настоящего следствия по делу не проводили. Судите сами: 3 августа Гумилева арестовали, 24-го -приговорили, 26-го — расстреляли. Какое великое следствие они успели провести за это время?

— Впоследствии дело стало образцовым?

— Да, образцовым. В середине 30-х его даже перепечатали на машинке и сшили дубликат. Следователи, спрашивая о знакомстве обвиняемого с теми или иными людьми, рисовали линии связи. Многие честно отвечали на вопросы, не предполагая, что их расстреляют. Тем не менее, люди говорили одно, а трактовались их слова совершенно по-другому. Некоторые обвиняемые даже не попадали на следствие. Например, бывший офицер царской армии Герман был убит при переходе границы, а ведь на его фигуре строилось множество обвинений в сторону организации. Такой подход был абсолютно типичным. Некоторые из организаторов Таганского дела позднее тоже были репрессированы. Именно так Советская власть поступила с чекистом Аграновым, который стал большим человеком в НКВД, но в 38-м году его расстреляли.

— Насколько жестокими были расстрелы?

— Жесточайшими. Они не стали такими ко времени Большого террора (период наиболее массовых репрессий и политических преследований в СССР 1937—1938 гг. — прим. "Росбалта"), а были жестокими изначально. Надо сказать, что эти процедуры нельзя охарактеризовать только как расстрелы. Людей и живыми закапывали, и в шахту сбрасывали, и дубинами добивали. Нет никакого сомнения, что во время Красного террора большевики именно так и поступали. В книге Теплякова "Процедура исполнения смертных приговоров" эти подробности описаны. В ее основе лежат сибирские материалы, но я подтверждаю написанное материалами собственного участия в исследовании ряда мест, где совершались расстрелы, в том числе и одного из крупнейших могильников — Бутовского полигона в Москве. Мы опубликовали отчет об исследовании, из которого становится ясным, что высшая мера наказания часто бывала расстрелом только на бумаге.

— Расскажите подробнее, что вам удалось выяснить в процессе исследования на Бутовском полигоне?

— Для того, чтобы закопать десятки тысяч людей, порой по несколько сотен за ночь, нужно было придумать технологию расстрела. В процессе исследования мы поняли, что на Бутовском полигоне использовался экскаватор карьерного типа, который рыл траншеи шириной и глубиной до 4 метров. При каждом расстреле в этих траншеях заполнялась ячейка. Людей сбрасывали в яму и растаскивали. В положении тел была видна упорядоченность. Среди останков виднелись округлые срезы кольев на расстоянии метра друг от друга. Скорее всего, их вбивали для поддержания этой конструкции из человеческих тел.

Людей складывали как поленницу до пяти слоев. Из 59 черепов только в четырех мы обнаружили пулевые отверстия. Зато на костях были видны вмятины от ударов тупыми предметами. В процессе раскопок я расчищал останки двух людей, пальцы которых были переплетены. Они лежали на дне ямы и, думаю, были живы, когда их закапывали. Дело в том, что в Москве приговоренных к казни возили в фургонах с введенными внутрь выхлопными трубами. Многих привозили в таком состоянии, что стрелять было необязательно.

— Случалось ли приговоренным к расстрелу избежать казни?

— Если имел место судебный приговор, то у человека была возможность подать кассационную жалобу. В таком случае осужденного могли помиловать или заменить приговор. Если же осужденный попадал во внесудебный расстрельный список, и напротив его фамилии стояла галочка, можно уверенно утверждать, что он был бы в любом случае убит. Очень редко при исполнении приговора человек оставался в живых по невнимательности исполнителя. Например, одному сибирскому осужденному удалось выбраться из ямы. Он отправился в Москву, полагая, что сможет рассказать правду об этих ужасных событиях. Мужчину, конечно же, расстреляли, так как людей, которые попадали в списки, не отпускали в жизнь. Если бы речь шла о настоящей казни, акт содержал бы подпись прокурора, а факт смерти фиксировал медицинский работник. В ряде областей поступали именно по такому старому принципу. Однако в большинстве случаев ничего подобного не было. Поэтому можно сказать, что мы имеем дело не с казнью, а расследованием массовых убийств.

 

Фото Ильи Смирнова

 

— Во время репрессий в нашей стране было уничтожено большое количество ученых, представителей творческой интеллигенции. Вы проводите параллели между этим явлением и состоянием культуры в современной России?

— Репрессии не могли не повлиять на культуру и жизнь современного общества. Даже по так называемому заговору Таганцева мы видим, что дела фабриковали на вольнодумных, свободных, самостоятельных личностей, которые были на многое способны. Но надо отметить, что уничтожали не только ученых, преподавателей, врачей. Террор был тотальным. Поэтому и существуют разные книги памяти, посвященные геологам, дипломатам, судостроителям, железнодорожникам и так далее. Репрессировали всех и во многом лучших. Самое страшное — ни одного из этих людей нельзя заменить. В Ленинграде был расстрелян астрофизик Бронштейн, которого не только городу, стране никто не заменит. Но в Ленинграде все-таки были другие ученые. А что говорить о маленьких деревнях, из которых забирали, допустим, 17 мужчин и расстреливали? Это настоящая трагедия. И заключалась она не только в самих смертях, но и в тотальной лжи вокруг этой темы. Родственникам приговоренных к расстрелу говорили, что их близкие отправлены в лагеря. Сами обвиняемые тоже не знали о приговоре. Это издевательство над сущностью самой человеческой жизни. По официальным данным, во время Большого террора были расстреляны около 800 тысяч человек за полтора года. Представьте себе уровень парализованности населения — тогда и позднее. Не сказаться такие события могли только на бесчувственных людях.

-Часто ли вам приходится сталкиваться с людьми, которые не чувствуют или не понимают масштаба этой проблемы? Присутствует ли такое непонимание в научной среде?

— Масса людей думает, что сведения преувеличены. Некоторые считают, что всему виной доносы соседей. Другие полагают, что руководители государства о репрессиях ничего не знали. Эти и подобные им суждения распространены намного шире, чем вы думаете. Научная среда — не исключение. Умом и сердцем ученые ничем не отличаются от других людей. Не каждый способен понять глубину трагедии и пережить ее.

— Почему вы как историк посвятили свою жизнь исследованию темы репрессий? Что привело вас к этой работе?

— Будучи школьником, я жил в Германии, в ГДР. Отец служил там в группе советских войск. Школьников регулярно возили по местам фашистских концлагерей. Я видел эту часть ужасов XX века и стал задаваться вопросом, почему в нашей стране о многих погибших ничего не известно? Почему мы видим ложь в биографических справках? Все это нормальные вопросы, которые должны задавать себе люди. Я по своим убеждениям являюсь абсолютным противником насильственного прерывания жизни, а в нашей стране речь идет о миллионах репрессированных. И это не преувеличение. Каждого имени мы не знаем, а должны знать. Никого не забыть, всех назвать поименно и постараться найти могилы — вот наше дело.

— Анатолий Яковлевич, расскажите про серию книг памяти "Ленинградский мартиролог". Сколько имен содержит издание? Какую информацию о погибших можно найти в этих книгах?

— В 12 томах "Ленинградского мартиролога" содержится около 50 тыс. имен. В этих книгах представлены биографические справки обо всех, кто учтен как расстрелянный или подлежавший расстрелу. Огромные числа, учитывая, что речь идет только о Ленинградской области и периоде 37-38-х годов. Поначалу я и мои коллеги думали, что томов будет меньше, но ведь мы решили рассказать о каждом несчастном. Книга задумывалась как общая для всех, кто мог сказать доброе слово о расстрелянных в те годы. Родственники приносили воспоминания, фото, выступая свидетелями и авторами книги. Первые экземпляры нового тома всегда публично передаю семьям погибших. И тогда особенно видно, каких людей погубили…. Воспоминания у родственников разные, но некоторые слова идут рефреном.

— Что повторяется в этих воспоминаниях?

— Читая воспоминания, мы часто видим: "Он был непьющим, работящим, совестливым". И рефреном идут слова: "Папа наклонился, поцеловал и сказал слушаться маму. “Я вернусь. Это ошибка"". Разные вариации, но суть одна и та же. Некоторые из моих коллег считали, что не нужно сохранять "повторы", одинаковый текст. Но ведь эти слова не выдуманы. Все воспоминания воссоздают одну и ту же картину: человек уходит из семьи, возможно, навсегда, но должен сказать, что вернется. Скорее всего, он сам в это верит, потому что не сделал ничего такого, чтобы не вернуться. Некоторые родственники по сей день не признают документов о расстреле, особенно если в семье было предание, что после ареста и пропажи без вести человека где-то встречали, где-то видели. Мы имеем дело с эпосом об ужасе репрессий. В XX веке с нами произошло нечто ужасное. Это настоящая катастрофа. Должно быть какое-то количество людей, которые понимают глубину этой трагедии и расскажут о ней своим детям.

— Сколько томов вы планируете издать?

— Сейчас мы планируем 17 томов по годам репрессий, от 1917-го до 1954 года. Предположительно, серия книг будет включать около 70 тыс. имен. Наибольшее количество репрессированных пришлось на годы Большого террора. В другие годы расстреливали не так много, но чаще отправляли в лагеря. Информацию о погибших можно узнать и посредством нашего электронного ресурса — "Возвращенные имена. Книги памяти России" на сайте РНБ. Ресурс имеет высокую посещаемость: около 11% всех пользователей сайта библиотеки обращаются к этой электронной книге памяти. Как правило, родственники погибших сначала ищут информацию на сайте, потом пишут, звонят и приходят. Обычно люди хотят узнать, где и когда умерли их родители, бабушки, дедушки. В редких случаях нам даже удается воссоединить семьи.

 

Фото Ильи Смирнова

 

— Не могли бы вы рассказать одну из таких историй?

— Я расскажу совершенно невероятную историю. Пришло как-то письмо с просьбой найти информацию о родственниках мужчины по имени Алдис. В 1950-х годах он, его мама и бабушка были высланы из Латвии в Амурскую область. Мама и бабушка умерли, а мальчика усыновила другая семья. Родственники Алдиса, которые остались в Латвии, искали его, но не могли найти. Тайна усыновления не позволяла сообщить, где он. Сам Алдис очень хотел найти след своего отца и родных. Многолетние поиски, обращение в передачу "Жди меня" не принесли результата. Это письмо мне прислала женщина, которая очень хотела помочь в поисках. Алдис — отчим мужа ее дочери. Он ничего не знал об этом письме. Я связался с корреспондентом в Риге, который мне помогает. Он взял справочник по Латвии и стал искать родственников Алдиса. Фамилия у него редкая, поэтому родственники нашлись быстро. Корреспондент позвонил им, и оказалось, что там полдеревни плачет от радости. Они все это время ждали, искали и не могли найти. Латвийские родственники дозвонились в Амурскую область первыми. Тетя Алдиса позвонила ему, когда он был на работе: "Алдис, дорогой, наконец-то мы тебя нашли". Алдис чуть не лишился дара речи.

— Какие чувства вы испытываете, когда удается помочь людям найти их близких?

— Вы даже не представляете, какое счастье я испытываю, когда вижу это. Радость приходит даже, когда помогаешь людям найти могилу родственника или какие-то данные о нем. За 25 лет работы я не перестал относиться к делам погибших как судьбам живых людей. Это не просто бумажки и биографические справки. Я ведь о людях читаю. Их жизни встают передо мной.

— Как вы считаете, почему людям нужно знать и помнить о своих корнях?

— Считаю, что мы топчемся на месте, потому что мало помним. Без национальной памяти нет нам движения вперед. Погибшие были одними из лучших, во многом они были героями. И совершенно уж точно, что они стали героями моей работы. В архивно-следственных делах их героизм скрыт и замазан. Советская власть хотела изобразить осужденного исчадием ада. Но когда соединяешь эти документы с воспоминаниями и свидетельствами, понимаешь, какими мужественными были эти люди, сколько мучений они выдержали в лагерях и перед казнью.

— Что является самым сложным в вашей работе?

— Общение с родственниками. Ты смотришь в глаза людям, которым впервые отвечаешь за все. Некоторые из них не верят или не хотят верить в правду. Среди них могут быть и убежденные сталинисты. Приходят и родственники тех, кто отвечал за репрессии. Они задаются вопросом, почему в семье человек был хорошим, а в социальной жизни занимался такими ужасными делами. Да точно ли это так? А нужно говорить правду всем. Нельзя обманывать после лжи, которая длилась десятилетиями. Я говорю все, что я знаю: от раскопок до следственных дел. И это очень непросто.

— 48% (ФОМ) россиян не исключают возможность политических репрессий как в СССР. Причисляете себя к этим 48% процентам?

Ко мне часто приходят родственники репрессированных, а таких людей в нашей стране очень много, репрессии коснулись практически всех. Вижу, что люди до сих пор испытывают опасения, ведь на протяжении десятилетий осторожность была основным принципом жизни. Поэтому мы имеем ту статистику, о которой вы спрашиваете. Этот страх остался у людей в крови. После 1917 года население находилось под жесточайшим контролем государственных органов. Некоторых арестовывали несколько раз. Это происходило с одними и теми же людьми, одними и теми же семьями. И страх, и желание нагонять страх никуда не ушли — живут с нами физически и, соответственно, могут воплотиться в реальные ситуации. Как историк я знаю, что ничего не повторяется точно в том виде, в котором существовало ранее. Но нашу страну сейчас сильно кружит, она пока не обрела национальную память.

Беседовала Дарья Вараксина
Источник

Поделиться:

Рекомендуем:
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
| Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
| Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
История строительства Камского целлюлозно-бумажного комбината и г. Краснокамска в 1930-е гг.
Мартиролог репрессированных
Ширинкин А.В. Мы твои сыновья, Россия. Хроника политических репрессий и раскулачивания на территории Оханского района в 1918-1943гг.
| Меня звали вражинкой
| У нас даже фруктовые деревья вырубили
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus