Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Об истории советской пенитенциарной системы долгое время можно было узнать лишь из специальных изданий для служебного пользования. Однако за последние более чем двадцать лет отечественные исследователи сделали многое в изучении «белых пятен» в истории. Тем не менее события 1918 года, когда были заложены основы советской пенитенциарной системы, до сих пор мало изучены в этом аспекте.

В 1917–1918 гг. еще не была разработана даже концепция строительства советской пенитенциарной системы. Это выразилось в отсутствии системы правовых актов центральной власти, регулировавших её функционирование и значительной роли местного правотворчества [1].

Обычно считается, что началом истории советских лагерей является постановление ВЦИК от 15 апреля 1919 года «О лагерях принудительных работ» [2]. Согласно этому постановлению заключению в лагерях принудительных работ подлежали те лица и категории лиц, относительно которых состоялись постановления Отделов Управления Чрезвычайных Комиссий, Революционных Трибуналов, Народных Судов и других Советских Органов, коим предоставлено это право декретами и распоряжениями [3]. 17 мая 1919 г. вышел декрет ВЦИК «О лагерях принудительных работ», в котором подробнейшим образом детализировались вопросы, связанные с организацией лагерей [4].

Однако на Востоке России, в том числе и в Пермской губернии, данный вопрос был настолько актуальным, что требовал немедленных решений. На Омском съезде комиссаров юстиции Западной Сибири и Урала в мае 1918 г. был принят ряд положений нормативного характера. Их авторы предлагали заменить тюрьмы работными домами. Основным методом воздействия на заключённых в таких домах должно стать, по мнению авторов, нравственное воспитание [5].

Уже 14 февраля 1918 г. в Пермской губернии была начата организация тюремных рабочих команд [6]. 14 августа 1918 г. постановлением Пермского военно-революционного комитета привлекались к обязательной трудовой повинности лица 18–45 лет, по своему социальному положению не подлежащие призыву на военную службу. К этой категории были отнесены те, кто живёт на «нетрудовые» доходы (проценты с капитала, поступления с имущества); лица, использующие наёмный труд для получения прибыли, члены правлений и служащие акционерных обществ и компаний, а также целый ряд «бывших» [7].

Советская Россия остро нуждалась в кизеловском угле. Донбасс был на Украине, где находились немцы, подмосковный бурый уголь не везде можно было использовать. На четвертом районном съезде профессиональных союзов Кизеловского Угольного Треста, состоявшемся 15–17 августа 1918 г. в Кизеле (на съезде присутствовало 84 человека от профессиональных организации и Деловых Советов, а также выбранные на Общих собраниях рабочих различных предприятий и других организаций), было особо отмечено, что в настоящее время «Кизеловский округ является только одним источником, откуда подается каменный уголь, наша обязанность напрячь все силы свои, дабы добыть угля как можно больше» [8].

В то же время в 1918 г. добыча угля сократилась в период с января до конца августа. Так, в Коршуновской копи за этот период добыли 3 484 305 пудов угля, а в 1917 г. за это же время 4 976 926 пудов, в Княгининской копи 3 126 150 пудов, а в 1917 г. за это время 3 945 465 пудов [9]. Главная причина сокращения добычи была нехватка рабочих рук. Однако были и другие причины, например «неаккуратные выходы на работу» [10].

Летом 1918 г. после приезда чрезвычайной комиссии во главе с областным комиссаром В.Н. Андрониковым было созвано собрание Княжеской, Коршуновской, Княгининской копей и представителей завода, на котором была принята резолюция: «Общее собрание рабочих, заслушав доклад т. Комиссара Андроникова и других, признавая всю серьезность момента и задачи, лежащей на них, постановляет: все свои силы направить к тому, чтобы поднять производительность и усилить добычу угля, все стремления помочь нам мы, рабочие, приветствуем и со своей стороны даем обещание идти навстречу этому и дать больше угля. Пусть мы рабочие на местах и наши выборные товарищи, идя рука об руку, упорным трудом закрепим власть за Советом» [11].

В Кизеловские копи отправляли даже провинившихся коммунистов. Так, «постановлением президиума областного комитета коммунистов» был исключен из партии «сроком на два месяца за пьянство» гражданин Типикин и отправлен в Кизеловские копи в распоряжение Кизеловского комитета РКП(б). Президиум Областного Комитета просил принять Кизеловский комитет РКП Типикина «под свое наблюдение» и по истечении 2-х месяцев сообщить о результатах наблюдения» [12].

Еще в годы Первой мировой войны лишенные свободы привлекались к добыче угля в Кизеловских копях. В 1915 г. из числа заключенных был организован так называемый Кизеловский арестантский рабочий отряд для добычи угля в копях князя С. С. Абамелек-Лазарева. В начале ноября 1915 г. в Кизеловском отряде числились 435 заключенных [13]. Здесь, в том числе, применялся труд военнопленных из Австро-Венгерской армии на различных, в том числе тяжелых, физических работах [14]. К маю 1916 г. в Пермской губернии трудилось 47018 военнопленных иностранцев, в том числе 35 230 чел. – в частной промышленности, 5 079 чел. – на казенных объектах, 3 650 чел. – на железнодорожных, 2 303 чел. – в аграрном секторе, 480 чел. – на работах местных самоуправлений и 276 чел. – на прочих [15].

Из воспоминаний участника Гражданской войны А. А. Рудженец можно сделать вывод, что охраняла копи военная команда: «Состав этой команды в большинстве своем был из солдат, которые были уже на фронте и находились на выздоровлении, но начальником команды был кадровик подпоручик, точно я его не понял, каких он был политических убеждений, монархист или кадет <…> Начальник команды меня заподозрил в большевистской агитации и отправил меня в полк обратно в Екатеринбург, как вредного элемента»[16]. Далее он пишет, что по прибытии вторично в Кизел в конце сентября 1917 г.: «Мной сразу же было приступлено к организации командного комитета и на общем собрании солдат нашей команды (каковая была численностью более 200 человек), я был избран председателем командного комитета»[17].

Пермский и вятский исследователи, соответственно, священник Алексей Гоголев и Е.В. Кустова среди материалов Кизеловского краеведческого музея обнаружили в воспоминаниях А.А. Калашникова, П.С. Михалева, С.П. Косарева, А.Н. Таныгиной неоднократные и подробные упоминания о «Кизеловском концлагере» [18]. Так, А.А. Калашников утверждал, что «Кизеловский концлагерь» – могила для контрреволюционеров, попов, эсеров и меньшевиков всего Урала»[19]. Житель Кизеловского завода П.С. Михалев вспоминал об узниках концлагеря: «Каждый день рано утром и поздно вечером, сквозь проволочную изгородь, громыхая кандалами, шли вверх и вниз по четыре человека толпы людей. Голова у них была обрита наполовину, а на спине одежды, если так можно назвать, был накрашен червонный туз, на ногах цепи. Там, наверху, под охраной они спускались в специально для них пробуренный шурф и попадали в забои Старо-Коршуновской штольни. Тяжелая и изнуряющая работа, потом подъем и медленное усталое шествие сквозь колючую проволоку вниз, снова в тюрьму, которая представляла собой 5–6 деревянных бараков по 70–80 мест каждый. В них стояли двухъярусные нары с соломенной подстилкой, она не менялась и гнила под ними, тут же сушилась мокрая одежда и портянки» [20].

Однако название «Кизеловский концлагерь» является, скорей всего, парадоксом «исторической памяти». Точное название можно узнать из официальных сохранившихся бумаг – «Рабочий батальон принудительных работ при Ленинских копях». Заведующий рабочим батальоном принудительных работ при Ленинских копях Шнейдер 29 ноября 1918 г. обращается в «Кизеловский комитет партии коммунистов (большевиков)» с запиской: «В связи с все увеличивающимся количеством арестованных при вверенном мне батальоне – увеличивается и количество работы у администрации тюремным батальоном, что с открытием тюрем в Губахе и Половинке, общее наблюдение за которыми возложено только на меня, с одним помощником нет возможности управиться со всей массой работы на месте и я до сего времени не имел возможности лично проверить, как эти тюрьмы функционируют, а потому прошу о назначении мне еще одного помощника и, если можно, заменить т. Косякова, не выполняющего соответствующего своему назначению труду, более активным работником» [21].

В своих воспоминаниях Н. Н. Никитин, который был в 1918 г. комиссаром труда Кизеловских копей, а в момент наступления колчаковцев на Кизел начальником эвакуации Кизела, позднее назначен комиссаром отряда по охране ценностей и эвакуации этих ценностей в Вятку [22], пишет: «На меня, как на комиссара труда, была возложена ответственность усилить добычу и погрузку угля в вагоны силами арестованных-заложников, антисоветских элементов и других тунеядцев – 600 человек, которые были присланы к нам в Кизел на работу из разных больших городов по лозунгу «Кто не работает, тот не ест» [23]. Причем именно этот отрывок не вошел в сборник документов о гражданской войне «В пороховом дыму» [24].

Таким образом, в Кизеле, Губахе и Половинке в период приблизительно с сентября до начала декабря (5–6 декабря) 1918 года функционировал «Рабочий батальон принудительных работ», где более 600 человек выполняли различные работы.

В связи с этим очень важен социальный состав арестованных и насильно мобилизованных в «Рабочий батальон». Согласно документальным источникам основу «Рабочего батальона» составляли заложники. При использовании системы заложничества в годы Гражданской войны, в первую очередь страдали уважаемые и известные многим люди. Так, Революционный штаб Уральской области, организованный в Екатеринбурге после первых же известий о вооруженном выступлении Чехословацкого корпуса, 30 мая 1918 г. арестовал целый ряд лиц в качестве заложников. В приказе Революционного штаба по этому поводу говорилось следующее: «При контрреволюционном выступлении заложники будут расстреляны в первую очередь» [25].

В начале июня в Перми по обвинению в выступлениях против советской власти были арестованы 38 человек. В июле Пермская ЧК арестовала более 80 заложников. Некоторые из арестованных, после взятия с них подписки о невыезде и обязательства не вести агитацию против советской власти, были освобождены. Однако, как правило, их вновь арестовывали. Уже в августе Пермская ЧК подвергла аресту 144 человека [26].

В ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина в Перми было расстреляно 42 заложника, в Кунгуре – 29 [27]. В Оханске были взяты на учет «неблагонадежные элементы» – 50 человек. С приездом Ровинского из Екатеринбурга в Оханск с полномочиями Уральской ЧК все взятые на учет были арестованы, проведено следствие в течение 5 дней и все 50 человек по постановлению ЧК и с санкции Совета были приговорены к расстрелу [28]. Нарком внутренних дел Г. И. Петровский издал в сентябре 1918 г. следующий приказ: «Из буржуазии и офицерства должны быть немедленно взяты значительные количества заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел. Местные Губисполкомы должны проявлять в этом отношении особую инициативу» [29].

Среди заложников было много священнослужителей, а Кизеловский «Рабочий батальон» «прославился» именно тем, что туда посылали чаще всего монашествующих и послушников из монастырей со всего Урала.

24 августа 1918 г. VIII отдел при Народном комиссариате юстиции (руководил им. П.А. Красиков) опубликовал имеющую силу закона инструкцию «О порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Все мероприятия необходимо было провести за два месяца со дня опубликования этого документа [30]. В сентябре началась реализация декрета, которая сопровождалась в том числе национализацией церковно-монастырской земли, свечных заводов и монастырских кустарных мастерских, жилых и торговых помещений, а также всех церковных капиталов. Например, в Кизеле на заседании

«совета партии коммунистов» от 19 ноября 1918 г. А. Я. Лоскутов доложил, что в церкви имеется 22 тыс. рублей, а также золотые и серебряные вещи. В результате: «Постановили: деньги сдать в финансовый отдел для Комиссариата просвещения, а весь инвентарь взять на учет, то есть золотые и серебряные вещи» [31].

На Урале началась ликвидация монастырей. 21 сентября 1918 г. в Вятке был ликвидирован Успенский мужской Трифонов монастырь. Тогда же, в сентябре 1918 г., иноки монастыря (по штату 1917 г. в число братии входило 15 иеромонахов, монахов и послушников) были арестованы. Их отправили в Кизел в «Рабочий батальон» [32].

26–27 октября 1918 г. разгрому подвергся весь монастырский комплекс Белогорского Свято-Николаевского мужского монастыря, самого крупного в Пермской епархии, прозванного Уральским Афоном. Всё монастырское имущество было конфисковано [33]. Расстреляли 36 человек. Монахи были брошены в ямы и залиты нечистотами. 28 октября 1918 г. в Пермь под конвоем доставили 102 белогорских насельника, мобилизованных для принудительных работ. Их также отправили в Кизел. 10 ноября 1918 г. по постановлению исполкома Чердынского уездного совета рабочекрестьянских и красноармейских депутатов Богословский женский монастырь был закрыт, а на монастырской даче устроена детская колония, при которой монахиням удалось остаться в качестве обслуживающего персонала [34]. Около 6 монахинь в свою очередь были этапированы в Кизел. Таким образом, численность монашествующих и послушников в «Рабочем батальоне» принудительных работ в Кизеле составляло более 120 из общего количества в 600 человек.

Естественно, такое большое количество монашествующих, послушников и священнослужителей, работавших на угольных копях, не могло не поразить воображение местных жителей и пройти бесследно в исторической памяти Кизела. Об этом свидетельствует стихотворение «Шахтеры попы», написанное И.Г. Давыдовым и опубликованное 3 ноября 1918 г. в журнале Кизеловского комитета РКП (б) «Горняк» [35]:

На солнце глазами сверкая, под звуки заводских гудков. На улице грязь разминая, проходил полк попов-гривачей.

<…>

Вот полк размещен по работам, последний гудок прогудев. Берись за кирку иль лопату, забудь про кадило ты, поп! 36

Была также сохранена фотография арестованного духовенства, работавшего в Кизеле в 1918 г. на шахте Княжеской (Ленина) на рытье траншеи к электростанции [37].

5 декабря 1918 г. началась эвакуация Кизела [38]. Естественно, встал вопрос о судьбе «Рабочего батальона» в Кизеле. Надпись на найденной фотографии гласит о том, что 5 декабря 1918 г. перед эвакуацией большевистских учреждений из Кизела арестанты были сброшены в шурф Старо-Коршуновской штольни [39]. Однако, по воспоминаниям А.Н. Таныгиной, следственная комиссия правительства Колчака, созданная «для установления и расследования преступных деяний, совершенных представителями советской власти и ее приверженцами», активно занималась поиском исчезнувших заключенных и обнаружила лишь 31 тело, которые были подняты на поверхность 24 декабря 1918 г. [40]. Есть данные о том, что заключенных этапировали в Пермь, но до Перми они так и не дошли.

На основании имеющихся материалов можно сделать вывод  о том, что «Рабочий батальон» принудительных работ в Кизеле являлся одним из первых по сути политических лагерей в истории советской пенитенциарной системы. Те принципы, которые стали впоследствии основополагающими в создании ГУЛАГа, были впервые реализованы в Кизеле в период с сентября до начала декабря 1918 г.

1  См.: Рубинов М. В. Становление и развитие советской пенитенциарной системы 1918–1934 гг.: дис. … канд. ист. наук / Перм. гос. пед. ун-т. – Пермь, 2000.

– С. 24.

2  См.: Известия ВЦИК. 1919. 15 апреля.

3  См.: Там же.

4  См.: Известия ВЦИК. 1919. 17 мая.

5  См.: Рубинов М. В. Указ соч. С. 24–25.

6  См.: Известия Пермского губисполкома. 1918. 21 января (3 февраля).

7  См.: Рубинов М. В. Указ. соч. С. 26–27.

8  Там же. Л. 1, 5.

9  Там же. Л.14.

10  Там же.

11  Там же. Д. 5. Л.10.

12 ПермГАНИ. Ф. 61. Оп. 1. Д. 5. Л. 23–24.

13  См. Обухов Л.А. Кизеловский рабочий отряд заключенных//История сталинизма: репрессированная российская провинция. – М., 2011. С. 144.

14   Подробней об использовании труда военнопленных Первой мировой войны см.: Еремин И. А. Военнопленные Первой мировой войны в Западной Сибири // Известия Томского политехнического университета. 2007. Т. 310. № 1. С. 259–263; Журбина Н. Е. Военнопленные Германии на территории России в годы Первой мировой войны (1914–1918 гг.) // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. № 2. С. 230–235; Иванов Ю. А. Военнопленные Первой мировой войны в российской провинции // Отечественные архивы. 2000. № 2. С. 100–105; Иконникова Т. Я. Военнопленные Первой мировой войны на Дальнем Востоке России (1914–1918 гг.). Хабаровск, 2004; Копылов В. Р. Иностранные трудящиеся в России в период нарастания революционного кризиса и Февральской революции (октябрь 1916 – март 1917 г.) // Общие закономерности и особенности развития России в период империализма. М. – Л., 1967. С. 61–69; Липина С.А. Использование труда военнопленных как попытка частичного возмещения трудовых ресурсов в дореволюционный период Первой мировой войны (по материалам Вятской губернии) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота, 2011. № 7 (13): в 3-х ч. Ч. I.

C. 65–70; Нагорная О. В. Проблемы военного плена в восприятии власти и общественности России в период Первой мировой войны // Юбилеи России. 2005: историко-политологический альманах. Челябинск, 2005. С. 128–138; Ниманов И. Б. Особенности и основные факторы содержания и хозяйственной деятельности военнопленных в 1914–1917 гг. в Поволжье: автореф. дисс. … к.и.н. М., 2009; Он же Содержание и использование военнопленных в России в годы Первой мировой войны (август 1914–февраль 1917 г.) // История в культуре, культура в истории: материалы V Сафаргалиевских науч. чтений. Саранск, 2001. С. 187–199; Солнцева С. А. Военнопленные в России в 1917 г. (март–октябрь 1917 г.) // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 148–152; Суржикова Н. В. Военнопленные Первой мировой войны в Екатеринбурге и на Урале в 1914–1916 гг. (по материалам газеты «Уральская жизнь») // Урал индустриальный. Бакунинские чтения: материалы VII Всерос. науч. конф.: в 2-х т. Екатеринбург, 2005. Т. 1. С. 252–263; Таскаев М. В. Военнопленные Тройственного Союза в Коми крае (1916–1919 гг.) // Участие жителей Коми края в войнах и вооруженных конфликтах (IX – начало ХХ века): труды Коми отделения Академии военно-исторических наук. Сыктывкар, 2004. Вып. 1. С. 89–96.