Исторический раздел:

Публикуем отрывок из дневника Георгия Макаровича Штомпеля, 99-ти летнего жителя г. Кизел, принудительного высланного в Прикамье на лесоразработки


Воспоминания Штомпеля Георгия Макаровича

 

Георгий Макарович Штомпель родился в 26 ноября 1912 г. На сегодняшний день проживает в г. Кизел Пермского края. В мае 2011 года участники поисковой экспедиции «По рекам Памяти»  познакомились с дневниковыми записями Георгия Макаровича. Воспоминания были отсканированы, оцифрованы и помещены в «архив интервью» Пермского Мемориала.

Ссылка: Пермский Мемориал, «архив Устная история», Ф. 5. Оп. 102. Д. 1. 

 


Посвящается моей любимой жене Лисовской Марии Петровне

от мужа Штомпель Георгия Макаровича

 

На 93 году своей жизни я решил описать жизнь семьи отца и свою. Это я делаю и пишу для своих детей, внуков, правнуков и праправнуков. Все описанное мной в дальнейшем без прикрас и так как оно было и так как я его помню, а помню все пока в деталях. Конечно, это в основном грустный, трагический роман семьи по фамилии Штомпель.

            Я родился 26 ноября 1912 года на Кавказе, в Кубанской станице «Старовеличковской» в семье Кубанского казака Штомпель Макара Титовича. Я помню своего прадедушку Максима Евстафьевича, пробабушку Евфросинию, дедушку Тита Максимовича, бабушку Мелянию. Прадедушка Максим умер где-то в 1915-1916 годах, пробабушка Евфросиния умерла тожев1915-16 гг. Ей было 87 лет, когда она умерла. Дедушка Тит Максимович умер в 1916-1917 годах. У отца был брат младший который в 1914 году был убит, хоронили дома в станице.

            Теперь коснемся семейства отца Штомпель Макара Титовича. Отец родился в 1893 году 15 июля. Мама Наталья Прокофьевна родилась в 1891 году. Бабушка Мелания в 1865. Затем идут дети отца и матери. Петр умер младенцем, снова Петр 1918 г.р., затем идет 4-ый ребенок Павел 1920 г.р. Сестра Клавдия 1924 г.р., сестра Агафия  1926 г.р., брат Александр 1928 г.р., сестра Мария 1929 г.р., Алексей 1930 г.р. Таким образом к 1929-1930 гг. семья отца состояла: отец, мама, бабушка ( мама отца), нас 5 братьев и 3 сестры, т.е. всего 11 человек.

            Прадедушка был грамотным. Имел много книг, большей частью религиозных, я их часто листал, смотрел картинки, но читать еще не умел. Все: прадедушка, дедушка и отец любили землю и занимались хлебопашеством. Для этого был выделен надел земли, сеяли хлеб, держали скот, была своя пасека. Было крепкое хозяйство, жили сами и помогали родне.

            Откуда взялось семейство Штомпель, то по данным архива посемейного списка жителей войска Черноморского1793 г. это были Запорожские казаки поселившиеся на Кавказе в 1793 году после ликвидации Запорожского казачества в 1791 году.  

 

Дошкольные годы:

 

Мне, по рассказам мамы и бабушки, было где-то 3-4 года и я заболел оспой. Говорили очень сильно болел уже безнадежно. Мне уже шили «потусторонний» сарафан, но не вышло, я выжил. Смерть ушла от меня и надолго. А может уйдет и на совсем, что конечно никогда не бывает, а однажды может и быть оспой заболею сильно и выздоровею. У меня и у мамы  остались следы оспы на лице, но все прошло. У меня отметины оставались до 30 лет, потом все прошло. Наверное повлияла жена. До школы я зря не сидел, а активничал. Совал свой нос везде, помогал бабушке убирать и сушить фрукты из своего сада в степи. Это наш надел земли, который был расположен в 10 км. от станицы. Помогал отцу и маме в бахчеводстве, ухаживал за пчелами. На лето отец всю пасеку увозил в поле (степь). Пчеловодство я любил, хотя от пчел принимал много укусов, но затем все обходилось мирно, я пчел полюбил и они меня. Наша земля находилась в 300 метрах от железной идущей с Краснодара в Новороссийск и другие станции. Я мог ежедневно наблюдать движение грузовых и пассажирских поездов. Мне было это интересно. Железная дорога была ограждена глубокой канавой. Пасека у нас была большая 20 ульев.

            Далее во время уборки трав и хлебных посевов и обмолота их, я во всем помогал отцу. Пшеницу, т.е. зерновые обмолачивали на так называемом току при помощи катков, которые тащили лошади. После обмола зерно очищали при помощи так называемых веялок. Оно становилось чистым и его увозили в мешках домой, где высыпали в закрома где оно хранилось и расходовалось по своим нуждам. Веялки тащили лошади, а я на передовой лошади сидел около  6-8 часов в день и управлял этой кавалькадой обмолота катками.  

            Ухаживал я и за бахчей, где росли арбузы, качанки, лук, чеснок, картофель – т.е. все нужные овощи. Осенью все это убиралось и увозилось домой в станицу на зимовку, в степи никто не оставался. В степи у нас был дом, конюшня, загон для скота и пасека. Зимой дом и что там оставалось никто не трогал. Все до весны оставалось в целости и сохранности. Зимой дома я помогал ухаживать за лошадьми, коровами, овечками. Кормил и поил их водой, короче говоря без дела никогда не сидел. Так все было до школы.

 

Школьные годы

В школу я пошел когда мне было 10 лет. Сначала я учился в школе I ступени. Т.е школа была до 5 класса, а с 5 по 9 включительно, называлась школой II ступени. Девять классов это уже среднее образование. Школа была недалеко в 20 минутах ходьбы от дома. Школа называлась «Северная школа I ступени». Здесь я учился 4 года. Учился нормально, но одна беда для меня – читать не мог складно, за что учительница София Матвеевна (тоже Штомпель, какая-то далекая родня) часто брала за ухо и больно таскала, приговаривая «читай, читай»! Но потом я научился и читал нормально. Был достаточно дисциплинирован, но однажды на уроке впереди сидящей девочке я наставил ручку к лицу пером и тихонько кликнул ее, она быстро повернулась и поранила себе лицо пером. Тут Софья Матвеевна прибежала, выгнала меня из класса, надавала подзатыльников, поставила меня в коридоре общего обозрения и сказала стой тут пока все уроки не закончатся в школе. Но когда все уходили домой после уроков я попытался уйти. Но в это время учительница с тремя каким то учениками пыталась меня задержать. Я ученикам надавал подзатыльников и сбежал домой. На второй день надо было идти в школу. Уже время пришло, а я не иду. Бабушка спрашивает «ты что не идешь в школу? заболел что ли?»  Пришлось все бабушке рассказать и идти в школу с бабушкой. Бабушка конфликт с учительницей и ученицей уладила и ушла домой. Я остался в школе, стал потом прилежнее учиться пока не окончил 4 класс школы I ступени. Потом стал учиться в 5 классе II ступени.

            Школа III ступени находилась в центре станицы. Здесь были рядом стансовет, центральная площадь, где проходили собрания и станичные митинги. В 200 метрах от школы была деревянная церковь и рядом каменная, которая строилась. Но так и не достроилась, ее разорили.

Школа III ступени

            Здесь я учился до 9 класса 1930 года. Если бы закончил 9-ый класс получил бы среднее образование, но в 9-ый класс я сходил всего 12 дней и 12 сентября 1930 года закончилась моя учеба, я не получил среднего образования. А случилось вот что. В 1929 году отца арестовали и судили. Дали 2 года и сослали в Вологодскую область, станцию Коноша. Здесь отец пилил лес, колол дрова за тюремную жидкую баланду и 200 гр. гнилого черного хлеба. За что? За то что работал день и ночь, содержал большую дружную семью и прикармливал себе врагов – бедняков и батраков, которые никогда не работали и не хотели работать. Все отдыхали и пили кровь с таких работяг как мой отец, но после так называемой ссылки кулаков, они долго не прожили. В 1930-ые годы на Кавказе был и они сдохли. После ссылки отца остались мы одни: мама, бабушка и нас 8 человек ребятни. Мне только было 17 лет. Отца судили как злостного кулака не выполняющего хлебозаготовки. А как их выполнишь, если властьдержащие опустошили все закрома?

            После ухода отца началось так называемое раскулачивание, т.е. полный грабеж. Приезжали и приходили  кому вздумается. Крали кому что надо, рыскали не закопан ли где хлеб? Забрали весь хлеб, лошадей, овечек, коров, ликвидировали пасеку.

У нас было два дома. Властьдержащие накрыли оба дома, а нас всю семью переселили в кладовку, где мы на голой земле спали, если можно так сказать жили. Кругом поставили охрану из местных батраков. Здесь жили, нашлась работа. А кому было бежать и куда? Но я сбежал, пошел на вокзал станицы, взял билет и уехал в Новороссийск, где осмотрел незнакомый прибрежный город на Черном море и через два дня сел на корабль и уплыл морем, которого никогда не видел, в курортный городок, расположенный на берегу Черного моря – Геленджик. На корабле «Доб-Геленджик» я плыл морем. Отплыл и берег стал невидим, одна глядь морская, рядом корабль сопровождали дельфины. Было все интересно, все ново.

            И вот началась морская качка, идут волны высотой до 10 метров, корабль их черпает. На палубе вода, все ушли в трюм, внутрь корабля. Корабль дает то носовую, то боковую качку, мочит всех. Капитан корабля все успокаивает (он привык), но говорит что такое редкое бывает. И вот наконец Геленджик. Я 4 дня смотрел на море, на этот простор и прелесть, но потом все прошло. В Геленджике я был 5 дней, смотрел все окрестности с курортниками, прелести морского берега и затем на корабле с этим же названием уплыл в Новороссийск. Отсюда взял билет на поезд до станции Старовеличковская. Прибыл поездом к семье, где меня все ждали и ждали. Мама и бабушка знали куда я уехал, но говорили что не знаем.

            На второй день приезда, не соблюдая наказ никуда не отлучаться, я ушел в центр станицы и когда увидели «непонятное слово» меня обрадовались, что сняли себя ярмо недоверия сразу занялись мной: где был? как жил? и т д, Сразу под ружьем отправили меня в семье, по пути домой меня сопровождал с ружьем солидный мужчина, активный по тем временам батрак. Когда идешь с центра домов надо переходить большой высокий мост через реку «Понуру» (это река – приток большой реки на Кавказе, Кубани. Я шел, потом остановился и говорю охране «хочешь не путаться?». Он подумал, что я его хочу сбросить вниз, заорал на меня: «ты что? Иди вперед, а то я стрельну». Я ему сказал «попробуй в себя сначала стрельни, узнаешь как оно будет. Потом мне скажешь, если сможешь». Он опять заорал «Ей богу стрельну». Потом смирились. Я ему говорю «иди себе куда знаешь, а я сам дойду до семьи». Он ушел, а пришел к семье. Все рассказал маме и бабушке. Бабушка говорит «не тронь ты их гадов, а то и в самом деле стрельнет. Много горя пережили».

            На второй день настал день 12 сентября 1930 года. Мы в кладовке сарая так и жили. С отцом переписку лишили. В школе III ступени я учился хорошо. Но не любил предмет химию, поэтому этот предмет мне давался туго. Химичка говорила «ты учит химию, не только свою астрономию. Любил математику, физику, естествознание, но сильно увлекался астрономией, но этот предмет в школе не вели. Изучали азы высшей метематики и это интересно. Учителя были хорошие. Учитель математики Скрябин ( не помню как зовут) задает задачку классу, все молчат и решить не могут. Мне говорит «Ну Джордж»  иди к доске выкладывай». И я выкладывал решение. Меня называл Джорджем потому что имел имя «Георгий».

Был перемер в полях всех земель у владельцев, по распоряжению станичного совета. Была создана для этих целей специальная комиссия, включила в эту комиссию меня, как счетчика с 7-ним образованием. Были земельные поля всех форм – и треугольники и шестиугольники. Мне приходилось подсчитывать квадратные метры, а затем переводить в десятины (гектаров тогда еще не было). Но я с этим делом справился, хотя были трудности – среди солидных мужиков, был 16 летний пацан, который может считать, а они нет.

Преподаватель математики Скрябин остался доволен моей работой. Был у меня хороший друг одноклассник Василий, старше меня на два года. В школе II ступени мы с ним очень увлекались астрономией. Я выписывал даже журнал «Хочу все знать», где многое мы чертили с этого журнала. Читали много книг, нас в классе называли «астрономы», но мы на правду не обижались. Это увлечение осталось у меня на всю жизнь. Но потом мы в жизни потерялись. Он поступил на работу в госбанк, там дела денежные. Он взял некоторую сумму и скрылся, судьба его неизвестна.

 

12 сентября 1930.

 В кладовке мы прожили около года, питались припрятанными припасами. Хотя мужики рыскали, все меняли, интересовались чем живем, но не нашли ничего съестного. Я хотел грохнуть хотя бы одного гада, но мама и бабушка успокаивали меня, говорили «не тронь их», я не трогал. Но вот пришло 12 сентября.

            День был ясный, солнышко ярко светилось и улыбалось, принося людям счастье, но не всем. Часов в 10 утра ввалилась кавалькада, люди, лошади, телеги, вооруженные. Вбежали в кладовку, берут что попало, детей в охапку, крик, шум. «Быстро грузись на телеги и на вокзал». Мама и бабушка что успели схватить сели в телеги, тут откуда-то взялись две наши лошади. Сказали их берите с собой, я их привязал к телеге и мы двинулись на вокзал станицы «Старовеличковская». Там нас погрузили в грязные товарные вагоны. Набрался целый состав и тронулись в путь под охраной. Ехали в тесноте, голодные, без воды и не знали куда нас везут. Потом кто-то сказал, что в Ставропольский край.

            Через 4-5 дней нас привезли на станцию «Дивное» Ставропольского края. Выгрузили весь ж.д. состав на землю. На станции были 1 сутки. Затем нас на телегах со своим скудным скрабом отправили за 40-60 км. от Дивного и привезли в пустое село «Киевка». Местных  жителей переселили неизвестно куда.

            В Киевке все наше семейство поселили на окраине села в пустом доме. Нам отдали две лошади, но их кормить было нечем и вскоре они скончались. Здесь мы жили до июня 1931 года. Жили плохо, голодали, менять и продавать за хлеб было нечего. Сядем бывало за стол всей оравой, а кушать было нечего. Я ходил за 15 км. в село большая Джалга, кое-что добывал, тем и жили. Пайка никакого не давали. Живи как хочешь, на вымирание отправили. Да и ходить было нельзя на рынок за 15 км., ловили свои же гады и садили в тюрьму. Люди ничем не занимались, заниматься здесь сельским хозяйством было нельзя. Земля представляла собой один песок, ничего не росло. Даже деревьев не было, кое где торчали сухие деревья. Вот так и жили. Кто-то с собой захватил продукты. А у нас все были малыши, а мама и бабушка не могли ничего сделать. Меня здесь заставляли заниматься с неграмотными, я их учил. За это полагался небольшой паек.

Сюда в село был выслан станичник, хорошо знакомый отцу «Зинченко» (по фамилии). Там он нам хотел помочь и вез на телеге мешок муки. Но его поймали свои же гады, отобрали лошадей, муку и посадил комендант его в тюрьму. Он сказал, что мы голодные, что нам вез муку. Посадили и меня в одиночную камеру, я сидел 3 дня. А муку так и не отдали.

            Жили плохо, голодали. Я старался помочь семье, ходил на рынок за 15 км., но мало что приносил. И вот беда – с голоду умерли мои сестрички, Клавдия и Агафия; и самый младший брат 1 год от роду Алеша. Это была большая беда. Их похоронили, положение было тяжкое. Бабушка с моим братиком Пашей решили бежать из села Киевка домой на родину в станицу. Бежали, а мама, я, Павлик, Маруся, Саша остались в Киевке.

В Киевке была очень большая смертность т.к. сюда вывозили людей на вымирание. Вот и мои две сестрички и братик лежат в Ставропольском песке и могилок их дорогих уже нет, все занесено ветром песком. Бабушка и Петя добрались до дому. Петя устроился у родни мамы, а бабушка хотела пристроиться у своей дочери Васелины Усалко, но ее муж не разрешил бабушке жить у дочери (он был гад).Бабушке пришлось жить подаянием, у знакомых. В 1932 году бабушка моя дорогая умерла. Петя братик тоже умер. Отца с нами в Киевке не было, он отбывал безвинный срок 2 года в г.Вологде. Такая беда настигла наше семейство. И вот 10 июня 1931 года меня как главу семейства вызывает «беспалый» ( у него не было одного пальца на руке, его называли беспалый гад) комендант. Пришел я к бараку, там было много людей. Вдруг появляются вооруженные люди, нас всех 500-800 человек загоняют в этот барак и закрывают на замок. Я в этом бараке сидел до 23 июня 1931 года. Затем 24 июня всех выгоняют на улицу и строем по 4 человека идем неизвестно куда. Гнали под конвоем по голой степи без хлеба, воды. Кругом верховая охрана. Вечером 24 июня нас пригнали на станцию «Дивное». Тут уже привезли семьи арестованных, нас потом отпустили искать  свои семьи. Я нашел свою маму с братиками и сестричками (Павел, Саша, сестра Маруся). Вот сколько нас осталось через год. Три человека скончались, а бабушка и Петя сбежали. Пять человек не стало, 5 осталось: мама, я, Павлик, Саша, Маруся  и 6-й отец).

В ночь на 25 июля 1931 года мы все спали на сырой земле рядом со станцией «Дивное». Я проснулся ночью, ночь была звездная тихая, я посмотрел на небо вспомнил, что было и впервые горько поплакал. Мама, братики и сестричка спали. Утром я все рассказал маме и она бедняга тоже громко заплакала.

Утром всех конвой разбудил и велел грузиться в товарные вагоны. А что грузить? У каждого, в том числе и у нас, грузить было нечего, но кое-что собрали и нам сказали в какие вагоны нужно заходить. Людей было много, набрался целый состав и 25июня 1931 года наш состав тронулся и уже сказали, что на Урал.

 

25 июня 1931 года

В этот день изможденных, недобитых страдальцев повезли добить на Урал. Пищи в дороге никакой не давали, лишь один кипяток на остановках и то под охраной. Через всю Россию мы колесили и 5 июля 1931 года прибыли на станцию «Кумыш» Свердловской ж.д. Сгрузили нас не на станции, а в лесу под открытым небом. Нам впервые дали скудный паек. Здесь мы были два дня, потом нас по реке Чусовой на плотах доставили в деревню Нижнюю Ослянку. А в Н.Ослянке нас разместили на квартирах у жителей. Мы были 11 дней здесь, на 12 день нас отправили на телегах в Верхнюю Ослянку, где тоже разместили на квартирах у местных жителей. Здесь мы были недолго и нас перевезли в лес в бараки, на 185 участок.

Меня мобилизовали на работу и отправили на Муравейку», участок, где рубили лес, кололи дрова. Потом начали строить дома для переселенцев от участка 185. Отдаленность Муравейка от 185 участка составляла 8-10 км. Семья в это время жила на участке 185. Начали давать для семьи скудный паек.

12 ноября освободился с заключения отец и приехал к семье. Мы с отцом работали на Муравейке, строили дома. Нас потом с участка 185 пересилили в п. Муравейка, мы сами с отцом выстроили дом для семьи.  Было трудно с питанием, одеждой. Отец договорился с жителем села «Коноваловка», Коняевым и они удочерили мою сестру Марусю. Конечно это было очень тяжело, моя мама плакала, отец плакал. Наша семья теперь состояла: отец, мама, брать Павлик и Саша и я. Коняевы были старики, жили в достатке. Поэтому Маруся там жила нормально, но потом Коняева умерла, умер сам Коняев. Маруся осталась одна. Затем уже позже вышла замуж за Павла Якунина с которым живет до сих пор. У нее семейство два сына: младший Володя и старший Саша. Есть внуки и правнучки.

И вот пришла весна 1932 года. В июне месяце я сильно заболел воспалением легких. Отец на телеге увез меня в село «Серебрянка», где я пробыл там около месяца. Потом пришел домой. Было трудное положение с питанием и с жизнью и я по согласию с отцом и мамы задумал бежать куда глаза глядят. Тут подвернулся еще станичник с женой и мы втроем ушли с Муравейки и не доходя станции «Кын» нас задержали в поселок «Усть-Серебрянку» на лесосплав. Так кормили хорошо, но и работать надо было хорошо. Меня тянуло к семье и я бежал оттуда и прибыл на Муравейку к семье 13 июля 1932 года. И 15 июля 1932 года нас снова грузят на телеги (хотя грузить было нечего), отправляют на станцию «Кын». Потом в вагоны и поездом Кын, Чусовая, Кизел, Усолье, затем выгружаемся и со станции Усолье на баржах нас ведут по Кыну, потом по реке  Вишера (приток Камы) дошли до станции Сторожевая. Это небольшая пристань для причала речных кораблей и моторных лодок. Здесь нас выгрузили и поместили в общий барак где когда-то совсем недавно были заключенные. Бараков было несколько, комнат здесь никаких не было. Были одни дощатые нары, где все и помещались в повалку.

            На сторожевую мы прибыли 24 июля 1932 году. Сторожевая находилась северо-восточнее города  Красновишерск в 12 км. по суше, по воде около 25 км. нас голых и необутых встретил холод. Паек давали мизерный и мы были по существу голодные. Потом меня, и позднее отца перевели работать на лесоповал в Верхнюю Вильву, правый приток Вишеры – в 8 км. от пристани Сторожиха. Мы с отцом лес пилили, жили в общем бараке, спали на общих нарах. Мама с Павликом и Сашей жили на Сторожихе, тоже в общих бараках в тесноте и грязи. Так продолжалось недолго. Давали скудный паек, но нам с отцом давали от выработки бывало по 500-600 гр. хлеба на каждого и другие продукты. Часть отец ночью относил нашей дорогой маме с ребятами. Сторожиха была на левом берегу Вишеры, нужно было Вишеру переходить по дну. Но мамочка дорогая не выдержала и сильно заболела и братик Павлик. Братик выздоровел, но мама продолжала болеть. У нее была дизентерия, медицинская помощь никакая не оказывалась и она бедная, любимая моя мамочка, самый дорогой мне на свете человек, 9 ноября 1932 года скончалась на пристани «Сторожевая». Хоронил ее отец, очень сильно плакал. Меня на похороны, гад комендант, не отпустил, сказал «хватит и одного, надо выполнять план лесозаготовок». Так я и не увидел мамочку в последний раз. Отец меня упрекал, что я не захотел в последний раз увидеть мамочку. Но я в этом не виноват, хотя у меня до сих пор болит душа и будет болеть, что я не увидел свою мамочку золотую в последний раз. После смерти мамочки отец со Сторожихи забрал Павлика и Сашу к себе на лесопункт «Верхняя Вильва», с разрешением коменданта. Здесь мы жили: отец, я, Павлик и Саша. В общем бараке спали вповалку, была столовая, кухня, в которой по вечерам давали жидкий бульон на едаков. Хлеб на Павлика и Сашу не давали, а мы с отцом хлеб получали от выработки 500-600 гр. не больше в день.

            Мы с отцом продолжали работать на лесоповале и однажды отец попал под падающую ель, которую спилили члены бригады. Около месяца отец болел, но потом выздоровел, его лесиной задело по голове. После этого мы продолжали работу на лесоповале и в конце марта 1933 года отец заболел. Болезнь переносил на ногах, но потом не вытерпел и пошел в больницу, за 8-10 км. от Верхней Вильвы. Там его положили в больницу 1 февраля 1933, а 10 февраля 1933г. он скончался в больнице Усть-Говоруха в 10 часов утра. Мне потом сообщили об этом, я по разрешению коменданта 11 февраля пошел в больницу, мне подтвердили что отец умер, но от какой болезни не сказали, сказали можно увидеть в больничном морге (просто сарай). Я туда зашел и увидел – отец лежал один раскрытый, совершенно голый. Я посмотрел, мне так стало плохо и  я ушел. Меня спросили «хоронить будете?» А как же я мог хоронить если я гол и бос, сказал что-то невнятное, доктор сказал, что ладно сами похороним.

И вот я не знаю ни могилку мамы ни могилку отца, знаю только место где похоронены. Конечно, это непросительно мне и трагично, но я был в таком состоянии, что сам не понимал себя. Мама и папочка наверное мне все это простят, ведь мне надо было думать о братьях.

После этой трагедии нас осталось трое: я, Павлик, Саша и четвертая сестра Маруся, о судьбе которой мне не было ничего известно. Я после этого продолжал работать, а братики днями и ночами были в бараке.

И вот случилась снова беда. Я ехал на участок лесоповала, на лошади переезжал через реку «Верхняя Вильва». Лошадь упала  в реку, а я попал под лошадь и весь вымок. Но я не вернулся в барак, а поехал промерзлый в бригаду. Так работал на лесоповале до конце смены в мерзлой одежде. Лошадь была нужна для вывозки нарубленного леса на приемный пункт на р. «Верхняя Вильва».

С 12 марта 1933 года по 18 апреля 1933 я сильно заболел. Лежал в бараке, мед.помощи никакой. Хлеба нет. Мои братики Павлик и Саша бросились на добычу в близлежащие деревни и меня кормили до выздоровления. Спасибо им дорогим братьям Павлику и Саше, они спасли меня от смерти.

С апреля по июнь месяц я работал на клеймовке леса на штабелях, где хранился лес до лесосплава. Так как у меня еще болели ноги, по разрешению коменданта я стал работать в продуктовом  магазине, помогал продавцу. Человек он был хороший. Во всем помогал мне, когда даст крупы, муки, хлеба булку. Эта была помощь мне и братикам. Конечно его уже нет вживых этого хорошего доброго человека, который помог в такой трудный момент мне и моим братьям. В магазине я работал около 2 месяцев. Потом я стал на ноги и пошел на сплав. Здесь кормили более менее хорошо. На сплаву я работал до 17 августа 1933 года.

С 17 августа 1993 года по 27 августа 1933г. работал на прорубке просеки для железной дороги. Я там работал в основном по регулировке направления просеки по геодезическим инструментам. За топор не брался, там меня похвалили, что умею так точно держать прямую линию просеки, у меня глаз был остр для этого дела. Хотя до этого подобным делом я не занимался никогда.

27 августа 1933г. был так называемый день ударника. На лесоповале сработали хорошо, кормили хорошо и как-будто свет стал иной. 28 августа 1933 г. комендатура сообщила, что меня с рабочим спецпереселенцем (таким же как я) направляют на курсы десятников в поселок «Усть-Улье», за 120 км. от «Верхней Вильвы». Павлика с Сашей переводят в детдом Нижнюю Вильву.

27 августа 1933 года я вместе с напарником Матюниным, конечно его уже давно как в живых нет, отправляемся в «Усть-Улье», вверх по реке Вишере. Нам дали сухой паек и мы отправились в путь.

Все 120 км. до «Усть-Улья» мы с Матюниным шли пешком, местного населения здесь нет. На пути встречались новые поселки для спецпереселенцев. Мы в Усть-Улье добрались довольно быстро и с 2 сентября 1933 начались занятия. 13 октября 1933 курсы кончили свое существование. Нам выдали документы с правом работы десятниками по приему древесины в лесу у лесозаготовительных бригад. 16 октября 1933г. переезд на Усть-Вильву и работа в качестве десятника,а затем в конторе «Верхней Вильвы». Но работа в конторе мне не нравилась и я с 19 ноября 1933 пошел на лесозаготовки в «Усть-Вильву». Затем с3 января 1934г. Работал в «Большой  талице», с 28 марта работал в лесопункте «Чебревый лог» на лесоповалке и  сплаву по реке Вильве и Вишере.

В мае посадил картофель на Вильве и в июне 1934 года меня отправили на курсы в Чердынь в лесопромышленное училище.  Я очень рал был этому. Братики уже были в детдоме Нижней Вильве. Я некоторое время жил тоже в Н.Вильве, откуда и ушел в Чердынь. С Нижней Вильвы я шел пешком до г. Чердынь на курсы в ЛХУ.

Здесь я учился с 15 августа 1934 года по 1 февраля 1936 года. Учебное здание было расположено на берегу р. «Колвы». Здание было деревянное 2-х этажное. Тут мы учились, тут мы жили до окончания училища.

Учились все по одной специальности «слесарь-тракторист». В группе было 20-25 человек. Вели предметы специалисты по тракторному и слесарному делу. Кроме основных занятий группу отрывали на такие работы как уборка урожая зерновых, где я получил благодарность, был бригадиром Верхнее Язвинского с/х комбината. Работал по прокладке трассы на Могильниковской тракторной базы МТБ. Я был старостой группы, активистом, за хорошую учебу получал благодарности и премии.

Одновременно я учился на курсах  машиностроительного черчения в Москве. Весь курс машиностроительного черчения освоил, это была мне большая подмога в жизни, так как я чертил чертежи позже, зарабатывая деньги ( к примеру в горном техникуме Кизела).

Также была производственная практика, мы ее проходили в лесу по вывозке леса и корчевке пней в п. Булатово Красновишерского р-на. Я работал на тракторе ЧТЗ ( Челябинский тракторный завод). Этот мощный трактор греб все, что попало. После экзаменов и окончания учебы, комиссия определила квалификацию каждого ученика. Мне присвоили тракторист  III категории и выдали соответствующий документ.

На работу направили на МТБ (Могильниковскую тракторную базу), расположенную в 40-50 км. от г. Чердынь.  База находилась в лесу, в основном занимались вывозкой леса с лесосек. Я сначала работал трактористом, а затем меня перевели слесарем в цех мастерских по ремонту тракторов. На МТБ был свой медпункт, баня, столовая, диспетчерский пункт, клуб, где собиралась по вечерам молодежь.

Действовал драм кружок, где и я состоял. Причем будучи на учебе в г. Чердыни я участвовал в городском театре и играл то массовки, а то и незначительные роли, за что мне ежемесячно платили деньги. Хотя небольшие, но все же заработок, а это мне помогало легче жить.

На МТБ жили мужчины семьями, но большей частью была молодежь. Жили в бараках, оставленных после заключенных. Были мужские и женские бараки, но так как народу было много, то были случаи поселения в мужские бараки и женского пола, они отгораживались просто занавесками. Вот на этой МТБ я и заметил одну красивую девушку, которая с первого взгляда понравилась мне. Она была тоже трактористка, но в последнее время работала диспетчером и дежурной на значимых объектах (гаражи, мех. мастерские, клуб и т д).

Появлялась эта девчонка часто и в клубе, затем в драм кружке, столовой. Это Лисовская Мария Петровна, будущая моя верная, любимая жена. Она была членом переселенческой семьи Лисовского Петра Валерьяновича. Эта семья жила на поселке , расположенного вдаль на север р.Колвы, примерно в 60-80 км. от г. Чердынь.

Семья Лисовского Петра Валерьяновича была большая, 10 человек: отец Петр, мать Камилия, самая старшая дочь Мария. Затем Ника, Петрунелла, Бронислава, Неля и три сына. Когда семья жила на поселке Лобырь все были малыши и кому то надо было работать, а если в семье никто не работал, на семью паек не давали (живи как хочешь).Вот моя Маня и работала за всех одна: корчевала пни, копала землю под огород босиком и с лопатой (до крови изможденные усталые ноги). Нужно было работать, чтобы получить скудный продуктовый паек для всей семьи.

Все это возможно и отразилось, в пожилом возрасте – болели ноги, болезнь Паркинсона и все беды и все беды, которые унесли мою Маню на тот свет.

Потом Мария закончила курсы трактористов, работала на тракторе, корчевала пни, поохала поле. Все надо было делать, чтобы как-то жить самой и семье отца. После ее пригласили трактористы работать на МТБ, она согласилась по разрешению коменданта и появилась на МТБ. Мы часто встречались, я заходил к ней в женский барак. Она начала приходить ко мне, хотя не часто. Она  была гордая девчина. И наконец мы полюбили друг друга и однажды при ее дежурстве в диспетчерской я пришел к ней, говорили о многом. И в конце концов я ее поцеловал и был очень этому рад.

На МТБ мы с Маней часто говорили о том, что надо дальше учиться. В то время было разрешено детям переселенцев учиться в учебных заведениях, темболее что меня за хорошую работу восстановили в правах гражданство 17 августа 1936 года. Я за этими правами ходил в поселок «Булатово» и комендант мне выдал справку об этом и сказал «Давно надо было». Я стал с этих пор гражданином СССР, хотя и не в полной мере.

Время шло и однажды на МТБ приехал отец Мани и ее с базы забрал и увез на «Лобырь» (это было где-то в мае-июне 1936 года). Я с ней не смог встречаться. Так как отец Мани всеми силами старался детям дать образование (так как детям спецпоселенцев разрешили учиться), то в 1936 году Маня поступила в Свердловский дорожно-механический техникум. Училась отлично и ей дали грамоту за отличную учебу. Это было 8 марта 1937 года. Но техникум Мане не нравился и она по окончании 1 курса решила уехать в Житомирскую область, где жила ее сестра Екатерина. Но жизнь была там трудная, мужа Кати арестовали, потом Катю, в итоге их обоих расстреляли.

Мария решила больше не ехать в Свердловск и 17 августа 1938 года в Житомире поступила в институт на 4-й курс рабфака, где проучилась до декабря 1938 года. Потом ее отчислили , арестовали и под конвоем через всю Россию привезли на «Лобырь», как беглянку доставили в комендатуру и затем отпустили домой. Когда ехали поездом мимо Кизела, Мария хотела бросить в ящик мне письмо, хотела написать «Здесь учится в техникуме мой Гриша..». Но не посмела опустить письмо, подумала «я арестантка, а он учится в техникуме».

Когда Мария училась в Свердловске мы с ней переписывались, но потом связь оборвалась. После ухода Марии с МТБ, я работал слесарем на МТБ. Работал я там успешно с 10 февраля по 8 сентября 1936 года. Затем рассчитался и уехал на учебу в г.Кизел. Поступил без экзамена в горный техникум. Занятия начались с 1 сентября 1936 года, а я приехал 18 сентября и приступил к занятиям, где проучился с 1936 по 1940 год. По приезду в Чердынь Мария поступила в Чердынскую среднюю школу № 1 в 1938 году в 10-ый класс. В 1939 году, 22 июня закончила учебу, получила среднее образование и в этом же году поступила в Соликамский учительский институт и 1-го июля 1941 года окончила его по специальности учитель русского языка и литературы.

За время учебы Марии в школе в Чердыни и в Соликамском институте я с ней переписывался, это была радость. Когда училась в Соликамске, приезжала в Кизео ко мне на шахту им. Ленина, где после окончания Кизеловского горного техникума я работал. Я ей однажды дал в вагоне (вернее сунул в руки, она никак не хотела брать) чулки, мыло, 100 руб. денег, продукты. Потом писала «отдам», я отвечал это подарок.

Как только я приехал в техникум меня поместили в общежитии, которое находилось рядом с техникумом. Набор был 2 группы, 65 человек группа по эксплуатации угольных месторождений и группа электромехаников. После экскурсии в шахту им. Ленина многие испугались шахты. Нас осталось 11 человек. Сделали группу горных электромехаников, где я и хотел учиться. Так нас 11 человек осталось до конца учебы.

Здесь давали нам стипендию на пропитание. Я получал повышенную стипендию – 67 рублей в месяц, этого хватало. Можно было на рубль хорошо покушать(борщ – 30 коп, компот – 15 коп, рагу с пюре – 30 коп.). Но я еще подрабатывал, чертил чертежи выпускникам техникума ( курс черчения мне пригодился). Преподаватели были хорошие люди, и все давали, что нам надо. За время учебы у нас были производственные практики. Первая практика была на шахте «Урицкого», где я работал горным электрослесарем. Была практика на шахте «Володарского», преддипломная практика на шахте «Комсомолец» в 10 минутах ходьбы от дома (хотя тогда я еще там не жил). Диплом защищал по теме «электровозная откатка на шахте Комсомолец», 28 июня 1940 года в 8-9 часов вечера. Выпускной вечер был 30 июня. Все выпускники и преподаватели собрались в столовой, где отмечали наш выпуск. Я здесь выступал, благодарил учителей за отношение к нам и поздравлял одногруппников с окончанием учебы. Учитель математики удивился, что я хорошо выступил, 5 июля 1940 года я получил направление в трест «Кизелуголь», откуда меня откомандиовали на шахту им. Ленина в качестве механика подвижного транспорта.

Я явился с направлением в трест «Кизелуголь» на шахту Ленина, пошел к начальнику шахты Молопову. Он посмотрел на меня и по отечески сказал «у нас плохое положение. Везде арест. Механик транспорта сидит. Я рекомендую Вам пойти мастером подземного транспорта, а потом будет видно». Меня направили в ВНТ (внутри шахтный транспорт) мастером по контактной сети. Жил я в общежитии № 72, комната 5, находилось оно рядом с шахтой.

Мария, после окончания Соликамского учительского института Марию направили на работу в поселок Новоильинск (недалеко от Перми), преподавателем русского языка и литературы. Институт выдал Марии командировочные 320 руб. 20 июня 1941 году. Но по приезду в Новоильинск там работы не оказалось. Мария мне об этом сообщила и я ей сказал ко мне в Кизел. 19 августа 1941 г. она приехала в Кизел ко мне навсегда.

 

Жизнь в Кизеле

(прим. – оцифровка с сокращением)

После приезда в Кизел Марии, нам дали квартиру в доме специалистов. В квартире было все обставлено. Мария начала работать в школе п. Фрунзе учителем начальных классов. А 29 мая 1942 года у нас родился сын Валерий. Это Мария его так назвала. Родился когда я был на работе, но сосед услышал шум, вызвал врача. Хороший врач по фамилии Шевченко принял роды у Марии. Родился Валерий в 10.30 утра 29 мая 1942 года.

Было тяжело, у Марии в груди молока не было. Валерия нужно было сразу подкармливать, брать где-то молоко. Была уже война. Мы с Марией пришли к согласию уехать к ее родителям, которые были не против. У них была корова, большая семья. Мы уехали 3 сентября 1942 года на «Лобырь», для спасения Валерия.

Я продолжал работать на шахте им. Ленина уже мастером по вагонному парку шахты. Парк был большой, около 800 вагонов, площадок для перевозки леса. За всем этим хозяйством надо было следить, нужно было ремонтировать. Трудности были с запчастями.

Мария вернулась в Кизел 27 июля в 1944 году. Начала работать в школе в поселке шахта им. Ленина. Работала там 27 лет, в 1975 году ушла на пенсию.

Была война, напряженная работа по всем фронтам. Но жизнь была более свободная.


Записей не найдено.

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Чтобы помнили: трудармия, лесные лагеря, Усольлаг
•По местам спецпоселений и лагерей ГУЛАГа
•Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929–1953)
КНИГА ПАМЯТИ | «Нас, как собак, покидали в телегу…»
КНИГА ПАМЯТИ | Там были разные люди
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте