Заявление в Президиум Пермского окружного исполнительного комитета от семьи Черных с просьбой разрешения им вернутся в родные места после «раскулачивания» и высылки
15 мая 1930 г.
д. Балдино
Калининского района
Пермского округа
В феврале месяце сего 1930 г. нас выселили[1] кулацкое хозяйство. Что служило основанием считать наше хозяйство кулацким, для нас совершенно не понятно и иного вывода нет как то, что мы чрезмерно много понесли физического труда на своем веку, до последних дней не вылезая из лаптей и навоза.
Как нам стало известно нас обвинили: 1) что мы обложены индивидуально и это главная причина, 2) что мы торговали в довоенное время, 3) что предъявляли иски к должникам, 4) что при белых у нас в ограде было собрание и стегали однодеревенку Мазунину Марию Александровну и якобы я сказал, что надо прибавить, 5) что якобы мы выселены по постановлению населения, 6) что мы имели каменный дом.
Вот истинное положение вещей: 1) Действительно нас обложили индивидуально, но когда? Чуть не на пути к выселению – 13го февраля или за полторы недели до выселения а до этого платили налог как и все и в последний год 44р.25к. Если не было причин к выселению, то они были созданы постановлением райисполкома об индивидуалке от 13/II/30г. на сумму 238 р Так нам заявили в Григорьевске, что мы – индивидуальщики. 2) Действительно мы с женой до 1915 г. торговали, имея в своей деревне при доме лавку. В 1915 г. мы свою лавку, вместе со всеми имевшимися товарами, передали в общество которое и открыло общественную потребительскую лавку. До 1920 г. я был общественным приказчиком, когда лавку, за отсутствием всяких товаров общество закрыло. Следовательно торговля до 1915 г. не быть основанием для выселения, тем более когда по собственному почину и помещение и весь имевшийся товар мы передали в распоряжение общества. Это знают все соседи и тем более члены участники, организаторы общественной торговли. 3) Действительно мною предъявлялись иски к трем должникам на суммы: 13, 9, 3 р, а всего на 25 р. и то из этой суммы было добровольно уплачено 3 р. а остальные не уплатили и взысканий не производилось. Больше этого исков не помню. И это тоже не основание для выселения. 4) Действительно у нас было собрание при белых но собрание было не потому, что мы этого хотели, а было назначено старостой, т.к. и в прежнее время в 1918 г. и после белых всегда собирались у нас, ибо позволяло место и по мимо всякого нашего желания назначались у нас собрания. Прибавить Мазуниной я не говорил, это подтвердят не толь те кто были на собрании, но и сама потерпевшая Мазунина. Старались приписать нам и то, что на моей лошади ездили за белыми в Култаево, чтоб арестовать Ширинкина Николая Игнатьевича, но и это хорошо знают соседи, что ездили на лошади бывш[его]. церковного старосты Ширинкина Алексея Степановича и лишь лошади были одной масти, а нас в тот момент не было дома, а ездили в город 5) Что мы выселены по постановлению общества или населения общества, этого нельзя допустить, т.к. население слишком хорошо нас знает и знает только с хорошей стороны, что мы трудились физически и равные нам по физическому труду не только в обществе, а и в с/совете едва ли были и что вреда ни обществу ни колхозу причинить мы не были намерены и не могли, как больные и старики (более 60 лет). Это всегда подтвердится всем трудолюбивым населением, будь то бедняк или середняк. Если могло быть постановление известного числа людей, то это отнюдь не могло бы волею бедноты и мы уверены вполне, выселены лишь потому, что кого то надо было выселить. В колхоз из всего нашего земельного общества первыми записались я и еще два бедняка Костаревы.
Действительно мы имели каменный дом и погреб, но в них нет ни одного купленного кирпича, нет ни одного пуда извести или песку и т.п. привезенного порядком найма. Кирпич до последней штуки делали своей семьей в течение более десяти лет, по две-три тысячи штук. Мы заготовляли кирпич, глину мяли своими собственными, а не чужими ногами. Обжигал весь кирпич сам. Единственно, что сделано посредством найма так это кладка дома и погреба, на которые ушло около 30.000 штук кирпича и заплачено по 3 р. 50 к. за тысячу, да около 200 пудов куплено извести по 8 к. за пуд и алебастр. Вот затраты на постройку каменного деревенского дома. Вырабатывать для собственных нужд кирпич и другие строительные материалы и производить из них постройку не возбранялось и дом наш также не мог служить основанием для выселения. Если мы держали 4-5 коров, так это до последнего времени не только не возбранялось, но рекомендовалось разведение скотоводства. Семейство наше было 10 челов[ек] ростили 8-х детей и кроме того были старики отец и мать. В жизни нашей не было праздников, мы не имели разгульных дней и хозяйство наше создано упорнейшим трудом и экономией. Мы не имели ничего праздничного, выездного, а было лишь все рабочее необходимое для сельских работ. Несмотря на то, что торговали до 15 года, мы не имели возможности приобрести машин и лишь в 1926 г. купили сеялку и в 1927 г. жнейку компанией. До германской войны, когда семья была 10 челок. и из детей не было трудоспособных, мы держали прислугу, а с этого момента никого не нанимали. Какое преступление мы совершили перед обществом, согнувшись в 60 лет от физического труда, что меня самого выселяли больного, что было засвидетельствовано врачом, которого привозили выселители и меня выселили с температурой в 39°. При выселении милиционер взял у нас 27 руб. денег, сказал, что деньги получите, но мы их до сих пор не получили. Просим рассмотреть наше заявление, а в подтверждение его запросить население и возвратить нас, как не правильно выселенных, домой. Оба мы больные старики и к физическому труду уже не способны.
Я, Владимир Черных, тоже выселен и выселен только попутно с отцом и матерью, иначе быть не могло, ибо не только ни один человек не мог согласиться на мое выселение но и председатель с/совета выселявший (Чикилев) просил подать ему заявление и меня бы оставили. Остаться я не мог, ибо отец и мать, в каких бы я отношениях с ними не был, они люди и бросить их стариков на произвол я не мог, когда мать и отец больной нуждались в посторонней помощи. К выселению меня не было никакой причины. В июле месяце 1919 г. я был зачислен Красную армию где и пробыл 3.5 года. За весь срок службы в армии я не был в краткосрочном отпуске дома. В мае месяце 1920 г. часть была отправлена в Туркестан на борьбу с басмачеством (1ая отд. саперная рота 1ой бригады 1й Туркестанской дивизии). В Туркестане пробыл 2.5 года. В последний год заболел малярией. Уволили из Туркестана в бессрочный отпуск по приказу Р.В.С. в октябре месяце 10-го дня 1922 г. тогда как мой год рождения (1899) в центральных местностях был уволен много раньше. Домой из части уехал больным. Имел намерение получить документы при увольнении на проезд до Москвы с тем, чтобы поступить на рабфак, но так сделать помешало болезненное состояние и пришлось ехать домой. Дома долгое время болезнь – малярия – не оставляла меня и только года четыре прошло, как не болею ею. В период гражданской войны службу в Красной армии ценили, не знаю как теперь придается ли значение бывш[им]. красноармейцам. Имею стремление учиться и живя дома занимался самообразованием общим и техническим.
В детстве успешно окончил только сельскую школу. Учиться дальше не имел возможности. Люблю сельскохозяйственный труд, как самый важный, здоровый и не обходимый для блага людей. С выселением я лишился возможности и удовольствия работать в хозяйстве, достигать успехов по поднятию урожайности, использования даровых сил природы (вода, Ветер), как хороших и дешевых помощников для работы в сельском хозяйстве. Я наказан в большей степени тем, что лишился возможности продолжать самообразование. Больно не то, что выселили, а та несправедливость, которая допущена по отношению ко мне, что якобы это совершилось по воле народа. Не найдется человек знающий меня, который бы не был возмущен этим выселением. Когда выселяли отца и мать меня дома не было: был в лесу с лошадью на лесозаготовках по назначению с/совета. За мной посылали человека, чтобы снять меня с работы. Таким образом выслали меня на полсуток позднее отца и матери.
Прошу Окрисполком о разрешении возвратиться мне домой вместе с отцом и матерью, совершенно больными, бросить которых, человеколюбия ради, я не намерен.
Черных Иван Иванович и Мария Матвеевна неграмотны, за них и за себя росписался Владимир Иванович Черных.
Адрес нашего нового местожительства: Верхнее-Камский округ, Соликамский район, Верх-Яйвинский с/совет, деревня В.-Ярзовка
ГАПК. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 11. Л. 331-333. Подлинник. Рукопись.
Поделиться:Рекомендуем:
25.04.2024 | Есть ли срок у презрения трудящихся? Отвечает Андрей Вышинский
25.04.2024 | Варлам Шаламов и противоречия советской индустриализации
25.04.2024 | Проект «Kogu Me Lugu». Интервью Хейно Пертеля
•Карта террора и ГУЛАГа в Прикамье
•История строительства Камского целлюлозно-бумажного комбината и г. Краснокамска в 1930-е гг.
•Список «12 километра»
КНИГА ПАМЯТИ | Отца забрали в 1936-м…
КНИГА ПАМЯТИ | Если ты ссыльный
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus
На повестке дня
Вина признана, но не доказана. Заявление «Пермского Мемориала – Европа»
4 апреля 2024 года Индустриальный районный суд города Перми приговорил нашего коллегу, председателя Центра исторической памяти Александра Чернышова к трём годам лишения свободы (условно). Мы рады, что Александр уже не тюрьме. Тем не менее, мы считаем приговор несправедливым и политически мотивированным. Несмотря на то, что под давлением следственных органов Александр «полностью признал свою вину» и согласился на особый порядок судопроизводства, он был осуждён как преступник.
Наши ссылки
