Проблемы власти и управления в лагерях ГУЛАГа (1930-е – 1950-е гг.)
Сергей Шевырин,
кандидат исторических наук
На севере Пермского края в конце 1930-х годов существовала обычная для советского общества структура власти - партийная и административная. Гражданскую и партийную власть представляли на разных уровнях горкомы и райкомы, исполкомы и сельсоветы.
В эту уже сложившуюся и устоявшуюся структуру власти в 1938 г. должна была влиться и адаптироваться достаточно крупная и во многом самодостаточная организация - исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ). Причем, организационно лагерь подчинялся не местному управлению исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК), а напрямую ГУЛАГу, т.е. Москве. Хозяйственные задачи, поставленные перед лагерем (лесоразработки в районе будущего затопления Соликамского гидроузла), имели большое значение для страны, что способствовало формированию особого отношения к значимости собственной деятельности у администрации лагеря. Военизированный, властный характер организации лагеря также налагал свои особенности на мировосприятие офицеров и вооруженной охраны. Таким образом, процесс адаптации двух совершенно разных властей – гражданской и лагерной – должен был преодолеть некую полосу кризиса и выработать принципы взаимодействия.
К этому времени лагерь представлял собой сложную многофункциональную организацию. В его функции входило «обеспечение госбезопасности», т.е. изоляция заключенных и недопущение их побегов, «перевоспитание и исправление посредством общественно-полезного труда» и решение определенных производственных задач. За реализацию каждой функции отвечал специальный отдел или часть: вооруженная охрана (ВОХР) - за безопасность, культурно-воспитательная часть (КВЧ) – за перевоспитание, производственно-эксплуатационная – за производственную деятельность. Все службы подчинялись начальнику лагеря[i]. «Временная инструкция о режиме содержания заключенных в ИТЛ НКВД СССР» от 1939 г. зафиксировала некоторые изменения в целях и задачах мест заключения. Главной целью пенитенциарной практики в СССР стало «эффективное использование труда заключенных»[ii]. В инструкции четко определено, что лагеря, лагпункты, командировки должны были организовываться вблизи объектов работ, а заключенные обязаны работать по назначению администрации лагеря. В документе несколько раз встречается термин «производственная необходимость», в угоду которой возможна даже ненадежная изоляция в виде проживания бесконвойных заключенных за зоной и бесконвойное передвижение заключенного[iii]. Также разрешалось использовать «высококвалифицированных специалистов… независимо от состава преступления» для работы в управлении лагеря, несмотря на общее запрещение использования в управлении лагеря на какой бы то ни было работе осужденных по 58 статье[iv]. Таким образом, инструкция рассматривала заключенных, в основном, как рабочую силу, а лагерь и его администрацию как хозяйственную единицу, призванную обеспечить выполнение определенного объема работ. Увеличение значимости производственной функции лагеря часто входило в конфликт с ВОХР и медицинской службой. Конфликт этот провоцировался большими производственными планами, скудными нормами питания и снабжения, определяемыми в высших эшелонах власти ГУЛАГа, и фактически не был решен за все время существования данной организации.
Значительно усложняло структуру лагерной власти наличие в каждом лагере неформальных лидеров – в большинстве своем из числа «уголовно-бандитствующего элемента». Власть этих неформальных лидеров часто была сравнима с властью начальника конкретного лагерного пункта (ЛП)[v] – по его приказу весь ЛП мог не выйти на работу или мог быть убит офицер, охранник и даже начальник ЛП. Лагерное начальство должно было вступить в опасный конфликт с этими лидерами или использовать их власть в своих целях.
Возникновение целого ряда лесных лагерей в 1937-1938 гг. связано с репрессиями в этот период. Уже при подготовке к массовым операциям НКВД на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля 1937 г. рассматривался вопрос об организации новых лагерей, в том числе лесозаготовительных[vi]. Усольский ИТЛ был создан в 1938 г.[vii]
Появлению именно на севере Пермской (тогда – Свердловской) области крупного лесозаготовительного исправительно-трудового лагеря способствовало проектирование Соликамского гидроузла. Изыскательные и подготовительные работы были начаты в 1937 году[viii]. Предполагалось строительство водохранилища на водоразделе рек Камы, Печоры и Вычегды и 2 гидростанций – Соликамской и Усть-Куломской[ix]. По плану должны были быть затоплены значительные территории, поросшие лесом. Эти лесные угодья необходимо было освоить, планировалась сплошная вырубка лесов в зоне затопления[x]. Таким образом, необходимо было сконцентрировать значительное количество рабочей силы на севере области, где наблюдался значительный недостаток вольнонаемных рабочих.
Дислоцировался Усольский лагерь в основном в трех административных районах Пермской области – Соликамском, Чердынском, Ныробском[xi]. Лагерь уже к октябрю 1938 г. имел более 20000 заключенных[xii] и около 2000 человек управленческого аппарата и охраны[xiii].
Твердая уверенность администраций ЛП в значимости собственной деятельности – производственной и пенитенциарной – в первые годы существования лагеря часто приводила к грубому попранию прав местной власти. Так, руководство ЛП Ныробского отделения в 1939 г. «захватило» здание детского дома, сено, овес, дрова у местных колхозов, сенокосные угодья были заняты под плотбища. На январь 1940 г. количество «захваченного» сена составило 273 тонны[xiv]. Начальник командировки «Грязнуха» включил 80 тонн колхозного сена в зону оцепления. Пришедших за сеном колхозников солдаты отгоняли выстрелами в воздух. Работник части снабжения другого лагпункта повесил на колхозный стог сена объявление: «Сено арестовано, кто его увезет, тот будет отвечать»[xv]. Когда колхозники пришли в администрацию лагеря, чтобы пожаловаться, то получили такой ответ: «Мы работники НКВД, что хотим, то и делаем»[xvi]. Начальник снабжения лагпункта «Вильва» дал указание вывезти 12 тонн сена, принадлежавшего Чигиробскому колхозу. Такое указание он мотивировал просто: «Не погибать же скоту лагпункта»[xvii]. Общее отношение представителей лагерной администрации к подобной практике выразил стрелок вооруженной охраны, который в пьяном виде говорил колхозникам: «Я сам главный начальник и пересажу вас всех». В доказательство серьезности своих слов стрелок поймал колхозную курицу и оторвал ей голову[xviii].
Колхозники написали письмо с описанием действий представителей администрации лагеря наркому НКВД Берии. Дело «о нарушении революционной законности лагерной администрацией Усольлага НКВД» рассматривалось на уровне обкома партии[xix] и у начальника политотдела лагеря. Было решено привлечь к уголовной ответственности виновных начальников ЛП, организовать показательные суды, вернуть изъятые сено, дрова, овес, автомашины колхозам[xx]. Особо была отмечена необходимость «должного уважения к местным органам советской власти»[xxi]. После такой явной конфронтации в документах более не удалось встретить описание случаев грубого нарушения прав колхозов и местной администрации. Наоборот, можно привести примеры расширившихся контактов работников лагеря с колхозниками и местной администрацией. В деревнях были созданы «группы содействия», которые за определенную плату участвовали в поимке бежавших заключенных. Колхозники успешно контактировали как с охраной, так и с заключенными «с целью обмена обмундирования» на продукты[xxii]. Лагерь оказывал «шефскую помощь» колхозам – ремонтировал колхозные трактора и изготовлял детали, откомандировывал специалистов в колхозы, организовывал концерты[xxiii]. Таким образом, лагерь стал доминирующей организационной структурой на севере Пермской области; он обеспечивал работой местных жителей, строил дороги, дома, клубы, гостиницы. После нескольких конфликтов с местной властью лагерное начальство нашло точки соприкосновения и сотрудничества с гражданской администрацией и жителями близлежащих населенных пунктов.
Различные функции лагеря не всегда удачно сочетались. Так, производственная необходимость часто требовала быстрой переброски бригад с одного участка на другой или участия определенных специалистов в работе вне огороженного пространства зоны. В свою очередь условия режима требовали определенного количества стрелков на число заключенных, хороший обзор места работы, а в идеале – окруженный колючей проволокой производственный участок. Стрелки получали наряд от своего начальника на охрану определенного участка работ, а производственные мастера имели часто совсем иные планы на расстановку рабочей силы. Контрагенты – гражданские предприятия, которые нанимали лагерную рабочую силу, достаточно быстро стали отказываться от этой «на первый взгляд хорошей рабочей силы». Так, строительные организации Соликамска жаловались на совещании в обкоме партии, что лагерь обязывает их построить «вторую тюрьму на строительном объекте»[xxiv]. Пермские стройконторы приводили примеры, когда при использовании труда заключенных по требованию администрации УИТЛК возводился забор, стоимость которого была больше стоимости самого объекта. Кроме того, «…на выгороженном объекте, на котором стоят четыре вышки, работает 50 человек, говорят, что эти 50 человек должны работать только здесь, а если переставить 10 человек на подачу кирпича - нельзя, не подходи, стрелять будут…. Они считают нецелесообразным разбрасывать рабочую силу»[xxv]. В Усольском лагере регулярно поднимался вопрос о сочетании функции охраны и производства. Так, например, в 16 июня 1941 г. на совещании у начальника политотдела разгорелся спор о роли охраны. Командир отряда ВОХР возмущался, что мастера «начинают давать распоряжения бойцам». Заместитель начальника управления лагеря в своем выступлении говорил: «…странно, кажется, лагерь существует не первый год, а люди до сих пор не могут понять, что такое лагерь. Охрану и ЛП считают какими-то разными единицами. Получается какой-то разрыв – это надо ликвидировать». Ликвидировать данный разрыв заместитель начальника призывал только «повышением сознательности»[xxvi]. Наиболее острые конфликтные ситуации возникали между санитарным отделом и начальником ЛП. У начальника был жесткий производственный план, рассчитанный на определенное количество заключенных. Система интенсивной эксплуатации заключенных[xxvii] вела к быстрой их физической деградации и соответственно – невыполнению норм выработки. Инструктор политотдела ГУЛАГа говорил на общем совещании начальников ЛП в октябре 1941 г.: «…Надо помнить, что вы обязаны, с одной стороны, осуществлять изоляцию преступников от общества, сохранение госбезопасности, а с другой стороны, использовать как рабочую силу; но никто не дал права выводить эту рабочую силу из строя, способствовать смертности в лагере; а то огромное количество резко истощенных зк зк, которое имеется в Бондюге и в ряде других ЛП, грозит в перспективе большой смертностью, а с другой стороны, резкая истощенность около 50% снижает производительность труда…»[xxviii].
За слишком большой процент заболевших и умерших заключенных начальник лагеря мог быть наказан вплоть до заключения его самого в лагерь или колонию. Так в 1943 году был осужден начальник одного из отделений Широковского лагеря Огурцов. На следствии он оправдывался: его участок еще не был готов к приему людей – не достроены бараки, баня, столовая, не завезены постельные принадлежности, а план производства уже прислали. За ним пришли первые этапы заключенных, которые ночевали в бараках без крыш. И на все просьбы Огурцова улучшить быт заключенных вышестоящее начальство требовало только выполнения производственного плана. Тогда он пошел на такую меру, как запрещение врачу выдавать освобождения больным, чтобы не превысить плановый процент группы «В» (больные). В результате смертность в этом отделении достигла 19,4% к списочному составу[xxix], остальные заключенные были доведены до нетрудоспособного состояния. За это начальник лагерного отделения был осужден. В этом же году начальник отдельного лагерного пункта (ОЛП) «Уралец» Усольского ИТЛ вопреки запрещению санчасти дал указание вывести заключенных на работу в сильный мороз. В результате – массовое обморожение заключенных и потеря 95 трудодней[xxx]. Прокурор Усольлага потребовал судить начальника – за потерю трудодней, естественно. Вместо суда начальника ОЛП отправили на фронт. Таким образом, начальник ЛП должен был уметь лавировать, чтобы решить «сверхзадачу»: выполнить план любой ценой и сохранить трудоспособность работников-заключенных.
Власть неформальных лидеров в лагере основывалась не только на силе, но и на возможности доступа к материальным благам – пище и вещдовольствию. Так, например, товаровед «Соликамбумстроя», осужденный по статье 58-10, одевался лучше офицеров НКВД – «сшил себе фетровые бурки и хромовые сапоги». Также товаровед заявлял, что не чувствует никакого лагерного режима и имеет такие силы и связи, до которых «начальство лагеря не доросло». Новый, 1941 год, этот заключенный встречал в компании вольнонаемных работников лагеря, в числе которых был начальник торготделения, и «распивал на глазах у всех присутствующих водку»[xxxi]. В 1943 г. заключенный-заведующий столовой подкармливал продуктами, предназначенными для заключенных, всю администрацию лаготделения (ЛО) №2. За это администрация лагеря закрывала глаза на то, что заключенные – работники столовой питались бифштексами и отбивными[xxxii], в то время как именно 1943 год был наиболее голодным для заключенных. Власть, основанная на доступе к благам, была недолгой – невозможно поделиться со всеми. Товаровед на основании докладной старшего оперуполномоченного был переведен на общие работы. Работники столовой на основании служебного донесения заместителя начальника ЛО №2 были отстранены от работы.
До войны уголовники в лагере не работали в принципиально – по «воровскому закону» труд приравнивался к сотрудничеству с администрацией[xxxiii]. Поэтому в Усольлаге уголовники и примкнувшие к ним «бытовики» часто играли в карты на невыход на работу[xxxiv], могли сыграть на жизнь начальника[xxxv]. За 4 квартал 1940 г. в лагере было 35029 случаев отказов от работы[xxxvi] при общей численности заключенных 26000 человек[xxxvii].
Война и активная деятельность оперчекисткого отдела разобщила уголовное сообщество на враждующие группировки «воров в законе», «отошедших» (или «сук»), «польских воров», «махновцев» и др.[xxxviii] Такое разобщение позволило администрации использовать «уголовно-бандитствующий элемент» в своих целях – в основном для подчинения заключенных. Так, на низовые должности – бригадира, помощника начальника отряда и др. – стали назначаться бандиты, которые, не работая сами, заставляли работать других. Такая практика была отмечена не только в Усольлаге и Ныроблаге[xxxix], но и в колониях УИТЛК[xl]. Поделившись административной властью с бандитами, начальство ЛП столкнулось с все увеличивавшимся количеством убийств, с полным переходом контроля над распределением продуктов к уголовникам, с массовым неповиновением заключенных. Так, в марте 1949 г. заключенные ОЛП № 22 Молотовского УИТЛК избили и выгнали дежурных надзирателей из зоны. В это же время в ЛО № 13 заключенные сломали забор между мужской и женской зонами; стрелки ВОХР открыли огонь, в ответ заключенные не вышли на работу[xli]. Таким образом, используя уголовников на низовых административных должностях, руководство лагерей и колоний превратили пенитенциарные учреждения в самую настоящую школу бандитизма и формирования уголовных кадров. В докладе МВД СССР в ЦК КПСС «О назревшей реорганизации системы ИТЛ МВД» от 5 апреля 1956 г. существующая пенитенциарная система была признана неэффективной ни как система исправления, ни как хозяйственный механизм. Более 25% общего количества заключенных уже не в первый раз отбывали наказание, «крупные недостатки в организации труда заключенных» способствовали увеличению преступности[xlii].
Проблемы сосуществования исправительно-трудового учреждения и местного общества, местной власти были достаточно быстро решены. На малообжитом севере области Усольский лагерь (позже из него выделился Ныробский ИТЛ) фактически стал градообразующим предприятием. В городах области большинство предприятий также остро нуждалось в лагерях и колониях – в принудительном труде заключенных.
Внутрилагерная власть начальника имела ряд своих проблем, которые вытекали из противоречивых функций лагеря. Нужно было любой ценой выполнить производственный план, одновременно не допустить побегов заключенных и сохранить их трудоспособность. Выполняя производственный план, экономя на питании и медобслуживании и увеличивая эксплуатацию заключенных, начальники ЛП получали большой процент заболевших и умерших работников. Соответственно это влекло за собой резкое снижение процента выполнения плана – из-за нехватки работников. Недостаточно хорошие условия быта ВОХР вели к нехватке стрелков и частым невыводам на работу заключенных из-за отсутствия конвоя. Увлекшись решением какой-либо одной задачи – например, выполнением производственного плана – начальник мог быть наказан за большое количество побегов или большую заболеваемость и смертность.
Неработающим и терроризирующим других заключенных уголовникам лагерная администрация нашла дело – заставлять с помощью физической силы работать «бытовиков». Но такое частичное делегирование власти вело к тотальной криминализации исправительных учреждений и полной утрате такой важной пенитенциарной функции как «исправление и перевоспитание». В итоге власть криминала начала попирать власть начальства, и потому стала неудобна и враждебна.
Проблемы власти и управления в лагерях ГУЛАГа (1930-е – 1950-е гг.)
Поделиться:Рекомендуем:
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
19.11.2024 | Шаламоведение в 2023 году: Обзор монографий
•Карта мемориалов жертвам политических репрессий в Прикамье
•7 мест в Перми, от которых пойдут мурашки по коже
•Узники проверочно-фильтрационных лагерей
КНИГА ПАМЯТИ | Если ты ссыльный
КНИГА ПАМЯТИ | Оправдать свое существование на земле
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus
На повестке дня
Возвращение имён - Пермь - 2024. Несколько слов об итогах
29 октября "Пермский Мемориал - Европа" и телеграм-канал "Пермь 36,6" провели акцию "Возвращение имён". В этом году акция прошла в формате онлай-трансляции на YouTube-каналах организаторов. Ведущими эфира были наши давние друзья и члены "Мемориала" Юлия Балабанова и Владимир Соколов. Вот несколько фактов о прошедшем "Возвращении имён - Пермь - 2024".
Наши ссылки
