Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Источник

06.09.2023

«Я называю КГБ при Совете Министров УССР злонамеренной организацией, совершившей дикие репрессии 1972-73 годов в невиданных для СССР масштабах, нанесшей непоправимый ущерб украинскому народу и его культуре. Я обвиняю КГБ как организацию откровенно шовинистическую и антиукраинскую, потому что она сделала мой народ и безъязычным, и безголосым. Судебные процессы 1972-73 годов в Украине – это суды над человеческим мнением, над самим процессом мышления, суды над гуманизмом, над проявлениями сыновней любви к своему народу. Поколение молодой украинской интеллигенции, сделанное поколением политзаключенных, было воспитано на идеях гуманизма, справедливости, свободы. В этом его вина, все его злое намерение. Но только такими сыновьями славен народ – и ныне, и во веки веков. Я уверен, что рано или поздно КГБ будут судить – как преступную, открыто враждебную народу полицейскую организацию. Но я не уверен, что сам доживу до этого суда. Потому прошу передать мое обращение обвинителям этой преступной организации. Пусть в многоязычном деле ее преступлений будет и моя страница свидетельств-обвинений».

– Василь Стус «Я обвиняю». Концлагерь Дубровлаг, 1975 год.

4 сентября 1985 года в карцере лагеря Пермь-36 во время своего второго срока умер Василь Стус, поэт, политзаключенный, член Украинской Хельсинкской группы и ныне – герой Украины Василь Стус.

Тюрьма – лагерь – Колыма – бытие вдали от Украины: эти темы пронизывают поэзию Стуса: как воспоминание о горьком прошлом – и предчувствие темного будущего.

В стихах Стуса отражен его опыт изгнанника, арестанта, колымчанина; в них узнику позднесоветской ссылки являются призраки мертвецов сталинских лагерей, и свидетельствует о страдании сама земля, камни ее. В этих стихах, – память об Алле Горской, художнице и диссидентке, убитой КГБ в ноябре 1970 года, и о Василе Макухе, совершившем самосожжение на Крещетике в 1968 в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию; память о мужестве и сопротивлении, символом которых стал и сам Стус.

***

Плачет цветом багряным калина —

обжигает мороз Колымы.

И под солнцем бескрайним картина —

звонкогласый собор, Украина —

мне явилась на стенах тюрьмы.

Так бесшумно, безлюдно в округе,

только солнце, пространство и снег.

Закатилось на обруче-круге

мое сердце в медвежий ночлег.

Плачи лиственниц голых звучали,

прозрачный олень плыл во мгле,

сомкнулись концы и начала

вот на этой, чужой мне земле.

***

Над Колымою солнце — дыбом.

Им Бог раскачивает высь.

Через коряги, до воды бы,

волю пей — не захлебнись.

Вокруг лишь сопки да холмы,

каменья, золото и кости.

Эй, земляки, зайдите в гости

к нам, подданные Колымы.

***

Напротив — графика горы

снег, сланца жилы.

Скажи, свидетель той поры,

чьих пленных здесь могилы?

Там, за распадком, за горбом

в краю блаженном, диком

чьим вспахана земля ребром,

чьим пропиталась криком?

Танцуй на пекле, ты, шальной,

хмельного зелья выпив.

Здесь просыпаются весной

как в Украине — липы,

листвою нежной гомонят

ломают ветви-руки,

и молча к небесам кричат,

впитав страданий звуки.

О злая графика горы,

земля, где кровь пролита,

ну не молчи, заговори,

поведай, где сокрыта

непокаянная вина

тех преступлений прежних!

Аж стоном стонет глубина

глухих провалов снежных.

***

Памяти Аллы Горской

Пылай, душа. Пылай, а не рыдай.

В белесой стуже солнце Украины.

Ты тень ищи червонную калины,

на черных водах тень ее узнай,

здесь горстка нас, недолгий наш приют

лишь для молитв, надежд и ожиданий.

Нам смерти час назначен слишком ранний,

ведь сок калины красной так же крут,

как кровь терпка, что бьется в наших жилах.

В седой метели плачей, в той юдоли,

упавшие в глубины гроздья боли

бессмертье над бедою возложило.

***

Накануне праздника,

когда люди кинулись по магазинам,

вынося оттуда шпроты, жареную рыбу,

окорока и водку с перцем,

какой-то чудак, обутый в модные туфли

(действительно, как-то неделю тому выбросили

в универмаге “Украина” — двадцать два

пятьдесят с нагрузкой — детские штанишки

восемнадцатого размера), облился черт знает чем-то

поджег себя.

О, он горел, как поросенок, паленный на примусе, —

налетел на людей, что культурно себе стояли

в очереди за лимонами,

поразбежались все, как один:

от него так несло паленым —

дыхнуть было невозможно.

На счастье откуда-то взялось несколько

милиционеров,

быстренько вкинули его в машину

помчались в сторону Лукьяновки.

А очереди мы так и дождались. А как же:

что это за праздничный стол без лимонов?

***

Как хорошо, что смерти не боюсь.

Несу тяжелый крест через погосты.

Предчувствуя неведомые версты,

Перед судом лукавым не клонюсь.

Хоть я сполна изведал жизни вкус,

Но не набрался подлости и скверны.

О, мой народ, тебе останусь верным

И к вечной жизни в смерти обернусь.

Склонюсь я до земли перед тобой,

В твои глаза вгляжусь, благоговея.

И обручусь с родной землей моею,

И породнюсь с моей землей родной.

(Переводы с украинского языка Александра Купрейченко и Александра Глезера, издание Харьковской правозащитной группы).