Исторический раздел:

Места расселения и трудоиспользования спецконтингента на территории Коми-Пермяцкого округа 1929-1954 г.г.


                                    МЕМОРИАЛ

                                           международное    историко- просветительское,    правозащитное и благотворительное общество

 

Г Гудовщиков.

А. Кривощёков.

      Места

                расселения и трудоиспользования

               спецконтингента на территории

                     Коми-Пермяцкого округа

                             1929-1954 г.г.

                    (карта-схема и описание)

 

 

 

 

 

                           Коми-Пермяцкое отделение общества «Мемориал»

                                                    г. Кудымкар

                                                         2005 г.

 

                                          Описание

          к карте мест расселения и трудоиспользования

     спецконтингента на территории Коми-Пермяцкого

                                            округа

                                       1929-1954г.г.

 

                                          Система

                 исправительно-трудовых учреждений в округе.

                                    Юсьвинский район.

 

1. Усть-Пожва - ИТК <Усольлаг» строгого режима с 1941 года по 1954 год Контингент до 1400 заключенных.

2. Усть-Пожва - в 1944-1946 годы находился концлагерь немецких военнопленных работавших в лесной промышленности и грузовой пристани Майкорского завода.

3. Лемпиха- отдельный дивизион охраны НКВД и лагпункт до 1955 года.

4. Елизавето- Пожна — временный лагпункт на строительстве УЖД в 1948 -1952 годах по вывозке леса.

5. Кордон-отдельный лагпункт исправительно-трудовой колонии «Усольгидролес» учреждения «Сталинградгидролес» до 1300 заключенных на строительстве УЖД и поселка для лесозаготовителей.

6. Камское Городище со слов начинали строить заключенные, а продолжили и стали жить перед войной спецпереселенцы. Нынешний пос. Кама.

 

                                           Гайнский район.

 

1. Усть-Чёрная, посёлок, дислоцировался отдельный взвод охраны системы ИТУ НКВД — МВД СССР для задержания бежавших заключённых. 1943- 1970 г. г.

2. Бадья.посёлок. Учреждение К-23 1/4, отдельный лагпункт на реке Бадья. Гайно-Кайская железная дорога с широкой колеёй, с 1938 г. пассажирская, системы НКВД-МВД СССР и РФ.

3. Пелес, железнодорожная станция для обслуживания лагерных подразделений К-23 1, затем н/п.

4. Чернореченск, посёлок. В 1935-1957 годах ж/д станция Чёрная учреждения К-231.

5. Весляны-2 (Веслянка-2), лагерный пункт по заготовке леса, «подкомандировка». Имел УЖД. К-23 1. В настоящее время не существует.

6. Весляны-3 (Веслянка-3), лагпункт,имел УЖД иIО бараков. Не существует.

7. Нижняя Старица, село. Отдельный лагпункт «Соликамсклаг», УЖД, до 1957 года.

8. Чепечанка, лагерный пункт по заготовке леса «Соликамсклаг» до 1990 года.

9. Касево, лагпункт по заготовке леса хСоликамсклаг» до 1990 года.

10. Усть-Мый,отдельный лагерный пункт, имел УЖД до 1950-х лет.

 

ДИСЛОКАЦИЯ

мест расселения спецпереселенцев, трудпоселенцев и иного

спецконтингента в районах Коми-Пермяцкого округа

 

Юсьвинский район

(в рамках современной территории).

 

Камский сельсовет:

1 .Кама, спецпосёлок в конце 1930-х лет. Немцы, литовцы, русские. К 1945 году действовала средняя школа.

2.Тузим, спецпосёлок. На 1. 06. 1939г. проживало 544 переселенца, которые заготовляли лес для завода ЗГ2 172. На 1.07. 1943г. проживало 145 ссыльных семей, всего 501 человек’ детьми.

 3.Пожёвка, спецпосёлок.

 

Пожвинский поссовет:

 

4.Усть-Пожва, деревня, пристань на Каме, в 1937-1938 годы спецпереселенцы из Украины и Коми-округа работали на грузовом причале Майкорского металлургического завода.

5.Кордон, посёлок трудпоселенцев, лесопункт Пожвинского ЛПХ.

Майкорский поссовет:

6.Майкор, рабочий посёлок, на 1.06.1939 года работало на углежжении на заводе 940 человек ссыльных с учётом детей.

7.Горбуново, деревня, на 1.06.1941 г. проживало 350 трудпоселенцев с учётом детей.

8.Горки («Татарский посёлок»), спецпосёлок. На 1. 03. 1941 г. 585 ссыльных. Проживали латыши, евреи, поляки, литовцы, эстонцы, казанские татары. Построен в 1930 г. На 1.07.1943 г. проживало 105 семей- 458 человек.

9.Селино, деревня на правом берегу Иньвы. В 1946 г. жили ссыльные казанские татары, прорыли канал «Татарская канава».

 

Оньковский сельсовет:

 

10.Большие Они, деревня. В послевоенный период проживали западные украинцы и литовцы, строили дорогу на Гэнеш и далее до Тукачево. В Гэнеше долго проживали литовцы.

 

Купросский сельсовет:

 

11 .Купрос, село. С 1945 г. проживали литовцы.

12.Купрос-Волок, спецпосёлок («Литовский поселок»), в 1938 году Пророманшерский хутор, где была основана сельхозколония из спецпереселенцев, 10 семей, 58 человек.Далее проживали литовцы, татары, латыши и поляки.

13 .Малиновка, деревня в шести км от Соболёвских бараков. Литовцы и поляки.

14.Агишево,деревня. На 1.01.1938 г. создана сельхозколония из ссыльных, 16 дворов, 97человек. Агишевский лесной барак, где жили спецпереселенцы 30-х лет, на 1.01.1938 года осталось 5 человек. В 1940 году здесь на правом берегу Иньвы напротив деревни белорусы и литовцы построили спецпосёлок Агишево.

15. Соболёво, деревня. Сельхозколония, 39 дворов, 151 ссыльный на 1. 01. 1938 года. Соболёвские бараки, раскулаченные спецпереселенцы из западных областей СССР налесозаготовках для металлургического завода в Майкоре. В трёх километрах от Соболёво была деревня Вахрам, где тоже жили белорусы, составляя одну Соболёвскую сельхозартель, а затем работали на лесозаготовках.

16.Малый Голяшер, деревня, сельхозколония, 4 двора, 11 ссыльных.

17.Большой Голяшер, деревня, сельхозколония, 30 дворов, 172 ссыльных.

 

Аксёновский сельсовет:

 

18.Дублёново, фактически два поселения Верхнее и Нижнее Дублёново построены в конце 1930-х, начале 1940-х годов белорусами и литовцами. Закрыты в 1978-1980 годах.

 

Крохалёвский сельсовет:

 

19.Крохалёво, село.Литовцы. Американец. По рассказам жителей в селе проживала военнопленная финская лётчица с ампутированными ногами, являлась прекрасной портнихой. Увезли в Финляндию в 1956 году, как национальную героиню (нуждается в проверке).

20.Верх-Кучи (Верхний Куч), спецпосёлок, на 1. 01. 1938 г. один лесной барак, затем лесопункт из трудпоселенцев. Литовцы, литовские поляки, в 1946 году проживало 320 человек. Начальная школа, столовая, клуб.

 

Доеговский сельсовет:

 

21.Доег, село. В Доеговском ЛПХ работали немцы, литовцы.

 

Тиминский сельсовет:

 

22.Малое Азово, деревня, сельхозколония, на 1. 01. 1938 г. 4 двора, 19 человек.

23.Большое Азово, деревня, сельхозколония, на 1. 01. 1938г. 19 дворов, 91 человек.

24.Большое Тукачёво, деревня, на 1.01.1938 г. 27 дворов, 144 ссыльных.

25.Малое Тукачёво, деревня, на 1.01.1938 г. 21 двор, 84 ссыльных.

Тукачёвский сельсовет (бывший Тиминский):

26.Тукачёво (Посёлок База),спецпосёлок, 1930-е годы раскулаченные спецпереселенцы, кроме того на 1.01 1938 г. сельхозколония из 14 хозяйств, 83 человека. Немцы Поволжья,

Украины, западные украинцы. С ноября 1945 года литовцы.

27.Комсомольский, спецпосёлок, раскулаченные, сельхозколония, на 1.01. 1938 г.

хозяйства, 16 человек. С 1945 года литовцы.

28.Лебедяга, спецпосёлок, в 1938 году лесной барак «Лебедяк»

29.Верх-Нёнь, лесной посёлок. После 1945 года расконвоированные ОУНовцы и западные украинцы.

3О.Лесной барак «Голяшор»-1, в 1937 году. Не путать с деревней.

31.Лесной барак «Лапко»-1. 1937 год.

 

Мелюхинский сельсовет:

 

32.Мелюхино, село. В 1940-1943 г.г. проживали высланные поляки Люблинского

воеводства.

 

Архангельский сельсовет (бывший Карасовский):

 

33.Забганово (Забган), деревня. На 1.01.1938 г. сельхозколония, 10 хозяйств, 35

спецпереселенцев. В 1940-1943 г.г. проживали поляки-осадники Львовского воеводства.

 

Юсьвинский сельсовет:

 

34.Юсьва, село. В 1942 г. проживали поляки-осадники Львовского воеводства.

 

Харинский сельсовет.

 

35.Первомайский, строился как спецпосёлок силами белорусов и литовцев, затем

лесопункт. В 3-х километрах от деревни Ключи. Не существует.

 

Косинский район.

 

Сосновский (бывший Чазёвский) сельсовет:

1.Сосновка, спецпосёлок. На 1.01.1932 г.- 1876 раскулаченных спецпереселенцев. в том числе мужчин-624, женщин-561, детей до 16 лет-691 человек. На 15.01.1932 г. числилось 522 хозяйства. В апреле 1932 г. для 523 семей был определён план на обработку пашни,сенокосов, лесосеки.

 

Светличанский (бывший Порошевский) сельсовет:

 

2.Солым, спецпосёлок. На 1.01.1932 г. — 1212 человек, в том числе мужчин-455, женщин- 335, детей-422, 289 семей. На 1.07.1939 г.-165 семей, 619 трудпоселенцев, трудоспособные из которых работали в Косинском леспромхозе. На 1.07.1943 г. -171 семья, 591 человек.

 

Порошевский -(бывший Н-Косинский) сельсовет:

 

3.Одань, спецпосёлок. На 1.01.1932 г.-422 переселенца, в том числе мужчин-153,

женщин- 129, детей- 160. В 1932 г. была создана сельхозколония (сельхозартель) и к 1937году объединяла 55 хозяйств с 95 трудоспособными, имела 260 га земли. На 1.07.1939.г. 48 семей трудпоселенцев, 238 человек. На 1.07.1943 г. 47 семей, 215 человек.

Косинский (бывший Селищенский) сельсовет:

4.Лочь-Сай (бывшего Селищенского сельсовета), спецпоселок. На 1.01.1932 г. 367 спецпереселенцев, в том числе 130 мужчин, 114 женщин, 123 ребёнка. На 1.01.1939 г. 31 семья, 112 трудпоселенцев. На 1.07.1943 г. - 33 семьи, 102 человека.

5.Бадь-Пашня (бывшего Селищенского), спецпосёлок, образован в 1931 году. На

1.01.1932 г.-587 спецпереселенцев, в т. ч. 187 мужчин, 166 женщин, 234 ребёнка. На1.07. 1939 г.-44 семьи, 183 человека. На 1.07.1943 г. тоже 44 семьи, 162 человека.

 

Пуксибский сельсовет:

 

6.Становоль, спецпосёлок. В 1923 г. вьтселок Варышанского земельного общества на реке Косья. Спецпоселение построено возле бывшего выселка в 2-х километрах от д. Варыш. Сельхозколония, затем артель. В настоящее время не существует.

7.Новый Путь, спецпосёлок с 1931 года. Образован в 1930 году. Местное название Коврига. На 1.01 1932 г. 198 спецпереселенцев, в т. ч. Мужчин-46, женщин-82, детей-70. В апреле 1931 г. совместно с с/п Становоль создана сельхозколония из 40 семей с выделением сельхозугодий, пашни, домашнего скота.

 

Чураковский (Лямпинский) сельсовет:

 

8.Усть-Коколь, спецпосёлок с 1931 года, расположен между трёх рек: Лолым, Коколь, Бадью. На 1.01.1932 г. 521 переселенец, в т.ч. мужчин.-175. женщин-154, детей-195. Весной 1932 г. запланирована сельхозколония из 229 семей, выделены земля, семена, инвентарь. На 1.07.1939 г.-45 семей, 162 поселенца, из которых трудоспособньте работали в Косинском леспромхозе. На 1.07.1943 г.-40 семей, 147 человек. В настоящее время не существует.

 

Юрлинский район.

 

Усть-Берёзовский сельсовет:

 

1.Липово, спецпосёлок, в 1940 г. завезены поляки из Тернопольского и Львовского воеводств.

2.Сюзьва (бывший Елогский сельсовет), спецпосёлок. До войны жили западные украинцы и поляки, за 1940-1941 годы умерли 30 человек. После войны украинцы илитовцы, в 40-е годы умерло 15 человек.

3.Усть-Берёзовка, посёлок. В 1945-1948 годах трудпоселенцы из Ростовской области,украинцы, литовцы.Умерло 16 человек.

4.Верх-Коса, посёлок. В 1945-1946 годах умерло 17 человек трудпоселенцев.

 

Сюрольский сельсовет:

 

5.Лопан, спецпосёлок. Поляки с марта 1940 года. С 1945 по 1948 годы жили украинцы

и литовцы, умерло 11 человек.

6.Усть-Пышья, спецпосёлок. Поляки. В обоих посёлках за 1940-1941 годы умерло 52 человека.

7.Конанов Бор, спецпоселок. Лопанский лесоучасток. Поляки, карелы (возможно

эвакуированные).

8.Сюрол, деревня, Сюрольский лесоучасток. Поляки, в 1945-1948 годах украинцы и литовцы, умерло 18 человек.

9.Лопан (Булычи), деревня .Поляки.

10.Чугайнов Хутор, посёлок. Украинцы. В 1946 г. умерло двое.

 

Усть-Зулинский сельсовет:

 

11.Кирьяново, посёлок. Проживали финны, в 1941 г. умерло 5 человек. В 1945-1948годах украинцы и литовцы. За этот период умерло 17 человек.

12.Кроме того необходимо установить:

-пос.Кузьва, 72-й квартал;

-пос.Красная Курья по реке Пышья в сторону р. Коса;

-посёлки Нижний Бор, Верхний Бор, Конанов Бор Лопанского лесопункта.

-лесопункты Юрлинского ЛПХ, на 1.03 1941 года 508 семей, 2451 человек

спецссыльных- осадников, в основном из числа польской национальности.

 

 

Гайнский район.

(в рамках современной территории).

 

Керосский сельсовет:

 

1.Керос, спецпосёлок. Земельный участок выделен колонизационной партией НКВД СССР из кварталов 117-118 Гослесфонда в октябре 1929 года и сразу прибыли белорусы и поляки из западных областей страны. На 1.01.1932 г. имелось 233 хозяйства спецпереселенцев и единственная столовая на все спецпоселения в 1931 году. Зимой 1936 года прибыли спецпереселенцы из Гомельской области. На 1.07.1939 г. проживали 61 семья из 190 трудпоселенцев, на 1.07.1943 г.57 семей-I89человек. 18.06.1944 г. привезли более 300 крымских татар. По истечении ВОВ поступили литовцы.

2.Ельдор, спецпосёлок. Определён под строительство в 1929 г. на р.Чатма в 74-м

квартале. В этом же году прибыли поляки более 200 человек осваивавших новое

поселение из числа которых через год половина скончались. На 15.01.1932 г.-284

хозяйства, затем пересыльный пункт на пути этапирования в регионы Севера и из Коми ССР в спецпоселения Гайнского района. В 1946 г. сохранились б бараков в З ряда без крыш на каменных фундаментах.

 

Усть-Черновской сельсовет:

 

3.Смагино, спецпоселок строительство начато в 1929 году силами местного населения. Первые раскулаченные» спецпереселенцы поступили в зиму 1929-1930 г.г. На 15.01.1932 г.-134 хозяйства. На 1.07.1939 г.-90 семей, 343 человека, из которых 40 детей. На 1.07.1943 г.-88 семей, 309 трудпоселенцев. В 1945 г. существовал детский дом в котором было свыше 30 детей крымских татар. Проживали русские, белорусы, поляки, литовцы, татары, немцы. В настоящее время улица Смагина пос. У.-Чёрная.

4.Ломовка, спецпосёлок с 1929 г. в 5 км в верх по течению р.Чёрной от пос. Усть-Чёрная. На 15.01 1932 г. 143 хозяйства. В 1946 г. стояли 4 нежилых типовых дома и остатки Строений, а также 6 бараков.

5.Дедовка, спецпосёлок с 1929 г. На 15.01.1932.г.-1 13 хозяйств спецпереселенцев. С 1944 г.проживали крымские татары. В настоящее время не существует.

6.Верх-Дозовка, спецпосёлок из типовых домов в три улицы с мельницей. Было построено здание спецкомендатуры. Раскулаченные, затем крымские татары. Остатки строений сохранились по настоящее время.

7.Пельмин-Бор, спецпосёлок, участок земли под строительство выделен ОКРЗО из Гослесфонда кв.269 Веслянского лесничества в 1929 году. На 15.01.1932 г. имелось 283 хозяйства раскулаченных спецпереселенцев.

8.Пожег, спецпосёлок с 1929 года, в междуречье Малый Пожег и Пожег, в дальнейшем Верх-Пожег. В начале 1930-го года доставили более 200 переселенцев, которые построили себе все здания без единого гвоздя. Воду черпали из реки коробом на колесе, которое вращали тягловой силой. Закрыт перед ВОВ.

9.Усть-Пожег,спецпосёлок, в 8 км ниже от В.-Пожега при впадении в Весляну. Закрыт в 1958 г.

 

Серебрянский сельсовет:

 

10.Осиновка, спецпосёлок, определён под строительство в 1929 г.на левом берегу Весляны в окружении болот. На 15.01.1932 г. население составляло 200 семей спецпереселенцев.

11.Сосновка, спецпосёлок. На 15.01.1932 г.-522 хозяйства раскулаченных

спецпереселенцев. Затем немцы и крымские татары.

12.Оныл Сёйвинский, спецпосёлок (не путать с Оньилом на реке Оныл), находился на Современной территории Серебрянского сельсовета, через него проходила УЖД Сёйва-Сосновка-Оныл, которая не доходила 2 км до озера Адово.

13.Дозовка, спецпосёлок заложен в 1929 г. в устье ручья Ыжит-Шор при впадении в реку Дозовка. На 15.01.1932 г.-284 хозяйства переселенцев.

14.Лежнёвка, спецпосёлок ниже с.п.Дозовка по течению речки. Существовал в 1929-1930 годах.

 

Плесинский сельсовет:

 

15 .Пугвин-Мыс, спецпосёлок. На 15.01.1932 г.-1 84 хозяйства, на 1 .07.1939г.-1 17 семей,478 трудпоселенцев, на 1.07.1943 г.-113 семей,412 человек. Белорусы, украинцы.

16.Чуртан, спецпосёлок. На15.01.1932 г.-205 хозяйств, на 1.07.1939 г.-118 семей из470 человек. Белорусы, немцы Поволжья, татары.

17.Монастырь, село. Из спецпереселенцев была создана сельхозколония, а затем сельхозартель. На 1.01.1938 года было 55 хозяйств трудпоселенцев, что составляло 256 человек. Имели избу-читальню.

 

Шуминский сельсовет:

 

18.Сосновая, рабочий посёлок. Проживали переселенцы из западных областей СССР, немцы Поволжья и немецкие эмигранты из Германии.

19.Булатовская Старица, населённый пункт. Раскулаченные, затем немцы и белорусы.

20.Шумино (бывшего Аннинского сельсовета), деревня. На 1.01.1938 г. в сельхозартели числилось 20 семей, 87 человек.

 

Кебратский сельсовет:

 

21.Шордын, спецпосёлок. На 15.01.1932 г. 227 хозяйств, на 1.07.1939 г.-135 семей, 472 трудпоселенца. На 1.07.1943 г.-131 семья, 442 человека.

21 .Пурга, спецпосёлок в 1931 г. Не жилой.

22.Вадорка, спецпосёлок в районе нос. Жемчужный. Не существует.

23.Ягдын, спецпосёлок в начале 1930-х лет. Ниже деревни Мысы в 5-ти километрах. Ныне не существует.

24.Минская Гунна-Дор,спецпосёлок в начале 1930-х лет. Белорусская сельхозартель, занимались хлебопашеством. Не сущестует.

25.Ужанья, спецпосёлок, сельхозколония в бывшем Мысовском сельсовете. Не существует.

Даниловский сельсовет:

26.Пономарёвка, спецпосёлок. В 9 км от Гайн в 1924-1925 годах созданы два выселка «Вес» и «Пономарёвка». Напротив Пономарёвки в 1931 г. на реке Петыркушка построен спецпосёлок Пономарёвка на 200 семей с целью «освоения сельхозугодий». На 1.07.1939г.-107 семей, 368 трудпоселенцев. Белорусы, украинцы. На 1.07.1943 г.-93 семьи, 298человек.

 

Иванчинский сельсовет:

 

27. Сергеевский, спецпосёлок. На 15.01.1932 года, совместно с спецпоселением Коврижка Кочёвского района (входили в одну Косинскую спецкомендатуру), насчитывалось 442 хозяйства раскулаченных переселенцев. На 1.07.1939 г. в Сергеевском -57 семей, 218 человек. На 1.07.1943 г.-57 семей, 189 «едоков». Комендатура просуществовала в посёлке до 1.07.1951 г. В основном проживали украинцы, белорусы, поляки, литовцы, выселенные из Ростовской области, всего более 30 национальностей.

 

Кочёвский район.

 

Маратовский сельсовет:

1.Буждым, (бывший Пуксибский сельсовет) спецпосёлок, образован в 1931 году,

На 1.01.1932 г. проживали 531 переселенец, в том числе мужчин-184. женщин-179, детей-208. На 1.07.1939 года-47 семей, 176 человек, на 1.07.1943 года-47 семей, 163трудпоселенца.

2.Усть-Онолва, спецпосёлок, на 15.01.1932 г. имелось 421 хозяйство спецпереселенцев.

14.01.1932 У-Онолвинскому посёлку спецпереселенцев были выделены участки земель под сельхозугодья в урочище «Георгиевский посёлок», в урочище «Старая деревня», в урочище «У-Онолва». Из сельхозколонии «Пелымская» выделены селения: выселок «Берёзовка»-4 хозяйства; выс. «Пахарь»-4 хоз.; выс. «Мирской Пальник»-2 хоз. И выс.

«Пугырь»-4 хозяйства. На 1.07.1939 г. было 150 семей, 581 человек, в том числе мужчин.137. женщин-191, детей-253. На 1.07.1943 г.-148 семей, 537 человек, которые работали вКочёвском леспромхозе. Проживали литовцы, белорусы, немцы, татары. Летом 1936 г. комендант Дедов создал детский (переселенческие дети называли «Пионерский») лагерьдля кулацких детишек из посёлков спецпереселенцев Кочёвской райкомендатуры.

З.Мараты, спецпосёлок.

 

Юксеевский сельсовет:

 

4.Коврижка, первое спецпоселение на территории КПАО 1929-го года, предположительно, со слов переселенцев «второй волны», расположенного возле ямской станции на тракте Кайгород-Юксеево, двухэтажное здание которой в дальнейшем было использовано под школу для кулацких детей. В период голода 1933-1934годов до осени 34-го из 500 человек в живых осталось 150. В дальнейшем ликвидирован.

5.Велтас, спецпосёлок с 1930 года в 4 км от Юксеево.

6.Серва, деревня, затем рабочий посёлок. С 1945 года проживали литовцы.

7.Станомыс,спецпосёлок с 1930 года. НаI.07.1939 г.53 семьи из 166 человек, в т. ч.мужчин-41, женщин-63, детей-62. На 1.07.1943 г.-50 семей-138 человек. В посёлке находилась гауптвахта, где содержались штрафники из территорий окружающих комендатур.

 

Кочёвский сельсовет:

 

8.Усть-Янчер,(Янчер бывшего Дуровского сельсовета), на 1.07.1939 г.-1 11 семей, 406 трудпоселенцев, В т.ч.мужчин-99, женщин-129, детей-178.

На 1.07.1943 г.-110 семей, 372 человека. Работали в Кочёвском ЛПХ,

 

Сепольский сельсовет:

 

9.Красная Курья, спецпосёлок, создан на месте выселка 1920-х лет, на 1.01.1938 г.

оставалось 9 семей из 35 человек трудпоселенцев в составе сельхозартели.

 

Больше-Кочинский сельсовет:

 

10.Монастырь, деревня. На 1.01.1938 г. имелось общежитие в котором проживали 7семей переселенцев, 21 человек, работающих в сельхозартели.

11. Пальник выселок. На 28.05.1930 года-60 семейств. 15.03.193 1 г. для 60 хозяйств спецпереселенцев были выделены земельные фонды, в том числе:

-усадьба-0,20 га на хозяйство;

-огород-0,5 га;

-сенокос-2,0 га;

-пашня-030 га на едока;

-1 лошадь на 4 хозяйства.

Семена с огромным трудом завезли весной 1931 г. в ограниченном количестве. Лошадьмии инвентарём не обеспечили.

 

Пелымский сельсовет:

 

12.Сельхозколония Пелымская», определена колонизационной партией НКВД СССР в 1929 году для приёма спецпереселенцев при впадении реки Тихеил в реку Онолну:

-выселок Пахарь, 6 кв.;

-выселок Тихеил, 7кв.;

-выселок Станомыс (не путать со спецпосёлком Станомыс), 11 кв.

В 1930-м году добавились:

-выселок Берёзовка

Мирскои Пальник,

-выселок Пугырь.

Сельхозколония объединяла хозяйства находившиеся в разных сельсоветах, но единой райкомендатуре.

 

Кудымкарский район.

 

1.Кудымкар, посёлок, затем город. Спецпереселенцы проживали с 1929 года. На

15.01.1932 года числилось 85 хозяйств. На 1.01.1932 г. работающих переселенцев по участкам конторы Уралстройиндустрии»насчитывалось 110 человек, из них практически норму выполняли первоначально 12 человек, из них 2 женщины, кроме зарплаты они поощрялись промтоварами и денежной премией, а остальным не полагалось и они голодали, при этом имели место смертельные случаи. В сентябре-октябре 1932 г.в Кудымкарской конторе «Гражданстрой» работали в разрезе производственных участков:

-1-й участок-47 работников, которые за 2 месяца заработали на человека от 12 до 40 трудодней, белорусы и западные украинцы;

-2-й участок-20 переселенцев по 22 трудодня на человека;

-5-й участок-49 работников, из них 47 штрафников, за 2 месяца заработали в основном от 4 до 14 трудодней;

-6-й участок-7 человек, из них 5 прогульщиков;

-Подсобное предприятие-7 человек по 42 трудодня;

-Хозчасть- 22 человека по 43 трудодня.

На 1.07.1939 г. в городе проживали 15 семей закреплённых за Юрлинским ЛПХ, а на 1.07.1943 года-21 семья, 59 человек.

 

Белоевский сельсовет:

 

2.Белоево, село (райцентр), на 1.07.1943 года за Белоевским домом инвалидов было закреплено 498 трудпоселенцев, 742 человека.

 

Велвинский сельсовет:

 

3. Третий Посёлок трудпоселенцев. На 1.01.1938 г. оставалось 8 семей, 29 человек.

4.Четвёртый Посёлок трудпоселенцев. На 1.01.1938 г. оставалось З семьи, 14 человек, проживали в рабочих бараках.

5.Изъяшерские бараки, на 1.01.1938 г.-5 семей, 13 человек.

6.Савина, деревня, в период ВОВ центральная контора Эрнского ЛПХ, Украинцы, белорусы, затем литовцы.

7.Беляево (Беляй), деревня, граница Кудымкарского и Юсьвинского районов проходили по средине этого населённого пункта, бывшего лесопункта Велнинского ЛПХ, проживал украинцы, белорусы, литовцы.В настоящее время нежилой, территория принадлежит Юсьвинскому району.

8. Велна-База, посёлок, в 1935 г. лесопункт Кудымкарского ЛПХ, где работали наряду местным населением спецпереселенцы. В 1946 г. работало около 150 «оуновцев», нормы выработки почти никто не выполнял. В 1949 г. контора ЛПХ. В В.-Базе, спецпоселенцы литовцы и «оуновцьт» жили в бараках на правом берегу возле моста разделённых на комнаты дощатыми перегородками. В каждой комнате по 2-3 семьи от З до 9 человек. 9.Галяшер, спецпосёлок (не путать с д. Галяшер Юсьвинского р-на). Лесопункт Велвинского ЛПХ, украинцы, белорусы, литовцы. Ликвидирован в конце 1990-х лет. 1 0.Шарволь, Деревня, затем лесопункт и рабочий посёлок. Украинцы, литовцы.

Ошибский сельсовет:

11.Лямпино, спецпосёлок в районе д.Петухово по соседству с Юрлинским районом.

Эрнский сельсовет:

12.Эрна, спецпосёлок, вначале лесопункт, затем отдельный Эрнский ЛПХ. В 1946 году бараках проживали около 150 «оуновцев», нормы выработки не выполняли, вели полуголодное существование .Литовцы, белорусы.

13.Тышор, спецпосёлок, на правом берегу Велны перед мостом в Эрну. Белорусы, литовцы, «оуновцы». Закрыт в 1977 г.

Самковский сельсовет:

1 4.Берёзовка, рабочий посёлок возле села Самково, контора Самковского ЛПХ,

возводили местные рабочие Кудымкарского ЛПХ со спецпереселенцами.

15.Весёльий-Мыс, спецпосёлок.

16.Верх-Буждом, посёлок. По устным сведениям проживали спецпереселенцы.

17.Кувинский, спецпосёлок.

18.Таскаева, деревня, лесопункт. На 31.12.1951 г. работало 39 поселенцев из Горьковской, Рязанской областей и Татарии, зарплата на одного работающего переселенца с апреля по декабрь 1951 года составляла от147 рублей у прогульщиков до 7612 рублей упередовиков.

19.Пограничныи, спецпоселок.

 

Деминскии сельсовет:

18.Визяй, деревня, лесозаготовительный участок, нижний склад с трелёвкой на конной тяге, затем тракторная база, трелевали и вывозили лес на реке Полва. В 1935 г. лесопункт Кудымкарского ЛПХ, спецпереселенцы и промпереселенцы.

 

 

Дислокация

мест деятельности репатриированных красноармейцев и отдельных

батальонов трудармейцев в 1945-1947 годах.

 

Юсьвинский район.

 

1.Батальон репатриантов из числа бывших военнопленных красноармейцев базировался возле Малой забойки Майкорского металлургического завода в 1945-1947 годах, первоначально под конвоем, затем расконвоированные. Работали на углежжении. Местное население называло их «власовцами».

2.Деревня Соболёво Крохалёвского сельсовета. В ноябре 1945 года прибыла рота трудармейцев для работы в Крохалёвском ЛПХ. Проживали в бараках.

3.Деревня Агишево и спецпосёлок Агишево- Рота трудармейцев для Крохалёвского ЛПХ.

4.Посёлок Кама. В 1945-1947 годах дислоцировался батальон репатриированных бойцовс подразделениями в лесопунктах Пожнинского ЛПХ .Отдельная рота стояла в пос. Тузим,имела казарму барачного типа.

5.Пос.Тукачёво. В 1945 году находилась рота трудармейцев, проживали в бараке,

который сгорел. Погиб один человек. Рота репатриантов до 1947 г.

6.Дер. Городище на Каме. В 1947 г. находилась рота репатриантов. Занимались

подготовкой к сплаву.

 7.Пос. Первомайский-рота репатриантов в 1945 году, затем ещё одна в 1946 году.

8.Пос. В-Куча, бывшие пленные красноармейцы-репатрианты.

9.Пос. Купрос-Волок (Купрос-Романшерский лесоучасток), репатрианты.

 

Юрлинский район.

 

1 .Отдельный батальон трудармейцев из числа немцев Поволжья в количестве 327

человек зачислен с 12.10.1945 г. «рабочими постоянного кадра» по лесопунктам Юрлинского леспромхоза

(ПР. 159 от 17. 10. 1945 г.):

-В.-Коса- 164;

-Сюрол-56;

-Кирьяново-47;

-Лопан-5 3;

-Юрла, управление-7, из них 2 ординарца при штабе батальона.

Офицеры состояли при батальоне, им выплачивалось денежное и продуктовое довольствие. После 10.11.1945 г. ещё прибыло 100 трудармейцев.

2.Репатрианты проживали с ноября 1945 года в бараках лесных посёлков:

-Кирьяновка, Усть-Пышья Юрлинского леспромхоза:

-Верх-Коса, Усть-Берёзовка, Сюзьва Верх-Косинского леспромхоза.

 

Гайнский район.

 

1.Пос.Усть-Чёрная. В 1946 г.находилась рота трудармейцев, проводили строительные работы в леспромхозе. В этом же году этапировано более 80 «власовцев», работали расконвоированными.

2.Пос.Дедовка. В 1946 г. рота трудармейцев около 100 бойцов вели строительные работы Население посёлка вместе с ссыльными составляло около 600 человек. Построена 8-я школа, клуб, детсад, столовая, 2 магазина. Лесопункт Гайнского леспромхоза. 3.Пос.Керос. Рота ОСБ трудармейцев состояла из узбеков, туркмен, казахов, украинцев, русских. 1946-1947 г.г.

4.Пос. Сергеевский. В 1945-1947 годах находилась рота репатриированных

красноармейцев. освобождённых из немецких концлагерей.

 

Кочёвский район.

 

1 .Усть-Силайка, деревня. С 1945 г. рота репатриантов из числа пленных красноармейцев

2.Кочёво, село. При Кочевском ЛПХ с 1945 года находился батальон репатриантов с дислокацией рот по лесопунктам по 1947 год.

 

Косинский район.

1 .Коса, село. В Косинский ЛПХ в 1945 году поступил батальон репатриантов с дислокацией рот по лесопунктам по 1947 год.

Воспоминания бывшего спецпереселенца Ефименко

 Ивана Никифоровича.

(записаны им лично в 1991 году).

 

Родился я в 1906 году в деревне Новая Земля Белорусской ССР в семье

10 человек, в том числе трёх сестёр и пяти братьев, я предпоследний.

Сёстры: Фёкла - 1887 г.р., Федора - 1891 г.р., Анна - 1897 г.р. Братья: Ефрем - 1894 г.р., Макар - 1900 г.р., Даниил - 1903 г.р., Иван - 1906 г.р., Пётр – 1909 г.р.

Сёстры вышли замуж в своей деревне. Ефрем женившись имел троих детей.

Макар учился в Московском Горном институте. Даниил, женившись, ушёл

жить к невестке, а младший брат Пётр уехал учиться в Москву. Ефрем и я

остались на хозяйстве.

Отец в 65 лет скоропостижно скончался от приступа аппендицита, мать

осталась с нами. Во время революции и Гражданской войны Ефрем был на фронте. В 1928 году я тоже женился и мы, с Ефремом, разделили между собой отцовское хозяйство. У нас было два дома б на б метров и мне достался один из них, старая лошадь, корова, овечка. Вскоре лошадь пришлось продать на убой и купить себе молодую лошадку за небольшую цену. Но в последствии она оказалась краденной. Купил также на базаре породистого жеребёнка, а за тем от породистой коровы телёнка-сосунка на

овечку обменял.

В то время у своей коровы молока не было. Пришлось его выпаивать конопляным семенем. Мать жила со мной — она и ухаживала за телёнком. Жеребёнок и телёнок росли хорошо.

Брат Макар окончил Горный институт и Высшую лесную школу, женился и работал в Смоленске губинспектором лесов. И вдруг он мне прислал письмо: «бросай хозяйство и приезжай ко мне, я тебя устрою лесообъездчиком».

Я подумал: «только нажил хороший скот» и отказался. Тогда брат написал Ефрему, тот семью оставил, а сам уехал и устроился бракёром от 3апспичтреста».

Весной 1931 года, ночью, пришли сотрудники милиции и работник сельсовета, арестовали меня прямо из постели, всего пять человек (арестованных в ту ночь, дополнение моё). Погнали нас на станцию Осиновка в 16-ти километрах от деревни, везли на лошадке. Посадили в товарный вагон и, когда собрали задержанных со всего района, повезли на станцию Орша. Там построили со всех вагонов и под конвоем повели в городскую тюрьму.

В камере на 20 человек нас было 60. Параша стояла возле дверей и к

нужно было идти через людей, лежащих на полу. В тюрьме нас держали около месяца.

Семьям нашим, после нашего ареста, дали на сборы один час, посадили на подводы и тоже привезли в Оршу, поселив на элеваторе. Затем нас под конвоем провели на элеватор и предложили самим искать свои семьи. Потом подогнали товарный поезд и погрузили в каждый вагон по 40-45

человек с вещами. Состав перевели на вокзал, где присоединили вагоны с

прибывшими людьми из Минска и Витебска. Объединённый эшелон, из

более, чем 40 вагонов отправился в неизвестном нам направлении. В одном

месте в чистом поле поезд остановили и в течение часа дали возможность

выйти из вагонов и оправиться, потом отправились дальше. От Москвы до Перми нас везли двумя паровозами — один впереди, второй сзади.

В Перми привели к пристани на реке Кама, где стояла большая

деревянная баржа, в которую погрузили весь эшелон. В центре баржи стояли

две бочки, куда оправлялись. Тащили баржу двумя колёсными пароходами

верх по реке. На третьи сутки причалили к берегу около деревни Пятигор

Коми-округе, выгрузили на ровный луг.

Пришли со всего округа подводы, на которые посадили детей, стариков

и кое — какие необходимые вещи, а остальной скарб погрузили на отдельные

подводы и завезли в церковь, стоявшую в деревне, там сгрузили и пошли

пешком с подводами. Мы повернули влево, а остальные дальше поехали.

Нас по лесу повезли до речки Коса. У берега стояли плоты из брёвен

несколько лодок, погрузились и поплыли вниз по реке, а остальные пешим

ходом пошли по берегу. Километров через 20 причалили к берегу в лесу, где

стояли два старых барака, в которых зимой жили из окружающих деревень

лесорубы. Заняли оба барака и даже чердаки, а остальные из еловой лапки

под деревьями сделали шалаши и жили в них до зимы.

По приезду появилось начальство: комендант, начальник участка, прораб. По лесу были проделаны визирки (прорублены просеки) и стояли колышки с номерами домов (будущих). Мы стали рубить лес и строить дома

В первую очередь построили магазин и столовую. Затем построили сто

домов двухквартирных длиной 8 метров и шириной б,5метров без единого

гвоздя, так как их не было.

Крышу делали из дранки, её кроили. Были продольные пилы, тонкие

брёвна распиливали пополам (вдоль) — ложили пол и потолок. Рамы к окнам

и двери были завезены баржёй и без стекла, двери мы окосячили (сделали косяки), а окна делали только по одному в доме. Печей в домах не было из-за

отсутствия кирпича, делали земляные очаги, где жгли дрова и двери

раскрывали для выхода дыма. Так и зимовали.

В каждом доме проживало не менее 15 человек. В моём доме, где я

жил, было четыре семьи из 17 человек. Нары в доме были сплошные, когда

жгли дрова, то детей укрывали одеялами, чтобы дым не заходил к ним. Когда

оставались угли, двери закрывали. Так жили и работали каждый день без

выходных.

Зарабатывали от 400 до 800 грамм хлеба, согласно заработанному

хлебу получали соответственно количество грамм сахара, рыбы, крупы,

растительного масла. Иждивенцам (не работающим членам семьи) выдавал

по 4 килограмма муки (в месяц) и другие продукты.

Зиму 1931-1932 годов часть людей работала на строительстве, а

остальные в лесу на заготовке древесины. Работали бригадами по 8-10

человек. В посёлке, который назвали Солым, столовая была только для лесорубов, в которой кормили один раз в сутки вечером и только тех, кто

выполнял норму (выработки).

В посёлке первый год не было никакого скота, даже кошек и собак.

В 1931-1932 годах с питанием стало ещё хуже. Стали болеть малярией,

идёшь, упадёшь, тебя около часа потрясёт, встанешь как пьяный и дальше

пойдёшь.

Наступил голод, а весной 1934 года настала массовая смертность. Была создана похоронная бригада из восьми человек, которые заблаговременно

копали яму и сносили в неё по утру умерших за ночь. За это получали по 800

грамм хлеба. Медицинского работника до 1934 года не было. Весной 1934 —

го по реке баржами поступила мука, крупа и другие продукты. С питанием

обстановка улучшилась, но людей в живых осталась третья часть.

Я работал на строительстве медпункта и, после его завершения,

комендант заставил нас построить возле комендатуры арестантскую избу, в

которую садил, кого вздумает. У меня была бригада из восьми человек,

умерло шестеро, поэтому арестантскую достраивали вдвоём. Зашивали

фронтоны и вот, однажды, я сам еле залез по лестнице на чердак, так как

ноги сильно распухли. Напарник же мой на работу не вышел, едва спустился

обратно на землю и пошёл к нему домой, благо он жил не далеко. Открываю

двери, он лежит на лавке, говорю:

-Корней, пошли на работу. А он отвечает:

-Видимо я уже не смогу.

И к вечеру умер. Я вышел от него и подумал, что приходит моя очередь

помирать. А коменданта не было, он находился на совещании в райотделе

НКВд и я самовольно ушёл домой. Жена моя крепко истощала от голода, всё

берегла продукты для меня и трёхлетней дочери.

Я собрался и пошёл в посёлок Усть- Коса на лесосплав, там люди не

голодали. Получали хлеба по 900 грамм и, помимо этого, была столовая, где

за деньги можно было покушать

Устроился на строительстве лодок для сплава, проработал три дня и

получил паёк: хлеб, сахар, рыбу, а сам питался в столовой. Жили мы в

небольшом помещении, рядом с пекарней, и пекарь по вечерам приходил поговорить с нами.

Я рассказал ему, в каком состоянии оставил жену с ребёнком и предложил в

обмен на хлеб для семьи костюм и новую красную, сатиновую рубашку. От

костюма он отказался, а за рубашку дал буханку хлеба, килограмма два муки

и чекушку растительного масла.

В тот же вечер ушёл домой с добычей, открываю дверь, смотрю, жена

лежит на полу и дочь, увидев меня, поднялась от неё, подошла ко мне и просит хлеба. Я отрезал хлеб, полил маслом и посыпал сахаром, а сам

подошёл к жене — она лежит и смотрит на меня открытыми, неподвижными глазами. С трудом поднял её, она еле показывала признаки жизни. Усадил на

скамейку, разжёг железную печку, вскипятил воды, налил в кружку с сахаром и хлебом и давай её поить. Она с трудом проглатывала чай, так я ночь пробыл с ними, пока она сама не стала передвигаться и брать кушать. А утром вернулся назад на работу.

 Когда приехал комендант и узнал от своих подхалимов, что меня нет, то пришёл ко мне домой и увидел в каком положении жена. Он думал, что Я

побеге. От жены узнал, что я в Усть — Косе и дал указание своему помощнику привести меня в комендатуру.

Когда пришли к коменданту, он встретил меня с криком и стуком

кулака по столу за самовольный уход:

- Я тебя посажу вот в эту арестантскую, которую ты сам построил и

отправлю в штрафную, а там пропадёшь.

Я отвечал, что уже на несколько дней дольше прожил и жене с

ребёнком жизнь продлил, благодаря самовольной отлучке. Он покричал и

отпустил до первого вызова.

С лета 1934 года положение с питанием значительно улучшилось. Лето

было сухое и весь летний период были пожары, горели леса и солнце

постоянно было красное от дыма.

В 1935 году организовали сельхозартель, в начале как подсобное

хозяйство леспромхоза. Весной всех послали на гору, где прошёл сплошной

пожар, убирать недогоревшие головёшки. Их складывали в кучи и сжигали,

Было много грибов сморчков, их варили и кушали.

От посёлка расстояние было 8-9 километров, в лесу и ночевали. Один

мужчина лет 40 и девка лет 25 отравились грибами и скончались. Вырыли

одну яму и там же похоронили в лесу. Под осень на пожарище посеяли рожа

Сделали из сучьев пихты и ели бороны, ими и боронили пашню.

В 1935-1936 годах в сельхозартель поступили плуги, бороны, даже

конная картофелекопалка. дали ссуду, на деньги которой закупали у

населения коров.

В 1937 году меня поставили бригадиром, а в 1938 году председателем

артели, в должности которого работал до 20 февраля I94Згода. К этому

времени артель имела 70 дойных коров, племенного быка, несколько

десятков овец Романовской породы, а также свиней. Гари перепахивали,

сеяли рожь и овёс возле посёлка на возвышенных местах, садили картошку,

пшеницу, горох, ячмень.

В войну с продуктами было плохо, но мы уже могли питаться своими

выращенными продуктами. дойные коровы стали давать до 3000 литров в

год, пшеница и ячмень до 20 центнеров с гектара, картошка в некоторые

годы до 30 тонн с га. Получали на трудодни хлеб, картофель, масло и деньги.

Коменданту всё время хотелось командовать и хозяйничать самому.

Приходит в склад, возьмёт масло, а потом идёт в контору и платит за него, а

оно у нас было дешёвое. Скомандовал зарезать двух овечек для фронта, а ему

говорят, что мясные посылки не принимаются, Однако зарезали: одну завёз

начальнику райотдела, вторую себе оставил. Когда попросили квитанцию,

он сказал списать их. Я об этом рассказал председателю райисполкома, он

поговорил с секретарём райкома партии, тот вызвал на заседание бюро мена

и коменданта, и ему объявили по партийной линии выговор. Вот тогда они

решили с начальником РО НКВд убрать меня с руководства сельхозартели.

20 февраля приехали, арестовали меня и счетовода. Продержали в КЕ

три месяца, кормили со столовой отбросами, передачу не принимали, во время допросов издевались. В июне судили: мне дали 6 лет, счетоводу 10 лет

заключения. Отправили в Соликамск, в тюрьму.

У меня была одна корова и трое детей. Корову забрали, а больше ничего не было. Вот тебе суд и закон. Соликамских присоединили к Курскому этапу, 850 человек посадили на баржу и повезли по Вишере до Чердыни, а там пешком до Бондюга.  Загнали в барак со сплошными двухъярусными нарами. Бараки большие и только по два окна, и они из поллитровых (стеклянных) консервных банок, света почти не было. Лежали вплотную, одетые. Когда проходила поверка, приходили с берестой на железном пруту. При подсчёте пройдут по бараку и дышать почти нечем. Когда подсчёт не сходится, то выгоняют во двор, построят и загоняют в другой барак, а их в наш и снова поверка. Через сутки нас погнали в лес, на лесозаготовку.

На второй день меня поставили десятником во второй бригаде, а

счетовода Тоболина в контору. Кормили одной кашей из зерна пшеницы,

иногда суп и «Запеканка хлеба» 500 грамм. Стала мучить дизентерия,

поэтому один барак полностью перевели под «стационар». В скорости в нём

лежало около 300 человек, в результате — массовая смертность. К октябрю от

заключённых Курского этапа из 850 человек осталось 150. Умер и мой

счетовод Тоболин.

В первых числах ноября лагерь закрыли, остальных перевели в другие лагеря. Я попал на пересылку в лагерь «Берёзовая старица» и пробыл там

больше месяца. Кормили один раз в сутки: водичка, в которой варили брюкву

и 400 грамм хлеба, как тесто.

Затем этапом погнали в Ныроб. Я потерял половину веса и, нас таких

доходяг, отправили в сельхозлагерь на поправку. Поработал на подсобных

работах по очистке парников, переборке картофеля и так далее. У меня там оказался знакомый зоотехник. Он меня попросил на ремонт станков и

перевёл на свиноводство малых поросят кормить овсяным киселём с

молоком. Вот там я возле поросят и ожил. Свиней было 800 голов — я стал забойщиком. То вынужденный забой, а осенью массовый, я уже и жирка

поел, хотя это было воровство. С крупных свиней снимали кожу - вот мы и

приспособились оставлять на ней жир. Затем кожи заносили на чердак и там

обрабатывали, там же и прятали свою добычу, а когда нужно — брали.

Завскладом был заключённый латьтш — хороший человек и нас не сдавал.

Потом меня поставили на конный двор зав. Обозом и там проработал до

освобождения.

После освобождения вернулся в Солым к семье. Над женой просто

всякими способами издевались работники комендатуры и мой враг, которого

поставили после меня председателем. Посылали на плохую работу, где не

было заработка, а заработанные деньги удерживали за облигации займа. На

моих голодных, раздетых детей натравливали других и те кричали: «Ваш

отец враг народа, враг Народа».

Старшая дочь училась в Косе и ходила в лаптях, так и лапти не на что

было купить. Всё-таки она в последствии окончила Учительский институт.

Когда я пришёл из лагеря, то у нас уже колхоза не стало. Довели

людей, что они не стали работать и всё хозяйство, скот, постройки передали Порошевскому колхозу. Председатель колхоза (сельхозартели) уехал на родину, на Дон, увёз с собой много денег и облигаций, особенно чужих. Подробности описывать не стану.

В дальнейшем я работал на разных работах: бригадиром на сплаве, десять лет на шпалорезке рамщиком до пенсии.

Старшая дочь Зоя учительствовала, вышла замуж, имеет двоих

сыновей, живёт в Белоруссии. Средняя дочь Зина живёт в нашем посёлке,

вышла замуж, имеет сына и дочь. Муж стал алкоголиком и мы его всякими способами удерживали от пьянки, он бросил семью и уехал на родину. Дочь вышла за вдовца, работала продавцом в промтоварном магазине, вышла на

пенсию. Младшая дочь Валя живёт в Каменск-Уральском, работает экономистом. Замуж не вышла.

Мы с женой прожили уже по 85 лет и сейчас прибаливаем, но ещё живые, О нашей прожитой жизни судите сами, а всех подробностей из-за малограмотности описать не смог.

1991 год.

Умер Иван Никифорович 26 декабря 1996 года в возрасте 90 лет.

Низкий поклон праху его.

Копию с подлинных записей из школьной тетради с отдельными вынужденными поправками снял в сентябре 2005 года.

Г.Гудовщиков.

Коса-Кудымкар.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

М.А.Кривощеков

 

От Истердора до Кудымкара

Книга вторая.

 

                                                НА НОВУЮ РАБОТУ.

(л. 104)

В Перми я ещё пробыл 2 дня. Распростился с товарищами, сходил в кино, собрал свои вещи, сдал оружие и уже собрался к выезду, но тут ещё заехал ко мне мой друг коммунар Бурлаков Спиридон Мих. Он ехал на 3-х месячные курсы в г. Тюмень. Поговорили немного с товарищем и расстались.

КОМВУЗОВЕЦ Вакин помог мне унести вещи на вокзал и я покинул Пермь.

С Менделеево до с. Кочёво, с остановками на ночлег, ехал я 5 суток на лошадях, в телеге, по грязным дорогам под дождём и слякоти. Одежда моя не успевала просыхать за ночь, а днём в дороге я опять был мокрый и мёрз как пёс. По дороге из Юрлы в Кочёво я до такой степени сначала промок, а потом заморозило и моя одежда превратилась в ледяной панцырь, как на средневековом рыцаре.

Остановившись на ночлег в д. Шипициной, я не мог снять с себя одежды до тех пор, пока она не растаяла.

В Кочёве остановился у Овчинникова И.Ф. После перенесенных дождевых и снежных ванн я чувствовал себя плохо, но не хотел об этом говорить.

Вечером в райотдел поступил сигнал, что в один из хуторов в километрах восьми от Кочёва должны придти на ночь бандиты. Овчинников и начальник милиции решили сделать налёт на этот хутор и еслиудастся, накрыть бандитов.

Быстро скомплектовали отряд в человек десять из числа оперативных работников милиции во главе с Овчинниковым, последний предложил выехать вместе и мне. Отказываться по болезни было неудобно, это могли счесть за трусость и я тоже поехал. (л.104 об.). Мне дали неподкованную лошадь, по мёрзлым комкам она совсем не могла бежать. Я стал отставать от отряда и пришлось лошадь оставить в одной деревне. дальше я уже бежал за конными пешком около 3-4 км.

Ночь тёмная, хоть выколи глаза - ничего не видно. При помощи проводника добрались до хутора, оцепили, послали разведчиков, последние вскоре выяснили, что бандитов нет. Пришлось ждать рассвета и утром вернулись в Кочёво. Сигнал оказался ложный.

Получив кое — какие указания и инструкции от районного коменданта. 5 НОЯБРЯ я выехал

ЮКСЕЕВО. 6 ноября мне дали из Юксеевского колхоза лошадь с подсанками и, сложив на них свои пожитки, я поехал в лес, на так называемый новый посёлок Коврижку.

Ехал я всё время тихим шагом по старому Кайскому волоку. Волок когда-то являлся <государевой дорогой» из Руси на Чердынь, которая являлась центром страны Коми.

Юксеевские мужики рассказывали мне, что волок длиной около 100 - 120 км. В дореволюционное время по волоку часто ездили царские чиновники и купцы. А однажды проезжал какой-то важный чиновник в летнее время и его везли в карете приспособленной на санях, в которые были впряжены 12 лошадей.

На половине пути по волоку имелась государственная станция, состоявшая из 2-3 домов и конюшен для лошадей. На станции останавливались на отдых, очевидно меняли лошадей и после отдыха продолжали путь.

Во время Гражданской войны постройки на станции (л.105.) были сожжены и теперь осталось только одно название. Услышал я от мужиков ещё один печальный рассказ о том, что зимой в начале 1919 г. со стороны г. Кая по волоку приходил отряд красноармейцев, очевидно с разведкой. Белогвардейцы — колчаковцы при помощи местных кулаков устроили засаду и перебили чуть — ли не весь отряд красноармейцев.

С установлением Советской власти всякое движение до Кая прекратилось. Настилы из брёвен по тонким болотистым местам погнили и в летнее время проезд на лошадях был кое — где уже невозможен. По рассказам мужиков по волоку в последние годы ездили только до Коврижки, где находились 2 небольших барака для лесозаготовителей, в 30 км от села Юксеево. Кроме того

местные жители ездили в ту сторону за ягодами (клюквой, брусникой, черникой и т.п.), ездили на охоту за оленями, глухарями и другой лесной дичью.

Теперь этот лесной край ожил. Для разработки и использования лесных богатств сюда завезены люди вместе с семьями и необходимым домашним скарбом, на поселение, из числа кулацкой прослойки населения Украины и Белоруссии.

По полученному мной инструктажу от Овчинникова И.Ф. и райкоменданта Колесова, было мне известно лишь то, что выселению подверглись главным образом такие семьи, которые какой-то мере эксплуатировали в своих хозяйствах чужой труд, оказывали сопротивление мероприятиям Советской власти и партии. Оказывали противодействие организации колхозов т.п. Что среди действительных кулаков и враждебных Советской власти элементов могли попасть и ошибочно выселенные, поэтому необходимо помочь им в освобождении из ссылки.

(л. 105 об.) Основная — же масса выселенных должна будет осесть в специально ими – же выстроенных посёлках, работать на заготовке леса, на своих заработках содержать свои семьи перевоспитываться трудом.

Моя обязанность заключалась в руководстве над этим контингентом людей. Комендант посёлка должен осуществлять над ними всю административную и политическую власть. Организовать их на труд в участках леспромхозов под руководством администрации ЛПХ и участков, следить как за соблюдением дисциплины труда, так и за правильным использованием переселенцев на работе.

Кроме того нужно было заботиться и о семьях выселенных, чтобы члены семей тоже мог где-то трудиться и иметь дополнительные средства жизни в виде разработки огородов и посадки для себя овощей, картофеля, обзавестись домашним скотом.

И вот, перебирая в мыслях всю предстоящую мне работу, я двигался постепенно вперёд по грязи, кое-где по деревянному настилу, к месту своего назначения. Проехав около 9 км, я достиг местечка Сёрва, переехал реку Лолог по мельничному мостику и тут, углубляясь дальше в стену дремучего леса,

меня покрыла темнота ночи.

Теперь я уже ничего не видел: ни дороги, ни деревьев, ни неба, одна тёмная стена. Я стал полагаться только на инстинкт своей лошади, куда поведёт она. Порой меня охватывала жуть, боязнь заблудиться и погибнуть с лошадью где-то в болоте, или нарваться на бандитов. Утешало немного то, что со мной есть оружие и я могу защищаться.

(л.10б.) Так я ехал часов пять углубляясь в лесную щель. Лошадь шла, видимо, всё по  волоку на котором имелись следы телег и саней.

Наконец из темноты в расщелине леса показалась светлая полоска неба и проехав ещё четверть километра я выехал на вырубку. Вдали показался слабый огонёк лампы. Подъехал свежевыстроганному домику, слышу там голоса людей, звуки гармошки. Оказалось, что молодежь готовится к выступлению на вечере посвящённому празднованию годовщины Октябрьской революции.

Один из парней вызвался проводить меня до комендатуры. Расстояние до неё было около 200 метров, но ехать пришлось с полчаса, так как дороги не было и моему проводнику пришлось немало поработать, переворачивать вершины и другие порубочные остатки, прокладывая дорогу.

В комендатуре возле топившейся печки сидели трое: уполномоченный ОСП (отдел спецпоселений) ПП ОГПУ (полномочное представительство объединённого Государственного Политического Управления) по Уралу Черепанов в форме ОГПУ, временно исполняющий

обязанности поселкового коменданта Юркин и милиционер. Познакомившись с обитателями комендатуры, я быстро вошёл в их общество и поговорив

немного стали располагаться на ночлег. Пришлось расположиться на полу, так как в новом помещении ничего ещё не было, Даже деревянных топчанов.

На другой день 7 Ноября я вышел осмотреть посёлок где мне предстояло работать. Посёлок находился в стадии строительства. Было выстроено десятка два двухквартирнь4 домиков, в которых уже жили и с десяток домиков достраивалось. Вся территория посёлка представляла сплошной хаос, заваленная срубленными деревьями, колодником, сучьями кострами. (л.10б об.) домишки выстроены настолько грубо и плохо, что их и за домики считать было зазорно. С брёвен, врубленных в стены домов, во многих случаях кора даже не снята, сучья

обрублены не заподлицо и торчат как кулаки, внутренние стороны стен не обтёсаны, крыши сделаны из дранки также плохо и не красиво. Печи вылеплены из глины, так как кирпича нет тоже сделаны плохо. Смотря на всю эту картину сложилось очень неприятное впечатление, такое «уютное» жильё, выстроенное для бывших кулаков, едва ли будет располагать длительному проживанию здесь.

         В связи с праздником люди не работали. Молодёжь готовилась к вечеру. Помещения клуба не было и для проведения вечера приспособили вновь выстроенный барак.

Торжественную часть вечера отметили тем, что по предложению Черепанова мне было поручено сделать доклад «0 14-й годовщине Великой Октябрьской социалистическойреволюции», а потом выдавали премии ударникам строительства.

Во второй части вечера объявили игры и танцы. По тому как молодёжь принимала участие в играх, танцах и песнях, у меня сложилось впечатление, что у этих людей культура и понятия стоят на более высоком уровне, чем у наших коми-пермяков.

Не смотря на нелёгкие условия ссылки и жизни в лесу, молодёжь веселилась, играла ипела. Были среди них и более инициативные и энергичные парни и девушки, организаторы. Одним словом мне понравилась весёлость и живость молодёжи и я подумал, что жизнь прочно можетзакрепиться в этом далёком лесном уголке.

(л.107) Но первое впечатление моё оказалось ошибочным. Утром, 8 октября, проходя по посёлку, я подошёл к горящему костру, у которого сидели несколько пожилых мужиков.

Поздоровавшись, я сразу же обратился к ним с таким вопросом:

- Ну как мужики думаете насчёт огородных участков? Весной надо уже будет посадить картофель и овощи, а земля ещё не разработана. Надо наверное с осени начать подготовку почвы?

Мужики как-то безучастно смотрели в костёр и молчали. Прошло с минуту или две и один из сидящих старик-белорус Береснев Тихон невесёлым взглядом посмотрел на меня и промолвил:

-Нет, гражданин комендант, в этом посёлке огородов иметь не будешь и ничего не вырастишь. Мы уже везде вокруг смотрели, хорошей почвы тут нет. Вот внизу есть небольшая поляна, где почва может что-либо родить. Но она только для одной или двух семей, а остальным где взять? Почва здесь исключительно белый песок с галькой, на ней не будет ничего расти.

Помолчав немного, старик ещё добавил:

-На этом посёлке жизни людям не будет. Зря нас сюда привезли. Тут будет только смерть, а не жизнь.

В течение двух дней я обходил вместе с Юркиным каждый дом, знакомился и переписывал каждую семью. Беседовал с отдельными и убеждался всё больше, что спецпереселенцы настроены очень пессимистически и никто не питает надежды на устройство нормальной жизни на Коврижке.

(Л. 107 об.) Всех спецпереселенцев к посёлку Коврижка было причислено более 200 семей. В посёлке проживало пока около 80 семей, остальные находились в селе Юксеево, в бараке на участке Турпан-Шор, Курганаине, Сёрве и ближайших деревнях.

В последующие дни выехали с Юркиным в Юксеево и принял спецпереселенцев во всехпунктах. Многие семьи, проживающие в бараках, да и в посёлке, вызывали жуткое ощущение.Они вовсе не были похожи на богатых кулаков, а скорее на жалких нищих. Особенно отличались украинцы своим убожеством: грязные, обовшивевшие, с немытыми лицами. В их жилищах полы

не вымыты, везде грязно и неуютно, сами какие-то вялые и болезненные.

После приёма вернулся на Коврижку, а через два дня снова выехал в Юксеево и Турпан-Шор для переселения семей спецпереселенцев из бараков в Коврижку. Бараки требовалось освободить для размещения рабочих из числа тех же переселенцев, которые будут работать на лесозаготовках.

На Коврижке тоже требовалось ускорить строительство, чтобы вселить семьи переселенцев проживающих в Юксеево на квартирах у колхозников. Допускать дальнейшее совместное проживание спецссылки с колхозниками было неуместно и могло отрицательно сказаться на моральном состоянии колхозников. Но сделать пришлось очень мало.

21 ноября 1931 года из Свердловска приехал большой отряд работников ОГПУ и разъехался по районам: Гайнскому, Косинскому, Кочёвскому, в которых была поселена спецссылка, всего около 5000 семей. для них было выстроено и строилось около 22-25 посёлков.

Перед отрядом была поставлена задача: в течение 3-5 дней (Л.108.) поднять основную

массу трудоспособных людей и направить на лесозаготовки.

В Коврижку приехал один из этого отряда, некто Куимов и заставил меня и десятника Юркина, который руководил строительством на посёлке, в б часов утра обойти все дома и собрать всех способных работать в одно место в течение одного часа.

Когда люди собрались, Куимов зачитал список из 150 человек и объявил, чтобы через час все были готовы и вышли на дорогу. Отсюда в распоряжении десятника и моём, как коменданта, должны все отправиться в Турпаншорский барак, на лесозаготовки, за 30 километров от Коврижки. Я пытался было просить Куимова, чтобы дать возможность людям сегодня подготовиться, собрать зимнюю одежду, обувь, помыться в бане, поскольку никто не знал, что так быстро придётся отправляться и не успели подготовиться. А ведь идут они на всю зиму. Но ретивый уполномоченный не дал мне дальше говорить.

- Никаких разговоров! — вскричал он. — Немедленно исполняйте то, что Вам приказано и предоставте всех людей на место, Не наше дело, готовы они или не готовы.

Пришлось подчиниться и сопровождать людей. В Коврижке осталось человек 20 плотников на строительстве, но вскоре и их заставили отправить и в посёлке остались всего человек 5 плотников, да женщины с детьми. даже шестнадцатилетних подростков заставилиотправить.

В Турпан-Шоре пробыл я несколько дней. Уполномоченные ОГПУ требовали, чтобы я заставил всех работать и ежедневно гнал на работу проживающих в селе Юксеево переселенцев

В Турпан-Шоре происходила такая кутерьма и суматоха, (Л. 108 об.) что нельзя было разобрать кто и что делал. Коссинский леспромхоз и его Лологский лесопункт, ведавшие участком Турпан-Шор, как следует, не подготовились к зимним работам. Не хватало инструмента, саней, подсанков, либо они оказывались неисправными. Люди ещё никогда не работавшие на заготовке и вывозке леса не умели работать, как бы следовало, работа шла плохо, нормы не выполняли, а тот, кто не выполнил, тому меньше давали хлеба.

У многих не было тёплой одежды, обуви, рукавиц. Сразу же сказалось то, что люди пришли в лес неподготовленными, не успев взять с собой тёплых вещей. Некоторые по этой причине стали отлынивать от работы. Другие прикидывались больными, а возможно и действительно болели. Третьи, не научившись работать на лошадях, тоже оставляли их и уходили.

Куимов стал приказывать мне арестовывать уклоняющихся и запирать их в

овощехранилище возле Турпан-Шора, а Юксеевских в подвал под церковью.

Раза три или четыре я выполнял такие его распоряжения. Но однажды в Юксеево я встретился с вновь прибывшим в Кочёво райуполномоченным ПП ОГПУ Худяковым А.Д.Познакомившись с ним, я доложил ему, как идёт работа. Худяков дал мне ряд наставлений и добавил:

-Насчёт арестов будь осторожней и не старайся особенно слушаться этих

уполномоченных. Если с кем, что случится, то виновником будешь ты, а кто давал тебе приказания, он будет чист и прав, и ты ничем не докажешь, что виноват он, а не ты.

Предупреждение мне было очень своевременным и я прекратил такие приёмы воздействия на переселенцев.

Отряд уполномоченных ОГПУ, выполнив свою задачу, дней через 10 выехал из округа. Когда они проезжали через село Юксеево и останавливались (Л. 109.) в доме приезжих, и в столовой, мне пришлось в течение некоторого времени побыть с ними вместе. Я ночевал тоже в доме приезжих. Ночью с шумом и гамом они нахлынули человек 20. Все в шинелях, полушубках. У каждого в петлицах светятся по одному и по два прямоугольника (кирпичика),значит люди должно быть культурные, образованные и занимающие большие посты, думал я. Но они развязно ведут себя.

Вот они потребовали ужин. Официантка Маша, девушка коми-пермячка, стала подавать блюда. Увидев, что она в лаптях, её подняли на смех. Кто-то пролил на пол суп. Проходя по этому месту, сконфуженная от смеха девушка, поскользнулась и грохнулась на пол с подносом и со всеми стоявшими на нём тарелками с супом. Это почему-то вызвало у этих людей невообразимый взрыв хохота. Бедная Маша совсем растерялась и не знала что делать. Не зная хорошо русский язык, она что-то произнесла не совсем правильно насчёт своей столовой и над этим её выражением опять поднялся хохот и насмешки.

Меня до крайности возмутила наглость этих «культурных» скотин с малиновыми петлицами. Так и хотелось сцепиться с ними и пристыдить их за издевательские насмешки над девушкой.

Но я и сам был не силён в русском языке и не нашёл нужных слов для схватки с этой оравой. Подумав над тем, каков мог быть исход от столкновения с ними, я отошёл. До этого времени в моём представлении работники ОГПУ были самыми лучшими, достойными сынами Родины, которых партия отбирала и направляла на (Л.109 об.) такую важную и почётную работу, как ОГПУ. И я сам себя считал тоже таким избранником, гордился тем, что партия доверила мне работать в этих органах.

Теперь, после действий Куимова и поведения в столовой всей их компании, мои наивные представления начали рушиться.

После отъезда отряда ответственность за полное использование переселенцев с вверенного посёлка на лесозаготовках целиком возлагалась на меня, и я регулярно два раза в пятидневку выезжал по участкам, в которых они работали.

Уклоняющихся от работы и нарушителей трудовой дисциплины заставлял работать. Кое-кого пришлось отправлять в штрафную команду в посёлок Янчер.

Иногда десятники леспромхоза несправедливо ущемляли переселенцев, и я вынужден был заступаться за них, и за это кое-кто из администрации пожаловались райкоменданту на меня.

Конечно, администрация леспромхоза и лесоучастков с одной стороны была права в том, что требовала от спецпереселенцев более производительной работы. Но с другой стороны они совершенно не учитывали, что эти люди никогда в лесу не работали, работа в лесу была им непривычна, не было у них ни уменья, ни сноровки и к тому же они питались неважно, морозы тоже были непривычны.

Все трудности работы в лесу многие из переселенцев вскоре преодолели и стали работать нормально, обеспечивая своими заработками жизнь членов своих семей, но многим эти трудности, видимо, показались не по вкусу. (Л. 110.) Стали учащаться случаи побегов и в каждый свой выезд обнаруживал исчезновение то одного, то другого переселенца, а в конце месяца недосчитывался до 10-15 человек сбежавших.

Райкомендатура установила посты в селе Юксеево и в селе Кочёво. Кое-кого из сбежавших задерживали, но большая часть уходила, так как этому способствовало в какой-то степени и местное население.

5 декабря 1931 года ко мне из Гайн приехала Нюра. С этого времени Коврижка стала для меня роднее и ближе. Она стала учить детей переселенцев в школе и тоже через детей вникала в жизнь спецпереселенцев, порой помогая и мне разрешать их нужды и запросы.

Приезд Нюры отстранил от меня скуку одиночества, которая начала меня угнетать в этой таёжной глуши, где я не имел близких товарищей, ни людей с которыми мог бы общаться как с равными. С переселенцами я не имел права быть в близких отношениях, они считались классовыми врагами и срастаться сними означало-бы преступление.

Я был чрезвычайно рад и благодарен Нюре за то, что она своевременно приехала и разделила со мной все трудности жизни в далёком лесном посёлке.

Теперь, каждый раз глухой морозной ночью возвращаясь в Коврижку, меня уже не тяготила ни длинная дорога, ни глушь посёлка, ни унылый вид людей. Я ехал с радостью и надеждой близкой встречи с любимой.

Да, дорогая моя жёнушка. Ты тем более стала для меня уважаемой и любимой, что не пожалела для своего друга лучшие условия жизни и приняла на себя часть тяжести и невзгод, навалившихся на меня в связи с моим комендантством над переселенцами.

(Л. 110 об.) Так в постоянных выездах по лесоучасткам Турпан-Шор, Ягшор и Усть-Берёзовка, в которых работали переселенцы, прошла зима 1931-1932 годов.

Побеги продолжались, и меры, принятые по дорогам по задержанию бегущих, оказывались мало эффективными. В дополнение к этому возникло другое, более опасное явление. Началась смертность людей и из месяца в месяц стала возрастать. В апреле месяце дошло до того, что почти через каждые два дня были один или двое умерших. В последующие дни для гробов в посёлке уже

не находили досок. Смертность происходила не от эпидемиологических заболеваний, а главным образом от недоедания и грубой пищи, что вызывало болезни желудка и другие.

Рабочий кооператив Коссинского леспромхоза мог продавать в нашем поселковом ларьке только муку, крупу, сахар, рыбу. Мясных и молочных продуктов, овощей и картофеля совсем не бывало. Привозили сухой картофель, но он был не очень доброкачественный и при том недостаточно. Многие большесемейные семьи не имели средств на покупку продуктов и в течение некоторого времени жили за счёт того, что обменивали свои вещи, одежду и другое в деревнях среди местного населения. Обо всём этом я регулярно информировал райкомендатуру и однажды высказал своё мнение о том , что посёлок выстроен неправильно. Нужно было его основать на таком месте, где земля пригодна для выращивания огородных культур, ближе к населённым

пунктам и чтобы была более удобная дорога. Коврижка же оказывается нежизненной иобречённой на вымирание и самоликвидацию.

(Л. 111.) В феврале 1932 года с разрешения своего начальства я съездил в Истердор. По письмам из дому, которые писал сосед Яков Сергеевич, было мне известно, что в результате неурожая и других обстоятельств в колхозе с продуктами питания положение неважное. А поскольку родители мои работать уже не могут, работает одна Евдокия (первая жена, примечание моё) на пять человек семьи, то естественно их положение ещё хуже. Поэтому, закупив кое-какие продукты, я увёз им. Кроме того товаров для одежды девочкам.

 

«БАНДА «РАСПУТИНА».

Весной с началом сплавных работ значительная часть рабочих-спецпереселенцев была переведена в верховья реки Лолог, участок Ижовка, где имелся небольшой барак и помещение ларька.

Я тоже собрался было съездить туда посмотреть, как живут рабочие, но очевидно где-то простудился и серьёзно заболел, температура поднималась до 39 градусов по нескольку раз в день опускалась. Фельдшер спецпереселенец Бейдин определил диагноз-малярия. Болезнь привязала меня к постели надолго и выехать мне не удалось. Питаться получше было нечем и мы оба с Нюрой находились в положении не многим лучше, чем спецпереселенцы.

Однажды под вечер прибежал ко мне младший десятник Пётр Поварницын с Ижовки, встревоженный и испуганный и стал рассказывать о происшествии на Ижовке. Сегодня утром на ларек на  плотбище Сизёр сделала налёт банда «Распутина» - Гришки Никонова, их было человек 7-8. Награбив водки, продуктов и товаров, бандиты (Л. 111 об.) щедро предоставили дограбление ларька спецпереселенцам. Налакавшись водки, пьяные бандиты схватили старшего мастера участка Исаева, зверски поиздевались над ним, отрезали нос, половой член, а потом его убили.

Один из бандитов застрелил колхозника из деревни Митиной, работавшего на сплаве. Он оказался шурином главаря банды «Распутина».

В результате налёта банды рабочие все разбежались и работа на сплаву парализована.

-Бандиты могут сделать нападение и на Коврижку, - заключил свой рассказ Поварницын.

-Я не хочу стать жертвой в руках банды, поэтому бросаю всю работу и сейчас- же ухожу Юксеево. давай уйдём, тебя ведь тоже бандиты не пощадят.

-Нет Пётр, - ответил я. Во - первых я больной и не смог бы уйти. А, во-вторых, от банды бежать не хочу. Если нападут - буду защищаться. У меня есть наган и ружьё. В случае безвыходного положения живым им в руки не дамся.

Поварницын ушёл. Я приготовился встретить бандитов, если вздумают напасть.

Ночь прошла без всяких происшествий.

Вторая ночь тоже меня ничем не потревожила. Но утром пришёл ко мне продавец Коврижского ларька спецпереселенец Береснев и сообщил, что ночью совершено нападение на склад с мукой, стоявший на окраине посёлка, что бандиты выстрелом из ружья напугали охранника старика, спецпереселенца Вендечанского, заставили его отойти от склада и через окно вытащили 12 мешков муки, из которых 8 мешков (Л.112.) увезли, а 4 мешка оставили в лесу.

Я поднялся с постели, оделся и еле передвигая ноги, поплёлся за Бересневым к складу. Старик Вендечанский подтвердил сказанное Бересневым. По его словам, нападавшие грабители одеты по местному, в лицо он их раньше нигде не видал. Больше он ничего сказать не мот,

По всему видимому нападение было сделано не бандой «Распутина», а какими-то друга лицами. Распутин» бы не ограничился только ограблением мучного склада, он наверняка ограбил бы ларёк и мог напасть на меня.

Очевидно под шумок Ижевского нападения банды кто-то решил обеспечиться мукой из склада леспродторга.

В тот же день я послал нарочного с донесением в Юксеево, чтобы передать о происшедшем в Кочёвский отдел ОГПУ.

Но в районе, видимо, не придали значения этому происшествию и в Коврижку никто не приезжал. Позднее выяснилось, что в районе милиция и ОГПУ побоялись выехать в Коврижку, опасаясь засады бандитов. Грабителей так и не обнаружили, а через год пронеслись слухи, что ограбили четверо мужиков из соседней деревни дубровка.

Между тем банда «Распутина» стала терроризировать население лесных деревень и посёлков Кочёвского района всё более часто и наглее.

До коллективизации Гришка Никонов жил в деревне Прошиной Петуховского сельсовета Кочёвского района, имел середняцкое хозяйство, занимался прасольством в период НЭПа, то есть мелкой спекуляцией скота.

(Л. 112 об.) Когда местные органы власти стали облагать его трудовые доходы налогом, но стал уклоняться от их уплаты. Коллективизацию воспринял враждебно.

За неуплату налогов Никонова стали привлекать к судебной ответственности и при описи его имущества, Гришка, именовавший себя «Распутиным», убил своего соседа — активиста и с тех пор стал скрываться. Это было в 1930 году.

Скрываясь, Гришка приобрёл ещё несколько сообщников из числа своих соседей, тоже Никоновых: Прокопа Сергеевича и Прокопа Николаевича, Кивилёва из деревни Балда, Вавилина Конки и других.

В 1931 году банда «Распутина» совершила несколько ограблений колхозников, ларьков сельпо, леспродторга, резали скот у населения и тому подобное. Но всё же бандиты боялись выходить на большую дорогу и большей частью держались ближе к мелким лесным деревушкам и хуторам.

В 1932 году банда действовала гораздо смелее и наглее. Слухи о налётах и грабежах проносились по району и округу ошеломительнее один другого. Сегодня банда грабит проезжих в Юксеевском волоке, а через 2-3 дня приходит слух об ограблении колхозника в Воробьёвском сельсовете и так далее.

Так в течение весны и лета бандиты совершили более десятка вооружённых нападений:ограбили ларёк в деревне Липовой, ограбили таксаторов, убили двоих колхозников деревни Шаньшеровой, один из них был председателем колхоза. Убили одного активиста деревни ВерхШудья. Обстреляли поселковую комендатуру в посёлке Янчер, где находился милиционер комендатуры Рисков, на Юксеевской дороге обстреляли милиционера Коновалова Ивана. (Л. 113.) Не раз грабили на дороге почту, проезжающих советских работников, прохожих, изнасиловали женщин и т. п. По дороге от Кочёво до Юксеево и дальше ездить стало небезопасно, а в сторону Воробьёвского сельсовета, тем более в одиночку, из рай она не ездили.

Для борьбы с бандами в Косинский и Кочёвский районы приезжал кавалерийский эскадрон и вёл операции против бандитов около месяца. В Коссинском районе, видимо, удалось ликвидировать банду. Курай куда-то скрылся. В Кочёвском районе отдельные группки бандитов были тоже перебиты, а Гришка Распутин, выделившись от менее надёжньтх бандитов, с тремя более оголтелыми преступниками (двое Прокопов и Кивилёв), научился ловко ускользать от преследования, часто меняя своё место пребывания и предупреждённый своими сообщниками и связистами, каждый раз вовремя успевал уходить. Леса и хутора надёжно способствовали скрываться бандитам, а скот колхозников служил им обильной пищей.

В течение лета 1932 года я выезжал в с. Юксеево не реже одного раза в неделю. Проезжал днём и ночью. По всей дороге густой кустарник и толстые стволы деревьев могли скрывать засады бандитов и я всегда опасался предательского выстрела, или нападения. Но к моему счастью таких случаев не произошло.

До меня не раз доходили слухи, что якобы бандиты говорили некоторым местным жителям при встречах, мол, этого Коврижского коменданта мы много раз видели едущим по дороге и могли подстрелить как рябчика. Позднее я понял причину, почему бандиты не нападали на меня. Весной в посёлке Коврижка расквартировались (Л. 113 об.) двое таксаторов и в течение лета проводили таксацию лесов в окрестностях посёлка. Для работы с ними я выделил 2-3 переселенцев и кроме них они взяли одного местного старика, который оказался отцом одного из бандитов шайки «Распутина».

Старика я не беспокоил и из района не требовали ничего в отношении его. Бандитов, по-видимому, устраивала безопасность старика и на Коврижку они не нападали, а вместе с тем и на меня.

Не встретив ни разу бандитов, я потом стал ездить без опаски. Наслаждался убаюкивающей тишиной леса, пением лесных птиц, под ласкающими лучами солнца временами я себя чувствовал как в раю, так было приятно ехать по лесной дороге, то поднимаясь на высокие перевалы, то спускаясь в долины мелких речек.

Под благотворным влиянием природы я затягивал песню и ни один встречный не нарушал моего упоения песнями. По более ровным местам я пускал свою маленькую кобылку «Волну» в галоп, а потом переходил на шаг. Так я проводил время в дороге, но не так оно проходило в посёлке.

 

«НАЧАЛЬСТВО «ЗАИНТЕРЕСОВАЛОСЬ»

 

(Л.1 14.) Побеги спецпереселенцев возрастали. Я вынужден был дежурить по ночам. Днем тоже отдохнуть мне не давали и я не высыпался, похудел и, не поправившись как следует от болезни, чувствовал себя неважно.

В помощь мне из райкомендатуры присылали на 1 месяц милиционера, кроме того, у меня работал один парень из спецпереселенцев квартальным. Но все-таки побеги предотвратить мы не могли.

3 июня я съездил в Кочёво. Райкомендант и райуполномоченный ОГПУ несколько воодушевили меня обещаниями, что, наверное, переселенцев из «Коврижки» переведут в другой посёлок и меня тоже.

Получил поддержку продуктами и дали ружьё двухстволку. В конце июня приезжал ко мне до «Коврижки» мой дядюшка Яков Иванович.

По его рассказам мои родители и дети жили плохо, хлеба и других продуктов нет. Пришлось отправить с ним мешок муки, мешок отрубей и другие продукты. Проводил дядюшку до Кочево боясь, как-бы бандиты не подстрелили старика. Попрощался с ним в последний раз и больше я не видел. Зимой он умер от язвы желудка.

В село Кочёво в это время приехал из Кудымкара окружной комендант ОСП ОГПУ Аргунов. Его интересовал вопрос роста бегства спецссылки и он, прежде всего, решил побывать в поселке «Коврижка», который являлся в этом отношении самым неблагополучным.

С Кочево Аргунов поехал вместе со мной и стал расспрашивать меня почему  спецпереселнцы бегут. (Л. 114 об.) Я высказал ему некоторые подробности основных причин побегов, которые порождаются тем, что поселок построен неудачно, очень далеко до населен пунктов и это лишает возможности покупать у местного населения молочные продукты овощи др. Леспродторг не торгует всеми необходимыми продуктами. Дороги нет и летом завоз продуктов на телегах сильно затруднен. Заработки работающих не обеспечивают содержание семей, а вторые, третьи и т.д. члены семей не могут иметь в поселке дополнительный заработок, не могут заняться подсобным домашним хозяйством, так как нет пригодной земли для огородов. Страх перед угрозой смерти от недоедания и скуки без труда вынуждает их бежать из места ссылки.

-Что—же ты предлагаешь? - Спросил меня Аргунов

-Нужно немедленно вывезти всех переселенцев в другой более благоприятствующий, оседлости поселок- ответил я.

- Неправильно ты говоришь,- прервал меня Аргунов, - Коврижка находится в центре крупного лесного массива и спецпереселенцам работа тут обеспечена на многие десятки лет. Нужно только их закрепить и заставить работать. А с побегами нужно вести борьбу, нужно поставить на дорогах посты и задерживать бегущих. Договориться с колхозами чтобы они выделяли людей на такие посты. В лесу нужно тоже устраивать преграды дорогах в виде глубоких рвов, чтобы не могли через них переходить.

- Все предлагаемые Вами меры не будут эффективными, - отвечаю ему, - я думая что значительная часть населения будет способствовать побегам, а не нам. (Л. 115.) Рвы канавы на лесных дорогах тоже не будут служить препятствием, так как любой из бегущих топором может свалить дерево через ров и перейдёт по нему. Да и кто выкопает эти рвы, какими силами?

- Твои рассуждения товарищ Кривощёков оппортунистические и с таким настроением ты сам не способен вести борьбу с побегами.

- Нет. Аргунов, мы со своим квартальным день и ночь караулим, но кто хочет сбежать, он сам подкарауливает нас и нам до сих пор удавалось задержать очень немногих, но всё-таки эти люди потом ушли. Борьба должна быть не такого рода. Для предотвращения побегов нужно создать такие условия, чтобы люди могли житъ работать, а здесь этих условий пока нет.

Так спорили мы с Аргуновым почти всю дорогу. Посетив Коврижку он, видимо несколько убедился в правоте моих доводов и уехал не предлагая мне больше копать рвы лесу.

Вскоре пришло распоряжение об организации неуставной сельхозартели среди спецпереселенцев. После некоторой разъяснительной работы мне удалось вовлечь в артель 10 семей, большинство белорусов. Председателем артели избрали пожилого спецпереселенца Плавинского, имевшего высшее образование. Плавинский оказал деятельным мужиком и сразу взялся за работу.

Поскольку Коссинский ЛПХ ничего не сделал, чтобы раскорчевать лес л огороды и пашню около Коврижки, пришлось выпросить пустующие земли на пути к селу Юксееву около 7 гектар и посеять овёс, а на Сёрве, где мельница, на небольшом учас посадили картофель.

(Л. 115 об.) В начале июля для сельхозартели дали несколько голов дойных коров молоком помаленьку стали обеспечивать детей не только у членов артели, но и остальных. Это немного облегчило положение переселенцев, но было слишком мало.

Однажды в Коврижку приехало высокое начальство из Свердловска, начальник отдела спецпереселения ПП ОГПУ по Уралу Шмелёв, с ромбом в петлицах. С ним приехали райкомендант Колесов, представитель Коссинского ЛПХ Жачкин и другие. Осмотрев посёлок и побывавши в некоторых домиках спецпереселенцев, начальники собрались в одном пустующем домике на совещание.

Шмелёв предложил представителям леспромхоза и леспродторга высказаться, что они думают сделать для улучшения жизни спецпереселенцев.

Много наговорили и наобещали выступавшие товарищи. В таком же духе говорил и райкомендант Колесов. По их словам выходило, что всё будет в порядке; дорогу они сделают, раскорчуют земли, будут завозить необходимые продукты и товары и люди будут жить хорошо.

Шмелёв почему-то не предоставил мне слова и хотел уже закрыть совещание.

-Разрешите мне высказать своё мнение, - обратился я к Шмелёву.

Всё, что здесь наговорили хозяйственники — это пустой звук. Половина лета уже прошла, а они ещё абсолютно ничего не сделали. Положение спецпереселенцев тяжёлое, около половины людей уже сбежало и умерло. Люди не видят перспектив к лучшему и неизбежно будут уходить. А пока хозяйственники соберутся к осени что-нибудь сделать, неизвестно, сколько останется людей. (Л. 116.) да и кто будет корчевать лес и строить дорогу. Работоспособных переселенцев осталось уже немного. Машин никаких нет. для того, чтобы сохранить оставшийся контингент людей, нужно вывезти их отсюда, - закончил я.

После некоторого молчания Шмелёв сказал:

-Во многом ты прав комендант. Мы подумаем над этим вопросом. А вы товарищи хозяйственники, действительно, только ведёте разговоры, но практически ничего не делаете. давайте немедленно принимайте меры к улучшению материальных условий ссылки.

После отъезда Шмелёва и остальных всё равно в положении спецпереселенцев посёлка Коврижка ничего не изменилось. Побеги продолжались.

Встретившись вскоре после этого в селе Юксеево с Овчинниковым И.Ф., он рассказал мне, что Шмелёв уехал тоже с таким мнением о необходимости ликвидации посёлка Коврижка. Овчинников полностью разделял мои взгляды.

В августе сельхозартель приступила к уборке овса, раскорчёвке леса и на свежеразработанной земле стали сеять озимую рожь. На этих работах были заняты все трудоспособные члены артели, всего их было 20 человек. Жили все вместе в небольшой мельничной избушке на участке Сёрва. Я тоже постоянно находился вместе с ними, только спал в холодном помещении склада. Коров перегнали на Сёрву, а для Коврижских оставили пару коров.

30 августа 1932 года из Коврижки принесли весть. Моя Анна Ильинична родила сына, что сама здорова и просит приехать.

(Л. 116 об.) Сынишке дали имя Артур. Перед этим мы с Нюрой прочитали роман Э.Л.Войнич «Овод» и прониклись желанием, чтобы наш сын мог быть подобным герою Войнич и носил его имя.

Нужно добавить, что за год в посёлке Коврижка родилось только двое детей: наш сынишка и у спецпереселенцев Бересневых тоже родился сын. Береснев Василий работал продавцом и семья его находилась в лучших материальных условиях. Но ребёнок Бересневых умер. Наш сын оказался единственным живым уроженцем этого элополучного посёлка.

Во второй половине сентября мне предоставили отпуск и я отгуляв в посёлке дня два выехал в Кудымкар и Истер-дор. Без сомнения Нюре тоже скучно было оставаться одной с ребёнком в таком глухом посёлке. Я понимал это и, хотя мне в душе жаль было, но чувство долга перед своими родителями и детьми заставило меня оставить ненадолго Нюру и выехать, чтобы хотя немного помочь им выполнить кое-какие работы.

В Кудымкаре останавливался дня на З у Григория Васильевича. В Истердоре прожил недели две. В день празднования годовщины Великой Октябрьской революции побывал в деревне Паньковой у родителей Нюры. 8 ноября провёл в Коммуне. Весь вечер пели песни. 14 ноября я был уже в Коврижке. В декабре мне стало известно , что есть приказ ПП ОГПУ о назначении меня на новую должность практиканта в райаппарат ОГПУ села Кочёво.

Числа 13 декабря Нюру с сыном и прислугой Марфой отправил в Кочёво. Там она временно поместилась у Овчинниковых. Я освободился только в конце месяца и 27 декабря, навсегда оставив Коврижку, выехал в Кочёво.

 

1933 год. В Кочёво.

( Л. 117.) Как практикант я учился работать большей частью под руководством помощника уполномоченного Овчинникова И.Ф. Райуполномоченный Худяков А.д. имел уже немалый опыт работы и у него тоже было чему научиться.

Работали обычно днём и ночью до 2-3 часов. Спать приходилось мало и это

изнуряюще действовало на состояние здоровья. В первое время мне мало приходилось выезжать по району, ездили больше Худяков, Овчинников и нештатный сотрудник Москалёв.

Овчинников начинал уже вести следственные дела и учился частью от Худякова, а больше всего в своём собственном соку. Зимой началось следствие о вредительстве в Юксеевском совхозе. Этот совхоз созданный в 193 0-х годах на базе пустующих земель нескольких сельсоветов района с животноводческим уклоном, давал большие убытки государству, продукция в виде масла разбазаривалась, урожаи с полеводства были низкие, скот погибал, лошади все болели стригущим лишаём, якобы занесённым вредителями.

Всё руководство совхоза было арестовано, а когда следствие закончилось, трибунал, судивший их, вынес приговор всей группе: высшую меру наказания — расстрел. Смертники более полмесяца ждали и наконец Президиум ВЦИК заменил им расстрел десятью годами тюрьмы.

Весной по распоряжению сверху начались массовые репрессии против антисоветских настроений части населения. Предварительно собирали компрометирующий материал по сельсоветам и деревням. Меня (Л.117 об.) Худяков послал в Дуровский сельсовет, и я тоже в течение суток собрал материал на большое число таких лиц.

Арестовано было около трёхсот человек. Пока разбирались с материалами и оформляли дела, прошло около месяца. Люди сидели в невообразимой тесноте и антисанитарных условиях, начались болезни и смертность. Оказалось, что обвинительный материал слишком слабый и по требованию прокурора большинство арестованных было освобождено.

Мне казалось, что здесь Худяков чересчур переусердствовал. Я не видел распоряжения «с верху», но оно тоже преувеличивало опасность и дало повод к такому массовому глумлению и издевательствам над людьми. Какое-то количество людей осудили. Не известно насколько это было оправданным, трудно сказать. После этот репрессий и отдельных расстрелов на месте, личность Худякова в Кочёвском районе стали чрезвычайно известной и страшной для всех. Его стали бояться как огня, людям казалось, что в районе он царь и бог, что он может кого угодно посадить и уничтожить.

Секретарь райкома партии Третьяков Иван Егорович, видя, что Худяков кое-где перегибает, пытался одёрнуть его, но Худяков, по его рассказам, «отшил» секретаря следующими словами:

-Ты, ... твою мать, на меня не лезь. Если хочешь - лезь на стену. А то я, как пну, там ты вылетишь как футбольный мяч.

Пользуясь такой неограниченной властью, Худяков стал допускать всякий произвол. Так, например, он организовал столярную мастерскую, доходы от которой шли в руки Худякова. Завёл себе собственного выездного жеребца, содержал его за счёт государства и других побочных средств. ( Л. 118.) Часто выпивал даже днём в рабочее время. Нередко случалось, что облюбованных им красивых женщин под предлогом «своих» заводил в свой кабинет и оставался с ними на ночь. Он не стеснялся «использовать» для этих целей и красивых спецпереселенок.

Худяковым было сфабриковано дело на одного председателя сельпо, обвинённого во вредительстве. Судила его какая-то «тройка» и Худякову же было поручено расстреляв осужденного.

 

ОПЯТЬ БАНДА.

 

Зимой банда «Распутина» где-то скрывалась и о ней не было ни слуха, ни духа.

Весной 1933-го года банда снова появилась. Первое нападение она совершила на Коврижку, ограбила ларёк. Комендантом в ней после меня являлся Дедов Г.П. Его в посёлке не было. Квартальный Дмитрий Грабалюк испугавшись и схватив винтовку коменданта, убежал в лес. Жена дедова с ребёнком убежала в Юксеево. Бандиты захватили кое — какие вещи дедова и унесли, искали винтовку, но не могли её найти.

После этого было сделано ещё несколько нападений на колхозников-активистов, а мер по ликвидации банды пока никаких не было.

Через некоторое время поступил сигнал, что банда имеет стоянку в лесу за

пределами Воробьёвского сельсовета, в километрах девяти за деревней Верх-Шудья.

(Л. 118 об.) Худяков вместе с оперуполномоченным окротдела Хозяшевым Филиппом наскоро собрали отряд из работников милиции и ОГПУ, в числе двенадцати человек, включая самих себя, и выехали туда. Меня Худяков оставил в отделе. Овчинников И.Ф., ездивший вместе с отрядом, мне потом рассказал, что когда отряд подъехал к месту стоянки банды, время подходило уже к вечеру. Отряд стал наблюдать за единственной избушкой, из которой выходил дымок. Худяков с Хозяшевым решили не дожидаясь темноты уничтожить бандитов в избушке, полагая, что все они сидят в ней и, что в темноте

они могут ускользнуть.

Приняв такое решение, отряд стал обстреливать избушку. Поскольку из неё никто не вышел, пошли, открыли дверь и нашли одного убитого человека. По донесению же считали, что бандитов должно быть 9 человек. Так отряд вернулся ни с чем. Позднее выяснилось, что бандиты на день куда-то уходили и к вечеру, возвращаясь, находились уже в двух километрах от избушки, когда услышали выстрелы и остановились.

За лето банда совершила ещё несколько ограблений, убийств и после каждого такого случая меняла своё место пребывания. Бандиты научились действовать налётами, быстро и умело пускали ложные сигналы о своих остановках.

Почти в течение всего лета в Кочёво находился небольшой отряд конной милиции, один оперуполномоченный из области Иван Шишлин и Хозяшев из окружного отдела, ноуничтожить банду не удалось. «Распутин» оказался хитрее их и не уловим.

( Л. 119.) Оперуполномоченные вместе с Худяковым частенько пьянствовали и в пьяном виде выезжали искать банду, но конечно безрезультатно.

Однажды Худяков с Хозяшевым поймали по дороге одного мужика, который нёс в корзинке пять поллитровок водки и, заподозрив его, что якобы он несёт водку для бандитов, задержали мужика, привели в отдел и пьяный Худяков Жестоко избил его, водку отобрал и отпустил. По разрешению ПП ОГПУ райотдел ОГПУ вместе с милицией создали подсобное хозяйство за счёт изъятого у раскулаченных крестьян скота иземли. Пригнали всего пять лошадей и шесть коров.

Молоком обеспечивали всех сотрудников. Посеяли около двенадцати гектар

яровых и сняли не плохой урожай. Благодаря дополнительным продуктам с подсобного хозяйства мы стали лучше питаться и я значительно поправился, а был уже, как люди говорят «доходягой».

Худяков ввёл в работе такой распорядок: с 10 до 2-х часов работаем, с 2-х часов обедаем и до 4-х отдыхаем. После отдыха часа 2-3 играем в городки, потом ужинаем и работаем до 2-3 часов утра. Такое чередование занятий и отдыха способствовало укреплению здоровья и нервов.

Овчинников И.Ф. в начале лета из органов ОГПУ уволился по состоянию здоровья. После него обязанности, которые он выполнял, были возложены на меня и я чаще стал выезжать по району. Так прошло лето.

В средине лета четверо мужиков из ближнего от села Кочёво хутора тоже занялись ограблением соседних колхозников. Вскоре они были пойманы, но из-за оплошности охраны воры сумели сбежать. Худякову с милицией удалось скоро снова схватить «бандитов». По решению тройки их расстреляли в Кочёво, где принял участие и я. Из Кудымкара приезжал Тэнис.

 

ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ.

 

(Л. 119 об.) Положение в районе становилось напряжённее. Колхозы получали низкие урожаи, а урожайность определяли с завышением и план хлебозаготовок давался большой, на выполнение его уходил почти весь урожай, для скота, засыпку семян и распределением колхозникам мало, что оставалось. Зимой из-за недостатка кормов увеличился падёжь скота, а из-за недостатка хлеба колхозники стали покидать свои избы и уходить на производство, на заводы, в

города.

Сигналы обо всех таких затруднениях проходили через мои руки и я добросовестно составлял информации по этим вопросам, Худяков подписывал и мы представляли их окротделу. Но, видимо, на них никто не обращал внимания.

Неблагополучное экономическое положение волновало многих работников района и, между собой, часто происходили такие разговоры:

-Как и почему так получается? Кто виноват в создании такой ситуации, что колхозы вместо развития и прогресса опускаются ниже и экономика их падает, колхозники бегут?

Однажды в раиотделе с поселковыми комендантами у нас возник разговор на эту тему. Худякова не было. Один из поселковых комендантов Пастухов Прокопий Сав. Обратился ко мне с вопросом:

-Почему в районе не принимаются меры по устранению несправедливости в отношении колхозов?

-Что я мог ему ответить? Когда сам был в недоумении.

Но при этом я допустил неосторожное выражение, что справедливость найти вообще трудно. А если бы ко всему (Л. 120.) подходили справедливо и со всей строгостью, то возможно кое —кого следовало присудить к расстрелу и одним из первых попал бы наш Худяков.

Как выяснилось позже, эти мои слова Пастухов передал райуполномоченному ОГПУ по Юрлинскому району Булатову, а тот имел злобу на Худякова и донёс об этом начальнику окротдела ОГПУ Тэнису.

В декабре 1933 года Тэнис вызвал нас обоих с Худяковьим в Кудымкар и прежде стал разговаривать со мной:

-Ты говорил Пастухову, что Худякова надо расстрелять? - спросил Тэнис.

-да, нечто подобное говорил, - ответил я.

-Ну-ка расскажи, за что его следует расстрелять?

Я откровенно рассказал Тэнису о всех фактах недостойных поступков Худякова, какие были мне известны.

Тэнис внимательно выслушал меня и говорит:

-Хорошо, что ты откровенно всё рассказываешь. Но кто тебе разрешил об этих вещах болтать с подчинёнными? — повышенным тоном продолжал Тэнис.

-Какое право ты имел говорить на эту тему с людьми, которыми вы в районе руководите?

Ты своей болтовнёй расшатываешь нашу чекистскую дисциплину, разглашаешь известные тебе факты подчинённым, которые не обязаны об этом знать. Тебе партия доверила важный участок работы и ты не умеешь вести себя, не оправдываешь этого доверия.

Ну и понёс, и понёс. Какие только убийственные и уничтожающие выражения он не произносил. Я сидел перед толстым Тэнисом подавленный и убитый. Сам себе я казался тут очень маленьким и думал, что вот сейчас он даст распоряжение, меня посадят и уничтожат, (Л. 120 об.) как уничтожили в Косе помощника уполномоченного РО ОГПУ Алексея Макарова, моего бывшего соученика по Юсьве. Райуполномоченный по Косинскому району Путинцев, приятель Худякова, вытворял бесчинства ещё похлеще Худякова, Макаров решил разоблачить его преступления и Путинцев с ним расправился. Хотя вскоре его самого вместе с пом. Уполномоченного Федосеевьом сняли с работы и судили.

Но Тэнис, видимо, не был намерен уничтожать меня и строго сказал:

-Предупреждаю, что в случае повторения подобной болтовни будешь привлечён к суровой ответственности. А всё о чём рассказал напиши.

Я вынужден был тут же написать.

Вскоре Худяков был переведён на работу в аппарат окротдела ОГПУ. А через год Тэнис, Худяков и ещё ряд работников окротдела ОГПУ были сняты с работы и осуждены к разным срокам заключения за злоупотребления своим служебным положением, за бытовой разврат и так далее. Начальником окротдела стал Другов.

В Кочёво вместо Худякова руководителем был назначен упомянутый выше Булатов. Но он работал у нас всего два месяца. Боясь, что Худяков из окротдела будет сводить с ним счёты, он попросился в ПП ОГПУ перевода в другой район вне округа.

Но за то Булатов успел за это время напакостить на меня. В откровенном разговоре с Булатовым на тему о продовольственных затруднения в районе и тяжёлом положении колхозников, я высказал мысль, что видимо в руководстве сельским хозяйством что-то неладно и колхозы приходят к такому упадку. Булатов ничего мне не сказал, а сразу же, видимо, написал в ПП ОГПУ донесение на меня, обвиняя в национально-шовинистических настроениях, подобных тем, за которые в последнее время была раскрыта» и ликвидирована контрреволюционная, националистическая, шовинистическая группа во главе с Чечулиным М.В. (?)-УТОЧНИТЬ.

1934 год.

(Л.121)

НОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ БАНДЫ.

 

В апреле и мае мне пришлось в отсутствие Булатова возглавлять работу в раиотделе ОГПУ. Как-то раз пришёл ко мне один из колхозников Воробьёвского сельсовета Жаков Пётр и стал просить малокалиберную винтовку на несколько дней с патронами, обещая принести глухарей. Я дал ему винтовку с 25-ю патронами и он ушёл.

Через несколько дней поступило сообщение, что Жакова кто-то убил в лесу выстрелом из оружия, пуля прошла вдоль спины. Малокалиберку унесли и, кто убил, выяснить не удалось.

Прошло ещё около недели. Вдруг новое сообщение: на полях около деревни Воробьёвой, работавших на весеннем сене колхозников, обстреляли и разогнали бандиты. Я предложил начальнику райотделения милиции т. Бузинову немедленно выехать на место, выяснить, кто обстрелял колхозников и по своему усмотрению принять меры на месте.

Бузинов съездил, вернулся с милиционерами в тот же вечер и сообщил мне, что действительно появилась банда «Распутина». А куда она ушла - он выяснять и искать не стал.

По моему донесению из Кудымкара на другой же день приехал начальник окротдела Тэнис с помощниками. Вызвал Бузинова и тот доложил о результатах своей поездки.

-А, почему ты не стал преследовать банду? - спросил Тэнис.

-Кривощёков мне не давал распоряжения об этом и я ограничился только выяснением, кто напал на колхозников, - говорит Бузинов.

-Но ведь ты сам, как начальник милиции мог — бы (Л.121 об.) принять решение и со своими подчинёнными преследовать бандитов. Почему ты не поехал по следам банды? Ты кто- начальник, или рядовой? — и стал давать Бузинову такой нагоняй, что бедняга, сидя перед Тэнисом на стуле, сжался в комочек и сделался маленьким, маленьким. Попало и мне, конечно, досыта.

Вскоре приехал новый начальник райотдела ОГПУ вместо Булатова, Таскаев Никифор Сергеевич, из округа приехали оперуполномоченные Хозяшев и Анучин. Были организованы несколько групп, в которые включили работников милиции и местных активистов.

Одна из групп под руководством оперуполномоченного УРО милиции Тотьмянина наткнулась на банду в густом ельнике, но обстреляла неумело и бандитам удалось скрыться. При этом один из бандитов Прокоп был ранен. Часть оружия бандиты оставили. Тут оказалась и данная мной Жакову П. малокалиберная винтовка. Только теперь установили, что Жакова убили бандиты при возвращении из Кировской области, где проводили зиму. другая группа в числе трёх человек из местных колхозников на другой день тоже наскочила на бандитов. «Распутин» подпустив их поближе выстрелами в упор одного убил

наповал, другого смертельно ранил и тот ночью умер. Третий из преследователей еле сумел скрыться. Раненого бандита Прокопа группе Тотьмянина удалось подстеречь и убить, через некоторое время.

На другои день приезжал Тэнис, удостовериться, верно ли убит бандит, и через день выехал обратно.

В эти же дни мне пришлось срочно выехать в Свердловск на совещание в ПП ОГПУ поУралу. Проходя по коридору меня случайно встретил И. Шишлини говорит:

-Смотри Михаил, какую телеграмму даёт Тэнис : «в результате моего выезда в Кочёвский район, убит бандит Никонов Прокоп», - как ты это находишь?

(Л. 122) -Так ведь Тэнис приезжал в Кочёво только на другой день после убийства бандита,

-ответил я.

Так Тэнис присваивал себе лавры «победы» над бандой. Но банду в это лето больше настичь не удалось. В августе я с группой из трех поддельных бандитов около недели бродил по лесам в окрестностях Прошина, но было всё без толку. Бандиты стали действовать очень хитро и осторожно. Их не могли поймать и в 1935 году. Только в марте 1936 года Распутин, второй Прокоп и Кивилёв были схвачены в одной из деревень Бисеровского района Кировской области, где они скрывались и нанимались копать колодцы жителям.

В течение лета 1934 года в селе Кочёво почти всё время находился оперуполномоченный окротдела Ф.Хозяшев, при помощи местных активистов ему удалось ликвидировать еще двоих бандитов — одиночек: Тетерлева и Аганина, а позднее в Березниках был схвачен бандит Москалёв при помощи подосланного бывшего бандита Конки Вавилина.

Новый начальник отдела Таскаев тоже захватил одного бандита — одиночку Боголюбова.

 

«ПРОРАБОТКА»

 

Кляуза Булатова, по-видимому, родила на мою персону «дело» и началась разработка. В первое время, конечно, я об этом даже не догадывался. Летом приезжал из областного управления какой-то особо уполномоченный. Задавал мне несколько подозрительных вопросов и уехал. Осенью приехал опять такой же опер по фамилии Гудилин и с ведома Таскаева была подстроена совместная поездка его со мной по району. Проездили мы с ним дней пять. Побывали в некоторых из пришедших в большой упадок колхозах и двух спецпосёлках. Гудилин старался войти ко мне в доверие и вёл себя очень просто, шутил, смеялся, пел песни и так далее. (Л. 122). Когда вернулись в райотдел, тут оказался ещё один оперуполномоченный, тот самый Куимов, приезжавший в 1931 году в Коврижку.

Куимов стал задавать мне вопросы прямо, они сводились к тому, чтобы я ответил: «почему возникли в районе продовольственные затруднения, кто в этом виноват и, какой выход из создавшегося положения?»

Я ответил так , как думал, что во всём виновато руководство и выход в том, что в отношении колхозов Коми-пермяцкого округа нужна помощь, чтобы поднять их экономику, нужно организовать МТС в Кочёво и так далее. После их отъезда прошло пять месяцев и вот в конце марта 1935 года получили приказ по управлению НКВд Свердловской области об увольнении меня из органов НКВД за антисоветские настроения и связь с чуждым элементом.

Кочёвский райком партии на бюро райкома поставил вопрос о моей партийности и исключил меня из партии. При этом произошло неожиданное для меня явление. Мой бывший начальник райотдела Таскаев, как член бюро, голосовал против исключения меня из партии, объясняя это тем, что он не видит за мной ни какого преступления и вины, за что следовало бы исключить из партии.

Я даже в первое время не понял Таскаева. Для меня было понятно одно, что поскольку Таскаеву было известно о «проработке» моей личности и, кроме того приписали, что моя жена дочь «кулака» и тому подобное. Это стало известно другим сотрудникам отдела и, в течение последних месяцев, я уже явно видел с их стороны презрительное отношение к себе. Все, начиная с Таскаева и кончая жёнами сотрудников, чуждались меня и моей жены. И теперь, когда меня изгнали, Таскаев изменил ко мне отношение, он даже пригласил нас с женой в гости к себе.

Позднее я убедился, что начальник окружного отдела НКВД Другов и Таскаев, действительно не считали меня в чём-либо виновным.

(Л. 123). Следует привести ещё один случай характеризующий мнимое и предвзятое изображение меня в виде национал-шовиниста и враждебного элемента.

За два года после увольнения из аппарата райотдела в Кочёво Ончинникова И.Ф., на этой должности служили и были уволены три человека.

Первым из них был Москалёв И.М., местный коми-пермяк. В начале 1934 года, при чистке рядов партии, он был «вычищен», то - есть исключён из партии. Особенных, веских компрометирующих данных для этого не было, но присутствующий при чистке зам. начальника окротдела Зеленкин, настоял на исключении и Москалёва вычистили из партии и уволили из органов. Москалёв был неплохой работник, но кому-то нужно было его изгнать.

Вскоре из обл. управления прислали на эту должность не очень толкового паренька, по национальности русского, Седова, которого через полгода уволили по непригодности. Несколько позже я узнал, что Седову при назначении было поручено присматривать за мной, за проявлением с моей стороны фактов национал-шовинизма и враждебности к русским.

После Седова был назначен новый работник, некто Мизев. Он тоже работал всего несколько месяцев и был уволен также по непригодности.

Перед выездом из Кочёво Мизев зашёл ко мне и говорит:

-Слушай т. Кривощёков. Ты ведь не знал, что я тоже коми-пермяк, только я Гаинский. Когда я приехал сюда, меня предупредили кое-кто из работников, в частности инспектор райкомендатуры Дедов и другие, что ты, якобы, не любишь русских. Поэтому они посоветовали мне в разговорах с тобой не показывать себя коми-пермяком и ты, мол, тоже можешь (Л. 123 о) убедиться в том, что Кривощёков и тебя будет ненавидеть как русского.

-Я, действительно, последовал их совету, - продолжал Мизев.

-С тобой я разговаривал только по русски и своего родного коми-языка не выявлял, старался воздерживаться от установления товарищеских отношений с тобой и держался ближе к ним. Теперь меня уволили и мне всё равно уже скрывать от тебя нечего. Я решил откровенно признаться, что я ничего в тебе плохого не заметил и не видел. Я извиняюсь перед тобой за то, что не по товарищески относился к тебе и несправедливо питал к тебе недоверчивость и подозрительность.

Я был удивлён этим сообщением и, всё таки, продолжал ещё верить, что лжи и клевете в наших органах не может быть места и я буду всегда оправдан. А оказалось не так.

 

(Л. 124). РАЗМЫШЛЕНИЯ ЗА БОРТОМ.

 

Ну, вот... и пришёл конец моему пребыванию в партии. До сих пор я был сыном нашей великой матери — коммунистическои партии. Чувствовал себя равноправным членом общества, хозяином своей страны, винтиком в большом и сложном механизме Советского государства. Болел душой за процветание Родины и вкладывал свои силы, сколько мог на то, чтобы построить в нашей стране светлое здание коммунизма.

Как коммунист я не хотел проходить мимо недостатков и сделал небольшую попытку возразить против несправедливости. За это меня очернили, оплевали и выгнали как собаку на все четыре стороны. Лишили звания коммуниста, которым я гордился и дорожил больше всего в жизни.

-Неужели, - думал я,- что-то плохое, неугодное партии мною допущено?

-  Неужели в нашей партии не осталось места для справедливости и искренности, для чести и совести?

Нет! Не может этого быть. Партия любит правду и справедливость. Я добьюсь своего восстановления в партии. С такой надеждой и мыслями я выезжал из Кочево в Кудытмкар, усадив жену с детьми в сани и со своим небольшим багажишком. Тоскаев одобрил мое решение. В

Кудымкаре нас временно приютили сестра Нюры - Лушка, со своим мужем нарсудьей Контиевым.

Но, моим надеждам не суждено было сбыться. Окружком партии при рассмотрении моей аппеляции даже не вызвал меня на бюро и утвердил решение бюро Кочевского райкома. Секретарь окружкома Благонравов в личной беседе задал мне только один замысловатьтй вопрос:«А вы, как... широко проводили эту работу?» Что он хотел этим сказать. Не знаю.

Свердловский обком партии тоже решил не в мою пользу, и я остался выброшенным за бортом.

Возникла мысль покинуть свой родной край и выехать на юг, в совхоз «Гигант» поступить рабочим, но поговорив с женой раздумали из-за болезненного состояния детей, боясь «потерять» их дорогой.

Предпринял попытку устроиться в коммуне «Заря будущего». Сходил туда, чтобы договориться с коммунарами о квартире и т.д. Но попал туда, как раз в такой острый момент, когда Юсьвинский райком партии и его первый секретарь Забибулин усиленно заставляли проводить сверхранний сев яровых на полях только, что выходивших из под снега.

Колхозы видели в этом мероприятии напрасную трату сил и семян и очень неохотно шли на это дело. Председатель Коммуны Можаев и секретарь парторганизации Александра Брагина пришли из райкома расстроенные и подавленные. Им грозили исключением из партии. Они спрашивали моего совета.

Я же всегда больше всего слушался своей совести и рассудка и не мог поддержать такого неумного дела и посоветовал им не сеять.

В такой обстановке мои приход в коммуну и сопротивление ей проведению

«сверхраннего сева» были бы оценены, как влияние чуждого и враждебного элемента, исключенного из партии и т п. И, вывод был бы один: «изъять его и изолировать». Я очень хорошо знал этот метод. Шагнуть в пасть тюрьмы и погибнуть там мне еще не хотелось. И пришлось вернуться в Кудымкар.

Что делать? Пусть я остался вне партии. Но останусь человеком. Буду трудиться вместе с людьми, приносить какую-то пользу обществу, растить и воспитывать детей своих.

 

 

Копию с оригинала снял Г.Гудовщиков

Сентябрь 2005г.

 

 

 

 

 

I1РИМЕЧАНI4Я

Настоящая карта с описанием населённых пунктов мест проживания и жизнедеятельности переселенцев и спецконтингента на территории Коми-Пермяцкого автономного (национального) округа составлена со слов и воспоминаний очевидцев, а также их потомков, людей знавших и работавших в бывших посёлках переселенцев, служивших в системе НКВД-МВД СССР и Росси. Использованы архивные документы, научные и литературные труды.

Карта является на данный период наиболее полной в подобном исследовании, однако нуждается в доработке, так как со временем многое утеряно и забыто, возможны ошибки, неточности и упущения. Всё это предоставляет возможность шире продолжить дальнейшие исследования о местах проживания жертв политических репрессий в Советском Союзе на территории нашего округа. Данная работа имеет достаточно узкое направление и преследует единственную цель-география поселений и мест нахождения спецконтингента.

работе оказали содействие:

1 .Куделко Иван Поликарпович-житель посёлка Гайны.

2 .Исаев Лазарь Анисимович-Усть-Чёрная.

3.Шарко Лидия Ивановна-У.-Чёрная.

4.Нечиперович Александр Александрович-Сергеевский.

5 .Солодянкин Николай Карпович-Кудымкар.

6.Яковкин Виктор Николаевич-Кудымкар.

7.Седегов Виктор Николаевич-Кудымкар.

8.Салов Николай Васильевич-Кудьтмкар.

9.Власов Сергей Михайлович-Кудьтмкар.

10.Бакуто Геннадий Алексеевич-Кудымкар.

11 .Савощик Леонид Дмитриевич-Кудымкар.

12 .Колотилова Октябрина Викторовна-Юксеево.

13 .Федосеев Николай Константинович-Коса.

14.Мартынов Михаил Фёдорович-Коса.

15. Останин Валерий Игнатьевич-Юсьва.

16.Лавриненко Николай Алексеевич-Пожва.

17.Тюнёв Александр Михайлович- Майкор.

18.Савельев Павел Михайлович-Юсьва.

19.Черемных Анатолий Пантелеймонович-Юсьва.

20.Крутиков Пётр Васильевич-Пожва.

 

Источники и литература:

 

1.Архив ГУВд Пермской области, ф. 21, оп. 1, д. 9, л.л.75-81.

2.КПОГА,ф. 102, оп. I,д.2,л. 1.

3.КПОГА, ф. 17, оп. 2, д. 9, л.л. 2-20.

4.КПОГА, ф.24, оп. 2, д. 12, л. 5.

5.КПОГА, ф. 102, оп.1. дI7, л.л. 39, 150, 151.

6.КПОГА, ф. 50, оп. 1, дIЗI,л. 103.

7.КПОГА, ф. 40, оп. 1, д. 86, л.л. 2, 36-38, 40, 56, 59.

8.КПОГА, ф. 40, оп. 1, д. 106, л. 4.

9.КПОГА, ф. 40, оп. 1, д. 97, л.л. 5, 7.

10.КПОГА, ф. 40, оп. 1, д. 98, л.л. 6-8,11, 16, 18, 21, 25, 30.

11.КПОГА, ф. 20, оп. 1, . 311, л.л. 32, 33.

12.КПОГА, ф. 20, оп. 1, д. 269, л.л. 4, 8, 12, 14, 40.

13 .КПОГА, ф. 40, оп. 1, д. 101, приложение — выкопировка земельных участков.

14.КПОГА, ф. 20, оп. 1, д. 280, л.л. 7, 24, 26, 28, 29, 30.

15.Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953). Монография. Екатеринбург-Пермь, 2003 г.

16.Коньшин А.Е. Спецпосёлки (или к вопросу о трудовом перевоспитании бывших кулаков). Наш край. Вып. 7, Пермь,1995.

17.Бахматов А.А. Память: Историко-документальная хроника Юрлинского района.Кудьтмкар: Коми-Перм. Кн. Изд-во. 1999.

 

 

Издание Коми-Пермяцкого отделения международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал»,председатель правления Кривощеков А.М.

 

Авторы-составители: Гудовщиков Г.Л., Кривощеков А.М.

Оформление: Вилесов П.К.

 

Коми-Пермяцкое окружное отделение общества «Мемориал> выражает благодарность директору ГОУП «Кудымкарская типография» Владимиру Петровичу Яркову за большое участие в выпуске данного издания.

 

Предложения и замечания просьба направлять по адресу:

619000, г.Кудымкар Коми-Пермяцкого автономного округа, ул.50 лет Октября,30, к.30, общественная приемная Коми-Пермяцкого окружного отделения общества «Мемориал»

Поделиться:

Рекомендуем:
| Евгений Евтушенко о «Мемориале»
| Листопадов Е.И.: «Отправили семнадцатилетнего мальчишку в лагеря» | фильм #374 МОЙ ГУЛАГ
| Близкие Олега Орлова опасаются за его состояние из-за изнуряющих поездок из СИЗО в суд
Мартиролог репрессированных
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В ПРИКАМЬЕ 1918-1980е гг.
Список «12 километра»
| Мудрец
| Столько горя, нищеты, унижений пережито
| Главная страница, О проекте

blog comments powered by Disqus