«Хочется, чтобы в музее была жизнь» — Ирина Неустроева о ремонте и новой экспозиции томской «Следственной тюрьмы НКВД»

После ремонта мемориальный музей «Следственная тюрьма НКВД» изменился — стал гораздо просторнее, обрел стильные дополнительные пространства.

Предметы из страшного прошлого и аутентичный коридор теперь сочетаются с современно оформленными площадями. И прийти туда можно не только на экскурсию, но и на интересное событие — показ фильма, лекцию, читку. О переменах и планах музея мы поговорили с Ириной Неустроевой, куратором программы от Фонда Памяти.

— Ирина, как вообще возникла история с ремонтом?

— Фонд Памяти решил помочь новыми площадями и выкупом старых (они принадлежали частному лицу), чтобы томский музей не закрылся. Сначала речь шла только о тех, что уже использовались музеем, но когда мы стали проектировать экспозицию, поняли, что для сохранения аутентичного тюремного коридора и создания пространства, где можно было бы проводить мероприятия, выставки надо значительно расширить площадь. Удалось присоединить соседние помещения, в итоге в музее появилась большая входная зона, кафе, выставочный зал и пространство документ-центра, подходящее для семинаров, небольших лекций и мастер-классов.

— На что ориентировались, когда продумывали решение входного пространства?

— Команда, которая делала проект для томского музея, сотрудничала с Музеем истории ГУЛАГа и Фондом Памяти в Москве, делала несколько разных экспозиций. Во время ремонта мы видели наслоения разных эпох — в этом здании сначала находилась приходская школа, потом, в 30-40-х годах, тюрьма, с 50-х годов — коммунальные квартиры. Мы расчистили потолок, штукатурку, пол и увидели новый объем, который не был указан на чертежах, проемы, немного другую кладку кирпичей. Где-то потребовались укрепления. После демонтажа в проект вносились технические доработки.

— Что именно нашли?

— Из интересных вещей — обнаружили старый дымоход. Закрыли его скульптурой, поскольку не знали, как применить его в контексте этого пространства.

Находили кирпичи с клеймами. В кафе можно заметить разную кладку. Мы ее не переделывали, оставили, как было.

В новых помещениях оказались крюки от нар. Раньше не думали, что и здесь, вероятно, была тюрьма. Но по чертежам понятно, что в тех помещениях, где давно располагается музей, были камеры. Получается, возможно, они были еще и по соседству.

— Теперь у музея есть кафе. Кто им занимается, и как продумывался его интерьер?

— В кафе можно отдохнуть после посещения непростой экспозиции, выпить кофе и перекусить — есть сэндвичи, пирожные. Брутальный интерьер кафе с бетонными столами сделан московским архитектурно-художественным агентством Димы Барьюдина и Софьи Романовской «Послезавтра». Они разрабатывали в 2015 году проект Музея истории ГУЛАГа, мы давно дружим.

На стене сейчас можно увидеть картины томского художника Николая Исаева. Предполагаем, что такие экспозиции будут меняться, появятся картины и других авторов.

— Что еще значительно изменилось в общем облике музея?

— Отмечу пол. Он залит везде одинаково, по сути, мы воссоздали старую историю, полы советского времени. В интерьере применена кортеновская сталь, окисленный металл. Сочетали его с фанерой. Добавили много белых элементов — это понадобилось, чтобы визуально расширить пространство. Сохранили потолки системы Монье (они состоят из плит, опирающихся непосредственно на стены и поддерживающих собственный вес и приходящуюся на них нагрузку) — очищали их, отбивали старую штукатурку, красили в белый.

Лестницу у входа очистили и сохранили поручень — он аутентичный. Перед входом в экспозицию обращу внимание на дверь — она оригинальная и из этой следственной тюрьмы досталась в коллекцию Василию Антоновичу Ханевичу, сооснователю музея, при прежнем ремонте.

— Что это за таинственный объект, вынесенный в отдельную витрину?

— Это кусок плиты на полу под стеклом, где находится подземный переход, его мы подреставрировали, когда делали крыльцо. Плиты нашли во время ремонта, скорее всего, они достались зданию после разбора Троицкого храма на Ново-Соборной.

— Куда вел этот подземный переход?

— Скорее всего, в главное управление НКВД. Мы ведем исследование, пока предполагаем, что между зданиями был переход, по которому проводили заключенных. Об этом говорилось в нескольких воспоминаниях.

— Какая была задача при ремонте музейного пространства?

— Надо было сохранить пространство и объем тюремного коридора. Когда мы делали новую экспозицию, думали, как не нарушить старую концепцию. Чтобы люди после ремонта не говорили: «Куда вы дели нашу тюрьму?!» Томский музей — единственный, который находится в мемориальном здании и первый в стране, посвященный политическим репрессиям, поэтому мы чувствовали большую ответственность. Хотя, по-моему, теперь мы сделали больше музей, чем тюрьму.

Продумывая, как будет выглядеть коридор, экспериментировали с цветом. Раньше он был серым. В итоге остановились на бордовом, казенном на вид, сурике. В каждой камере сделали свою тематическую миниэкспозицию, этапы ведутся от революции до ГУЛАГа через переселение. Наш сценарист Тимур Булгаков (первый человек, который участвовал в создании экспозиции, отвечал за тексты и содержание), придумал текст. Его мы «разложили» на камеры как книжку, чтобы посетитель мог последовательно познакомится с историей репрессий в Томской области.

Не буду рассказывать об исторической стороне экспозиций — лучше прийти и послушать экскурсию. Поясню, что сделано с технической точки зрения. Мы создали интерактивный музей. Учитывали ограниченное пространство — всего у нас для экспозиции было примерно 100 квадратных метров. Это не так уж много, один большой выставочный зал. В музее он поделен на 9 камер, по 9-11 метров каждая. Чтобы уместить всё, мы использовали и видео, и аудио, и предметный ряд. У музея была хорошая коллекция. Кроме того, можно послушать аудиоинсталляции…

— Что доступно в аудиоформате?

— Разные истории. И людей, и переселения. К примеру, зачитывания постановлений про разные группы, буржуазию, рабочих и остальных. По сути, это добавляет еще один слой в познании посетителя. Он смотрит на предмет, видео, слушает аудио. В первом зале видеоряд — фотографии людей из разных слоев населения, которые жили в Томске к моменту революции. Это рабочий класс, интеллигенция, духовенство, буржуазия… Снимки присылали местные жители, поэтому кто-то может увидеть своих родственников.

Во втором зале специальные шторки — на верхних раскрытые «заговоры», на нижних — крестьянские восстания на территории Сибири. Было сложно делать эту схему, дизайнер, проверял все точки восстаний.

Сначала посетитель видит протесты, какими они были на самом деле. А когда включает рычаг, то возникает схема, как это интерпретировалось НКВД. Что это оценивалось, были заговоры. Зал называется «Протесты реальные и мифические». Когда мы разрабатывали это решение, было много споров, как лучше сделать. Обсуждали и штору из ткани, и прозрачную занавеску.

Еще здесь есть инсталляция «трещотка», в нее любят играть дети. Это инструмент крестьян, имитация оружия, которой отпугивали врагов.

Еще у нас использован предметный ряд из коллекции краеведческого музея — портрет Дзержинского, следственный стол, оружие, которым пользовались крестьяне по время восстаний.

Не везде оригиналы — есть макеты, к примеру, инструменты ненастоящие, оружейник делал имитацию. Знамя с надписью: «На защиту свободы» — это тоже дубликат того, что находится в московском музее Российской армии.

Дальше — камера, где можно видеть сохранившиеся крюки от нар. Еще здесь картотека, она посвящена людям, которые были расстреляны в Томске. До сих пор доделываем и выкладываем новые карточки.

В музей поступает очень много запросов — куда обратиться, чтобы найти сведения о родственниках. Мне, человеку из Москвы, кажется, в Томске всё немного ближе к людям. В Музей истории ГУЛАГа приходят люди из разных мест, городов, а тут все же больше сибиряки.

Следующая камера только косметически отремонтирована, использован сурик. Здесь есть оригинальные нары и уже реконструированные шконки (койки). Они были в музее, мы тут уже ничего сами не делали, брали экспозицию, как она есть. На фотографиях — одни из первых экспонатов, которые люди приносили в музей. Это Георгий Успенский передает свою робу с номером, она выставлена дальше. На другом кадре — писатель Солженицын, он побывал в музее, когда в 1994 году приезжал в Томск.

Тюрьма была следственная, люди ожидали в ней приговора, в одной маленькой камере могло находиться 20-40 человек. Спать часто приходилось стоя. Когда люди заходят в эту камеру, то могут погрузиться в ее атмосферу. В ней висят и правила внутреннего распорядка. Когда думали, куда их вешать, то пристально рассмотрели дверь. Она не отсюда, а из тюрьмы на улице Пушкина. Но мы увидели следы — кусочки, оставшиеся от правил. Решили подобным образом и повесить.

Дальше — «камера смерти», она выполнена в своем стиле, посвящена людям, которых расстреляли или умерли в лагере. Она в черном цвете. Необычное решение — зеркало, где люди видят и свое отражение, и портреты тех, кого расстреляли в Томске. Снимки меняются. Конструкция позволяет установить экран за зеркало. Не сразу понятно, как это работает, мы добивались такого мистического эффекта. Здесь сложно находиться, смотреть на портреты людей, сделанные перед расстрелом.

Еще в камере макет села Белосток. Придумали для него архитектурно-дизайнерское решение — фанерная подложка и 3D-печать объектов. Художник-декоратор покрывала их слоями краски, делала тонировку.

За ней идет, можно сказать, «голая» камера. Она своим обликом отсылает к трюму баржи. На таких людей перевозили, переселяли в другие регионы. Мы использовали сталь, чтобы создать ощущение присутствия на барже. Еще несколько решений — аудио рассказы про людей и карты с маршрутами переселения. Экспозиция получилась и информационная, можно многое почитать, изучить, и в то же время предметная.

Обратили внимание на две значимые для Томской области истории — Чаинское восстание и трагедию на острове в Назино. Сделали экспозиционное решение с инфографикой, с подробностями, как это было, кто в нем участвовал, сколько людей погибло, какая была общая смертность… В ящике — брошюры о самом восстании.

Про остров Назино посетитель в инсталляции по ниточкам может отследить интерпретации. Фотография соотносится с кусочками дел. В витрине — мох и палки, природные элементы, их привезли летом из экспедиции на остров Назино.

Также есть зал, где роба, переданная музею Успенским. А в почтовых ящиках — истории людей, которые прошли через ГУЛАГ, связанные с ними предметы. К примеру, открытки из лагеря.

Наш сценарист экспозиции находил родственников тех, к чьим судьбам обращался, уточнял факты. Из того, что ему запомнилось — одна женщина в лагере рисовала небольшие картинки, а ее внучка стала художником.

После залов-камер мы заходим в комнату коммунальной квартиры. Здесь можно увидеть, как люди жили с наследием репрессий.

В «комнате» — предметы которые относили в фонды музея репрессированные и их родственники. Картину о трагедии Колпашевского яра в 1979 написал Сапожников, чей отец был расстрелян. В зале звучат песни Высоцкого и Галича. На стенах — старые обои, мы купили их в антикварном магазине, наклеили с трудом –никто не помнил, как клеить такие обои…

На выходе из экспозиции — цитаты тех, кто писал про ГУЛАГ (и сам был его узником). Про добро, про прошлое и настоящее, про то, как важно помнить и знать историю.

— Как люди реагируют на обновленный музей?

— При мне было немало посетителей, кто пришел в музей впервые, хотя и живет в Томске. Некоторые, напротив, бывали в нем неоднократно. Сейчас музей популярен у туристов из других городов. Людям интересно узнать эту часть политической истории.

Что касается возраста, то, по-моему, молодежи и взрослых 50 на 50. Музей посвящен не самой простой теме, у некоторых может стоять внутренний блок, нежелание сюда идти. У кого-то, наоборот, есть чувство, что надо посмотреть нашу экспозицию, чтобы узнать историю.

— Теперь у музея есть не только экспозиция, но и пространства, где проходят лекции, читки. Каких событий здесь ждать и зачем нужны подобные активности, это повод привлечь новых людей?

— Большое выставочное пространство 60 квадратов по площади, оно мультифункционально, стулья можно расставить, как угодно. К примеру, на читке по делу поэта Клюева зрители сидели в центре зала, актеры ходили вокруг них. Мы открыты к разным контактам и предложениям. Коллеги из других музеев приходят познакомиться заново. У всех есть информация о людях, которые были репрессированы. В Доме искусств, например, собрана коллекция по Николаю Клюеву и философу Густаву Шпету. Возможны совместные выставки.

Ради новой аудитории, чтобы о музее заговорили, мы стали сотрудничать с другими организациями, например, Том Сойер Фест проводил у нас лекции, посвященные не только репрессиям. Мы сами организуем показы тематических фильмов. Недавно была работа Дениса Бевза про остров Назино из цикла «Антропология террора». Фильм снимали в Томской области. Будем показывать и другие вещи, возможно, художественные, которые заставят человека задуматься о прошлом.

В конце апреля откроем выставку про рудник Днепровский, в нее войдут художественные работы Николая Исаева и Лукии Муриной, они вместе с нами ездили в экспедицию в лагерь в Магаданской области, там у них был художественный пленэр. Они рисовали в жестких экспедиционных условиях. Выставка сейчас представлена в Москве, в Музее истории ГУЛАГа.

— Будет ли сотрудничество с Музеем истории ГУЛАГа?

— Конечно, планируем привозить оттуда экспозиции. Сотрудничество уже идет — приезжали наши коллеги, рассказывали, как сохранять память о репрессированных родственниках, свою семейную историю. 18–19 марта ждем руководителя Центра документации, она расскажет про поиск своих репрессированных родственников, даст практические рекомендации, в какие архивы писать.

— Для чего служит еще одно новое пространство, более камерное?

— Оно подходит для семинаров, для методической работы, для рефлексии группы после экскурсии по экспозиции. Учителя часто общаются здесь со школьниками после просмотра выставки. При необходимости в нем можно подключить мультимедиа.

— Еще здесь есть книги. Расскажите про издательскую программу Музея истории ГУЛАГа и Фонда Памяти.

— Вышло больше 10 книг, и недавно переиздана работа Демидова, соратника Шаламова, отбывавшего заключение в Магадане. Все книги можно купить онлайн, что-то продается уже и через кассу музея.

— Могут ли быть изданы в рамках программы тексты, связанные с Томском?

— Обещать не буду, но такие идеи есть. В Москве у нас выходила документальная книжка про опыт поиска информации о репрессированных родственниках. В ней истории людей, они оформляли запросы или приходили, лично обращались в Центр документации в Москве. В Томске мы уже услышали много историй о поисках информации о родственниках. Есть идея книжки, посвященной таким случаям, но пока она только зарождается.

— Если говорить про Вас лично — как Вы оказались в Томске?

— Я работаю в Фонде Памяти, и руководила созданием экспозиции в томском музее. Теперь помогаю развивать программу мероприятий.

— Насколько Вас сюда «сослали» из Москвы?

— Будем смотреть по интересу томичей. Пока моя задача — открыть выставки, организовывать ближайшие мероприятия. Сейчас для музея важно, первое — проводить экскурсии, принимать посетителей, сохранять предметы, которые есть. Второе — делать образовательную и просветительскую программу.

За постоянные экскурсии отвечает коллектив музея. При желании, послушать экскурсию можно по будням и выходным в 15:00 часов дня. Можно без записи прийти, присоединиться к группе и послушать про экспозицию. По выходным часто ажиотаж, собирается больше 20 человек, иногда мы делим их на две группы.

— По Вашему опыту, что оказывается эффективным для привлечения в такой непростой музей посетителей?

— События, мероприятия — это косвенная реклама музея. Мы делаем их, чтобы человек пришел, узнал, заинтересовался. Хочется, чтобы в музее была жизнь. В Томске, как я заметила за два месяца, особенно популярны показы фильмов и наши лекции про то, как искать информацию о родственниках. Часто у людей нет справок, фотографий, иногда даже фамилии известны неточно. Но на моих глазах не раз прямо в музее находили свои истории. Есть разные идеи, как развивать музей. Важны дружественные отношения с художниками, картины помогают немного прийти в себя после сложной экспозиции.

— Вы в Томске уже два месяца. Какие у Вас, человека со стороны, ощущения от этого города?

— Первое, в чем я уверена — у Томска большой культурно-туристический потенциал. Особенно среди сибирских городов. Он очень уютный, и, несмотря на то, что деревянные дома стоят в разных местах, в центре он цельный город. Я бы на месте томичей гордилась своим городом. Вижу здесь краеведов, экскурсоводов, которые его любят. Может, есть снисходительное отношение, мол, это маленький город. Но мне кажется, маленький, да удаленький! И еще поражает история Томска, она очень глубокая. И становление города, и переселенцы. После лекции молодые люди, кому чуть за 20, могут сказать: «Я не всегда знал, как моя семья попала в Томск. Теперь мне стало чуть проще понять свою идентичность».

…Если кратко — мне очень нравится Томск!

Текст: Мария Симонова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».