Пермская региональная благотворительная общественная организация
«Центр исторической памяти»

Авторы: Бродский К., Высоцкий А.

Источник

06.03.2023

«То, что мы вместе забываем или хотим забыть, служит основои? национальнои? идентичности»

Эрнест Ренан

Важнейшим фактором формирования национальной идентичности является общее прошлое. При этом нация, как и любая социальная группа, формирует коллек­тивную историческую память, которая закрепляет представ­ления сообщества о прошлом и даёт ориентиры на будущее. Господствующее влияние на формирование и поддержание коллективной памяти, как правило, оказывает государство, которое с помощью целого комплекса коммеморативных практик, направленных на управление прошлым в интересах настоящего. К таким практикам можно отнести, например, проведение общенациональных празднований, дней национальной скорби или переименование географических объектов.

При трансформационном переходе от СССР к Российской Федерации стра­не пришлось буквально создавать себя заново. Это предполагало замену старого мифа основания, а именно Октябрьской революции 1917 года, чем-то другим. Немецкий культуролог Алейда Ассман отметила: «Это было похоже на замену мотора в движущемся автомобиле». Стоит подробнее остановиться на понятии «миф основания». Венгерский политолог Дьёрдь Шёпфлин понимал под ним историческое событие, из которого государство черпает свою легитимность. Это своеобразное «начало» политической системы, которое открывает перспективу определённого будущего. Таким образом, всё постсоветское общество оказалось в очень сложной ситуации, лишившись одного из основополагающих мифов основания своего государства. 

Новые политические и экономические реалии ознаменовали поиск новой идентичности, поскольку прежняя советская идеология перестала отвечать запросам общества и вызовам времени. Ещё во времена перестройки начали появляться первые ревизионисты, ратующие за переосмысление национального прошлого, например, академики Андрей Сахаров и Дмитрий Лихачёв. Однако процесс конструирования новой идентичности оказался непростой задачей для россиян, несмотря на то, что первая постперестроечная декада характеризовалась необычаи?нои? открытостью общества для поисков и экспери­ментов. Вслед за гласностью и свободой вскоре последовал и курс на «стабильность», а новая властвующая элита избрала победу во Второй мировой войне в качества источника легитимности для своего правления. Травма войны, патриотизм и память о павших героях стали эксплуатироваться государственной пропагандой. Таким образом, окончательно оформился основополагающий миф современной России — Сталинская победа над Гитлером в Великой Отечественной войне. 

Этот нарратив точно попадал в общественный запрос. Граждане искренне продолжали почитать 9 мая как особый день памяти и скорби. Можно вспомнить и коммеморативные инициативы снизу, которые были активно поддержаны и во многом перехвачены властью. Такая судьба постигла «Бессмертный Полк». В коллективной исторической памяти россиян миф о Сталине как об «эффективном менеджере», гениальном правителе и полководце, спасшем половину Европы от гитлеровского нацизма и превратившем Россию из отсталой аграрной страны в индустриальную сверхдержаву, продолжает занимать значимое место, порой перекрывая собой важные вопросы о государственном терроре сталинизма и личной причастности генерального секретаря партии к массовым репрессиям. 

В официальном нарративе практически отсутствует упоминание о жертвах межвоенного периода во времена модернизации и коллективизации, репрессий 1930-х годов. Вышеупомянутая Алейда Ассман характеризует данное положение вещей так:

Если погибшие вообще упоминаются, то их именуют «жертвами модернизации», так сказать, побочными издержками на пути успешного продвижения, на пути прогресса. То же самое от­носится к миллионам человек, отправленных в Сибирь. Жерт­вы ГУЛАГа преданы забвению, им также не находится места в национальнои? памяти новои? России. Об их судьбе не напо­минают ни памятники, ни мемориальные доски в публичном пространстве.

Памяти о жертвах сталинизма не нашлось значимого места в официальном дискурсе – это привело к тому, что она воплотилась преимущественно в форме контрпамяти. Термин «контрпамять» был впервые использован Мишелем Фуко в 1971 году в эссе «Ницше, генеалогия и история». Так он обозначил память,  противопоставленную официальной версии исторических событий и отрицающую общепринятые представления о прошлом. Проявлениями контрпамяти являются, например, всероссийские акции «Возвращение имен» и «Бессмертный барак».

Таким образом, в современном российском обществе существует серьёзное противоречие в представлениях о сталинизме и его оценках. С одной стороны, именно в правление Сталина наша страна одержала победу над гитлеровским нацизмом. С другой, это была эпоха бесправия и тоталитаризма, где человеческая жизнь рассматривалась как государственный ресурс, а человеческие жертвы как сопутствующий ущерб на пути к построению «светлого будущего». 

Используя умалчивание как средство лишения жертв сталинизма памяти и голоса в публичной среде, власть присоединяется к охранительному забвению. Успехи же сталинского правления достаточно активно эксплуатируются властью, особенно в последнее время. Так, 1 февраля 2023 года в Волгограде в дни празднования 80-летия победы в Сталинградской битве торжественно были открыты бюсты Сталина, Георгия Жукова и Александра Василевского при личном присутствии президента Путина. Более того, в публичной среде также обсуждается возможность переименования Волгограда в Сталинград. Мероприятия, направленные на коммеморацию победы в Великой Отечественной войне за счёт успехов сталинской эпохи, активно удерживают и инспирируют сложившийся миф, всячески противодействуя высказыванию альтернативных точек зрения на тоталитарное прошлое. 

В отличие от России, в других государствах постсоветского пространства конструирование «новой» культурной памяти происходило иначе. Особым случаем «преломления памяти» является Литва, в которой сегодня активно культивируется миф «о двух оккупациях»: советской и нацистской. Память о сталинских репрессиях – важная составляющая коммеморации и виктимизации наряду с жертвами геноцида евреев. В свою очередь, праздник 9 мая в современной Литве можно по праву считать проявлением контрпамяти. Почитание Победы сохраняется лишь в коммуникативной среде. Почему так получилось и как работает память постсоветской Литвы? На эти вопросы постараемся ответить в наших следующих материалах.