«Флоренского Павла Александровича расстрелять». Как убивали великого ученого и философа


Автор: Станислав Кувалдин

Источник

16.02.2023

В серии «ЖЗЛ» к 140-летию Павла Флоренского вышла книга Михаила Кильдяшова, посвященная научным и просто человеческим подвигам одного из ключевых русских философов XX века. Публикуем отрывок из главы «Иного бытия начало», в которой рассказывается о последних днях земной жизни отца Павла.

Михаил Кильдяшов. Флоренский. Нельзя жить без Бога! М.: Молодая гвардия, 2023. Содержание

В начале 1937 года Флоренского охватили тревожные предчувствия. Об этом он писал детям: «Вот и старыи? стиль привел новыи? год. Знамения его дня меня не веселят: видел сегодня бабушку вашу — мою маму, в грустном виде; смотрел на северное сияние, величественное, но над чернеи?шим, вероятно тучевым, сегментом; слушаю завывания ветра. Да и все как-то тревожно и уныло».

А в это время хлопоты Екатерины Пешковои? вот-вот, как в пору нижегородскои? ссылки, обещали завершиться успешно. Вновь от правительства Чехословакии поступило предложение принять профессора Флоренского и его семью, с обещанием создать все условия для продолжения научнои? работы. Но вновь принципиальныи? отказ из уст Анны Михаи?ловны, неколебимая уверенность, что муж никогда не оставит Родину. Тогда Пешкова пишет прошение об «освобождении Флоренского „здесь“». На прошении появляется обнадеживающая резолюция: «4.11.1937 будет переведен на работу в Ленинград». Только в итоге в Ленинград будет не «переведен», а этапирован, и не для работы, а для...

Если всю жизнь Флоренского можно расписать сегодня буквально поденно, то о последних месяцах доподлинно и в деталях известно краи?не мало. Это неведение до поры рождало самые разные версии его гибели: разное время, разные места и разные обстоятельства.

Зарезан в лагере уголовниками. Скончался на Соловках от истощения: когда из барака выносили тело усопшего, заключенные в знак истинного уважения встали на колени. Потоплен на однои? из соловецких барж в период ликвидации лагеря: поднялся на борт вместо другого сидельца. Расстрелян на Поповом острове Соловков. Расстрелян на Колыме во время вои?ны. Расстрелян сразу после освобождения из лагеря. Умер в Подмосковье в результате несчастного случая. Вызволен из заключения Вернадским и еще долго работал в засекреченных лабораториях над созданием водороднои? бомбы.

Деи?ствительно, в одном из последних соловецких писем Флоренскии? говорил сыну Кириллу о «тяжелои? воде» и способах ее получения посредством медленного замораживания, просил поделиться этими соображениями с Вернадским. «Тяжелая вода» впоследствии использовалась при создании атомнои? бомбы, и за открытия, которые предощущал Флоренскии?, американскии? физико-химик Гарольд Юри получил Нобелевскую премию. Но, как уже говорилось, отец Павел знал, как создать оружие, способное уничтожить все, но никогда бы своими руками не запустил в мир эту смерть.

Все названные версии оказались лишь легендами, но все же многие из них правдоподобно характеризуют Флоренского: его жертвенность, мужество, провидческии? ум, характеризуют отношение окружавших к нему самому.

Флоренскии? стал символом. Символом духовнои? стои?кости. Родился миф о священнике, которыи? вдруг появлялся то в одном, то в другом лагере и утешал страждущих. Колыма, 1940-е годы. Изнуренныи? зек падает на колени перед другим лагерником:

— Отче, я знаю, Вы Павел Флоренскии?. Благословите! Помолитесь о моеи? семье!

Человек с голубыми глазами и пшеничными волосами, не разуверяя, благословляет.

Восстанавливать последние месяцы жизни отца Павла приходится по скупым документам НКВД, путаным воспоминаниям очевидцев, где образ Флоренского порои? смешивается с образами других священников и профессоров, по общим обстоятельствам лагернои? жизни и этапов на материк, по хронологии реорганизации Соловецкого лагеря в Соловецкую тюрьму.

Решение об этои? реорганизации приняли в июне 1937 года. Одновременно началась подготовка массовои? операции по репрессированию «антисоветских элементов» на северо-западе России. Оперативныи? приказ Народного комиссара внутренних дел СССР гласил: «Перед органами государственнои? безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящии?ся советскии? народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлои? подрывнои? работои? против основ советского государства». В первую очередь расстрелу подлежали «антисоветские элементы из бывших кулаков, карателеи?, белых бандитов, сектантских активистов, церковников и прочих, содержащихся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях». На всю операцию, начавшуюся 5 августа, отводилось четыре месяца. Для Соловков установили расстрельную норму в 1200 человек. Так как остров был непригоден для такого массового захоронения, лагерников, приговоренных к высшеи? мере, решили несколькими этапами вывезти на материк.

Флоренскии? был отправлен 3 декабря со вторым этапом. Расстрельныи? план к тому моменту уже выполнили, но ударники репрессивного труда нацелились на перевыполнение и подготовили дела на еще 509 человек. На перевыполнение требовалось разрешение лично Ежова, и оно было получено.

«В лагере ведет контрреволюционную деятельность, восхваляя Троцкого» — таково было обвинение в тюремнои? справке Флоренского. Уже третье, после «Посадского дела» и дела о «Партии Возрождения России», штампованное, ходульное «дело», но троцкизм тогда был самым надежным поводом для приговора к высшеи? мере наказания. Вряд ли кто-то вспомнил о полулегендарных встречах Флоренского и Троцкого в ВЭИ. Вряд ли восприняли как опечатку фамилию «Флоринскии?» из доноса соловецкого стукача, сокрытого под кличкои? Товарищ: «Между Флоринским и Шашем зашел спор о начале вои?ны. Флоринскии? утверждал, что предположения известного стратега и идеолога партии Троцкого, что скоро начнется вои?на, оправдаются, — говорит Флоринскии?. — Это закон — вои?на вспыхивает периодически через пятнадцать — двадцать лет...» В то время на Соловках сидел дипломат Дмитрии? Тимофеевич Флоринскии?, от кого рассуждения о начале вои?ны, как представляется, услышать логичнее, чем от отца Павла.

И несмотря на это, 23 ноября на справку наложена резолюция — «ВМН» (высшая мера наказания). 25 ноября особая трои?ка при УНКВД по Ленинградскои? области вы- несла приговор: «Флоренского Павла Александровича расстрелять».

По-прежнему не хочется верить в эту трагедию, в ее неотвратимость, неизбежность. Ужасаешься не только безжалостности, злобе и кровожадности всех претворивших это в жизнь, но даже нелогичности произошедшего. Советская власть — ни партия, ни НКВД — не казалась заинтересованнои? в смерти Флоренского: она знала цену ему, осознавала полезность его, этого человека-университета. Он не мог оказаться просто цифрои? в ужаснои? бюрократическои? череде расстрелов. Он оставался персонои? особого внимания. Порои? кажется, что в ту пору деи?ствовала какая-то неведомая сила, потаенная структура, которую еще не обнаружили в архивных документах, не ухватили ученые, не описали в своих трудах. Кто сумел выстроить события так, что все? и все сошлись в эту роковую череду: доносы, «разоружения», дополнительныи? расстрел, стукачи, палачи, карьеристы?

Логика, рассудок здесь бессильны. Произошедшее невозможно измерить земнои? мерои?. Удел Флоренского — духовная битва, самоотверженное противостояние врагу рода человеческого. Своим подвигом отец Павел сломал косу смерти, низверг лагеря и закупорил расстрельные подвалы, наложил печать на адовы врата.

Но все же, собираясь в свои? последнии? путь, он, наверное, не думал о том, что путь последнии?. Говорили, что предыдущии? этап, отбывшии? на материк, распределили по разным тюрьмам страны. Собирался в спешке, всего два часа на сборы, с кем-то обнялся, попрощался, кого-то успел ободрить словом. Уже было ясно, что труд его последних лет в соловецких лабораториях погублен. Брошенными остаются рукописи, сконструированные машины, разрознен сплотившии?ся коллектив. В производственных помещениях гуляет ветер. Неужели где-то предстоит снова все начать сначала?..

Последнии? раз прошел по острову, быть может, по тои? улице, которая через десятилетия станет носить его имя. На мгновение остановился там, где появится музеи? с отдельнои? экспозициеи?, посвященнои? ученому и богослову Флоренскому.

Дальше — плотная колонна. Отрешенные взгляды. Посадка на баржу. Путь по Белому морю. Кемь-пристань, пересыльная тюрьма. Прощание с морем, не только с этим, северным, а с морем вообще, со стихиеи?, с загадкои? детства: перед глазами солнце, Батум, молодая мама, живои? отец.

4 декабря — спецпоезд на Ленинград. Туда, где когда-то мечтал учиться у Соловьева, куда писал письма гимназическому другу Саше Ельчанинову, куда не так давно звали работать после доклада на электротехническом съезде.

В тесном вагоне сорок два человека. Отчего-то вспомнилось служение в санитарном поезде во время вои?ны.

Скольких исповедовал, причастил, утешил тогда. Наверняка исповедовал и утешал и теперь.

Их привезли куда-то под Ленинград. Загнали в здание, похожее на лагерныи? изолятор...

7 декабря коменданту Ленинградского УНКВД, старшему леи?тенанту госбезопасности Поликарпову дано предписание: «прибывших из Соловецкои? тюрьмы — расстрелять». Меньше чем через полтора года, накануне ареста Ежова, палач застрелится. В предсмертнои? записке начальнику он напишет: «За весь период моеи? работы в органах НКВД я честно и преданно выполнял круг своих обязанностеи?. Последние два года были особо напряженные по оперативным заданиям. Тов. Комиссар, я ведь не виновен в том, что мне давали предписания!; я их выполнял, ведь мое в этом отношении дело исполнительное. И я выполнял, и отвечать за это конечно было бы неправильно... И вот теперь, когда идут целыи? ряд разговоров об осуждении невиновных, когда я стал уже замечать, что на меня косо смотрят [и] вроде указывают пальцами, остерегаются, вроде не доверяют, будучи и так в очень нервном состоянии, и болезненном, у меня язва желудка, я совсем морально упал и пришел к выводу, что дальше я работать не могу нигде... не способныи? к работе, я решил уи?ти... Тов. Комиссар, простите за мое малодушие, поработавши столько, конечно, я не человек, я жил только работои?, не знал дома. Моя последняя просьба: не обижаи?те жену, она больная после потери обоих ребят, у нее рак, в служебные дела я ее не посвящал и причин смерти она не знает. Прощаи?те».

...8 декабря 1937 года Флоренского вызвали из камеры с вещами якобы для врачебного осмотра. В комнате с тусклым светом за столом — человек в форме. Людеи? в медицинских халатах нет.

— Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?

Отрешенно ответил, не слыша самого себя.

— На этап годен.

 

Поделиться:

Рекомендуем:
22.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть вторая: «Как машина едет, думаю, сейчас меня заберут»
21.11.2024 | Гулаг прямо здесь. Райта Ниедра (Шуста). Часть первая: «Нас старались ликвидировать»
19.11.2024 | Арнаутова (Шадрина) Е.А.: «Родного отца не стала отцом называть» | фильм #403 МОЙ ГУЛАГ
•Карта мемориалов жертвам политических репрессий в Прикамье
•Компас призывника
•Список «12 километра»
КНИГА ПАМЯТИ | Хлеба досыта не ели
КНИГА ПАМЯТИ | Без права переписки
КНИГА ПАМЯТИ | Главная страница, О проекте
blog comments powered by Disqus