Река ГУЛАГа

Статья Владимира Соколова об экспедиции «По рекам памяти», которая прошла местам ГУЛАГа Пермского края в мае 2015 года.

Здесь же можно познакомиться с полной версией репортажа.

Владимир Соколов

С 30 апреля по 5 мая 2015 года прошла поисковая экспедиция – сплав по местам бывших лагерей системы ГУЛАГ, организованная пермским Молодежным «Мемориалом». С экспедицией шла и немецкая съёмочная группа, которая делает фильм о жертвах политических репрессий советского периода, о том, какое значение для современных россиян имеет память об этом периоде истории, каким образом и чьими усилиями эта память сохраняется, о современных трактовках тех событий разными политическими организациями и обычными людьми.

Цель поисковой экспедиции – сбор устных историй бывших узников лагерей ГУЛАГа, реставрация памятных знаков, расположенных по маршруту сплава.

Участники: Роберт Латыпов, председатель Молодежного «Мемориала», руководитель экспедиции (г. Пермь); Фатхутдинов Рамиль, волонтёр (г. Екатеринбург); Миркин Владимир, волонтёр (г. Томск); Аватер Маркус (Awater Markus), волонтёр (Берлин, Германия); Окунцев Дмитрий, волонтёр (г. Пермь); Малых Наталья, волонтёр (г. Первоуральск); Балабанова Юлия, волонтёр (г. Пермь); Соколов Владимир, волонтёр (г. Пермь); Данилович Михаил, волонтёр (г. Пермь); Никиг Керстин (Nickig Kerstin), журналист, автор фильма (Берлин, Германия); Гатцке Андреа (Gatzke Andrea), журналист, оператор (Берлин, Германия); Карелин Сергей, звукооператор (г. Москва).

День первый.

Наша группа прибыла в поселок Кусье-Александровский.

Чугунолитейный завод и посёлок при нем были основаны здесь Строгановыми в 1751 году. Не пережив кризис и гражданскую войну, в 1919 году завод закрылся. Всплеск жизни поселок получил в 40 - 50-х годах прошлого века, когда в его окрестностях обнаружили месторождения алмазов. Тогда в посёлок отправляли депортированных из западных районов страны.

Посёлок также являлся центром лагерного управления ГУЛАГа НКВД СССР – Кусьинского ИТЛ (Кусьинлаг). Оно существовало здесь с 1946 по 1953 года. В нём находилось до 3300 заключённых, занятых на добыче алмазов, геологоразведочных работах, в промышленном, дорожном и жилищном строительстве. Имелось несколько лагерных отделений.

Наша группа делится на две части. Одна часть осталась на берегу собирать и загружать скарбом катамараны. Другая, в том числе немецкая съемочная группа – отправилась в поселок, чтобы поговорить с двумя оставшимися в живых бывшими спецпереселенцами.

Первая по плану Мирошниченко Вера Дмитриевна, 87 лет. Отец Веры, Мирошниченко Дмитрий Иванович был депортирован вместе с семьей с Украины. Вера Дмитриевна смущается при виде камеры оператора.

- С 1930 по 1942 годы мы жили в Ныробском районе. Туда выслали моих родителей. Мать работала там в колхозе. Мы же были под комендатурой НКВД. В октябре 1942 года пришел комендант к нам домой и говорит маме: «Евдокия, собирайся. Завтра придет баржа, поедете в Чусовской район на золотые прииски». Мама говорит: «Нам хлеб-то не доверяли выращивать, а тут на золото повезут».

Тогда у нас паспортов не было. Из посёлка тогда выселили семей 10. Надо было обязательно отмечаться в комендатуре – прибыли/убыли. Прибыли мы на станцию Пашия, а оттуда пешком в посёлок Усть-Тырым. Там алмазная партия была. Домов было мало. Общежитие, столовая... Нас поселили в барак – одна половина женская, другая мужская. Были сделаны нары двухъярусные, две печки – по одной в каждой половине барака. Стекол не было. Окна были затянуты ситцем. Печки топились круглые сутки. Потом, весной, стали делать землянки. Сделали две семейные землянки – по восемь семей в каждой. Вторую зиму мы там перезимовали. А народ-то прибывал. Люди жили в палатках зимой. Нас называли «спецсила» или «спецконтингент».

Работали в лесу, заготавливали лес, вывозили его на лошадях в посёлок, распиливали на пилораме – один человек вверху с пилой, другой внизу. Так и распиливали на доски. Строили гидрокарьер, фабрику обогатительную.

Я в 1943-м году, в 15 лет пошла в лес работать, сучья срубать за бригадами. Карточная система была. Рабочим давали 600 граммов хлеба, иждивенцам 150 – 300 граммов. Ещё сколько-то граммов жиров полагалось, мяса. Но мяса-то не было, давали ржавую селедку. 150 граммов сахара, столько же масла.

Когда фабрику построили, мы работали в гидрокарьере, таскали камни.

В 1950-м году артель реорганизовали в прииск. С 1944 по 1945-й мы ходили из Тырыма сюда (в Кусье-Александровский) пешком на работу – строить зону. В 6 часов выходили и к восьми приходили. Работали по 12 часов в день без выходных, без отпусков. Дорог не было никаких. Мужики рубили бараки, а мы копали ямы под столбы забора. Было страшно тяжело – голод, надеть нечего, но никто на это не обращал внимания. Потом, когда фабрика стала работать, стало получше. У нас были свои деньги – золотобоны. Мы за них работали. Они были прикреплены только к нашему магазину. Те, кто работал в других поселках, не могли на свои деньги ничего купить в нашем магазине, а мы не могли покупать в их магазинах. Но золотобоны можно было обменять на обычные деньги, если собирались ехать в Чусовой. Для этого надо было получить разрешение и пропуск у коменданта.

В 1946 году сюда зону перевезли. Там была, наверху. Там сейчас пилорама. Заключенных много было. Была и женская, и мужская зоны. В Кусье-Александровске тогда домов мало было. Здесь почти весь поселок построили заключенные. Также они строили дома в Тырыме, где мы жили до 1953 года.

Мы тут жили как крепостные, без всяких документов. Временные удостоверения стали давать только после войны. Была фотография, год и место рождения. И стояла статья 58-я. Что это за статья, я и сама не знаю.

Потом зону увезли. Остались бараки. Там жили переселенцы с Западной Украины – западники. Было много выселенных немцев. Потом бараки ликвидировали.

Там, где сейчас церковь, было управление Уралалмаза.

Во время войны наш поселок был засекреченным. Алмазный поселок. В 1953 году в Якутии открыли месторождения алмазов, и туда очень много наших уехало.

- А когда вы тут работали, где обедали?

- Какое там обедали! Кусочек хлеба возьмешь с собой - вот и весь обед.

- Тут сейчас вспоминают о репрессированных? Как проходит 30 октября?

- Ничего не проходит. Кому они тут нужны? Не дай Бог людям пережить сталинские времена. Тогда надо было крепко держать язык за зубами. За неосторожное слово давали от 10 до 15 лет.

У нас забойщики были. Двое. Не помню фамилии. Сидели, посмеивались, анекдоты рассказывали. А ночью пришли и забрали их. И всё. Через 10 лет они вернулись.

- Как смерть Сталина тут восприняли?

- Кто как. Кто радовался, кто плакал.

- Репрессии были необходимостью?

- Нет. Если бы в то время народ не переселяли бы, Россия не была бы такой бедной, как сейчас. За что вот выселили моих родителей? У них дом был крыт черепицей, а двор - соломой. В доме был земляной пол. Хозяйство было порядочное. Своей земли было мало, отец брал землю в аренду. Работников не нанимали. Отец вступил в пай с мужиками и они выкупили маслобойню. Сеяли же много подсолнечника. Вот за маслобойню и выслали. Когда была коллективизация, всё сдали в колхоз. Заставляли вступать в колхоз. Мама работала в колхозе. Но через год все равно выслали.

- Спецпоселений тут много было?

- Много. По Кусье были Кусья-Рассоха, Федотовка. На Тырыме была Серебрянка. Дальний Тырым – тоже спецпоселение было.

- А как реабилитация проходила?

- Не знаю. Нам просто чистые паспорта давали. Справку о реабилитации я получила в 90-м году.

Попрощавшись с Верой Дмитриевной, группа направилась к другой жительнице поселка Реутовой (Кнут) Галине Вальдемаровне. Отец Кнут Вальдемар Оттович, 1909 г.р. Уроженец Ленинградской области. В 1942-м был мобилизован в трудовую армию. В 1946-м переведен на режим спецпоселения как лицо немецкой национальности. В 1948-м году оставлен навечно в местах спецпоселения без права возврата к месту прежнего жительства.

- Родилась я в 1947-м в Казани. Папу сюда по этапу перевели когда мне был год, декабре. Везли нас в простом вагоне, под автоматами, с овчарками. Тогда немцев высылали в глубь страны. Привезли нас и, можно сказать, выкинули под елки на Колбинском бараке. Это вниз по Койве. Там сейчас ничего не осталось. Жить было негде, и нас приняли добрые люди, кусьинцы Пешковы. У них у самих было 10 детей.

До того как все это случилось, папа работал в Ленинграде начальником эвакопункта через Ладожское озеро. А до войны он был председателем Кировского завода в Ленинграде. Тогда вышел указ насчет немцев. Он был коммунистом, но на это не поглядели. Сначала сослали в Казань, потом в Кусью.

В Кусье было очень много немцев. Были и эстонцы, белорусы, западники. Население доходило до 16 тысяч. Сейчас тут около 1500 человек.

Здесь сначала жили в бараке. Там были комнатки. Выживали кто как мог. Папа устроился на работу в столовую. Сам варил, сам готовил. Сейчас этой столовой уже нет.

По-моему, с 1956 года с отца сняли статус спецпоселенца. Он бы мог вернуться. Ему предлагали вернуть партбилет, но он отказался. Он очень многое потерял. Первая жена отказалась от него, когда узнала, что его будут переселять.

Мама у меня была русская. Она была на 14 лет моложе отца.

Я много думала о причинах того, что его переселили сюда. Потом, когда его уже не стало, мне посоветовали послать запрос в Пермь. В 2001 году пришла бумажка о том, что вся его вина в том, что он немецкой национальности. В Кусье его многие помнят. Он был хорошим человеком, хорошим отцом.

Я ничего такого страшного не пережила. Я была единственным ребенком в семье. Первый кусочек – всегда мне.

- Вы не считаете опасным то, что сейчас все больше людей высказываются в поддержку Сталина?

- Не знаю. Я в политику не лезу. Конечно, строгость нужна, но справедливая строгость.

На этом визиты закончены. Не осталось времени на то, чтобы проведать мемориальный знак в виде креста, который был установлен на месте расположения «центральной» зоны Кусьинлага в июле 2003 года участниками поисковой экспедиции «По рекам памяти». Он реконструировался в 2013 году, поэтому, надеемся, с ним все в порядке. Пора спускаться к реке. Сегодня предстоит пройти лишь 8 км до урочища у камня Омутной, хотя бы для того, чтобы не разбивать лагерь на ночевку в жилом поселке.

На место ночевки прибываем засветло. В тенистых местах лежит снег. Когда проходили впадины на склонах обрывистых берегов, чувствовалось, как по ним, как река, течет вниз холодный воздух сверху, из леса, где еще лежит снег.

Мы на месте. Сразу чувствуется, что ребята не первый раз на сплаве. Никто не слоняется без дела, никто не ждет указаний. Каждый как-то сам находит себе дело – кто-то ставит палатки, кто-то занимается костром, кто-то готовит продукты для ужина. Немного неловко чувствует себя Андреа. Она одна не говорит по-русски.

Миша на сплаве второй раз. Ему кажется, что у этой скалы он уже бывал. При этом он уточняет название реки, по которой мы шли, вызвав дружный смех. Володя, он специально приехал на сплав из Томска, утешает Мишу, заявив, что все скалы на всех реках очень похожи.

Сергей, звукооператор из Москвы, говорит на немецком языке как Юрий Никулин на английском: «Уестердей ол май траублес симед со фар авей»". Забавно, но немцы понимают. Хорошо!

Юля и Наташа колдуют с ужином. Миша ассистирует. Сегодняшний ужин – первая горячая еда за день.

День второй.

Первое утро после ночевки. Вопреки прогнозам, погода нас балует. Некоторые из наших даже набрались смелости и приняли ледяную ванну, погрузив отдельные части своих сонных тел в Койву. Один основательно помылся, нырнув с головой.

Горячий завтрак, быстрые сборы, катамараны на воду. Сегодня предстоит пройти 30 километров до Усть-Койвы, сделав по пути, километра через три, остановку у мемориального знака, установленного на месте бывшего спецпоселка в урочище Шишиха. Перекус там же.

Для справки. Шишиха располагается на излучине реки Койва, в 11 км к западу от посёлка Кусье-Александровский.

На 1 января 1945 г. - посёлок в Чусовском районе. Количество семей – 6, количество трудопоселенцев – 16 человек. Из них мужчин – нет, женщин – 7 человек, детей – 9 человек. Подчинение: спецкомендатуре НКВД с/п. Шайтан.

В мае 2006 года участниками поисковой экспедиции «По рекам памяти» был установлен мемориальный знак. Он реконструирован следующей экспедицией волонтёров «Мемориала» в 2013 году.

На Шишихе большая группа байдарочников. Уже собрались и отплывают. У нас двое – Роберт и Рамиль – могут многое рассказать о местах, в которых установлены мемориальные знаки. Здесь и дальше мы встречаем туристов у каждого из них. Чаще Рамиль, реже Роберт непременно устраивают импровизированный лекторий, рассказывая об истории этих мест. Слушают с открытыми ртами, благодарят.

Мемориальный крест на Шишихе оказывается подтопленным. После короткого совещания решаем оставить всё как есть, так как перенос знака мало что изменит. Отчаливаем. Впереди Усть-Койва и, если повезет, если не занято – ночевка в доме Василия Суворова, которого сотни любителей водных путешествий зовут просто Дядя Вася. Его не стало несколько лет назад, но, похоже, никто в это до конца не верит. Итак, если повезет, ночуем у Дяди Васи. Там же и банька. Уж это-то в любом случае.

Койва в это время полноводная. Быстрая вода. Любуясь красотами, как-то незаметно домчались до Усть-Койвы. В этом месте Койва вливается в Чусовую. Чтобы причалить поближе к дому, нам надо пробраться немного вверх по течению Чусовой, управляя вертлявыми катамаранами. Подтопленные кусты создают завихрения течения, что позволяет нам справиться и с ним, и с норовистыми катамаранами.

Места в доме есть, баня топится, ужин на костре, погода по-прежнему хороша.

Подошла и встала лагерем рядом ещё одна группа. Они сплавляются с верховьев Чусовой. Долго сидим у костра, по одному уходим спать. Это последняя на этом сплаве ночевка в почти пятизвездочном по меркам этих мест отеле – с баней и электророзетками. Следующая постель только дома.

День третий

И опять утро, и опять хорошая погода. У дома артезианская скважина, но вода из неё идет мутная. Вероятно, глубина недостаточная и мы получаем смесь талой и подземной воды. Привезенной с собой минералки пока достаточно, до родника дотянем. Он на урочище Створ, до которого всего 8 километров, но по планам сегодня ещё остановка у скалы Поныш и посещение места, где когда-то был спецпоселок Верхний Шайтан. Да-да, есть еще и Нижний, но он не сегодня.

Грузимся, каждый берет своё, уже полюбившееся весло, пошли. На катамаране Роберт непременно надевает капитанскую белую фуражку и настаивает на том, что мы «идем», а не «плывем». Мы не спорим.

Чусовая намного полноводнее Койвы, здесь нет перекатов и водоворотов, поэтому частенько сушим весла, давая катамарану полную свободу. Он медленно вращается, что позволяет нам обозревать всё ещё красивые места, не вращая головой.

Вот и Поныш. Тут в Чусовую впадает речушка Поныш, образуя нечто вроде ущелья, из которого дует ледяной ветер.

Для справки. В 8 километрах выше по течению речки Поныш в 1930 – 1950-е годы существовал спецпосёлок с одноимённым названием. Его основное население составляли семьи раскулаченных крестьян (105 семей, 396 человек), высланных из Поволжья, Украины и Белоруссии. Посёлок подчинялся тресту «Чусовдревмет», занимался преимущественно лесоповалом и сплавом древесины по реке Чусовой для металлургического завода. Был и свой колхоз. Посёлок прекратил своё существование примерно в 1960-м году.

А в самом устье речки, между двумя скалами, в годы войны хотели построить первую плотину Понышской ГЭС. Всего намечалось построить три плотины – у скалы Поныш, у камня Печка (в урочище Створ) и в районе Глухих камней. Для этого в 1946 году был создан специальный исправительно-трудовой лагерь под названием Понышлаг. Управление лагеря находилось на станции Всесвятская, а главная зона – в урочище Створ. Помимо 4,5 тысяч заключённых, на объектах стройки работали также спецпереселенцы из посёлка Поныш и около 300 трудоармейцев из числа депортированных советских немцев. Гидроэлектростанцию так и не построили, но при этом от голода и болезней погибли сотни людей.

В течение года, после войны, Понышлаг был проверочно-фильтрационным. Здесь проходили проверку бойцы Красной армии, побывавшие в плену у противника и обвиненные в измене родине (статья 58, пункт 1). Следователи СМЕРШ проверяли их на благонадежность. Допросы начинались с простого вопроса: «Почему ты сдался в плен, а не использовал последнюю пулю для себя?».

У скалы Поныш находится популярная среди туристов стоянка – отсюда ходят посмотреть местную достопримечательность – пещеру Чудесница. В июле 2012 года на стоянке установлена мемориальная доска памяти жертв политических репрессий.

Застаем там небольшой палаточный лагерь и группу еще сонных озябших туристов. Проверяем состояние мемориальной доски. Роберт и Рамиль, по традиции, рассказывают нам историю этого места. С интересом подтягиваются и «местные».

Здесь долго не задерживаемся. Доска в порядке, любопытство удовлетворено. Продолжаем свой путь, оставив слегка ошалевшим от нашего шумного визита «аборигенам» их тихое утро.

Вскоре добираемся и до основной цели нашего путешествия – урочища Створ.

Для справки. Здесь располагался лагерный пункт ГУЛАГа, который функционировал с 1942 года как лагпункт ИТЛ Понышстроя. С 1948 до 1952 года лагпункт действовал уже в составе лагерного отделения №10 УИТЛК УМВД по Молотовской области как каторжный лагерь. Прекратил своё существование в 1956 году. Затем, в виде исправительно-трудовой колонии существовал вплоть до 1972 года.

Заключенные выполняли подготовительные работы для строительства Понышской ГЭС, а после отказа от её строительства занимались заготовкой леса, изготовлением тарной доски и клёпки, а также деревообработкой и металлообработкой. Имелось собственное кирпичное производство. Для своих нужд добывался уголь. В основном здесь концентрировались заключённые (каторжане) с пониженной трудоспособностью. Ограждение жилой зоны состояло из проволочных заборов высотой 3,5 метра. Согласно действующим инструкциям, на окнах всех бараков были решётки. На ночь бараки запирались на замки.

Согласно приказу от 1946 года, лимит содержания заключённых на пункте составлял 1400 человек плюс 300 человек в подкомандировке Торино (на другом берегу Чусовой). Всего в Понышлаге содержалось: в 1944 г. – 3866 человек, в 1947 г. – 4424 человек (из них 3788 каторжане). В 1950 году в лагерном отделении №10 содержалось 2568 каторжан и 662 заключённых обслуги. Из них каждый третий заключённый (1176 человек) находился в госпитале. Документы говорят о высокой смертности, особенно в 1946 – 1947 годы. В среднем примерно 130 человек в год.

Сейчас зона заброшена, постройки разрушены. В июле 2002 года участниками поисковой экспедиции «По рекам памяти» был установлен первый мемориальный знак в виде православного креста на камне Печка, около места расположения «главной» зоны Понышлага.

С 2007 года ведутся регулярные работы по мемориализации этого места – установка информационных стендов и указателей, расчистка и благоустройство территории и отдельных объектов. Створ был единственным «каторжным» лагерем на территории Молотовской (Пермской) области. Сегодня находится на одном из самых популярных водных туристических маршрутов. За летний сезон здесь проходят до 6 – 8 тысяч туристов.

По рассказам участников предыдущих экспедиций, десяток лет назад территория бывшего лагеря была сильно захламлена бывшим лагерным имуществом. В расчистке сильно помогли собиратели металлолома, увозя много вещей, которые сейчас могли бы лежать на полках музеев.

Останавливаемся у мемориального знака, оцениваем его состояние и перебираемся к месту стоянки – немного ниже по течению. Кто-то ставит палатки, кто-то запасает дрова. Юля с Наташей сверяются с составленным заранее меню, где записано, какие вкусности они приготовят нам сегодня.

Роберт нашел мертвую ель метрах в трехстах выше по крутому склону и уверяет, что нам нужна именно она, а не те, что были гораздо ближе и выглядели вполне подходящими. Спилили, распилили на двухметровые бревна, тащим вниз. Каждый при этом преодолевает буреломы по мере своей изобретательности. Распилили бревна на поленья, накололи кучу дров (которые впоследствии оказались «противопожарными» по причине насыщенности водой).

Пообедав чем-то горячим и вкусным, положив часть наколотых дров сушиться у костра, организованного из того, что валялось поблизости, собираемся к месту расположения бывшего спецпоселка Шайтан. Там памятный крест, которому уже пора бы требовать реставрации. У нас мемориальная табличка, инструменты, вода. Предполагалось, что эта пешая экспедиция достойно завершит сегодняшний насыщенный событиями день. Но никто не предполагал, чего нам это будет стоить.

Итак, сначала около трех километров вверх по крутому склону по некогда дороге, которая сейчас представляет собой несколько мутных талых ручьев и участки жидкой грязи между ними. В качестве обочин подмытые снизу снег и лед. Пройдя изрядную часть подъема спохватились – забыли доску для мемориальной таблички на случай, если крест совсем плох. Дмитрий возвращается в лагерь. Преодолели подъём. Выбрались на грунтовую дорогу, идущую вдоль газопровода. Она кажется нам настоящим автобаном.

В некоторых местах снега по колено. Там, в лагере на берегу, было тепло, солнечно и совсем не было снега, поэтому один из наших отправился в поход в шортах и кроссовках. Его голые голени облеплены снегом, который не тает. Андреа, Керстин и Сергей тащат на себе съемочную аппаратуру.

Останавливаемся на короткий отдых.

- It's not finish!

- Oh, no!, - вырывается у Андреа.

Нас догоняет Дмитрий с доской. Идем дальше.

Роберт бодрится и бодрит других, распевая романтическо-патриотические песни времен БАМа. Когда стало казаться, что в отряде не осталось ни одного оптимиста, мы наконец-то находим место, к которому шли. Поселок Верхний Шайтан, следов которого сейчас почти не осталось.

Для справки. Урочище Шайтан (ранее – посёлки Верхний и Нижний Шайтан, ныне не существуют). Местонахождение: речка Шайтанка, в 15 км к востоку от города Чусовой.

Оба спецпосёлка действовали с середины 1930-х по начало 1960-х годов. В основном их жителями были бывшие раскулаченные крестьяне из Поволжья, Украины и Белоруссии. Большая часть проживала в Верхнем Шайтане – это в 8 км вверх по ручью от реки Чусовой. В Нижнем Шайтане было лишь несколько домов.

По архивным сведениям, на 1 июля 1939 года здесь проживало 148 семей. Это 476 человек, из них мужчин – 88 человек, женщин – 158 человек, детей – 230 человек. Посёлок подчинялся тресту «Пермлес» и занимался преимущественно лесоповалом и сплавом древесины по реке Чусовой для местного металлургического завода. На 1 июля 1943 года в посёлке проживало уже 283 семей - 812 человек. Но к концу войны численность населения снизилась: на 1 января 1945 г. всего 117 семей – 279 человек, из них мужчин – 49 человек, женщин – 126 человек, детей – 16 человек. Жители посёлка тогда подчинялись спецкомендатуре в посёлке Кусье-Александровский.

По сведениям общества «Мемориал», 84 жителя посёлка в 1937 – 1938 годах были вторично репрессированы. После ареста и предъявления ложных обвинений в «контрреволюционной деятельности» 15 человек были расстреляны, а 23 человека получили длительные сроки заключения. Сегодня все они посмертно реабилитированы.

В июле 2004 года был установлен мемориальный знак в виде православного креста на месте расположения посёлка Нижний Шайтан. Автор знака, вероятно, житель г. Горнозаводска Александр Врадий.

В 2013 году в урочище Верхний Шайтан, главного посёлка, волонтёрами «Мемориала» был установлен мемориальный знак памяти жертв политических репрессий.

Крест в хорошем состоянии, но понятно, что его надо переустановить. Копаем новую яму, которая тут же наполняется водой. Закрепляем на кресте мемориальную табличку. Ставим крест.

Большинство из нас разувается, выжимает носки, и натягивает их обратно. Так хотя бы не булькает в сапогах. Трогаемся в обратный путь. Звучат предложения вызвать вертолет или хотя бы просто такси.

Последние три километра пути по некогда дороге преодолеваем в темноте, с фонариками. На грязь и сырость, похоже, уже никто не обращает внимания. Скоро лагерь, костер, сухая одежда, горячий ужин и как никогда крепкий сон в теплом спальнике.

День четвертый.

Кажется, что погода никогда не испортится. Сегодня не планируется никаких дальних походов – будем восстанавливать мемориальные знаки на Створе. На территории бывшего лагеря задуман музей без гида – бродя по развалинам, натыкаешься на указатели и таблички, которые рассказывают о том, что находилось в том или ином месте, с краткой историей, датами и статистикой. «Морг», «Лежневая дорога», «Жилой барак», «Штрафной изолятор»...

Центральный мемориальный знак – каменно-бетонная стела с обрешеткой из уже трухлявых березовых стволов, информационными табличками, кусками колючей проволоки, фрагментами решеток, останками прожекторов и другими предметами, найденными на территории бывшего лагеря.

Наша задача – разобрать все, кроме стелы, и сделать заново. Доски привезли с собой, остальное – местный материал. Владимир забирается наверх и ассистирует там почти до самого конца работ. Иногда просит пить (жарко), и мы бросаем ему наверх бутылку с водой.

Делаем обрешетку, вешаем таблички, почтовый ящик с «Белой книгой Створа», в которой каждый может оставить свои отзывы. Когда доходим до перекладин, которые слишком низко для Владимира, который на верху и слишком высоко для тех, кто внизу, приходится буквально садиться друг другу на шеи, чтобы достать.

Работа занимает примерно полдня. Знак хорошо видно с реки. К берегу периодически подходят группы туристов. Несколько групп из Ижевска, Екатеринбурга, Перми. То Роберт, то Рамиль отрываются от работы, чтобы рассказать им об этом месте.

Некоторые наши вспоминают, что они журналисты и начинают задавать вопросы самим туристам.

- Почему вы решили остановиться тут? Что вам дает посещение этого места?

- Чусовая – река спокойная. Тут сплавляются не для того, чтобы хлебнуть адреналина. Эти места богаты историей. Тут были заводы, проходили торговые пути. И это место - место приобщения к истории. Это наша история, хорошая она или плохая. Мы должны ее знать. Наши дети должны ее знать.

- Зачем?

- Чтобы знать историю.

- Зачем?

- Это наша историческая самоидентификация. И потом, чтобы принимать правильные решения на будущее, надо хорошо знать свое прошлое.

Знак готов. Прибрали территорию вокруг. Фото на память. Немного утомленные солнцем и работой выдвигаемся в лагерь. Там обед, дела хозяйственные и отдых.

Пока отдыхаем, Маркус заостряет с помощью ножа хворостину длинной чуть больше метра.

- Я слышал, что здесь немало волков и медведей. А это же опасно! Я смотрю вокруг – здесь никто не может себя защищать. Поэтому я делаю оружие для охоты на медведей. Медведь будет сильно удивляться и от удивления убегать. Если он не убежит, я буду его щекотать. Это мой план.

Днем неожиданно выяснилось, что у одного из наших сегодня день рождения. Никто не был готов к этому известию, но это не помешало устроить импровизированный праздничный ужин. Случились даже подарки. Юля подарила бокал для виски (у нас было, что туда налить), а Керстин большую банку ароматного кофе, который привезла из Германии. Юля пела свои песни у костра, были поздравления и, наверное, все чувствовали себя одной семьей.

День пятый

Те кратковременные дожди, которые синоптики обещали каждый день, случились сегодня. Все сразу. Сегодня предпоследний день экспедиции. В планах обход бывшей зоны, поиски интересных предметов. Разделяемся на две группы – одна идёт по низу бывшего лагеря, другая по верху.

Находим много отражателей фонарей, железные пластины с кровли, много кирпичей. Доходим до места, где на склоне, на расстоянии 3 – 4 метров друг от друга, уже еле заметные «ступени» шириной около полуметра. Они тянутся дальше, чем мы можем увидеть из-за неровностей ландшафта. Насчитали их шесть. В траве, на каждой «ступени» много колючей проволоки. Она хрустит под ногами. Поначалу ее не замечаешь из-за сухой травы, но если присмотреться внимательнее, ее очень много. Шесть периметров. Идем вдоль. Видны места, где раньше стояли башни охраны. Иногда встречаются целые ямы, заваленные узловатыми клубками «колючки». Нашли только один полуистлевший столб из множества, некогда ограждавших территорию лагеря. Насчитали 15 рядов проволоки, закрепленной на нем и уходящей по бокам в землю, как крылья.

Две лопаты, патроны от ламп, какие-то детали механизмов, сплющенная алюминиевая плошка и даже целая лампочка с оборванной спиралью. Несем наши немногочисленные находки к стеле. Может быт из-за погоды, может из-за какой-то энергетики этого места, а может и из-за того и из-за другого, настроение у всех подавленное. Молча возвращаемся в лагерь. После обеда предстоит посетить кладбище заключенных. Дождь не прекращается.

Опять поели и опять вкусно. Юля говорит, что ее домашние в еде непритязательны и ей давно хотелось накормить кучу народа вкусно и разнообразно. Ну а почему бы журналисту и музыканту не мечтать приготовить вкусную еду для толпы?

Идем на кладбище.

Оно совсем рядом – несколько сотен метров вверх и вправо. Несколько десятков покосившихся железных табличек. На каждой две буквы и две цифры. ЖЖ64, ЖЖ63, ЖЖ57... Роберт говорит, что это даже не номер заключенного, это лишь обозначение места на кладбище – для отчётов. Он подозревает, что в каждой могиле лежит по нескольку человек.

Это уникальное место, потому что, при огромном количестве лагерей ГУЛАГа, почти ничего не известно о местах захоронений заключенных. Причина может быть и в том, что обычно колышки и таблицы делали из дерева.

Это кладбище мемориальцы нашли случайно, лет пять назад. Возвращаемся. Похоже, на сегодня всем достаточно истории.

Вечер, костер. Ужинаем, негромко переговариваемся. Рядом Керстин. Она часто бывает в России, делает фильмы о нашей стране, о нашей истории. Спрашиваю ее, почему ее так интересует наша страна и наша судьба.

- Мой дедушка воевал в годы второй мировой войны. Он был фашистом. Простым. Он состоял в партии. Воевал в России, попал в плен и был тут полтора года. Мой отец много думал об этом и всегда спрашивал у своего отца – моего деда, как могло случиться так, что он был фашистом? Дед молчал всю жизнь, но отец всегда старался вызвать его на разговоры об этом, провоцировал его. Мой отец был типичным шестидесятником, антифашистом. Наверное, из-за этого, мой отец заинтересовался Россией. Они жили в Западной Германии. В школе отца был кружок русского языка. Это тогда было редкостью. Он туда ходил и изучал язык и стал большим фанатом России. В итоге, он стал учителем русского языка и 3-4 раза в году ездил в Россию. Впервые он меня взял с собой, когда мне было пять лет. Потом он еще несколько раз возил меня с собой. Меня все это заинтересовало и в 1990 – 1991-м году я ездила на год в Москву учиться языку в МГУ. Я была в Москве во время путча. Это было очень интересное, эмоциональное время. Я видела надежды, эмоции людей.

Потом я стала часто ездить в Россию, я видела, как тут все меняется. Я много ездила еще по республикам бывшего СССР. Для меня это был совершенно другой мир. Люди в Западной Германии тогда очень мало знали о России. Все было новым и интересным. Тогда много чего происходило, было переходное время.

Мы были в Грузии. Тогда там было очень мало западных туристов. Когда таксисты узнавали, что мы немцы, они говорили «хайль Гитлер», «ханде хох». Они говорили, что если бы Гитлер тогда победил, они сейчас пили бы баварское пиво. Я не думаю, что им нравился Гитлер. Они просто мало про него знали. Они просто считали его врагом своих врагов. А может быть, это было все, что они знали про Германию, поэтому так говорили.

Один год я жила в Питере как волонтёр общественной организации Немецко-русский обмен. Потом я работала в этой организации.

- Есть проекты, которые инициируешь ты. Почему тебя это интересует?

- Меня интересует культура памяти. Люди моего поколения очень много думали про фашизм, про то, какие уроки из этого можно извлечь. Я думаю, что общество может быть здоровым, если не отказывается от такой своей истории и извлекает из этого уроки. Я очень связана с Россией, у меня тут много друзей, я переживаю за эту страну и мне кажется, ошибка в том, что здесь не происходит подобного. Необходимо точно говорить кто совершал преступления, а кто был жертвой. Это здесь иногда перемешано. Даже больше, чем у нас. Есть комиссия примирения и прощения в Южной Африке. Она занимается преступлениями во время апартеида. Там идут судебные разбирательства и родственники жертв имеют право назначить преступнику наказание. Там есть интенсивные встречи между жертвами и преступниками. Что интересно, как правило, там достаточно мягкие наказания.

- Ты полагаешь, в России это можно применить?

- Я не знаю. Я недостаточно хорошо знаю Россию. Мне кажется, это нельзя делать внезапно. Это должно сопровождаться образовательными программами, научными проектами, должна быть воля со стороны граждан и государства, чего нет ни с той, ни с другой стороны. Если бы это было, тоталитарные стереотипы не возрождались бы так быстро, как сейчас. Это как иммунитет.

У нас, и это важно, очень интенсивно учат критически относиться к медиа. Этого здесь мало, поэтому тоталитаризм так легко использует медиа для пропаганды. Я не говорю об интеллигентских слоях общества, но большинство верит всему, что говорят по телевизору. Дело в критическом мышлении.

- У тебя есть какая-то миссия, какой-то итог для себя?

- Нет, я уже не столь амбициозна. Я просто делаю то, что считаю важным и буду очень рада, если это что-то поменяет. И еще, для меня это как исследование, чтобы лучше понять Россию, чтобы понимать, как тут люди думают. У меня здесь много друзей, я с ними часто встречаюсь. Границы между людьми не связаны с национальностью.

Как и у вас, у меня есть большой вопрос «Что делать», но нет ответа.

Беседы у костра как-то сняли некое внутреннее напряжение. Все снова улыбаются, шутят. Юля произнесла тост, но мы с Керстен прослушали его. Спать.

День шестой

Снова солнце и тепло. Над водой туман. Снимаемся с обжитого места. Впереди Нижний Шайтан, потом Чусовой, где нас заберет комфортабельный автобус и отвезет в цивилизацию.

На Шайтане тоже крест. Говорят, кресты в таких местах ставил покойный ныне Александр Врадий, который жил в Горнозаводске. Прикручиваем к нему последнюю в этой экспедиции табличку.

Неподалеку совсем маленькое кладбище из нескольких сильно заросших могил. На двух можно разобрать имена и фамилии погребенных, даты их рождения и смерти. Это бывшие спецпоселенцы.

Все, дальше до Чусового, без остановок. Река стала шире, течение медленнее. Тишина и вдруг – звук сообщения по ICQ на чьем-то телефоне. Народ оживился, повеселел. Скоро!

Доходим до места разгрузки. Не мы тут первые – это прекрасно видно, потому что высаживаемся мы, похоже, посреди городской свалки. Такие свалки можно видеть почти на каждой стоянке на Чусовой. Просто эта побольше.

Складываем свое имущество в месте почище, вытаскиваем и разбираем катамараны. Моем поплавки, сушим, сворачиваем, складываем. Это всегда сложно – заставить себя все аккуратно разобрать, сложить, упаковать, когда кажется, что уже все закончилось. Куда интереснее было в Кусье-Александровском все это распаковывать.

Пока ждали автобус, попали под сильный ливень и подвели некоторые итоги. Все, что планировали, сделали. Команда единодушно решила, что она в этом году подобралась удачная. От людей, которых встретили во время экспедиции, слышали только слова благодарности.

Может быть, культура памяти у нас когда-нибудь появится. Мы делаем все, чтобы быть готовыми к этому.

Для справки. Из справки о дислокации спецпереселенцев, ссыльных, высланных и ссыльнопоселенцев на 1 марта 1941 года:

в Чусовском районе (в том числе включая посёлки Кусье-Александровский, Шишиха, Шайтан) проживало трудопоселенцев – 9922 человек (подчинение Пашийскому ЛПХ, Теплогорскому ЛПХ, Цемстрою, тресту Чусовлесдревмет), спецссыльных-осадников – 517 человек (Теплогорский ЛПХ), высланных – 479 человек.

на 17 декабря 1952 г. в Чусовском районе:

находилось на учете 2963 чел. Взрослых – 2327 чел., из них немцев – 1018, из Крыма – 23, «оуновцы» – 1163, «власовцы» – 22, «указники» – 87, высланные – 7, литовцев и калмыков – по одному человеку.