Рецензия на воспоминания немецкого архитектора 1932 г.

Дмитрий Хмельницкий

Специалист в Сибири

В 1932 г. молодой немецкий архитектор Рудольф Волтерс подписал контракт с берлинским представительством советского Наркомата путей сообщения на работу в СССР. Двумя годами раньше Волтерс защитил диссертацию по проектированию вокзалов, а наркомат давно и безуспешно искал именно такого специалиста. Кроме того, в Германии работы для архитекторов в это время практически не было, а в советскую Россию, кроме обещанных грандиозных проектов, тянуло любопытство. В это время там работали сотни иностранных инженеров и техников разных специальностей. Сведения оттуда приходили самые невероятные. О России писали либо очень хорошо, либо очень плохо. Равнодушных не было.

Волтерсу предложили контракт на десять лет и зарплату в 600 рублей в месяц. Он благоразумно ограничился одним годом. Через год полный впечатлений Волтерс вернулся домой и немедленно, по свежим следам, написал книжку «Специалист в Сибири». Она вышла двумя изданиями в Берлине, в 1933 и в 1936 г., с блестящими рисунками товарища Волтерса по путешествию в Россию архитектора Генриха Лаутера.

В Германии книга ныне практически неизвестна. На ее судьбу оказала влияние судьба самого Волтерса. В 1937 г. его пригласил на работу бывший товарищ по учебе Альберт Шпеер, любимый архитектор Гитлера и будущий имперский министр вооружений. Волтерс быстро занял высокое положение в архитектурной иерархии Третьего Рейха, хотя в партию не вступал. Занимался в основном градостроительными проектами, издавал книги о архитектуре Третьего рейха и творчестве Альберта Шпеера. После войны он работал архитектором, много проектировал, занимался публицистикой. Умер Волтерс в 1983 году. Его первая книга до сих пор продолжает числиться по разряду нацистской литературы. И совершенно напрасно. Волтерс приехал в Россию практически свободным от всяких политических или социальных предрассудков.

Кроме того, что очень важно, он был тогда архитектором-функционалистом. Против конструктивизма, который был вплоть до весны 1932 г. советским государственным стилем, Волтерс ничего не имел, а над сталинским классицизмом, который был введен как раз к моменту приезда Волтерса в СССР, откровенно издевался.

Волтерс оказался в СССР уже на закате эпохи «иностранных специалистов». Она началась в 1929 г., когда стало ясно, что без массированного импорта в СССР иностранных промышленных технологий, невозможно намеченное Сталиным быстрое строительство тяжелой и военной промышленности. Среди шести тысяч иностранных специалистов, в основном инженеров, проектировавших промышленные предприятия и налаживавших закупленное на Западе оборудование, оказалось несколько десятков архитекторов. В том числе звезды европейской архитектуры – Эрнст Май, Ханнес Майер, Бруно Таут, Ганс Шмидт. Кроме того, в СССР строились здания по проектам Эриха Мендельсона и Ле Корбюзье.

Не все были фанатичными коммунистами, как бывший директор Баухауза Ханнес Майер. Но абсолютное большинство в меньшей (как Май) или в большей (как Корбюзье) степени склонялось к коммунизму. Левые европейцы, мечтая о реализации собственных творческих планов, старались увидеть в СССР только хорошее.

Волтерс смотрел на советскую жизнь открытыми глазами. То, что он увидел, вероятно, облегчило ему в дальнейшем компромисс с национал-социализмом. Ничего страшнее быть просто не могло.

Книга Волтерса чрезвычайно интересна как минимум в двух отношениях. Во-первых, это подробное и вдумчивое описание того как жили и работали советские люди в начале тридцатых – в эпоху о которой сохранилась крайне мало документальной информации. Советская пресса и литература того времени о реальной жизни сознательно врали. Честных мемуаров советские люди, пережившие коллективизацию и индустриализацию, не писали. Это было бы самоубийством. Поэтому историческая и научная ценность немногочисленных книг, написанных иностранцами, побывавшими тогда в СССР, чрезвычайно велика.

Во-вторых, Волтерс в своей книге, сам того не зная, приоткрыл завесу над одним из самых таинственных, засекреченных и важных моментов истории советской архитектуры и советской экономики. Но об этом ниже.

Еда и жильё

В мае 1932 г. Рудольф Волтерс приехал в Москву, где получил назначение в Новосибирск, проектировать тамошний вокзал. Всю дорогу до Новосибирска вагон сопровождала стая пяти-десятилетних беспризорников. Они ехали в тамбурах, в ящиках для инструментов под вагонами, на крыше. От этого тень вагона, бегущая вдоль рельсов, приобретала фантасмагорические очертания.

Первое впечатление от Новосибирска: по улице, ведущей к вокзалу, солдаты с примкнутыми штыками гонят толпу грязных и измученных, нагруженных скарбом крестьян всех возрастов – человек двести. Впоследствии Волтерс наблюдал эту картину едва ли не ежедневно.

От венгерского инженера-строителя, с которым Волтерса сначала поселили в одной комнате гостиницы, он с разочарованием узнал, что вокзал в Новосибирске уже строится. Но новый коллега успокоил – уже готовые фундаменты вокзала взорвали, потому что был принят новый проект. Но и второй проект подлежит переделке, так что работы у Волтерса будет много.

Новосибирск, важнейший железнодорожный узел Сибири с населением около 200 тысяч человек, представлял собой тогда на взгляд Волтерса хаотическое море деревянных изб. Только на главной улице, невероятно длинном и прямом, уходящем прямо в степь Красном проспекте стояли несколько новых каменных зданий. Очень мало машин, в основном немецкие грузовики. Главный аттракцион – два легковых «Паккарда». На одном ездил генерал «сибирской армии», на другой – «партийный шеф».

Население Новосибирска очень плохо одето и еще хуже обуто. В основном все носили лапти. В глаза бросалось огромное количество военных на улицах. Перед лавками на главной улице стоит охрана с примкнутыми штыками.

Поразительным для «буржуя» Волтерса оказалось классовое расслоение советского общества. По сравнению с советскими служащими, иностранные специалисты снабжались «по-княжески», причем сами русские воспринимали это как должное. Волтерс получил продуктовую книжку, по которой мог отовариваться в специальном магазине для иностранцев. Там продавались одежда и обувь – но не всех размеров, граммофоны, но без пластинок и иголок, еда – соответственно нормам, предписанным владельцу карточек, молоко и яйца – «если они там случайно оказывались».

Над прилавком в распределителе для иностранцев висел большой плакат по-немецки: «Ленин живет в сердце каждого честного рабочего», а витрины были декорированы красными тканями и портретами Ленина и Сталина

Открытых магазинов было мало, продукты в них – плохие и дорогие. Все снабжались через «закрытые» лавки на предприятиях. Русские инженеры по карточкам вовсе не получали белого хлеба, масла, молока, яиц. При этом они часто платили за продукты питания вдесятеро большую цену, чем иностранцы. Специальные продуктовые карточки превращали иностранцев в привилегированный класс. Такими же привилегиями обладали высшие чиновники, партийные функционеры, военные и ГПУ. У них были свои закрытые магазины.

При этом снабжение продуктами предприятий было неодинаковым. Лучше всего снабжались сибирский «Золотой трест» и предприятия Наркомата тяжелой промышленности. Кроме того, внутри предприятий снабжение инженеров и руководства сильно отличалось от снабжения рабочих. При одинаковых ценах рабочие получали меньший набор продуктов и в намного меньших количествах.

На железнодорожном предприятии, где работал Волтерс, было три закрытых столовых. Одна предназначалась для рабочих и мелких служащих с зарплатой от 80 до 150 рублей в месяц. Обед в ней стоил полтора рубля и был очень плохим. Вторая обслуживала начальство среднего уровня и инженеров с окладами от 200 до 500 рублей. Обед в ней стоил 4 рубля. Третья столовая предназначалась для высшего руководства с окладами от 600 до 900 рублей. Столы были со скатертями, и обслуживали здесь официантки. Обед был вполне приличным и стоил 2,5 рубля. Волтерс был приписан к этой столовой. Большинство инженеров и техников предприятия даже не знало о ее существовании. Допуск во все три столовые тщательнейшим образом контролировался.

Еще более дикой была ситуация с жильем. Самым роскошным жильем в городе, по словам Волтерса, были две современные трехкомнатные квартиры. В одной жил начальник военного округа, в другой – начальник местного ГПУ. Отдельные двухкомнатные квартиры имели только высшие чиновники и партийцы. И немногие женатые иностранные специалисты. Женатые русские инженеры имели одну комнату. С очень большой семьей – две. Холостые на отдельную комнату рассчитывать не могли.

«Как живут мелкие служащие и рабочие, я не хочу описывать. Мне никто не поверит, если я скажу, что холостые рабочие живут по 20-30 человек в одной комнате в казармах или бараках, многие семьи делят одну комнату и так далее... В России пропаганда непрерывно грохочет уже 15 лет, так что товарищи действительно верят, что по сравнению с немецкими рабочими они живут в раю».

За несколько месяцев до приезда Волтерса в Москве произошла художественная революция. Сталин фактически отменил современную архитектуру и ввел неоклассицизм. Объяснялось это возросшими культурными потребностями масс. Одновременно была прекращена разработка массового жилья в масштабе всей страны и изменены нормы проектирования. Волтерс получил комнату в здании, построенном уже по новым нормам. Комната размером 3х5 м имела высоту 4,5 метра. В это же время в Новосибирске началось строительство огромного театра, достроенного с большой помпой уже во время войны. Волтерс замечает: «Здание театра было маленьким, уродливым и очень редко полным. Это не помешало государству начать строительство гигантского театра на 4000 человек. Неслыханное безумие, которое горько отомстит за себя».

Похороны

(В главе «Жизнь и смерть» Волтерс описывает поразительный похоронный обряд, в котором ему однажды пришлось самому принимать участие).

Многолюдные похоронные процессии с духовым оркестром, медленно тянувшиеся по «Красному проспекту» за грузовиком или телегой с гробом, обтянутым красной материей были неотъемлемой частью общественной жизни Новосибирска. Группы сопровождающих несли транспаранты и красные флаги, похожие, как замечает Волтерс, на церковные, но с другими эмблемами. Репертуар капеллы состоял из двух траурных маршей: «Я слышал их в Новосибирске тысячи раз и когда сегодня я вспоминаю этот город, то в ушах у меня снова раздается тягучая, несказанно безысходная музыка».

Вскоре после приезда Волтерса попал в аварию на железной дороге и погиб упоминавшийся уже выше его коллега-венгр. Доставленный на предприятие гроб с телом был выставлен в «красном уголке» и началась работа. Гроб обивали красной тканью, стены «уголка» декорировали портретами Ленина, Сталина, других партийных вождей. На полу сидели молодые чертежницы, которые плели венки и писали транспаранты. Они болтали, смеялись, и вообще находились в хорошем настроении – для них это была смена обстановки, что-то вроде праздника. Ночью вокруг гроба стоял почетный караул, сменявшийся каждый час. Утром пришлось постоять и Волтерсу, одновременно с руководством предприятия.

Похоронная процессия представителей рабочих и начальства с транспарантами и знаменами несколько часов добиралась до кладбища. Над открытым гробом было произнесено восемь длинных речей – о коммунизме, Сталине и пятилетнем плане...

Работа

На производстве царил чудовищный хаос. Несколько недель начальство решало, чем Волтерс будет заниматься. Еще несколько недель он ждал необходимой технической информации, но так и не дождался. Его успокоил русский коллега: «Чертите себе спокойно все, что хотите... Все равно то, что чертится, выстроено не будет. Вы, немцы, вечно создаете себе ненужные хлопоты».

Волтерс отказался участвовать в разработке деталей уже готового проекта главного вокзала Новосибирска. Во-первых, поскольку рассчитывал на самостоятельную работу, а во-вторых, потому что этот проект (уже второй по счету), был, по его мнению, гораздо хуже первого, разработанного двумя годами раньше в Киеве. Недовольные им архитекторы Новосибирска добились отмены проекта и того, чтобы взорвали уже готовые фундаменты. Новый проект вокзала по оценке Волтерса был сделан с серьезными ошибками и неминуемо нуждался в переделке.

В результате Волтерсу поручили экспертизу уже разработанных чертежей вокзала. Вокруг проекта вокзала началась закулисная борьба, которая сделала Волтерсу более или менее ясной смысл и роль различных организаций, в частности ГПУ, партии и профсоюзов.

Волтерс с интересом описывает структуру советских предприятий. Во главе стоит “треугольник” — директор, секретарь парторганизации и председатель профкома. Все — члены партии. Рядовые члены партии образуют что-то вроде полицейских частей, строго контролирующих исполнение распоряжения ЦК. Члены партии так распределены, чтобы в каждой рабочей группе от 5 до 20 человек был один партиец. Рядовые трудящиеся объединены профсоюзом. В неделю проходит от двух до трех профсоюзных собраний, на которых трудящиеся исправно голосуют за повышение норм и увеличение «добровольных» выплат государственных займов, достигавших 12% зарплаты.

Волтерса поражала «любовь русских к собраниям» и радость, с какой встречалось любое падение начальственных персон. На одном из профсоюзных собраний ответственными за невероятные затяжки с проектированием и строительством вокзала были объявлены два ведущих инженера. «Трудно описать, с каким злорадством и удовольствием все в течение вечера топтали обоих инженеров, которые были виновны и невиновны так же точно как и все прочие. Иногда их поносили, чтобы скрыть собственную вину. Защищаться было бессмысленно, и через 24 часа обоих уволили, естественно отобрав у них продуктовые карточки».

Вечерние собрания и конференции отнимали бесконечно много времени. Они назначались обычно часов на шесть вечера, начинались с двух часовым опозданием и не приносили никаких результатов. Произносились бесконечные речи, причем каждый оратор считал нужным повторить сказанное предыдущим. Больше всех говорили те, кто меньше всего понимал в обсуждаемом предмете. Даже если речь шла о вполне деловых вопросах, удержаться в теме было практически невозможно: «Если обсуждается, к примеру, расположение санитарных узлов на вокзале, то длится это недолго, вскоре начинается дискуссия о том, действительно ли ватерклозет – английское изобретение, или больше немецкое, поскольку в Германии ватерклозетов больше, чем в Англии – по статистике. Кто-то замечает: «По статистике – это же смешно. Статистика никогда не бывает верной, особенно в капиталистических странах». Затем речь заходит о капитализме, о коммунизме, о Красной армии, о неслыханном обращении японских промышленников с китайскими кули. Разговор возбужденный, кто-то гневается, кто-то смеется, все крутят цигарки и ни к чему не приходят».

«Читайте газеты!»

Рудольф Волтерс был достаточно общителен, доброжелателен и любопытен, чтобы минимально освоив язык, завести себе множество советских знакомых. Его непрерывно приглашали в гости, и он сам принимал гостей в своей роскошной, (то есть предоставленной ему одному!) комнате. Традиционное гостеприимство русских, которое Волтерс не забывает отметить, ограничивалось чудовищной бедностью. Стандартное угощение – немного черного хлеба, селедка и водка. Гостей Волтерса поражали привезенные им самые обыкновенные иностранные вещи. Волтерс получал иногда посылки из дома с сигаретами и был потрясен тем, с какой радостью его русские знакомые получали в подарок пустые пачки из-под сигарет с фольгой. Он даже написал домой, чтобы ему присылали пустые пачки. Впоследствии, когда перед отъездом из Новосибирска весной 1933 г. он должен был срочно согласовать с множеством инстанций законченные проекты, запас пустых пачек из-под сигарет сильно ускорил дело.

Со времен революции прошло 15 лет, с начала индустриализации, уничтожившей хрупкое благополучие, которое сложилось благодаря нэпу к середине 20-х годов – пять, но люди, которых описывает Волтерс, кажется ни о чем не помнят, и не представляют себе иной жизни, чем та, которую ведут. И иных общественных отношений.

Волтерс с состраданием описал странное общество, состоящее как бы из одних инфантильных подростков. Члены этого общества лишены свободы воли, свободы выбора, чувства собственного достоинства и, кажется, не понимают, что такое бывает вообще. Начальство состоит из таких же подростков, только облеченных доверием.

Фантасмагорические планы грядущих успехов плохо состыковывались в сознании собеседников Волтерса с катастрофической реальностью. Однажды Волтерс поехал на трехдневную экскурсию по Оби на старом пароходе. Раньше он назывался «Екатерина», а теперь «Дзержинский» («в честь знаменитого организатора транспорта» – уточняет Волтерс). На главной палубе располагались каюты первого и второго класса. Среди пассажиров было много партийцев, военных и сотрудников ГПУ. Нижняя палуба была плотно забита массой нищих оборванных людей. Волтерс пишет, что теперь это зрелище уже не казалось ему таким ужасным как в первые дни пребывания в Сибири. В спасательных шлюпках зайцами ехали бездомные дети. Каждый день матросы под смех и оживление публики устраивали налеты на их убежища.

На пароходе Волтерс встретил профессора медицины Томского университета, который ездил на Алтай выбирать место для нового курорта. Это был убежденный партиец, с гордостью носящий на груди орден, который, как замечает Волтерс, приносил ему 40 рублей ежемесячной прибавки к зарплате. Профессор показал сделанный им самим роскошный проект нового курорта с бассейнами, фонтанами, гостиницами и музыкальными площадками.

«Да, – подмигнул он мне, – еще пара лет и мы и здесь обгоним Европу. На Алтае есть все мыслимые минеральные источники. Не хватает только пары железнодорожных линий». Я знал, как обстоит дело с железнодорожными линиями на Алтае, и вообще в СССР, и промолчал.

«Выпьем за строительство социализма» – он чокнулся со мной стаканом водки, и я невольно подумал о пролетариях на нижней палубе, на чьих спинах мы, пассажиры первого класса, сидели.

«Взгляните на рыбаков вон там, на берегу, которые должны ловить рыбу согласно московским планам, – сказал я. – Они тоже верят в социалистический рай? Они ждут уже 15 лет исполнения своих желаний, товарищ профессор, и сегодня им приходится хуже, чем раньше. Конечно, им и раньше было не позавидовать, им нужно было ловить рыбу и ее продавать; но пара копеек имела все-таки смысл, они могли, даже если и не многое, но кое-что купить. Сегодня, как и раньше они ловят рыбу, но теперь они должны выполнять предписанный им слишком высокий план, а деньги, которые они получают, не имеют цены»

«Дорогой товарищ, почитайте Вы, наконец, газеты! Как счастливы эти люди! И как счастливо будут жить их дети и внуки! Собственно, мы этого уже достигли. Первого января, когда начнется второй пятилетний план, уровень жизни этих людей увеличится втрое. Сталин это четко сказал. Вы должны читать газеты. То, что вы видите своими глазами, создает у вас неправильное представление о нашей системе!»

Совет читать газеты, вместо того, чтобы делать выводы из увиденного, Волтерс слышал неоднократно. Он даже приводит услышанный им анекдот на эту тему: учитель рассказывает в классе, что на Тверской улице построена новая фабрика. Ученик: «Я живу напротив, там уже пять лет один только забор». Учитель: «Дурачок, читай газеты, там это написано черным по белому».

Впрочем, безудержный фанатизм излучали в основном члены партии. На вечеринках, которые устраивали знакомые Волтерса, партийцев чаще всего не было – «потому что тогда невозможна была искренность в общении и редко возникало радостное настроение. Но между собой мы могли беседовать о Гитлере и Сталине, о государстве, религии и о многом другом. В целом не члены партии были настроены против режима, но определенный национализм не позволял им отрицать все от начала до конца. Все, однако, постоянно повторяли: «Да, пока еще плохо, но подождите первого января, тогда начнется второй пятилетний план, и тогда, как обещал Сталин, жизнь станет намного лучше». Действительно ли они в это верили, я не знаю. Диктатор пользовался уважением, но его командиры в провинции, партия и ГПУ вызывали ненависть и страх. Принуждение и ограничение свобод тяжело давили на всех и заставляли вопреки пропаганде и обещаниям ненавидеть систему».

***

Это очень любопытный психологически момент. Индустриализация была начата под заведомо лживым лозунгом скорейшего экономического развития страны и улучшения уровня жизни. Реально же происходило нечто обратное – ускоренное строительство тяжелой и военной промышленности любой ценой, не считаясь с потерями и за счет снижения уровня жизни населения до физически возможного минимума. И, помимо прочего, за счет практически полного прекращения производства товаров народного потребления. Людей обманом и насилием заставляли заниматься работой, которая заведомо не могла им принести никакой пользы.

Волтерсу, наблюдавшему безумную сталинскую экономику со стороны, был очевиден блеф, но его советские знакомые, далеко не все дураки, и далеко не все члены партии странным образом верили в обещанное Сталиным волшебное повышение уровня жизни в момент окончания первого пятилетнего плана. Такое тотальное одурачивание массы взрослых людей казалось ему невероятным. Но насчет судьбы следующего поколения у Волтерса сомнений не было: «Бедные дети вырастают в яслях, детских садах и школах (если таковые имеются в наличии и если родители благодаря своему положению или членству в партии имеют к ним доступ) и с самого начала получают такую прививку коммунизма, что приобретают иммунитет ко всему, что исходит не от Сталина».

Источник: http://magazines.russ.ru/studio/2005/9/hm12-pr.html

Перейти к оглавлению

Свои замечания и дополнения отправляйте на электронную почту пермского Молодёжного «Мемориала» pmem@yandex.ru.

Методическое пособие «ИСТОРИЯ СТАЛИНСКОЙ ЭПОХИ»

Скачать целиком (.zip, ~403 Мб)