Рудольф Веденеев и дома его памяти

Автор: Владислав Дрожащих

28.04.2018

Одну из выставок известный пермский художник и скульптор Рудольф Веденеев хотел назвать «Памятник – дом памяти». О домах памяти пойдет речь.

Веденеев на улице Веденеева

Несколько лет назад в памятные майские дни в Перми выставка Веденеева работала на улице Веденеева. Улицу что ли в честь художника успели назвать? Поспешим уточнить: на улице Академика Веденеева открылась тогда выставка Рудольфа Веденеева.

Экспозиция, посвященная Великой Победе, начиналась композицией с обычным уличным почтовым ящиком со старого двора, где рос Рудольф в сороковые-пятидесятые годы. Над общим дворовым ящиком вереницей взлетали солдатские письма-треугольники. Художник вспоминает, как в детстве этот почтовый ящик принес трагическую весть с фронта, в марте 1942 года пришла похоронка на отца, погибшего под Ржевом. После войны приехал фронтовой товарищ отца и сказал, что убитым его не видел. «Долгие годы мать ждала отца, смотрела все приходящие в дворовый ящик письма и брала меня с собой на вокзал встречать поезда с войны».

Перед уходом на фронт отец оставил двум своим маленьким сыновьям и дочери письма, в которых предугадал характеры каждого. Позднее Веденеев скажет: «Я тоже не видел отца убитым, для меня он остался автором оставленных перед уходом на войну писем». Оказалось, это письма-прощания, письма-завещания, письма, которые идут к своим адресатам всю жизнь.

Памяти отца и матери Р. Веденеев посвятил скульптурную композицию «Проводы», которая должна была стать памятником в сквере Уральских добровольцев, но так и осталась проектом.

Начало очищения

Исторической памятью пронизано творчество нашего земляка. Прежде всего, это касается его мемориальных проектов и станковой скульптуры. Его произведения хранятся в Третьяковской галерее, Пермской художественной галерее, в музеях Перми, Чердыни и Москвы, музее и центре Данте в итальянском городе Равенна.

Задумано было много, а вот реализовано с десяток проектов. Из них – памятник русскому писателю и политическому сидельцу Вишерлага Варламу Шаламову в Красновишерске. По иронии судьбы памятник установлен на улице Дзержинского. Остается добавить, что и сам скульптор в далекие советские годы был политзаключенным.

Тогда можно было пострадать за невинное по нынешним меркам увлечение самиздатом – книгами Солженицына, изданными позже у нас огромными тиражами. В 1989 году Р. Веденеев стал одним из победителей всесоюзного конкурса на проект памятника жертвам политических репрессий, и памятник был предложен для установки на Чукотке. Это фигуры людей, взлетающих на штыках из стальных труб, одновременно напоминающих кресты и решетки. Там дуют сильные ветра, и в трубах должны быть отверстия – тогда памятник мог бы звучать, как реквием самой природы. Веденеев познакомил с проектом Александра Солженицына, жившего тогда в американском Вермонте. И вот оттуда в Пермь пришло письмо, отпечатанное на пишущей машинке и датированное 30 января 1990 года:

«Уважаемый Рудольф... ! (Простите, Вы не назвали Вашего отчества). Письмо Ваше от 26. 12 получил 27. 1, со всеми, надеюсь, вложениями. Большое спасибо, это все очень интересно и дорого знать, что это – в далекой Перми.

Скульптура Ваша нравится мне. Памятник имеет несколько вариантов, самый сильный тот, где несколько фигур в отчаянии пытаются выкинуться. О месте постановки мнения не имею. Да когда-то их будут ставить не один. Но сегодня, откровенно сказать, важнее всяких памятников – спасение младших школьников от невежества и растления (впрочем и памятники тому сослужат).

Спасибо за теплые пожелания, и сам шлю Вам самые добрые!

Привет Вашим друзьям. А. Солженицын».

Р. Веденеев прокомментировал ответ нобелевского лауреата: «Я хотел показать свою последнюю работу человеку, чье имя было для нас на протяжении многих лет символом художнической честности. Более 25 лет назад, прочтя его «Ивана Денисовича», а позднее в самиздате «В круге первом», «Раковый корпус» и другие произведения, я начал думать, что значит жить не по лжи. Начиналась работа души, которая для моего поколения была началом очищения».

Первостроители

О КамГЭСе с его речным морем каждый пермяк знает с детства. Считается, что за стройку принялись в 1949 году, а Веденеев сделал запрос в госархив, и ему ответили, что стройка разворачивалась в начале 1930-х, а прекращена была в 1939 году по причине «вредительства». На нескольких своих выставках художник потом показывал работу о первостроителях, из тех самых 30-х. На огромном баннере – фото-живописная композиция: КамГЭС с одного берега на другой. Упирается ГЭС в левый берег реки, где начинается улица художника Сурикова. А неподалеку Веденеев поставил памятный крест – на предполагаемом месте гибели великого князя Михаила Романова. На противоположном, правом берегу начинается улица художника Репина. Хорошо, что в Перми так чтят художников. Но это прикрытие. На самом деле на левом и правом берегах были зоны, там сидели строители станции.

Бывший первый секретарь обкома партии Борис Коноплев, а в годы второй очереди стройки ее парторг рассказывал Веденееву, что на гайвинском берегу сидели «тихие», а на пермском – «буйные». «Тихие» – политические, «буйные» – уголовники. Среди «тихих» были те, кто якобы сомневался в техническом превосходстве СССР над Германией, за то и сидели.

В экспозиции был представлен мартиролог пострадавших от репрессий, даны графические портреты зеков-первостроителей.

Веденеев убежден, Варлам Шаламов чисто случайно избежал участи строителя ГЭС, потому что успел освободиться. Вполне могли стать строителями гидростанции поэты Осип Мандельштам и Борис Пастернак. Первому после вмешательства партийного вождя Бухарина и того же Пастернака реальный срок в 1934 году был заменен на чердынскую ссылку. А Пастернака спасло заблуждение следователя, который занимался делом Мейерхольда и посчитал, что поэт уже отсидел по этому делу.

У Веденеева есть проекты мемориальных композиций обоим поэтам. Пастернак, например, возникал на лестничном сходе в створе улицы Осинской на высоком берегу Камы. А Мандельштам повис в воздухе, прыгнув из окна чердынской больницы.

Есть ли счастье в жизни?

А в жизни творца?

Однажды Веденеев рассказал мне такую байку из своей жизни: «Счастье в жизни есть», – твердил мне Петров, когда мы вдвоем в воскресенье, наш законный выходной день, обессиленные, сидели в полуразгруженном вагоне со стокилограммовыми кулями изюма. «Где ты видел счастье?» – спросил я его. Циник Петров повторил, что счастье есть... в конце вагона.

Счастье в жизни, действительно, есть».