Есть ли границы объективности и оценки в социальных науках? Какова гражданская, социальная и интеллектуальная ответственность историка, социолога или философа? Этими вопросами задавались участники круглого стола "Правда и целесообразность в исторических исследованиях", прошедшего в Международном "Мемориале" 13 ноября 2015 года.
В обсуждении в рамках фестиваля премии "Просветитель", учрежденной фондом Дмитрия Зимина "Династия", приняли участие писатель и телеведущий Александр Архангельский, автор интеллектуального бестселлера "Сталин. Жизнь одного вождя" Олег Хлевнюк, заместитель главы Совета научно-информационного и просветительского центра (НИПЦ) "Мемориал" Никита Петров и председатель Правления Международного "Мемориала" Арсений Рогинский. Модератором дискуссии была журналист Татьяна Малкина.
– Первая – просталинская, и она очевидна. Поскольку в книге я пытался показать, что происходило в период сталинского правления более-менее объективно, это, конечно, не устраивает поклонников вождя. А вторая позиция – крайняя с другой стороны. Она заключается в том, что это был просто маньяк, который находил большое удовольствие в уничтожении людей. Всякого рода объяснения применительно к этой личности абсолютно недопустимы. Сегодня в России особо острый характер приобрело извечное противоречие между массовыми историческими представлениями и профессиональной историографией. В определенном смысле сообществу историков брошен вызов.
- Что в этих условиях делают и что должны делать историки? Как им противостоять нажиму с одной стороны массового исторического сознания, а с другой – тех, кто готов заниматься умалчиванием, фальсификациями, передержками ради "благородных" целей или коммерческих интересов, когда книги, написанные в одном ключе, будут продаваться, а в другом – нет?
– Сообщество историков, у нас, к сожалению, слабое. Оно в значительной своей части довольно легко подвергается новым веяниям, отказывается от профессиональных позиций, допускает в своих рядах непрофессионализм, а то и прямые фальсификации. Оно отказывается говорить прямо своим членам о том, где они ошибаются или переходят грани допустимого. Более того, у нас отсутствуют даже инструменты для того, чтобы запустить эти механизмы.
Александр Архангельский указал на деинституанализацию как на причину существующих проблем:
– Деинституанализация, частью которой является попытка уничтожить общество "Мемориал", началась не сегодня. Один из элементов этого процесса – разрушение профессионального сообщества. Есть ли у нас в запасе историческое время на восстановление институтов? У меня нет ответа. В любом случае надо свою работу делать. Помимо того, что мы разрушили институты профессионального сообщества, мы не сложили института широкого проговаривания важных академических проблем. Как мне сообщить что-то такое важное и при этом не распылить все в полную ерунду? Это не такая простая задача, как кажется.
Когда выступает государственный орган и ясно говорит, что он хочет видеть в трудах историков, и, вообще, что можно, а как нельзя, наука перестает быть наукой - уверен Александр Архангельский.
?Как обращает внимание Никита Петров, и без того слабое академическое сообщество подвергается давлению со стороны государства, предъявляющего к историкам свои утилитарные требования:
– Мы видим явный государственный заказ в отношении историков. Когда начали формулировать идею единого учебника истории, говорить, что именно история должна воспитывать патриотизм в подрастающем поколении, стало понятно: речь идет о том, чтобы выхолостить любую научную суть из истории. Когда выступает государственный орган и ясно говорит, что он хочет видеть в трудах историков, и как, вообще, можно, а как нельзя, наука перестает быть наукой.
МИД РФ не приемлет формулы равной ответственности СССР и гитлеровской Германии за развязывание Второй мировой войны, называя это "фальсификацией истории". Не подведен итог 70-летнему правлению советской власти, не дана юридическая оценка совершенных государством за это время деяний. Массовым сознанием не осмыслены важнейшие периоды истории нашей страны, - подчеркивает эксперт.
– В 1992 году была образована специальная Комиссия по передаче документов КГБ СССР на государственное хранение. Мы [члены "Мемориала"] представляли рабочую группу этой Комиссии. Нам в КГБ дали два или три стола, и мы бесконечно много читали, смотрели и писали разных регламентов. Все документы, с которыми мы имели дело, были не просто засекречены – это были "Особые папки" за все годы. Надо было рассекретить. И мы отдаем все это на ксерокопирование. Иду я, как руководитель рабочей группы, к Анатолию Краюшкину [начальнику Отдела регистрации и архивных фондов МБ – ФСК – ФСБ РФ]. Но это же "Особая папка". Это Ежов – Сталину. Абакумов – Сталину. Берия – Сталину. Краюшкин не может рассекретить, может только один человек – министр безопасности РФ, Виктор Баранников. Идем к министру. Он: "Давайте папку". Начинает листать. И говорит: "Идет. Идет. Идет. Идет". Чего там только не было! Документы, про которые я был совершенно уверен, что их никто не рассекретит. Чемоданы с деньгами, которые возили братским компартиям. Какие-то диверсии. Политические убийства. Там был самый топ-секрет государства. И он совершенно спокойно говорит: "Идет". Потом одно откладывает в сторону. Проходит до конца, возвращается к этому и говорит: "А это зачем?". А что же было "это"? Документ, который я, как бывший учитель литературы, просто не мог не захотеть рассекретить. Донесение Абакумова Сталину от 1947 года о том, что, вообще-то, надо по поводу всех этих мерзавцев, которые в Краснодоне вешали, пытали и так далее устроить процесс. И все к этому процессу готово, но, к сожалению, в ходе подготовки выяснился целый ряд подробностей, которые совершенно не совпадают... с романом "Молодая гвардия"! Но он, Абакумов, понимает, как все это обойти, чтобы никаких несовпадений не было. Смотрит министр Баранников, ужас всякий спокойно рассекречивающий, на этот документ и говорит: "Это нельзя". Почему?! Мы идем обратно с Краюшкиным, заходим к нему в кабинет, и он отвечает: "Нецелесообразно". Литература – или что-то еще – сформировала массовое сознание, и оно ничем не отличается от сознания человека, который владеет полнотой информации. Который знает, как было по правде. Для него оказывается главнее то, чему он выучился с детства.
Никита Петров продолжил мысль о мифах:
– Почти 20 лет назад был опубликован документ о том, что история о 28 панфиловцах – выдумка. И сейчас, в тот момент, когда об этом снова стали говаривать, собираются деньги и снимают фильм "28 Панфиловцев" с этими догмами. Министр культуры РФ Владимир Мединский заявляет, что разговоры о "ненастоящем" подвиге 28 гвардейцев аморальны.
Александр Архангельский, в свою очередь подчеркивает:
– Это "гражданская религия". Мединский – адепт новой "гражданской религии". Это больше, чем идеология, это светская "религия", которая предполагает свои "святыни". Совершенно не имеет значения, как это было на самом деле, и это вошло в сознание.
Недостаточно назвать Сталина "кровавым тираном", это не способствует осмыслению истории. Противопоставить мифологии нужно спокойный разговор, доходчивые факты, считает Олег Хлевнюк:
Самый распространенный сталинский миф заключается в том, сажали лишь проворовавшихся чиновников. Этот миф настолько плотно въелся в наше сознание, что его стало модным использовать в современной политической борьбе.
В действительности же среди полутора миллионов жертв Большого террора было посажено и расстреляно порядка 40 тысяч чиновников, относительно небольшой процент от общего числа жертв. Нужно говорить и о демографических потерях в десятки миллионов человек, и о тогдашней коррупции, и о крайне низком уровне жизни при Сталине – таком, что современному человеку даже трудно себе представить. К примеру, по самым оптимистичным подсчетам историков за все правление Сталина на душу населения приходилось 4 квадратных метра жилья.
Я все-таки настаивал бы на том, что влияние государства в посттравматическом мифологизировании, конечно, имеет определенное значение, но нам лучше работать с самим мифом. Мы не можем изменить политику государства. Но мы можем бороться с мифом. И более того, не просто бороться, это я считаю профессиональным долгом историков, а рассказывать, как это было, сколько это стоило. Ответить хотя бы на два этих вопроса
Поделиться: